Скитания Лаврентия Загоскина

Девизом замечательного русского путешественника Лаврентия Алексеевича Загоскина были слова: "служить народу и Родине". Ему он оставался верен в течение всей своей 82-летней жизни.

Он родился 2 июля 1808 года в селе Николаевка Пензенского уезда. Четырнадцати лет он поступил в кронштадтский Морской кадетский корпус. Незаметно пролетели четыре года учения. В 1826 году Лаврентий Алексеевич получил чин мичмана и был назначен на Каспийское море, волны которого восемь лет бороздил на разных судах. Однажды на пароходе, которым он командовал, случился пожар. Загоскину пришлось жестоко поплатиться за это происшествие. Его разжаловали в рядовые и отправили служить на Балтийское море. Правда, Лаврентия Алексеевича вскоре восстановили в прежнем звании, но интерес к строевой службе он утратил. Загоскин решил оставить флот и перейти на службу в Российско-Американскую компанию. 30 декабря 1838 года он покинул Петербург и отправился на перекладных через Сибирь к берегам Тихого океана.

Лаврентий Алексеевич Загоскин

Первую остановку он сделал в Москве, где один из сослуживцев просил "повидаться с матерью декабристов Муравьевых, поселенных близ Иркутска". Он посетил дом Екатерины Федоровны Муравьевой. Ему вручили посылку и представили дочерей Никиты Михайловича. "Грустно было на них смотреть, - вспоминал Загоскин, - казалось, они сознавали, кого им не достает."^*

^* (ИРЛ И, фонд "Архив журнала "Русская старина"" (ф. 265), он. 2, д. 523, л. 1.)

Однажды на московскую квартиру Загоскина, которая отведена была ему в доме Российско-Американской компании в Чернышевском переулке, что находился между Никольской и Новинкой, пришел инженер путей сообщения и сказал, что он - Бобрищев-Пушкин и что он просит посетить его брата, который находится на поселении в Тюмени. Загоскин выполнил просьбу и навестил декабриста Бобрищева-Пушкина, о котором спустя 27 лет он говорил с большой теплотой и любовью.

Когда Загоскин подъезжал к дому Муравьевых и Волконских в селе Урик, им овладело "какое-то особенное чувство". "Я понимал, - писал он, - что везу радостную весть от несчастной матери - несчастным детям." Его как родного встретил Александр Михайлович Муравьев и "потащил" в кабинет, заставленный шкафами с книгами. Здесь он увидел Никиту Михайловича, который сидел за большим письменным столом и рассматривал какой-то американский атлас. В этом же доме он познакомился с семейством Сергея Григорьевича Волконского. "Князь, вполне аристократ, - писал Загоскин, - был уже пожилой бодрый старик, носил чуть не белую бороду, всегда серьезный, малоговорливый. Княгиня Мария Николаевна, высокая, стройная, сосредоточенная, любительница музыки и поэзии; у них был сын."^*

^* (ИРЛИ, ф. 265, оп. 2, д. 523, л. 2.)

На Загоскина произвела неизгладимое впечатление встреча с М. Н. Волконской, отправившейся в Сибирь, чтобы быть рядом с мужем, приговоренным к каторжным работам.

Л. А. Загоскин впоследствии написал "Воспоминание о кн. Марии Николаевне Волконской, рожденной Раевской", которое он послал в редакцию "Русской старины". Оно не было опубликовано, но сохранилось в архиве этого журнала и в настоящее время находится в рукописном отделе Института русской литературы. Загоскин не только благоговейно восхищается этой удивительной русской женщиной, но и отзывается о декабристах как о "людях, пламенно любивших свое отечество"^* и достойных уважения и преклонения за свой великий подвиг.

^* (Там же, л. 3.)

В доме Муравьевых Загоскин познакомился с "Поджио, этим теплого сердца человеком... и бесшабашным злоязычным Луниным, все еще полагавшем, что Русь 1839 года есть та же, что была в 1825 году. Зачастую я доказывал ему его отсталость, он становился в тупик...".

Откровенные беседы с ссыльными декабристами привели его к выводу, что эти пламенные патриоты, вышедшие на великий подвиг, не знали "ни народа, ни его потребностей". Загоскин при этом добавлял, что в таких же мыслях "открывался в задушевных беседах" Н. М. Муравьев. Это отнюдь не означало, что он считал бесцельным движение декабристов. Наоборот, он верил, что Россия оценит их дело по достоинству, и считал, что "все даже до мелочей их жизни любопытно и поучительно потомству, тем более что за исключением записок Басаргина, отрывков из записок М. Бестужева и Завалишина, мы не многое имеем ..."^*.

^* (Там же, л. 3. Это было написано в 1876 году.)

С Марией Николаевной Волконской Загоскину удалось снова увидеться, когда он возвращался из Русской Америки.

В июле 1839 года Лаврентий Алексеевич уже был на борту брига "Охотск". Приняв под свою команду судно и получив необходимые для Российско-Американской компании грузы, он спустя месяц вышел в море.

Три года он плавал между различными пунктами Русской Америки и Восточной Сибири. В один из вояжей судьба свела его с Ильей Гавриловичем Вознесенским. Этот молодой ученый, числившийся на должности препаратора Академии наук, был командирован в Российско-Американскую компанию "для собирания предметов, как животного, так и прозябаемого царства"^*. Он провел 10 лет на берегах Северной Америки, Восточной Сибири, на Камчатке и островах Тихого океана. Это он преподал командиру брига "Охотск" познания в минералогии, ботанике, зоологии, которые так потом пригодились.

^* (ЦГИА, ф. 733, оп. 12, д. 514, л. 1.)

В 1842 году управляющий Русской Америкой Адольф Карлович Этолин по указанию известного полярного исследователя Ф. П. Врангеля, занимавшего видное положение в Главном правлении Российско-Американской компании, снарядил небольшую экспедицию, которая должна была описать внутренние районы Русской Америки, прилегающие к заливам Нортон и Коцебу. Руководителем экспедиции был назначен Загоскин.

Снаряжение экспедиции являлось насущной необходимостью - Российско-Американская компания хотела укрепить свои позиции в районе залива Коцебу; она предполагала построить новый редут, чтобы плоды промыслов американского коренного населения не уходили к чукчам на Азиатский берег^*.

^* (На экспедицию Л. А. Загоскина было израсходовано 3052 рубля. В то же время по приезде в Новоархангельск выяснилось, что стоимость привезенной им пушнины почти на 700 рублей превышает затраты на путешествие (М. Б. Черненко и Г. А. Агранат. Экспедиция лейтенанта Л. А. Загоскина по Русской Америке. "Природа", № 9, 1954, стр. 57))

Дело было, разумеется, не столько в соперничестве чукчей, сколько в опасении, что богатствам этого края Русской Америки могут нанести ущерб иностранные промышленники.

Над Русской Америкой еще висела тень конвенций, заключенных царским правительством с США и Англией, чтобы спасти от развала Священный союз. Четвертой статьей конвенции с США кораблям договаривающихся сторон, а также судам граждан этих держав было разрешено в течение 10 лет "взаимно заходить без малейшего помешательства во внутренние моря, заливы, гавани и бухты, находящиеся на берегу Северо- Западной Америки, для производства там рыбной ловли и торговли с природными той страны жителями"^*.

^* (П. Тихменев. Историческое обозрение образования Российско-Американской компании, ч. I, СПб., 1868. Приложения, стр. 62. Статья четвертая конвенции с США соответствовала статье седьмой конвенции с Англией.)

Иностранные промышленники и торговцы широко пользовались этой возможностью, нанося ущерб интересам компании. Поэтому как только статья четвертая утратила силу, компания стала принимать меры, чтобы прекратить иностранные промыслы и торговлю иностранцев в русских территориальных водах и на берегах.

28 апреля 1834 года правитель колоний в Америке Ф. П. Врангель направил донесение Главному правлению Российско-Американской компании о том, что, несмотря на истечение срока действия статьи четвертой конвенции, американские суда "имеют намерение, по-прежнему, идти из Новоархангельска в проливы". Главное правление через министра финансов Канкрина просило Министерство иностранных дел напомнить США о том, что американские корабли "не имеют права заходить в границы российских владений от широты 54° 41' к северу для торговли с туземцами"^*.

^* (АВПР, ф. 339, оп. 888, д. 351, л. 1 об.)

На представление Канкрина от 7 декабря 1834 года К. В. Нессельроде ответил только 30 октября 1835 года. В письме сообщалось, что, несмотря на "домогательство... посланника нашего в Соединенных Штатах", американское правительство уклонилось от такого объявления.

Однако через некоторое время американский посланник в Петербурге вошел к Нессельроде с официальным ходатайством о продлении действия четвертой статьи конвенции либо на 10 лет, либо на бессрочное время"^*.

^* (Там же, л. 18.)

Кроме того, Нессельроде ожидал, что, вероятно, подобные домогательства последуют и со стороны Англии.

Главное правление компании считало, что продление срока действия статьи четвертой конвенции "явится совершенно вредным"^*. Этот тезис еще более драматично звучит в письме Канкрина, который обращает внимание Нессельроде на то, что возобновление статьи четвертой может привести к "гибельным последствиям для торговли и для спокойствия наших заселений"^**.

^* (Там же, л. 32.)

^** (Там же, л. 62.)

4 мая 1838 года Нессельроде сообщил Канкрину, что посланник США снова домогается возобновления статьи четвертой конвенции. Однако он объявил, что царское правительство не может согласиться на это, ибо такой шаг был бы несовместим с "привилегиями, дарованными Российско-Американской компании, и с покровительством, которое она вправе ожидать от нашего правительства"^*.

^* (Там же, л. 268.)

Вместе с тем с благословения Николая I Нессельроде в своей ноте отметил, что местному начальству в Русской Америке дано указание: "никогда не упускать из виду дружественных отношений, существующих между обоими правительствами"^*.

^* (Там же, л. 269.)

В связи с этим Нессельроде считал "полезным подтвердить начальству нашему в Америке, чтобы оно всячески старалось избегать предлогов к ссоре с гражданами Соединенных Штатов, могущих подать повод к неприятным объяснениям с Вашингтонским кабинетом"^*. Это свидетельствовало о том, что царское правительство не намерено было предпринимать серьезные шаги по защите Русской Америки ни в дипломатическом, ни в военном отношении.

^* (АВПР, ф. 339, оп. 888, д. 351, л. 270.)

Компания вынуждена была своими силами укреплять свое положение, время от времени снаряжая небольшие экспедиции.

Тот район, который предстояло исследовать Загоскину, уже давно привлекал внимание и промышленников, и путешественников.

В 1829 году управляющий Русской Америкой Петр Егорович Чистяков предложил подпоручику Корпуса флотских штурманов Ивану Филипповичу Васильеву "обозреть во всей подробности" внутренние районы материка вблизи Берингова пролива, собрать "топографические сведения, ознакомиться с народами, места сии населяющими, и завести с ними торговлю"^*.

^* (ЦГАВМФ, ф. 402, оп. 1, д. 401, л. 2.)

Васильев обследовал реку Нушагак, затем стал искать удобный переход к реке Кускоквим.

Только в первых числах июля 1830 года Васильев вышел к реке Кускоквим. Почти все сопровождавшие его местные жители разбежались^*. В конце концов из 11 индейцев в отряде осталось четверо. Со столь незначительными силами он занялся описью реки. Но беспросветные дожди мешали определять астрономически пункты. В верховья реки индейцы решительно отказались плыть, и путешественнику не оставалось ничего иного, как вернуться в Александровский редут, который служил ему базой.

^* (Путешествия и исследования лейтенанта Лаврентия Загоскина в Русской Америке в 1842-1844 гг. Географгиз, М., 1956, стр. 45. (Дальше: Путешествия и исследования Загоскина...).)

"Обозрение Васильевым Кускоквима неточно, - писал об этом плавании Лаврентий Загоскин.- Будучи часто в опасности быть убитым туземцами, он плыл по Кускоквиму, как на почтовых, не означая даже главнейшего его направления. Сведения, собранные им о быте и обычаях жителей, поверхностны..., но в ту пору они были достаточны."

Вместе с тем, по признанию Загоскина, топографические исследования других мест имели важное значение, "а собранные им данные о богатстве страны пушными промыслами и о торговых сношениях туземцев послужили колониальному начальству краеугольным камнем для основания других заселений".

Главное правление Российско-Американской компании, посылая начальнику Морского штаба А. С. Меньшикову журнал путешествия И. Ф. Васильева и две составленные им карты, находило, что собранные им сведения "о Северном крае нашей Америки... небесполезны для гидрографии" и заслуживают "просвещенного внимания как одна из важных отраслей познания"^*.

^* (ЦГАВМФ, ф. 402, оп. 1, д. 401, л. 3.)

Результаты этнографических исследований И. Ф. Васильева были использованы Ф. П. Врангелем в статье "Обитатели северо-западных берегов Америки", опубликованной в журнале "Сын отечества" в 1839 году (№ 7).

Дальнейшее знакомство с Кускоквимом продолжил Федор Колмаков, который осмотрел берега реки на протяжении почти 200 верст выше того места, куда доходил Васильев. Он установил, что пушные промыслы в этом крае превосходят всякое ожидание.

Многочисленные походы в глубинные районы Русской Америки, на ее северные берега предпринял Семен Лукин. Он осмотрел главные притоки Кускоквима и "приохотил верховых жителей" вести торговые отношения с русскими поселениями.

Таковы вкратце были сведения о том крае, который предстояло изучать Л. А. Загоскину. То, что было сделано предшественниками этого исследователя, оценивалось русскими учеными, в частности А. Ф. Миддендорфом, как важный вклад в познание внутренних районов Русской Америки. Собранные ими сведения были опубликованы Ф. П. Врангелем в серии трудов, издаваемой Академией наук под редакцией Бэра и Гельмерсена и посвященной вопросам изучения производительных сил России^*.

^* (F. Wrangell. Statistische und Etnographische Nachrichten iiber die Russischen Besitzungen an der Nordwestkiiste von America. Beitrage zur Kenntniss des Russischen Reich un der angranzenden Lander Asien, St-Ptsb, 1839.)

А. Ф. Миддендорф отмечал, что путешествия Васильева, Колмакова и "оригинальная информация" других служащих компании "позволили Врангелю создать из отдельных сведений единую, чрезвычайно полезную картину, которая вряд ли желает оставлять лучшего, но многие особенности которой открывают однако большой простор для дальнейших специальных исследований"^*.

^* (Восемнадцатое присуждение учрежденных П. Н. Демидовым наград. СПб., 1849, стр. )

И действительно, перед Л. А. Загоскиным открывалось необычайно обширное поле деятельности, на котором он мог собрать богатую научную жатву.

Загоскину поручили исследовать впадающую в залив Коцебу реку Букланд, истоки которой, по словам эскимосов, находились недалеко от верховья реки Куюкак - одного из притоков Квихпака. Кроме того, он должен был описать реки Кускоквим, Квихпак и Чачелюк и найти наиболее удобные переходы из одной водной артерии в другую. И хотя в инструкции упоминалось о желательности составления "удовлетворительного описания страны", экспедиция преследовала в первую очередь торгово-промысловые цели компании.

4 мая 1842 года Л. А. Загоскин покинул Новоархангельск на бриге "Охотск". Его сопровождали охотники креолы Николай Шмаков, Тимофей Глазунов, Прокопий Вертопрахов, Павел Акляюк и русский матрос Яков Махов.

"Высказать ли, что я чувствовал при оставлении Ново-Архангельска! - писал Загоскин, - я знал трудность предпринятого мною подвига, знал и лишения, которым подвергались наши прежние проходимцы (землепроходцы.- В. П.) в тех краях; слыхал о неприязненности туземцев, однако ж с внутренним удовольствием оставлял столицу наших колоний: я как-то был уверен в благополучном возвращении."^*

^* (Путешествия и исследования Загоскина..., стр. 51.)

Посетив Шумагинские острова, Уналашку, острова Прибылова, Загоскин 27 июня достиг района острова Св. Лаврентия. Бриг "Охотск" задержался вблизи него на 10 суток, ожидая, когда льды, блокировавшие залив Нортон, отступят к северу и откроют проход к Михайловскому редуту. Здесь Загоскин, согласно инструкции, должен был выгрузить "припасы и материалы экспедиции" и следовать в залив Коцебу, чтобы в губе Эшшольца выбрать "удобное место к основанию заселения".

Загоскин, совсем недавно наблюдавший скопления льдов в Беринговом проливе, пришел к выводу, что если он направится на судне к заливу Коцебу, то напрасно потеряет время. Загоскин решил остаться в Михайловском редуте и готовиться к поездкам по внутренним районам Русской Америки, которые он рассчитывал начать с наступлением зимы. 1 августа он вышел к устью реки Уналаклик, где осмотрел подготовленных для экспедиции собак и взял груз рыбы. В Михайловском редуте экспедиция оставалась до начала декабря, занимаясь подготовкой нарт, снаряжения и продовольствия. Загоскин в это время вел большие научные наблюдения. "Я сделался минералог, энтомолог, конхиолог, зоолог и проч.; всеми возможными, что называется редкостями установлена и обвешена моя хата"^*, - писал Загоскин.

^* (Лаврентий Загоскин. Письмо из Америки. "Маяк современного просвещения и образованности", т. 7, ч. 5, 1843, стр. 31.)

Но больше всего он уделял внимания исследованию климата, полярных сияний, картированию местности. Исключительное значение имели его этнографические наблюдения.

4 декабря путешественники направились вдоль берега моря к устью реки Уналаклик, куда прибыли благополучно спустя неделю. А 16 декабря вышли на восток (вверх по реке). Началась оттепель. Однажды под нартами провалился лед; к счастью, под ним оказалась каменистая отмель. Собак отстегнули, а нарты вытащили на руках. "Такая работа в зимнюю пору не весьма приятна, - писал Загоскин, - следовало бы обсушиться, но поднявшаяся метель обещала пургу." Они торопились к месту ночлега - одинокой хижине, но вблизи нее одна из нарт провалилась на этот раз на глубоком месте, однако ее успели подхватить.

Вслед за оттепелью наступили крепкие морозы.

Путь во внутренние районы Аляски был тяжел по глубокому рыхлому снегу. Отдыхать приходилось под прикрытием войлочной палатки. По ночам нападали волки и резали собак. В термометре замерзала ртуть.

"Нередко приходилось ночевать под открытым небом и сидеть у огня, не имея возможности просушить обувь; с одной стороны жгло, на другую в то же время садился иней."^*

^* (Путешествия и исследования Загоскина..., стр. 130.)

Особенно тяжело было в такую стужу преодолевать горы. Через них лежал путь к эскимосскому селению Нулато, которого они достигли 15 января 1843 года. Спустя сорок дней Загоскин направился к берегам залива Коцебу. Путешественник тщательно обследовал каждый километр пути, записывал в дневнике заметки о жителях, природе, ландшафте края.

В селении Хотылькакат, расположенном на берегу Юннака, Загоскин узнал о путях через горы к заливу Куцебу и решил сам проверить их "без особых проводников". 8-10 марта он обследовал "переносы", о которых рассказывали эскимосы, и, убедившись в том, что жители Юннака действительно поддерживают сношения с приморскими жителями залива Коцебу, решил вернуться в Нулато, "потому что не имел ни времени, ни способов обследовать самое прибрежье"^*.

^* (Там же, стр. 145.)

У Загоскина оставалось всего лишь на 6 дней корма для собак. А тут началась весенняя распутица.

"Трудность хода в такую погоду, - отмечал Лаврентий Алексеевич, - понимает только бывалый; ему знакома и эта боль ног, и расслабление всего тела, и туман в глазах, и обмороки от изнеможения, и неутолимая ничем жажда и многое мучительное."^*

^* (Там же, стр. 147.)

В Нулато экспедиция оставалась всю весну. Загоскин готовился к новым работам. 4 июня 1843 года, когда сбежали полые воды и стремительное течение Юкона (Квихпака) несколько поутихло, путешественники вышли на байдаре вверх по реке. Временами плыли на веслах, а на бурных участках тащили лодку бечевой. Часто встречались местные жители. Странствователи одаривали их бусами, чаем, табаком и разнообразными безделушками. Незамысловатые подарки и добросердечное отношение русских людей к коренным жителям края лучше всего содействовало сближению. От эскимосов Загоскин получал много самых разнообразных сведений о местах, которые он посещал или собирался посетить. Проводником его был индеец Вторник. Он был украшен бисером, обсыпан орлиным пухом и лицо его было расписано киноварью.

Карта путешествие Л. А. Загоскина в Русской Америке в 1842-1844 годах

Путь вверх по Квихпаку был очень любопытен и труден. На берегах реки росли крупные ели, тополи, лиственницы, березы, тальник, ольха, осина в несколько обхватов. Нередко встречались калина, шиповник, малина, черная и красная смородина. Но проникнуть в глубь леса было невозможно: там путешественников встречали тучи комаров.

Во время этого далекого и долгого странствия путники питались только сухарями да чаем. "Намекнув на воду, - писал Загоскин, - я должен прибавить, что вода Квихпака ни молочного цвету Куры, ни красноватого цвету Аракса не имеет, но изжелта-серовата и на трехведерный бочонок в 3 дня дала почти одну шестую отстоя. Впрочем, вода Квихпака, как и благословенной матушки Волги, весьма здорова."

Чем ближе к верховью поднималась экспедиция, тем стремительнее становилось течение реки, все чаще выступали из воды каменистые гряды, лодка садилась на мель и получала повреждения. Наконец встретились большие перепады. Они были завалены камнями и огромными, замытыми песком стволами деревьев. Как ни толкали байдару с помощью шестов, она не подвигалась вперед ни на шаг. Пробовали идти на веслах. Но не добились успеха. Лодку сносило вниз по течению. 1 июля 1843 года пришлось прекратить опись Юкона в точке 64° 56' 07" с. ш., 154° 18' 45" з. д. и пуститься в обратный путь. Через неделю путешественники были в Нулато.

Не без грусти, по признанию Загоскина, покинул он 2 августа это селение, где более года провел в обществе русских промышленников и местных жителей. Почти три недели спускались путешественники по течению Юкона и все это время Загоскин вел тщательные наблюдения. Он изложил их в общем очерке страны, которую эта река пересекает.

Следующую длительную остановку сделали в Икогмюте, где получили письма, запасы провизии и ведро рому, который прислал Адольф Карлович Этолин из Новоархангельска и который не остался стоять без употребления.

"С первой чаркой, - вспоминал Загоскин, - понеслось общее спасибо и здравие на многие лета внимательному начальнику, вторая - отразилась на песнях, третья - успокоила всех."^*

^* (Путешествия и исследования Загоскина..., стр. 201.)

Но были и неприятные вести. Экспедиция должна была исследовать реку Кускоквим. Но в редуте Колмакова, стоявшем на ее берегах, не хватало запасов и для своих промышленников. Не было там заготовлено и собачьего корма. Тогда Загоскин решил с наступлением зимы в несколько заездов перевезти продовольствие из Икогмюта в редут Колмакова. А пока приходилось жить в обложенном дёрном шалаше, напоминавшем якутскую урасу. Шалаш плохо защищал от холода и дождя не только путешественников, но и припасы. Решено было построить новое жилище.

"Все наши коморки, обваленные землею, соединенные темными земляными коридорами, - писал Загоскин, представляли в общности некоторого рода лабиринт..., так что попавшемуся и незнающему внутреннего расположения трудно было выбраться."^*

^* (Путешествия и исследования Загоскина ..., стр. 204.)22 ноября 1843 года Загоскин, нагрузив на каждую из шести нарт по пять пудов различных припасов, направился из Икогмюта в редут Колмакова через Паймютский "перенос".

"Зимний путь по рекам везде одинаков, - вспоминал Загоскин, - то по весьма скользкому льду, так что свежим ветром сбивает с ног и собак и человека, то по обнаженным от снега косам и середкам, на которых камешком дерет полозья, то, наконец, чрез снежные сугробы, надутые на торосы."^*

^* (Там же, стр. 207.)

В некоторые дни проходили не более 15 верст. Как и в прошлую зиму, ночевали то под открытым небом, то в оставленных жителями летних жилищах, где было немногим теплее, чем в лесу.

25 ноября экспедиция прибыла в селение Паймют, которое находилось на левом берегу устья реки Уаллик. С большим трудом удалось достать проводников и те соглашались только при условии, если каждому из них дадут по рубахе и брюкам из фламандского полотна. И так как в запасе этих вещей не было, Загоскину и одному из его товарищей пришлось отдать свое белье.

27 ноября снова были в пути. Через три дня, пройдя "горы, долы и леса", достигли реки Кускоквим, а 3 декабря благополучно прибыли в редут Колмакова. Через шесть дней экспедиция отправилась в Икогмют за новой частью запасов, а сам Загоскин остался в редуте Колмакова, в котором все отличалось от других русских поселений и о котором он оставил интересные строки в дневнике. Во всех колониальных поселениях было все обыкновенно: и люди, и одежда, и пища. Везде и русские, и алеуты, и креолы без хлеба не могли существовать. "Здесь же не откажутся от муки, но ее так мало в привозе, что месяца по три забывают о хлебе. Да и пользующихся правом на мучной паек из 15 человек служащих, со включением управляющего, всего шестеро. В Михайловском отделе русские надели туземную одежду; здесь, напротив, туземцы носят и зимою наши сукна, там управляющий барин, здесь тятя и первый труженик."^*

^* (Путешествия и иследования Загоскина…, стр. 211.)

Часть своих запасов Загоскин отдал служащим редута Колмакова, а потом три с половиной недели он питался одними налимами. Затем удалось добыть четырех оленей, но их ненадолго хватило, так как 16 января 1844 года вернулась команда, ездившая в Икогмют. Вскоре пришлось снова довольствоваться налимами.

10 февраля 1844 года Загоскин приступил к обозрению мест, прилежащих к реке Иннока, которая протекает по тундре между горными цепями. Они служат водоразделом между реками Квихпак и Кускоквим. Через 17 дней он был в селе Таллита, откуда возвратился в Икогмют за снаряжением и запасами, необходимыми для описи верховьев Кускоквима.

"Проведя целый месяц на открытом воздухе, имея ежедневно перед глазами необозримые снеговые равнины, облитые светом яркого мартовского солнца, и вдруг вступив в сырую дымную землянку, исключая меня, люди экспедиции поодиночке все пере- слепли, - записал Загоскин в журнале 10 марта.- Банка со свинцовой водой разбилась в Нулато и страждущие, чтоб унять воспаление, должны были до выздоровления сидеть дня по три в темных углах холодных туземных летников."^*

^* (Там же, стр 245.)

Три с половиной недели команда отдыхала. 4 апреля 1844 года экспедиция направилась к реке Кускоквим. Заключительный этап исследований должен был начаться от редута Колмакова, куда прибыли через неделю. Большинство здешних служащих были больны. Запасы продовольствия подходили к концу. Пришлось поступиться значительной частью своих запасов и рассчитывать только на охоту. Загоскин был уверен, что они не погибнут от голода, если будут попадаться дичь или олени. В ожидании благоприятного времени для продолжения работ он со своими спутниками бродил по окрестностям, стреляя уток, тетерок и оленей для прокормления команды редута, перенесшей невольный длительный пост, и для заготовки сушеного мяса впрок.

10 мая Загоскин направился вверх по Кускоквиму. Первый раз в жизни ему пришлось сесть в трехлючную грузовую байдарку. Он был в восторге и чувствовал себя в ней как дома. Путешественники плыли мимо устьев многочисленных речек, скал, островов, живописно вкрапленных природой в обширную водную гладь Кускоквима, порой разливающегося отдельными плёсами шириной до трех верст.

1 июня Загоскин достиг устья реки Точотно. Как ни заманчиво было достигнуть верховьев Кускоквима, он должен был думать о возвращении назад. Дело в том, что значительная часть экспедиции на этот раз состояла из служащих редута. Им необходимо было в середине июня отправиться с пушниной в Александровский редут. И поскольку управляющий Русской Америкой предписывал Загоскину вести исследования только при условии, что они не будут помехой торговым делам компании, он вынужден был "с грустью... обратиться назад".

5 июня он был в редуте Колмакова, а через три дня простился с его обитателями и на байдарках по речкам, озерам и частично по суше отправился в Икогмют. Путешествовать было гораздо легче и приятнее, чем зимой. 10 июня достигли Икогмюта, а уже 13 июня простились с ним и по знакомому Квихпаку направились к Михайловскому редуту, собирая по пути данные о пушных запасах местного края, его растительном и животном мире. Но больше всего внимания Загоскин уделял нравам и обычаям местных жителей, обитающих в Русской Америке народов, у которых "каждый остается свободным в своих действиях и ничто не обязывает бедняка служить богатому"^*.

^* (Путешествия и исследования Загоскина..., стр. 223.)

21 июня экспедиция, блестяще закончив обследование части внутренних районов Русской Америки, возвратилась в Михайловский редут, откуда два года назад начала свое странствие. Экспедиция прошла пешком и на лодках свыше 5000 верст. То был большой подвиг во имя науки. Именно так он был оценен передовыми учеными того времени.

Из Русской Америки Загоскин снова возвращался через Сибирь и снова посетил Иркутск, куда из Урика переехали Волконские.

"Со мной обошлись, как со старым знакомым, - писал Загоскин.- Я имел счастье несколько раз принимать у себя кн. Марию Николаевну. Она приезжала с сыном кн. Михаилом Сергеевичем, тогда 15-летним юношею, любопытствуя видеть вывезенные мною из Америки различные редкости. Беседовали мы с нею о будущности молодого князя, и думалось ей отправить его в Америку через посредство Рос.- Амер. компании; кажется, это не состоялось. Несколько редкостей Мария Николаевна удостоила взять от меня на память, а взамен подарила запонку с мозаикой, сказав, что она родовая. Запонку храню, как святыню."^*

^* (ИРЛИ, ф. 265, оп. 2, д. 523, л. 3.)

Вскоре после возвращения Загоскина в Петербург на страницах печати стали появляться одна за другой его работы о Русской Америке. В 1847 году вышло в свет его капитальное исследование "Пешеходная опись части русских владений в Америке, произведенная лейтенантом Л. Загоскиным в 1842, 1843 и 1844 годах". "Отечественные записки" отмечали, что этот русский морской офицер "открыл совсем новую Америку... с сильной пышной растительностью, с богатыми лугами и долинами, с чудными реками и озерами"^*.

^* (Библиотека для чтения, 1847, т. 84, стр. 4.)

В. Г. Белинский отнес книгу Загоскина к числу замечательных произведений ученой литературы^*.

^* (В. Г. Белинский. Полное собрание сочинений, т. X, АН СССР, М., 1956, стр. 354.)

Вслед за Врангелем, Шренком, Кастреном, Кейзерлингом и Крузенштерном Лаврентию Алексеевичу была присуждена Демидовская премия Академии наук. Ученые отмечали исключительное значение карты глубинных районов Аляски и материалов по животному и растительному миру, по климату и ископаемым Русской Америки. Академик А. Ф. Миддендорф назвал путешествие Загоскина подвигом.

"В его книге радует прежде всего то непритворное простодушное чувство, с коим путешественник вникал во все, что являла ему природа". Если в области изучения населенности мест, быта, обычаев, образа жизни и языка эскимосов и индейцев у Загоскина были предшественники, то "все сообщаемое им о климатологии, растительности и царстве животных тамошнего края" впервые обогащало науку совершенно новыми открытиями и материалами. По мнению Миддендорфа, экспедиция превзошла своими результатами многие английские экспедиции для поисков Северо-Западного прохода, который стал "объектом географических грез"^*. Свой отзыв академик заканчивал следующими словами: "Если мы в заключение напомним, что Загоскин провел два с половиною года в весьма трудном и небезопасном странствии по арктической Северной Америке, существенно пополнил и исправил прежние весьма скудные и недостаточные сведения об этой крайней части Российской империи, о внешнем виде страны и состоянии ее народонаселения, что он астрономически определил 40 пунктов; впервые издал ряд метеорологических наблюдений..., то не может быть сомнения в том, что Загоскин заслужил Демидовскую премию"^**.

^* (Восемнадцатое присуждение учрежденных П. Н. Демидовым наград. СПб., 1849, стр. 9.)

^** (Там же, стр. 8.)

Значение научных исследований Загоскина признано всем миром. Имя его справедливо стоит в числе выдающихся русских путешественников. Его книга "Пешеходная опись части русских владений в Америке" переиздана Географгизом в 1956 году.

Свои этнографические коллекции Загоскин подарил частью широко известному в истории русской культуры Румянцевскому музею, частью Академии наук, частью - Московскому университету.

Вскоре после возвращения из Америки он расстался с флотом. Ему было душно в казенной атмосфере чиновничьего Петербурга, и он ушел в отставку. Когда над югом России разразилась Крымская война, Загоскин вступил в ополчение, но к кадровой службе так и не вернулся.

Загоскин принадлежал к числу противников крепостного права. Он навсегда сохранил глубокое чувство симпатии к декабристам. И когда в одной из статей, напечатанной в "Русской старине", деятели 14 декабря были названы мятежниками, Загоскин прислал в редакцию журнала гневный протест. Для него восстание декабристов, вышедших на сознательную гибель, чтобы разбудить к жизни молодое поколение, было великим подвигом людей, "увлеченных мыслью о благе для своего отечества"^*.

^* (М. Б. Черненко и Г. А. Агранат. Экспедиция лейтенанта Л. А. Загоскина по Русской Америке. "Природа", № 9, 1954.)