Первые шаги

В 1970 году исполняется 125 лет со дня рождения одного из самых популярных научных обществ - Географического общества СССР.

В связи с юбилеем хочется напомнить, что инициаторами его создания были полярные исследователи Ф. П. Литке, Ф. П. Врангель и К. М. Бэр.

Этот триумвират начал обсуждать вопрос об организации Общества в первой половине 1844 года. Судя по письму к Ф. П. Литке от 26 апреля, Бэр соглашался с мнением сего знаменитого полярного путешественника о том, что "начать надо чем скорее, тем лучше". Он советовал, чтобы основанием Общества занимался по возможности узкий круг лиц, так как опасался, что "в противном случае ничего не выйдет". Бэр предлагал втроем составить первоначальный план и набросать проект устава. В крайнем случае он согласен был ввести в "рабочий комитет" четвертого члена - академика Г. П. Гельмерсена^*. Но, вероятно, Ф. П. Литке не настаивал на привлечении Г. П. Гельмерсена, так как впоследствии Бэр вспоминал, что "младенец появился на свет, хотя он имел троих отцов, в чем, впрочем, нет ничего необычайного"^**.

^* (Т. А. Лукина. К истории основания Русского географического общества. "Изв. Всесоюзн. геогр. об-ва", т. 97, вып. 6, Л., 1965, стр. 511.)

^** (Л. С. Берг. Всесоюзное географическое общество за сто лет. АН СССР, М.- Л., 1946, стр. 23.)

Важным событием явилось возвращение в Петербург А. Ф. Миддендорфа, только что блестяще закончившего свое путешествие на Таймыр, в Восточную Сибирь и Приамурский край.

Бэр вспоминал спустя 30 лет: "Это было славное время, полное оживления. Миддендорф вернулся из Сибири, и мы со своей стороны были одушевлены желанием воздать ему должное"^*.

^* (Л. С. Берг. Всесоюзное географическое общество за сто лет. АН СССР, М. - Л., 1946, стр. 23.)

На обеде в честь Миддендорфа было начато обсуждение вопроса о создании общества в присутствии большого круга ученых и моряков.

6 августа 1845 года царское правительство разрешило учредить общество и утвердило его временный устав, выделив ежегодную субсидию в размере 10 тысяч рублей. Главной задачей общества объявлялось "собрание и распространение в России географических сведений вообще и в особенности о России"^*.

^* (Русского географического общества, кн. I, СПб., 1846, стр. 9.)

7(19) октября 1845 года в конференц-зале Петербургской академии наук состоялось первое общее собрание членов Русского географического общества, подготовленное Ф. П. Врангелем. На нем присутствовали полярные исследователи М. Ф. Рейнеке, П. Ф. Анжу, Ф. Ф. Беллинсгаузен, А. А. Кейзерлинг, А. Ф. Миддендорф, А. И. Шренк, П. И. Крузенштерн.

Общество стало научным центром, объединяющим не только талантливых ученых и путешественников, но и многих представителей передовой русской молодежи, в которой, по словам П. П. Семенова, "начало уже пробуждаться русское народное чувство"^*.

^* (П. П. Семенов. История полувековой деятельности Императорского Русского географического общества, ч. I, СПб., 1896, стр. XXII)

Эти молодые люди вскоре организовали оппозицию проправительственной ориентации Ф. П. Литке, являвшегося фактическим руководителем общества. Они не разделяли его скептического отношения "к народным стремлениям и симпатиям". Эти юные деятели русской географической науки, по словам П. П. Семенова, "ждали не только сближения с русским народом и изучения его быта и национальных особенностей, но и освобождения его от крепостной зависимости"^*.

^* (. П. Семенов-Тянь-Шанский. Эпоха освобождения крестьян в России. Мемуары, т. III, Пг., 1915, стр. 13; См. также: Л. С. Берг. Всесоюзное географическое общество за сто лет. АН СССР, М.- Л., 1946, стр. 49, С. А. Токарев. История русской этнографии. Наука, М., 1966, стр. 215.)

Политические взгляды, которых придерживался Литке, и стремление не выпустить действий Общества за рамки официальной благонамеренности в какой-то степени претили даже его друзьям - Бэру и Врангелю. Бэр откровенно писал Литке, который был весьма встревожен горячими спорами на апрельском заседании 1846 года, что Общество погибнет, если на нем выслушивать доклады о действиях Общества и постановления его Совета. "Я даже взялся за перо, - продолжает Бэр, - чтобы присоединить свой голос к тем, которые хотят, чтобы после официального заседания, требующего, безусловно, определенного порядка, устраивались бы еще более продолжительные собеседования."^*

^* (Т. А. Лукина. К истории основания Русского географического общества. "Изв. Всесоюзн. геогр. об-ва", т. 97, вып. 6, 1965, стр. 514.)

В число членов Общества вошла значительная группа лиц, либо принадлежавших к кружку петрашевцев^*, либо близких к ним по своим политическим симпатиям, группа патриотически настроенной молодежи в составе Н. А., Д. А. и В. А. Милютиных, Я. и Н. Ханыковых, А. и М. Заблоцких-Десятовских, К. А. Неволина, И. И. Срезневского, П. П. Семенова, геолога А. Д. Озерского, этнографа Н. И. Надеждина (того самого Надеждина, который опубликовал в своем "Телескопе" знаменитые "Философические письма" П. А. Чаадаева, за что отправился в ссылку в город Усть-Сысольск, и о котором Н. Г. Чернышевский говорил как уме светлом и проницательном, смело двигавшем вперед науку^** и прежде всего этнографию).

^* (Известен донос на деятельность Географического общества, в котором указывается, что в состав этого общества вторглись "личности, пропитанные идеями Прюдона, Луи-Блана, Консидерана, Мадзини, Гарибальди и других мечтателей о слитии национальностей и образовании общенародных союзов". В документе далее отмечается, что эти личности проводят свои разрушительные идеи "коммунизма, социализма, демократизма и атеизма. К прискорбию, это проявилось в Географическом обществе..." (В. М. Штейн. Роль Всесоюзного географического общества в развитии русской общественной мысли. Изв. Всесоюзн. геогр. об-ва, т. 77, вып. 1-2, 1945).)

^** (Н. Г. Чернышевский. Очерки гоголевского периода русской литературы. Гослитиздат, М., 1953, стр. 171.)

Рассматривая перипетии борьбы в Географическом обществе, нельзя не вспомнить слова Герцена о том, что прогрессивные деятели этого времени не столько стремились сменить "ошейник немецкого рабства на ошейник рабства русского, сколько хотели освободиться от всех возможных ошейников"^*.

^* (А. И. Герцен. Развитие революционных идей в России. Собр. соч., т. VII, АН СССР, М" 1956, стр. 234.)

На выборах вице-президента 1850 года Ф. П. Литке потерпел поражение. Видная роль в Обществе в это время принадлежала замечательному исследователю Белого моря М. Ф. Рейнеке и полярному путешественнику Ф. Ф. Матюшкину, некогда стоявшим весьма близко к декабристам и поддерживавшим дружеские связи с Н. А. и М. А. Бестужевыми, Г. С. Батеньковым, И. И. Пущиным.

В новом уставе, принятом в 1850 году, когда руководство перешло в руки наиболее прогрессивно настроенной русской интеллигенции, подчеркивалось, что "Общество наше называется не просто только географическим, а Русским географическим обществом". В уставе очень обстоятельно объяснялось, что научные устремления Общества в связи с таким его новым названием не ограничатся только пределами России, а приобретут особое направление. "Дело все в том, что куда бы ни обращалось наше внимание, где бы ни устанавливались наши работы - в России ли или вне России, - везде и всегда это должно быть для России, имея в виду Россию."^*

^* (Отчет Русского географического общества. "Вестник Русск. геогр. об-ва за 1851", ч. I, кн. I стр. 4 (Подчеркнуто в оригинале. - В. П ).)

Такая патриотическая направленность деятельности Общества, по новому уставу, не противоречила достоинству науки. Наоборот, она должна была принести еще большую пользу "всемирным интересам науки землеведения".

В новом уставе особо подчеркивалось, что одной из главных задач Общества должно стать познание Севера Азии, Северо-Восточной Сибири, включая Камчатку и северные берега Чукотки от Колымы до Берингова пролива. На карте, приложенной к отчету Общества за 1850 год, было показано, что исследованием этих районов должна заняться особая экспедиция, на снаряжение которой "член-соревнователь" П. В. Голубков пожертвовал 30 тысяч рублей серебром, а граф Чапский "изъявил готовность" в течение пяти с половиной лет выделять ежегодно на эти работы по 5 тысяч рублей.

Ф. П. Врангель

Какие причины помешали состояться этой важной экспедиции, трудно сказать. Но первые годы существования Общества (в пределах первой половины XIX века) интересны не только влиянием на его деятельность передовой общественной мысли. Они отмечены вниманием Общества к развитию полярных исследований.

В ноябре 1846 года Врангель на годовом собрании членов Географического общества в докладе "О средствах достижения полюса" отмечал, что с 1497 по 1836 год одна лишь Англия снарядила 58 экспедиций для поисков северных морских путей, соединяющих Атлантический и Тихий океаны, но ни одна из них не достигла полного успеха. Вместе с тем, по его мнению, снаря- дители экспедиций, понимая сложность и малоисполнимость решения великой географической задачи, имели в виду "одну общую цель, не выражавшуюся в инструкциях".

"Эта цель, - продолжает Врангель, - более или менее была достигаема в каждой новой попытке и заключалась в том, чтобы питать дух предприимчивости и национальной благородной гордости стяжания лавров бескорыстными подвигами в пользу наук, торговли и мореходного искусства - залогов могущества и славы каждой морской нации."

Географическое исследование Севера Врангель справедливо считает составной частью государственной политики.

По мнению Врангеля, экспедиции последних десятилетий, снаряженные Россией, Англией и другими странами, убедили наконец кабинетных ученых, а моряки сами в том убедились, что ни Северо-Западный, ни Северо-Восточный проход не удобен для торговли. Этим и обусловлено перемещение интересов исследователей к новой цели - Северному полюсу. Англичане отправили в Арктику экспедиции Бухана (Букана) в 1818 году и Эдуарда Парри в 1827 году. Несмотря на то что Парри в это путешествие достиг только 82°45' с. ш., он 25 ноября 1845 года сообщил в письме Джону Барроу план новой экспедиции к Северному полюсу. Врангель находил его план нереальным. "Я не могу, - говорил Врангель, - разделить надежды капитана Парри на счет удобств ледяной поверхности для успешного по ней следования на север." Не разделял он и мнения Джона Барроу о том, что Северного полюса можно достичь на паровом судне, идя по меридиану северной оконечности Шпицбергена.

Врангель находил более целесообразным направить экспедиционное судно к северо-западным берегам Гренландии, в залив Смита, остаться там на зимовку и затем, как только море замерзнет, идти на собаках к северной оконечности Гренландии, создать там склад продовольствия и корма для собак, а другой склад продвинуть примерно на 200-220 километров к северу. Начать поход к Северному полюсу следовало в марте. Врангель находил, что если ей не удастся дойти до заветной цели, то она могла бы "совершить опись этой страны, никем еще не исследованной, и тем самым принести важную услугу общей географии".

Замечательное предвидение Врангеля впоследствии оправдалось. Рекомендованным им путем спустя шестьдесят три года прошел к полюсу американец Роберт Пири.

Однако правительственные круги России его проектом не заинтересовались. Не могло осуществить его и Географическое общество, на свои скромные средства оно готовило большое научное предприятие. В том же 1846 году Бэр, Врангель, Мид- дендорф, Кейзерлинг, Гельмерсен, Струве и другие ученые обратились в Совет Географического общества с предложением об организации научной экспедиции.

Авторы записки полагали, что экспедиция должна идти в малоисследованный край, изучение которого привлечет всеобщее внимание, а выполненные там наблюдения "будут иметь всю занимательность новости".

"Имея в виду эту цель, - говорилось далее в проекте, - отделение Русской географии обратило внимание свое на северное протяжение Урала... Об Уральском хребте известно уже столько, что мысль, будто он постепенно понижается к северу и, наконец, теряется в однообразных не заслуживающих внимания болотах, почитается ныне баснею."^*

^* (АГО, фонд канцелярии Географического общества (ф. 1), д. 5, ч. I, л. 4.)

Сведения, которые в разное время доставили науке Зуев, товарищ Палласа по путешествию, профессор Эрман, полковник Попов, ботаник Александр Шренк, доходивший до Северного Урала, академик Кейзерлинг и моряк Павел Крузенштерн, недавно изучавшие Печорский край, свидетельствовали о том, что, направив в эту полярную область научную экспедицию, Географическое общество может "окончательно разрешить важную географическую задачу".

Кроме изучения горных массивов, особое значение авторы придавали гидрографическим исследованиям.

"Действительно реки суть те пути, по которым расходится жизнь и просвещение, и системы Оби и Печоры получат важное значение для торговли на Севере, когда Сибирь потребует сбыта для своих земледельческих произведений."^*

^* (АГО, ф. 1, д. 5, ч. I, л. 5.)

Экспедиция должна выяснить, как далеко на север протянулась золотоносная полоса Урала и соответствуют ли действительности сообщения местных жителей о каменном угле на западных отрогах хребта.

Экспедиции предстояло определить границу вечных снегов, выполнить наблюдения за полярными сияниями и исследовать остатки древних животных. Особый интерес придавался выяснению возбуждавшей живое участие ученых задачи об отношении образования Уральского хребта к осадкам юрского периода, "открытие коих столь много удивило ученых", и о распространении палеозойских пород в западных массивах хребта.

В заключении проекта подчеркивалось, что "задачи науки должны иметь всегда первенство".

Географическое общество предложило возглавить Уральскую экспедицию Эрнесту Карловичу Гофману^*.

^* (Первоначально предложение было сделано А. А. Кейзерлингу, который дал согласие, но по прошествии некоторого времени сообщил, что "к искреннему сожалению, не может по домашним делам принять это лестное поручение". "Записки Русск. геогр. об-ва", кн. II, СПб., 1847, стр. 8.)

Эрнест Гофман, уроженец Тарту, поступая в университет родного города, собирался посвятить себя медицине, но вскоре понял, что его страстью является минералогия и геология. Он сопровождал Отто Коцебу в его знаменитом плавании на шлюпе "Предприятие". Потом путешествовал по Южному Уралу.

Когда ему было тридцать два года, судьба привела его снова в стены Тартуского университета, где он несколько лет читал лекции по геогностике. Потом опять потянуло в неведомые, малоизученные края. Он исследовал золотоносные месторождения в Сибири, затем скитался по Карелии и Финляндии, пытаясь проникнуть в тайны геологии этих интересных мест, и наконец стал профессором Петербургского университета.

Как только Русское географическое общество предложило ему возглавить свою первую научную экспедицию, ученый без колебаний согласился. Не изменил он своего решения и тогда, когда министр народного просвещения сообщил, что может отпустить его лишь на один год. Экспедиция была рассчитана на несколько лет и Гофман великолепно сознавал, что перед ним поставлен выбор. Он решил потерять должность профессора Петербургского университета, но не отказываться от руководства Уральской экспедицией.

Вместе с ним для исследования Северной Уральской страны отправились горный инженер Стражевский, магистр астрономии Ковальский, естествоиспытатель Брандт, участвовавший ранее в Сибирской экспедиции Миддендорфа, и топографы Брагин и Юрьев, направленные в экспедицию генеральным штабом.

Предполагалось, что в этом путешествии примет участие Павел Крузенштерн. Однако когда выяснилось, что экспедиция не будет разделена на две самостоятельные части, он попросил Географическое общество дать ему другое поручение, в частности, он предлагал взять на себя изучение некоторых неизвестных частей Печорского края, лежащих к западу от Урала^*.

^* (АГО, ф. 1, д. 5, ч. I, л. 67.)

Эрнест Гофман, готовя экспедицию, проделал исполинскую работу, следы которой хранят четыре тома архива Географического общества СССР.

В сферу действий были вовлечены власти Архангельской, Вологодской губерний, Главное управление Западной Сибири, Военное министерство, Корпус горных инженеров.

Кроме членов экспедиции, в предварительной работе горячее участие принимали фактический руководитель Географического общества Федор Литке, секретарь общества Андриян Головнин, сын знаменитого мореплавателя, и полярный путешественник Фердинанд Врангель.

В разработке инструкции для Уральской экспедиции приняли участие такие выдающиеся ученые, как А. Ф. Миддендорф, составивший программу зоологических исследований, академики А. Купфер и Э. Ленц, которые написали руководство по физическим наукам. Программа географических и геологических работ была составлена Гофманом совместно с академиком Гельмерсеном. В итоге план действий экспедиции включал значительно большее число научных вопросов, чем первоначальный проект. Добавились такие проблемы, как выяснение вопроса о поднятии берегов Северного Ледовитого океана, исследование магнитных явлений, барометрическое нивелирование гор, сбор ботанических и зоологических коллекций и наблюдений. В инструкции, утвержденной Советом Географического общества 12 марта 1847 года, цель экспедиции была сформулирована следующим образом:

"...Собрание материалов к составлению по возможности верной карты и подробного описания в физическом и естественно-испытательном отношениях Урала и обоих его склонов в пределах: к югу - 50-й градус широты, к северу - Ледовитое море, к востоку - черта, проведенная от Богословска к Березову и оттуда течение реки Оби; к западу - реки Колва, Вишерка, Печора до впадения в нее Усы, Уса и Коротаиха."^*

^* (Там же, л. 85.)

По подсчетам Общества, район действий экспедиции занимал около 12 тысяч квадратных километров, которые предстояло обследовать в течение двух лет.

Снарядители экспедиции отдавали отчет в том, что за столь непродолжительный срок нельзя сделать подробную съемку огромного пространства. Поэтому предложили путешественникам ограничить исследования выяснением "общего направления как главной оси Уральского хребта, так и побочных его ветвей", определением высоты основных горных вершин. Одновременно путешественники должны были изучить истоки и течения рек, вытекающих со склонов Северного Урала, а также долины, ущелья и разлоги, по которым проходят сообщения с одной стороны горного массива на другую.

В первый год работ экспедиции предполагалось израсходовать 5590 рублей, из них 2190 рублей на жалованье и 3400 рублей на путешествие. Исходным пунктом экспедиции был избран город Чердынь, куда Гофман прибыл 17 апреля 1847 года.

Прежде всего выяснилось, что здесь невозможно достать ни лошадей, ни корма для них. Это была неприятная неожиданность. При исследовании горных массивов транспортом могли служить только лошади. Чердынцы помогли Гофману одолеть это первое затруднение. Они договорились с "вогулом Кошелевым, который за 257 рублей серебром обязался содержать при экспедиции все лето 20 пар оленей с нартами и потребным числом проводников". Кроме того, Кошелев взялся выставить упряжки оленей в тех горах, которых должна была достигнуть экспедиция, а затем по окончании работ перевезти путешественников или в Чердынь, или в Березов.

Но Гофмана ждала еще одна неприятность: продовольствие для экспедиции, которое по просьбе Географического общества должны были заготовить местные власти, еще не было закуплено, не говоря уже о своевременной доставке припасов по зимнему пути в отдаленные районы будущих работ. Местные жители решительно советовали Гофману не брать с собой солонину, так как, по их словам, в горах при ее употреблении появляется цинга.

Гофман без промедления отправил в Пермь Стражевского и Брандта. Через пять дней Гофман сам приехал в этот город и убедился, что его помощники успели приобрести значительную часть припасов, "но еще многое оставалось сделать"^*.

^* (АГО, ф. 1, д. 5, ч. I, л. 186-191.)

Путешественников выручил из бедственного положения командир одной из воинских частей.

В конце концов Гофману и его спутникам удалось сносно подготовиться к предстоящему странствию.

18 мая он выехал из Перми в Чердынь.

Гофман решил разделить экспедицию на две половины, выделив из нее самостоятельный Вишерский отряд, поручив его горному инженеру Стражевскому.

27 мая прибыли гребцы, а через два дня отряды отправились в разные стороны.

Другая часть экспедици-и направилась из Чердыни в деревню Ветлан, где для нее была приготовлена барка.

Путешественник в течение четырех недель осматривал берега рек Колвы, Вишерки, Березовки, Вогулки, озера Чусовского, затем переправился через Печорский волок и снова продолжал плавание по рекам Волоснице, Печоре. Была выполнена верная съемка всех мест, по которым прошел отряд.

Гофман основное внимание уделял исследованию горных пород, геологических разрезов, сбору минералов. Нелегок был путь к горам Северного Урала. Сначала шли холодные дожди, потом вдруг вернулись заморозки, на смену которым пришли теплые дни, а вместе с ними дожди, бури и грозы.

В деревне Усть-Уньи Гофмана должна была ждать новая партия гребцов, которую обещал собрать для экспедиции 64-летний старик Собенин. У пристани путешественники нашли лишь несколько долбленых лодок "осиновок". Никаких других приготовлений к плаванию не было заметно. Гофман направился в деревню. Едва он поднялся на крутой берег, как увидел Собенина.

Ни разу не пришлось Гофману разочароваться в своем постоянном спутнике в странствии по Северному Уралу - простом русском человеке. "С веселым сердцем, - писал Гофман, - и с небольшим запасом пускается он в дорогу; сеть и ружье должны прокормить его. Камень служит ему изголовьем, когда он уснет, накинув на голову и на плечи армяк. Развесистая сосна - защищает его от дождя и непогоды. Живительное авось доводит его иногда до отчаянного положения, но не бойся является к нему на помощь. Никогда он не покинет приятеля, хотя бы пришлось поплатиться жизнью. Путешественник не может желать лучшего проводника и спутника. Он идет через лес и болото, сквозь огонь и воду, заботясь о себе самом всего менее."^*

^* (Э. Гофман. Северный Урал и береговой хребет Пай-Хой, т. II, СПб., 1856, стр. 210. (Дальше: Э. Гофман. Северный Урал ...).)

Жизнь путешественников была однообразна. Они поднимались около пяти часов утра, разводили огонь и вешали на шестах один котел с рыбой, а другой с водой для чая. Около шести часов утра завтрак заканчивался, они садились в лодку и плыли до полудня. Затем следовал трехчасовой отдых. Потом снова в путь до позднего вечера. Остановившись на привал, они собирали сухие ветки и бересту, разводили костер, чистили рыбу. Не проходило и получаса, как уха, приправленная диким луком, была готова. И ученые и гребцы дружно утоляли голод. Затем ложились спать под шатрами густых елей, хвою которых не могли пробить самые жестокие ливни.

Константинов Камень

Чем ближе приближались путешественники к горам, тем труднее было гребцам. Затем начались Уньянские пороги, следовавшие один за другим на протяжении пяти верст. Они образовались на месте горного кряжа Высокая Парма, который прорезала река.

Гофман, обследовав берега Уньи и осмотрев пещеру, в которой якобы обитал какой-то дух, и не найдя в ней ничего интересного, кроме груды костей, принадлежавших неизвестной породе медведей, спустился в Усть-Унью, где гребцы устроили ему великолепное угощение из печорских лососей и горячего ароматного хлеба. Затем путешественники поплыли к истокам Печоры. Через шесть дней, 27 июня, они приблизились к Уральским горам. Опять начались пороги, которые тянулись почти на пять верст.

В Покровском зимовье была назначена встреча с отрядом Стражевского. Прошел день, другой, неделя, но отряд не появлялся и не давал о себе знать, хотя должен был прибыть к условленному месту встречи раньше группы Гофмана.

Гребцов Гофман решил отпустить, они хотели вернуться в родные места, поскольку наступало время покоса.

Гофман вместе с топографом Брагиным и Ильей Герасимовым занялся обследованием окрестных гор, на склонах которых росли буйные леса, а на вершинах, загроможденных каменными глыбами, безраздельно властвовали мхи и лишайники. Кое-где на горных хребтах виднелись пятна снега, а в ущельях, несмотря на то что уже был конец июня, белели огромные сугробы.

Затем пошли дожди. Вода в реке поднялась, и путешественники, оставленные без лодок, не могли перебраться через нее и не отлучались из зимовья. Наконец. 30 июня прояснило. Гофман поднялся на гору Седло, чтобы с ее вершины осмотреть окрестности. Он надеялся в зрительную трубу увидеть где- нибудь поблизости лагерь Стражевского и его спутников. Но соседняя гора закрывала вид на то направление, откуда должны были прийти долгожданные друзья.

Все чаще и чаще мысль его останавливалась на том, что, вероятно, случилось несчастье.

Утром 2 июля еще ничего не было известно об отряде Стражевского. Все грустили. Но к полудню по заведенному обычаю сварили уху и зажарили на сковороде двух хариусов.

Вдруг грохнул выстрел. Путешественники бросились навстречу невидимому пришельцу (в это время прирученный соболь занялся жареными хариусами). И за выступом горы они увидели, как упала ель, как показались рога оленей и фигура остякш То прибыл Симон Ильин с 5 оленьими нартами, его прислал Брандт. Путешественники погрузили на сани снаряжение и на следующий день поднялись к истокам Малой Печоры где их ожидал Вишерский отряд.

Стражевский благополучно совершил плавание от Чердыни до деревни Усть-Улсуп. Здесь барки (шитики) путешественники сменили на лодки и после трехдневной остановки, 13 июня, двинулись дальше вверх по Вишере. В селе Човал отряд ждали олени, но упряжек было гораздо меньше, чем груза. Решено было разделиться на две партии. В то время как Стражевский на лодках поднимался к истокам Вишеры, астроном Ковальский и натуралист Брандт отправились с частью снаряжения на оленьих упряжках по горам к верховьям Печоры, которые были определены местом встречи.

В лесах встречались лисицы и соболи, горностаи и медведи, белки и россомахи, волки и куницы. Порой поднимались целые стаи глухарей, тетеревов, рябчиков, куропаток.

Прошла пора весенних птичьих песен, и молчаливую тишину лесов нарушала лишь кедровка. Странно было видеть непуганых птиц, которые не обращали внимания не только на лай собак, но и на ружейные выстрелы.

Но зато вершины гор были почти безжизненны. Говорили, что там иногда встречались дикие олени и волки, но путешественникам ничего не попалось, кроме бекасов, живших в кустарниках вблизи родниковых ключей, и белых куропаток ютившихся среди обломков скал.

"Почти с каждой высокой горы открывался взорам новый разнообразный горный ландшафт, - писал топограф Юрьев, - здесь представлялись попеременно то удивительные дикосложенные груды каменных россыпей, на которые не ступала, может быть, еще нога человека, то покрытые разными породами мхов высокие массы скал, в расселинах которых растут кое-какие дикие кусты.

К сожалению, здесь все имеет мертвый и неподвижный вид, и эта мертвенность только изредка нарушается завыванием ветров, как бы силящихся побороть спокойную стойкость каменных великанов, или пронзительным и жалобным криком парящих над головою орлов...

Отсюда вековые леса, растущие у подножия, кажутся слившимися в одну черную массу, а река -узкою чертой. Края горизонта во все стороны окаймляются видами отдаленных возвышенностей и многосопочных кряжей."^*

^* (Д. Юрьев. Топографическое описание Северного Урала и рек его обоих склонов. "Записки Русск. геогр. об-ва", кн. VI, стр 282-283)

Но вернемся к Эрнесту Гофману, который 3 июля встретился с Брандтом, занимавшимся тем, что просушивал подмоченную дождями провизию. Узнав, что для перевозки клади экспедиции слишком мало оленьих упряжек, Гофман отослал в зимовье на Верхней Лосьве геологические коллекции, образцы орудий промысла и даже зимнюю одежду в надежде, что вместо нее удастся со временем купить остяцкие шубы.

Путешественник решил послать гонца к Пистинским амбарам, где его дожидались зыряне с лодками. Он опасался, что они уйдут, так как срок встречи давно истек. Остяки и вогулы не знали, где находится это место, и отказались искать. Даже обещание водки не действовало. Тогда только что прибывшии Стражевский предложил послать одного из пяти сопровождавших его горнорабочих. Не многое мог им сообщить Гофман. Из карты Павла Крузенштерна он знал, что "недалеко за горами должна протекать к северу река; что на берегу этой реки стоит где-то уже вне гор старый амбар", где ждут экспедицию зыряне. От успеха встречи с ними зависит и успех экспедиции.."

Я найду, - сказал штейгер Трофим Лишенко уверенно.

Он попросил себе в попутчики лишь толмача, с помощью которого он мог бы изъясниться с остяками, если удастся с ними повстречаться. Весь багаж -его состоял из двух фунтов крупы и 10 фунтов сухарей. "Приварок" он надеялся добыть ружьем.

Через полчаса Трофим покинул стан экспедиции, отправившись в путь так беззаботно, словно перед ним лежало шоссе с дорожными столбами и гостиницами.

"Работы наши приходили уже к концу, - писал Юфман, - как на пятый день явился ко мне в палатку Трофим Лишенко и спокойно, как будто пробыл только час в отсутствии, отрапортовал мне, что он нашел зырян, что запасы их были на исходе и они хотели было уже воротиться домой."^*

^* (Э. Гофман. Северный Урал ..., т. II, стр. 54.)

18 июля экспедиция тронулась в путь по скалам Гачета^*. Спустя три дня отряды вновь разделились. Стражевский направился по водоразделу к северу, а Гофман к Илычу. Было условлено, что они встретятся на реке Щугоре в том месте, где она выходит из Уральских гор.

^* (В рукописном отчете указано, что экспедиция вышла в путь 17 июля (АГО, ф. 1, д. 5, ч. I, л. 254).)

Друзья пожали друг другу руки, пальнули на прощание из оружей и расстались снова на несколько недель.

Через два дня Гофман достиг Илыча и направился вверх по реке на лодке, которую зыряне тянули бечевой. Вскоре горы Урала снова открылись ему во всем своем величии, и ни тянулись непрерывной цепью к северу. Их склоны, покрытые огромными каменными глыбами, были безлесны.

26 июля Гофман со своими спутниками достиг устья речки Пирс-Ю, находящейся на высоте 160 метров над уровнем моря. На ночлег остановились у одинокого бревенчатого сруба. Кладовая лесной избушки была наполнена связками вяленых на солнце щук, бочками с соленой рыбой и ведрами из березовой коры с рыбьим жиром.

Гребцы попросили Гофмана купить пуд сушеной щуки и несколько фунтов рыбьего жиру, чтобы по средам и пятницам варить себе обед. Зыряне уверяли начальника экспедиции что деньги за эти припасы, которые были приготовлены для продажи, можно положить на видном месте в хижине. Они не сомневались, что они попадут в руки хозяина, "потому что такой способ покупки здесь очень обыкновенен".

"Предполагая встретить владельца хижины в верховьях реки, писал Гофман, - я решился привести в исполнение эту странную сделку, которая основывается на взаимной честности и доверии".

Действительно, на следующий день путешественники на небольшом островке встретили хозяина хижины, который был очень доволен оставленным ему вознаграждением и весь день безвозмездно кормил путников свежей рыбой.

В ночь на 6 августа путешественники прибыли в Троицкое на Печоре. Здесь они купили большую лодку и отправились вниз по великой реке Европейского Севера. Через четыре дня Гофман добрался до устья Почерема. В деревне достали самые легкие лодки и снова отправились в плавание. "Чем дальше подвигались мы к верховьям, тем река становилась мельче: мы часто должны были входить в воду, и, подняв на себе пустые лодки, переносить их на глубину", - писал Гофман.

Вода, к счастью, была еще не очень холодная, но столь неприятно было ступать босыми ногами по скользким камням на дне реки.

Наконец продвигаться вперед стало невозможно.

17 августа отряд пустился в обратный путь из живописно петлявших верховьев Почерема. На следующий день он достиг деревни вблизи устья этой реки. Путешественников здесь ждали нагруженные припасами лодки. Через три дня они познакомились с высокими обрывистыми берегами Щугора, по которому благополучно добрались до Уральских гор. У речки Родник Гофман разбил свой лагерь, решив дожидаться отряда Стражевского и обследовать окрестные горы.

28 августа Гофман на легкой лодке отправился в экскурсию. Едва он отчалил от берега, как послышался крик. Из леса вышел Трофим Лишенко в знакомом кафтане, с топором и ножом за поясом, ружьем и котелком за плечами и сообщил, где Стражевский будет дожидаться начальника экспедиции. Гофман решил немедленно отправиться к голодающим друзьям, чтобы доставить сухари и масло. Около пятнадцати верст удалось пройти вверх по Щугору. Затем река сделалась такой мелкой, что пришлось отправиться дальше пешком. Сделав привал, он осмотрел в зрительную трубу окрестности и вдруг на горе, которую ему раньше указал Трофим Лишенко, увидел палатку и подле нее человека с блестящим инструментом. То был астроном Ковальский, работавший с секстаном. Но он, конечно, не видел их. Тогда Гофман распорядился развести исполинский костер, поднять над берегом Щугора парус и открыть пальбу из ружей. Но в отряде Стражевского, казалось, не слышали выстрелов. Потом послышался слабый гул. Спутники Гофмана думали, что это эхо их собственных выстрелов. Они снова открыли пальбу. И тут неожиданно совсем близко раздались два ответных выстрела. Все узнали знакомый почерк Брандта. Вот он показался на берегу с двустволкой, поднятой над головой. За ним едва поспевали четверо рабочих. Так после пятинедельной разлуки снова встретились отряды экспедиции. Все были здоровы и удовлетворены тем, что с честью выполнили свой долг перед Географическим обществом.

Через несколько дней Ковальский покинул лагерь экспедиции и направился в Чердынь для повторных астрономических наблюдений. Затем он надеялся спуститься по Печоре к Ледо- витому морю, а оттуда перебраться в город Березов на Оби, который был избран базой исходных действий экспедиции в 1848 году.

Наступали осенние холода. Надежды Гофмана купить шубы у остяков не сбылись. Провизии оставалось не больше чем на три недели. Решили снова разделиться на два отряда. Стражевский с большей частью экспедиции направился к реке Сосьве и по ней добрался до Березова. Гофман с Брандтом, топографом Брагиным и двумя горнорабочими еще некоторое время занимался изучением Урала. Он исследовал одну гору за другой, все больше приближаясь к неведомым кряжам и вершинам. Начавшиеся снегопады заставили подумать об уходе с Урала. Путешественники направились на юго-восток к реке Суперью, затем поплыли по рекам Сикья и Сосьва. Ночевали они в хижинах остяков или в наспех построенных балаганах. Одеялами им служили легкие летние плащи. На реке появились первые льдины, когда путешественники достигли Березова. 24 сентября они в первый раз нашли приют в теплой комнате, где "за чаем с хлебом скоро забыли о претерпенном холоде".

Во время почти четырехмесячных странствий экспедиция вела широкие научные исследования. Плыла ли она по рекам или шла по горам, ученые всюду изучали геологию, растительность, животный мир, собирали коллекции горных пород, составляли гербарии, определяли высоты и местоположение гор, картировали малые и большие реки.

Придя в себя, Гофман погрузился в хлопоты о предстоящем путешествии. Он обратился к местному жителю Николаю Булатову с просьбой помочь словом и делом. Булатов взял на себя заготовку белых и ржаных сухарей, крупы, гороха, масла коровьего и соли. Он обещал доставить провизию в пункты работ, которые находятся в пределах Тобольской губернии, вместе с тем не мог ручаться за доставку продовольствия и его хранение в район реки Кары и на берега Северного Ледовитого океана, лежащие напротив острова Вайгач.

2 ноября 1847 года Гофман отправился из Березова в Петербург.

24 декабря Гофман был в Петербурге. Но еще до его приезда вице-президент Общества Ф. П. Литке отправил письмо в Архангельск, чтобы тамошние власти позаботились о доставке необходимого снаряжения и продовольствия к вершине реки Кары, к устьям рек Великой и Хейтяки и о "приготовлении большой лодки в Вайгачском проливе, на которой можно было бы перевезти на Вайгач несколько оленей"^*.

^* (АГО, ф. 1, д. 5, ч. I, л. 242.)

5 апреля 1848 года Гофман снова покинул Петербург. Впереди был самый сложный и самый ответственный этап работ. Хотя архангельские и тобольские губернские власти обещали свое содействие экспедиции, он мало верил в это... Всегда на деле получалось гораздо сложнее, чем на бумаге.

7 июня экспедиция оставила Березов. Неприятные неожиданности начались уже в первые дни путешествия. Выяснилось, что проводник, который взялся вести экспедицию до берегов Ледовитого океана, не знает пути на юго-запад от Вайгача по направлению к реке Усе. Гофман обратился к сопровождавшим его остякам с просьбой: знают ли они человека, который мог бы проводить до реки Кары. К счастью, нашелся ненец, который мог взять на себя это поручение, но запросил очень высокую плату.

Из устья реки Войкара, впадающей в Обь, экспедиция направилась на нартах на северо-запад. Потянулись дни монотонной езды по тундре с частыми переправами через ручьи и речки. На пути были холмы и болота, редкие леса и заснеженные долины с огромными трещинами, прикрытыми снежными мостами.

Приходилось путешествовать ночью, когда снега меньше таяли.

Вечером 17 июня достигли гор. Это была восточная цепь, которая тянулась с севера на юг, параллельно Уралу. Преодолев ее без труда, снова вышли на равнину. Буйствовала весна с грозами и ураганами, пришлось на несколько суток задержаться в пути. Особенно долго простояли в бездействии на берегу реки Лире, через которую невозможно было переправиться ни на лодках, ни на нартах. Решили идти через горы вдоль ее долины.

25 июня в 3 часа утра путешественники достигли истоков реки на высоте 500 метров над уровнем моря. Менее чем в 200 метрах от них начинался "ручей ловушек Мудаси", названный по имени одного остяка. Он постепенно превращался в небольшую речку, которая стремительно спускалась вниз. Вскоре путешественники достигли пологой долины, поросшей зеленым ивняком. У самого горизонта на западе темнел лес, а на востоке высились пики гор, которые только что преодолела экспедиция.

Путешественникам надо было спешить, а окрестности, как назло, закрыл туман. Прошли четыре драгоценных дня в ожидании лучшей погоды. Наступало полярное лето. Зеленела и расцветала тундра.

29 июня Гофман, отделившись от отряда Стражевскогсц снова был в пути. Измученные долгой зимней бескормицей, олени не успели набрать силу до появления комаров. Теперь кровожадные насекомые преследовали их, не давая отдыха и мешая добывать пищу. И хотя для Гофмана были приготовлены 23 нарты вместо 15, путешественников ждали большие огорчения и испытания.

В первый день достигли гор Пирби, Пулари и Нераби. Подошвы их были усеяны острыми камнями; полозья многих нарт вскоре измочалились и их пришлось заменить новыми. Опасаясь изнурить оленей, через каждые два дня езды, делали день отдыха.

2 июля пересекли Лиственничную реку.

Гофман постоянно изучает особенности геологического строения Северного Урала - так называемых Обдорских гор. Исследует каждую новую породу. Изнурены до крайности олени, среди которых появляется болезнь - гниение копыт. Чем дальше на север уходит экспедиция, тем беднее становится природа в горах. Соколы на скалах да пеструшки в тундре -вот, пожалуй, единственные обитатели этих мест.

Наконец путешественники достигают владыки Северного Урала - самой высочайшей горы Пае-Ера. Ее вершина находится на высоте более 1100 метров. Снега нет и хорошо различимы ее крутые склоны, хотя в горных лощинах еще встречаются снежные поляны. Эти места привлекательны тем, что здесь почти нет комаров: и олени, и люди могут отдохнуть от кровожадных мучителей.

Итак, все дальше и дальше на север. Уже чувствуется близость Ледовитого океана. С трудом тащат олени через каменистые россыпи тяжело груженые нарты.

Гофман бросает самую тяжелую поклажу. Но обоз движется медленно. Приходится уходить в тундру и плестись по зыбкой грязи. Упряжки одна за другой выходят из строя. Гофманом овладевает тревога. Он опасается, что экспедиция не дойдет до реки Кары, на которой его ждут свежие запасы продовольствия и по которой он может спуститься к берегам океана.

Путешественник просит ненцев оставить своих жен, свое имущество и значительную часть запасов посреди тундры и налегке двигаться на север. Ненцы понимают, что экспедиция оказалась в бедственном положении, и, разбив чум для своих женщин, продолжают прокладывать путь по болотистой тундре.

18 июля Гофман открывает горную цепь Енга-Пае, параллельную Уралу, у подошвы которой растет довольно много лиственниц.

И опять Гофман со своими спутниками тащится то по каменным россыпям предгорий, то по тундре с бесчисленными озерами.

27 июля путешественники выходят на берега реки Усы. Проводники уверяли его, что здесь можно встретить ненцев, кочующих с оленьими стадами. Гофман спешно поднимается на ближайшую гору, надеясь где-нибудь в окрестностях увидеть чум. Но тундра пуста, горы мертвы.

Из 170 оленей самцов, с которыми отряд перешел горы, теперь осталось всего 50.

Гофман собирает на совет своих проводников. Он просит их отправиться по разным направлениям в тундру на поиски оленьих стад. В качестве награды обещаны и деньги, и табак, и водка.

29 июля ненец Падре возвращается с 45 оленями и радостной вестью: в одном дневном переходе на берегах Кары кочует обдорский князек со стадом в три тысячи голов. Гофман отпускает погонщиков-ненцев к своим женам, оставшимся в тундре, а сам вместе с Брагиным, Брандтом, Ковальским и переводчиком отправляется снова в путь. На следующий день путешественники достигают Кары. Но хозяева стад отказываются дать оленей и провожают их до шалаша богатого зырянина Андрея Петровича Терентьева, который очень радушно встречает незваных гостей. Он предлагает им отдых в своем шатре и дает Гофману советы, как лучше продолжать путешествие. "Первый взгляд на него уже расположил нас в его пользу. Сильное телосложение, полные самоуверенности приемы, проницательный взгляд и веселое выражение лица, смуглого от обращения со всякою погодою, - все это было прекрасным рекомендательным письмом, которым снабдила его природа."

Оставив у Терентьева коллекции, Гофман направился вдоль Урала. 6 августа он достиг самого северного его отрога. Путешественники поднялись по крутому склону на вершину горы, сложенной красным кварцитом, и увидели далекое, окутанное туманом Студеное море.

Эту последнюю гору Урала они назвали Константиновым Камнем. На ее вершине путешественники соорудили пирамиду и, захватив по камню на память о восхождении, спустились к нартам и помчались по тундре на север.

9 августа Гофман стоял на берегу моря и держал в руках несколько кусков каменного угля. Потом он двинулся на северо- запад к Карскому заливу, вдоль цепи невысоких гор, тянувшихся параллельно морю. Это был Каменный хребет, или Пай-Хой, как его называли ненцы. Между тем новая неприятность ожидала путешественников. Брандт, простудившийся при восхождении на одну из гор, тяжело заболел и не мог продолжать путь к проливу Югорский Шар, который также именовали Вайгачским проливом. Пришлось его вместе со слугой оставить среди тундры. Гофман отдал ему весь запас провизии, состоявший из нескольких фунтов крупы. Правда, масло, которым можно было бы ее сдобрить, вышло, как вышли и все другие запасы, кроме сухарей.

19 августа Гофман от устья Кары направился на запад по болотистой тундре, по которой журчало бесчисленное число ручьев. То падал мокрый снег, то сияло солнце, искрясь звездочками на припорошенных снегом вершинах Пай-Хоя.

Ночью ударил мороз. Путешественники продрогли и, чтобы согреться чаем, разломали сундук, в котором сберегали сухари. Едва вспыхнул костер, как послышался звук колокольчика и окрик пастуха. Рядом находилось стадо, хозяева которого утром предоставили Гофману отличных оленей.

Следующую ночь путешественники провели в чуме зырянина Вокуева, который в честь прибытия путешественников заколол оленя и угостил их чаем с пряниками, отдав также и часть своего запаса сухарей. Утром он вызвался проводить Гофмана, дав для его упряжек самых лучших оленей. Они поднялись на Седую Гору (Возои-Паем) и самую высокую гору Пайдай, высота которой превышает 400 метров над уровнем моря. С этой вершины Гофман осмотрел Пай-Хой и полюбовался седым окутанным туманом Студеным морем. Теперь ему стало очевидно, "что горы идут не непрерывно протянутым хребтом скал, а подобно Уралу, как казалось с берегов Кары, но что они составляют систему многих длинных цепей гор и холмов, которые лежат параллельно одна с другой... Пай-Хой можно назвать хребтом, прорезанным до самой подошвы множеством глубоких долин, в которых образовались и озера".

24 августа Гофман был на берегу Югорского Шара. Совсем рядом виднелся остров Вайгач. Но он не нашел поблизости лодки, на которой можно было бы переправиться через пролив. Он решил не тратить времени на поиски и, пользуясь хорошей погодой, повернул на восток, чтобы еще раз обследовать Пай-Хой. 1 сентября он разыскал в тундре ненцев, у которых находился Брандт. И на следующий день отправился в путь. На этот раз на юг, чтобы снова обследовать цепи Пай-Хоя.

Гофман пришел к выводу, что Пай-Хой отличается от Урала геологическим строением, это совершенно самостоятельный горный хребет. Он высказал предположение, что, возможно, Пай-Хой образовался в одно и то же время с Тиманским хребтом, который открыли А. Кейзерлинг и П. Крузенштерн.

Все чаще по ночам бывали заморозки. Начались снегопады.

13 сентября повстречалось семейство остяков, которое сообщило, что к югу от Колволовского прохода, в том районе, где должен находиться отряд Стражевского, от сибирской язвы погибло около 40 тысяч оленей.

Праздником в трудных осенних буднях была встреча со старым знакомым зырянином Терентьевым, который приготовил провизию, гребцов и лодку. Они побывали в устье Воркуты и по Усе направились в Печору. Морозы становились крепче и на реке с каждым днем появлялось все больше льда. У берегов образовались закраины. В иных местах лед стоял во всю ширину реки и путешественникам приходилось пробивать в нем каналы.

2 октября после многих мытарств и приключений, Гофман со своими друзьями добрался до Усть-Усы, где для них "были приготовлены если не чистые, то теплые комнаты". Здесь они должны были дожидаться, когда Печора замерзнет и можно будет отправиться в Ижму, а затем в Мезень. Вскоре с нарочным пришло сообщение, что "Стражевский со своими спутниками в истощенном состоянии воротился в Березов, но лишился в дороге одного горнорабочего и одного остяка, на которых перешла от оленей болезнь".

"Таким образом, - писал Гофман, - его предприятие не было исполнено и оставило неприятный пробел в нашем исследовании."

Географическое общество весьма высоко оценило результаты двухлетних работ Гофмана.

"Несмотря на множество препятствий и затруднений, с которыми экспедиция должна была бороться в оба лета 1847 и 1848 годов, цель ее достигнута вполне, - писал вице-президент Ф. П. Литке.- Уральский хребет от 64° широты до северного его окончания исследован в подробности; для географического и геологического описаний обоих склонов с одной стороны до реки Оби, а с другой до Печоры приобретены необходимые данные; сверх того, собраны обильные материалы для этнографии и естественной истории этого отдаленного и мало изученного края."^*

^* (АГО, ф. 1, д. 5, ч. II, л. 126.)

Весной 1850 года Гофман снова вернулся на Северный-Урал, чтобы довершить исследования, которые не удалось выполнить отряду Стражевского. Его сопровождали топограф Брагин, художник академии Бермелеев, замечательными рисунками которого затем было украшено издание трудов экспедиции. Он снова путешествовал по Щугору, по Синью, был у самой высокой горы Сабли, пересек хребет с запада на восток, перейдя из Европы в Азию, соединил съемку 1847 года с новыми описями. Затем пробрался к истокам реки Косью. Экспедиции пришлось пересечь гору Сырты, крутые склоны которой были покрыты огромными каменными глыбами. Трудно было подняться на нее пешком, не говоря уже о езде на оленях. На одном переходе сломалось несколько нарт и выбыло из строя еще больше оленей. На вершине горы путешественников застала гроза. Ливень затопил лагерь. Но они мужественно переносили и непогоду, и голод, и усталость. Но особенно приходилось терпеть от комаров.

"От кровожаднейших врагов человека на севере - комаров и на горах нет спасения", - писал Гофман. Он признавался, что "не находил их в столь огромном количестве ни в камышах Каспийского моря, ни в тайге Восточной Сибири и Камчатки, ни в Бразилии, ни на островах Тихого океана". "Путешествие по Уралу, - говорил он, - сопряжено со многими лишениями, но они все забываются и даже оставляют в воспоминании приятное чувство, но претерпеваемую от комаров муку забыть невозможно."^*

^* (Там же, ч. I, л. 265.)

На речке Верхняя Харутта Гофман построил плот и пустился в плавание. На одном из порогов плот ударило о каменную скалу. Путешественникам казалось, что наступил конец. От удара они упали на колени. К счастью, разбилась лишь рама плота и никто не пострадал. Гофман вспоминал, что если бы плот развалился, то "вероятно, немногие из нас выплыли бы из кипящей пучины".

Еще несколько недель путешественники плавали в районе Колвы, Усть-Усы, Усть-Щугора. Затем вернулись в Чердынь.

Но Гофману не сиделось на месте. Он решил обследовать разрез почвы от Чердыни через Уральский хребет и выполнил свое намерение, хотя и пришлось оказаться в центре лесного пожара, а затем из огня попасть в воду - то есть в болото шириной около трех верст. Потом он спустился по Уралу до Златоуста и 20 сентября 1850 года возвратился в Петербург.

Итак, длившаяся три года первая экспедиция Географического общества завершилась успешно. Ее труды были изданы в двух томах на русском и немецком языках. В первом томе даны магнитные и астрономические наблюдения, которые были подготовлены к печати и снабжены вступлением магистра Ковальского. Второй том содержит описание деятельности экспедиции, научные статьи и обзоры, авторами которых, кроме Гофмана, были академики Миддендорф, Брандт, Менетрье - по зоологии, академик Кейзерлинг по палеонтологии, академик Рупрехт-по ботанике. Кроме того, была издана подробная карта области Северного Урала и хребта Пай-Хой, опиравшаяся на 223 астрономических пункта, из которых 174 были "определены на самом Урале". Таким образом, "северная часть рубежа" между Европой и Азией, до последнего времени "почти гадательно означаемая на картах", обрела свой настоящий облик. Множество вопросов географии и геологии нашли блестящее решение и были восприняты учеными как "важный памятник географической науке"^*.

^* (Отчет Русского географического общества за 1850 г. СПб, 1851, стр. 22-23.)