Забытый дневник

Более сорока лет дневник путешествия пролежал в архиве ученого. Страницы его не пожелтели, строки записей не выцвели, рисунки сохранили свежесть, а голубая незабудка, засушенная между его листами, казалась недавно сорванной.

Дневник принадлежал одному из видных геологов России, профессору Юрьевского университета Константину Ивановичу Гревингку^*, воспитавшему плеяду талантливых ученых.

^* (К. И. Гревингк родился в Эстонии, в городе Вильянди, 2 января 1819 года; умер 18 июня 1887 года в Юрьеве (Тарту) и похоронен на Иоганновском кладбище.)

Отрываясь временами от университетских обязанностей, он занимался изучением Прибалтики. Ее геологии он посвятил несколько десятков работ, создавших ему европейскую известность. Но первую радость славы принесло ему путешествие на Канин полуостров.

По окончании Тартуского, а затем Йенского университета, Константина Гревингка пригласили на должность ученого хранителя Минералогического музея Академии наук. Его знания и страстная увлеченность своим делом обратили внимание одного из выдающихся ученых - академика Георгия Петровича Гельмерсена. 29 мая 1847 года он направляет письмо министру просвещения графу С. С. Уварову с просьбой командировать Гревингка в Олонецкую и Архангельскую губернии для изучения их в геологическом отношении. Гельмерсен при этом обращает внимание на крайнюю бедность в Минералогическом музее "туземных горных формаций и окаменелостей". Столь печальный факт известен многим знающим дело посетителям музея. Академия "видела себя в неприятной необходимости сознаться в бедности своей перед иностранцами, предлагающими ей обмен дублетов в надежде через то приобрести коллекцию осадочных Торных пород"^*.

^* (ЛО ААН, ф. 2, оп. 1, 1847, д. 22, л. 2.)

Гельмерсен полагает, что этому легко было бы пособить, снарядив несколько экспедиций, не требующих больших затрат. Одной из них могла бы явиться поездка Гревингка в пределы полуострова Канина для исследования почв и составления коллекции окаменелостей. На командировку ученого Гельмерсен предлагал истратить 285 рублей из средств музея.

Однако министр народного просвещения нашел это предложение неудобоисполнимым из-за незначительности имеющихся у музея для этого сумм, тем более что "одно лицо не в состоянии в надлежащей полноте выполнить все предложения Академии и достигнуть тех результатов, каких надлежит желать, предпринимая подобную экспедицию"^*.

^* (Там же, л. 4.)

Гельмерсен не сдавался. Спустя 10 месяцев и 23 дня, 6 апреля 1848 года, он возобновил свое ходатайство. В нем, в частности, говорилось, что Гревингк снова обратился в Академию с просьбой об отправлении его в северо-восточные пределы Архангельской губернии, заявив, что он не рассчитывает ни на какое вознаграждение, кроме получения жалованья, и берется один справиться с задачами, которые ставились перед экспедицией. Академия наук просила лишь прогонные деньги в размере 95 руб. 96 коп. серебром и суточные на три месяца в размере 40 руб. 50 коп.

25 апреля граф С. С. Уваров дал наконец свое согласие на командировку Гревингка в Олонецкую и Архангельскую губернии.

Итак, со 136 рублями и 46 копейками Константин Гревингк отправился на Север тем путем, которым уже ходили Александр Шренк и Павел Крузенштерн - сын, Карл Бэр и Вильгельм Бетлингк. Его маршрут пролегает через Лодейное Поле, Петрозаводск, Пудожь, Архангельск. Он бродит по берегам и островам Онежского озера, которые еще в некоторой части не были исследованы в геологическом отношении.

Подобно многим полярным исследователям XIX века, Гревингк не замыкается в узком кругу своей специальности. Отдавая пальму первенства геологическим исследованиям, он уделяет большое внимание сбору ботанических и зоологических коллекций, изучению жизни народа, влачащего жалкое существование под гнетом самодержавия и нередко питающегося хлебом, испеченным со значительной примесью березовой коры.

Несколько дней он проводит в Архангельске. Ему нужно позаботиться о сухарях, чае, сахаре, лодке и гребцах. Все нужно купить, по возможности дешевле, ведь если не считать дорожных денег, он может истратить всего 40 рублей 50 копеек. Это все, что ему полагается на довольствие в течение трех месяцев.

Поистине необыкновенна щедрость министра народного просвещения!

И все-таки Гревингк доволен, что его отпустили в это путешествие из Петербурга.

Убеждение, что он странствует не без пользы, крепло в нем все сильнее по мере того, как он все дальше пробирался на север. На реке Пинеге он повстречал известняк, породы гипса, нашел богатые окаменелости и был уверен, что в его исследованиях "найдется кое-что, о чем доселе не было писано".

19 июня свое незамысловатое снаряжение Гревингк погрузил в лодку и отправился вверх по реке Кулою до села Каргополь. Четырнадцать часов не покладая рук трудились гребцы. Они плыли мимо живописных низких берегов, зарослей ив и кустарников, смотревших на свои отражения в воде. Но не красоты, а окаменелости искал Гревингк. Редко виднелись размывы, в которых можно было исследовать горные породы. Наконец настала пора удач. Берег стал возвышенным. Среди валунов он "заметил слюдяной сланец с зеленым гранатом, зеленую яшму, кварц и красный кварцит...". Потом пошли известняки и глинистые сланцы с окаменелыми остатками представителей древнего, давно исчезнувшего мира животных.

23 июня Гревингк был снова на берегу Белого моря в селе Семже.

Трудно странствовать ученому по Северу. Ведь на 3000-верстный путь от Петербурга до Канина полуострова и обратно ему выдано 136 рублей и 46 копеек. Собственно, в услугах трактиров и постоялых дворов он не нуждается. Он предпочитает спать под открытым небом в холщевой палатке: хорошо для здоровья и необременительно для бюджета.

И вот "лукавые семженцы" готовы предоставить ему карбас, но запрашивают непомерно высокую цену. Такими деньгами Гревингк не располагает. Он теряет драгоценное летнее время, не видя способа преодолеть это неожиданное и весьма серьезное препятствие к дальнейшему путешествию.

Наконец, ему удается нанять одномачтовый, "весьма печально оснащенный карбас"^*.

^* (К. И. Гревингк. Путешествие на полуостров Канин. СПб., 1891, стр. 10.)

На утлом ветхом суденышке плывет ученый по капризному своенравному Белому морю, волны которого опасны для трехмачтовых кораблей. Вокруг играют белухи и морские зайцы. Поморы пытаются поймать их в сети, но безуспешно.

С гребня на гребень ныряет карбас с одиноким древним парусом. Брызги воды бьют в лицо путешественнику; он промокает до нитки. Но он ни на что не жалуется. Лишь просит поморов идти как можно ближе к берегу, чтобы различать породы, слагающие полуостров.

Чем дальше на север, тем скупее природа. Сначала ивовые заросли еще украшают устья рек, а затем и они исчезают, и начинается однообразная унылая тундра.

Он осматривает "древние дюны, которые пришли в покой с поднятием полуострова", находит на их вершинах остатки морских раковин, что говорит о том, что некогда море покрывало эти места.

29 июня после тридцатичасового перехода по морю Гревингк достиг устья Большой Бугряницы, на возвышенных берегах которой он снова обнаружил морские раковины. Среди тундры виднелись конусы жилищ ненцев. Можно было сменить карбас на оленьи упряжки.

Гревингк направился к первому чуму и был принят как дорогой гость. В честь его хозяин заколол оленя. Затем хозяин повез ученого к другому чуму, где торжественный прием повторился и, к неудовольствию путешественника, затянулся на целых два дня.

1 июля Гревингк возобновил свое странствие. В его распоряжении было 12 нарт и 64 оленя. Ненцы вызвались довезти его до самой северной оконечности полуострова. Ночевали верстах в шести от устья Бугряницы. Отсюда исследователь поднялся на самую высокую точку Канинского кряжа, находившуюся на высоте 240 метров над уровнем моря. К северу от этого места простиралось однообразное плато, покрытое не менее однообразной растительностью тундры, с поблескивающими зеркалами небольших озер. Лишь у речки Лазарихи утомительная монотонность была нарушена "выступами белых кварцевых жил", но и они не заключали никаких минералов, а в сланцах встречались только гранаты.

Гревингк много раз жалуется в своем дневнике на скупость органической и неорганической природы. "Все время тундра, кочки, бугры и сопки". Но эти возвышения состоят либо из торфа, либо из песка. Только частые кварцевые жилы да обломки сланцев говорят о том, "что находишься в области древних пород...".

2 июля Гревингк продолжает свое путешествие, "передвигаясь со скоростью улитки".

Пусть скромны результаты его исследований, пусть не стихает в душе недовольство, пусть он жалуется на бедность собранных им коллекций, каждый прожитый на Севере день, каждая запись в дневнике дают ему право быть отмеченным в истории науки. Только спустя более сорока лет, в течение которых его дневник пролежит забытым, три замечательных геолога - А. П. Карпинский, С. Н. Никитин и Ф. Н. Чернышев - прочтут его, обработают и выпустят в свет в трудах Академии наук. Через десятилетия его записи и собранная таким тщанием и трудом геологическая коллекция восхитят ученых России и они на основе этих материалов создадут первую геологическую карту полуострова Канин.

Замечательно, что один из издателей дневника, академик Чернышев, путешествовал через 40 лет в тех же краях и мог "убедиться в замечательной полноте и точности приводимых в дневнике фактических описаний..."^*.

^* (Ф. Н. Чернышев. Предисловие к кн. К. И. Гревингка "Путешествие на полуостров Канин". СПб., 1891, стр. 3.)

Между тем Гревингк путешествует по берегам уже не Белого, а Баренцева моря. Снова жалуется он, что поездки не приносят приятных находок. "Грустное впечатление производит Ледовитое море и его безжизненные берега при холодной погоде и во время сильной облачности", - записывает он в дневнике.

Если ни тундра, ни море не дарят его ни одной интересной геологической находкой, то зато необычайно богаты его ботанические сборы.

Затем он предпринимает поездку от Канина Носа к истокам реки Кринки. Из-за тумана четыре дня теряет он в бездействии.

Следующие семь дней Гревингк разъезжает по тундре, исследуя разрезы на берегах рек и речек и изучая горы и отроги Канинского кряжа.

13 июля Гревингк расстается с оленьими упряжками и отправляется в плавание "на старом карбасе, не бывшем в употреблении уже в течение четырех лет и оснащенном кое-как самоедами... Наши простыни служили нам вспомогательными парусами", - грустно отмечает в дневнике путешественник^*.

^* (К. И. Гревингк. Путешествие на полуостров Канин. СПб., 1891, стр. 21.)

Он плывет на юг вдоль восточных берегов полуострова. Вблизи реки Рыбной и в ее устье Гревингк встречает обнажения известняка, в которых он находит неизвестные окаменелости. Чем дальше на юг, тем больше встреч с интересными разрезами и еще более интересными горными породами.

Позади остаются Микулкин Нос, Нерпичий остров, река Жемчужная. Вблизи последней, пока отдыхают его спутники ненцы, он отправляется в пеший поход к Терлопову утесу, являющемуся южной оконечностью Канинского хребта. Эта пронизанная лучами незаходящего солнца ночь станет одним из самых светлых воспоминаний о далеком путешествии, когда он один, с геологическим молотком в руках и котомкой за плечами шел по тундре, расцвеченной золотыми и розовыми головками полярных маков и голубыми брызгами незабудок. Они наклонялись под порывами ветра и как будто говорили ему о том, что будет много интересного в его большой жизни, но столь прекрасная ночь больше никогда не повторится.

Он исследовал расположение гребней, которые простирались уступами по направлению к Микулкину Носу, и собрал образцы горных пород. Эта работа так увлекла его, что он задержался в этом месте до 22 июля.

Все чаще встречались интересные разрезы, все больше было в пластах окаменелостей и все суровее становилось море, по которому они плыли на ветхом суденышке. Огромные волны, с шумом разбивавшиеся об обрывистый берег, нередко обрушивали соленые брызги на путников, словно желая им напомнить, чтобы они не забывали о плачевном состоянии своего карбаса.

Гревингк совершил пешком экскурсию к Лудловатому Носу от устья реки Губистой. На 20-верстном переходе он не встретил выходов горных пород, но на мысе ему "посчастливилось добыть несколько экземпляров хорошо сохранившихся" редких окаменелостей и много кораллов.

1 августа он направил свой путь к устью реки Чеши. Гревингку очень хотелось осмотреть южный и восточный берега Чешской губы до Бармина Носа, но денег могло хватить лишь на обратный путь. Он очень жалел, что не попал в места, где еще не бывал ни один ученый и сведения о которых были "заимствованы исключительно со слов самоедов".

По рекам Чеша и Чижа он пересек юг Канина полуострова и снова оказался на берегу Белого моря. Вскоре он был снова в Мезени, а затем направился уже знакомым маршрутом в Петербург, по пути обследуя ранее не осмотренные им интересные в геологическом отношении места.

Гревингк скромно оценивал результаты своих исследований.

"Хотя органическая и неорганическая природа глубокого севера вообще однохарактерна и в геологическом отношении представляет менее разнообразия, чем можно было бы ожидать, однако произведенные мною наблюдения будут, надеюсь, не бесполезны. Результаты всего путешествия могут служить материалом к познанию того обширного пространства, которое с востока ограничивается Уралом, а с запада последними пределами кристаллических пород Скандинавии."^*

^* (К. И. Гревингк. Геогностическая поездка к берегам Онежского озера и на Канин полуостров. "Известия, выдаваемые от Русск. Геогр. об-ва", вып. III, 1849, сгр. 112, 113.)

Наблюдения Гревингка помогли ученым объяснить важные факты геологической истории полуострова Канина, в частности "темный вопрос о метаморфическом происхождении многих из так называемых кристаллических сланцев, подтверждая этот способ их образования и выясняя даже существенные детали самого процесса"^*.

^* (А. П. Карпинский. Замечания о горных породах Канинского хребта. В кн.: К. И. Гревингк. "Путешествие на полуостров Канин", СПб., 1891, стр. 43.)

О том, что наблюдения Гревингка сохраняли свою научную ценность многие десятилетия, свидетельствует издание его дневника спустя 43 года после окончания его путешествия.

Гревингк больше не был в Арктике. Он занимался алмазными копями Урала, странствовал по Скандинавии и больше всего отдал сил познанию природы родной Эстонии. Но временами ему вспоминался ветхий карбас среди волн моря, ненецкий чум и утомительная езда на оленьих нартах, вспоминались ветер и дождь, туман и снег, ночлеги под открытым небом и кружка горячего чая с сухарями и на завтрак и на обед и на ужин. Часто снились ему тяжелые ящики с коллекциями горных пород и голубые брызги полярных незабудок, которые ему так и не удалось увидеть во второй раз.