Сын великого мореплавателя

Сведения о его жизни, о его многолетних трудах по исследованию Севера очень скудны. Несколько скупых заметок в периодических изданиях середины прошлого столетия, не проливающих почти ни одного луча света на его подвижническую деятельность в Печорском крае, - вот и все, что удалось отыскать в опубликованной литературе. Небогаты о нем материалы и в семейных фондах Крузенштернов, хранящихся в Центральном государственном архиве Военно-Морского флота. Среди его бумаг много проектов развития лесной промышленности в Печорском крае - и ни одного полного отчета о путешествиях и плаваниях. Но этот пробел сторицею возмещается большим числом материалов в архиве Географического общества СССР.

Павел Иванович Крузенштерн родился вблизи Таллина (Ревель) на мызе Асе в 1808 году. Учился он в том самом Царскосельском лицее, что и Александр Пушкин и полярный исследователь Федор Матюшкин.

С лицейского порога Крузенштерн-сын переступил на борт шлюпа "Сенявин", которым командовал Федор Литке, и началась его долгая дорога среди полуночных морей и вечных льдов.

Кругосветное плавание, в котором принимал участие П. И. Крузенштерн, продолжалось три года и пять дней. Оно увенчалось замечательным успехом: было открыто 12 не известных ранее островов, описано 26 групп или отдельных островов, положено на карту побережье Чукотки от мыса Восточного до устья реки Анадырь. Кроме того, были определены координаты географических пунктов, в которых судно останавливалось, чтобы наблюдать за течениями, приливами, отливами и другими гидрологическими элементами. Были собраны обширные зоологические, ботанические и геологические коллекции, составлено собрание одежды, орудий, утвари и украшений народов земель и островов, посещенных экспедицией.

Спустя три года после возвращения из плавания Павел Крузенштерн задумал осуществить экспедицию в Антарктику. Поскольку правительство не откликнулось на смелую инициативу отца, предлагавшего послать четыре судна для поисков новых земель и морских путей в полярных странах, Крузенштерн-сын решил обратиться за помощью к одному из петербургских меценатов. Черновик его письма сохранился в Центральном государственном архиве Военно-Морского флота. К сожалению, в нем не указано ни адресата, ни времени отправки.

В этом письме к неустановленному меценату, "известному всей благодарной России общеполезными деяниями", путешественник вкратце излагает план и задачи экспедиции для открытий в Антарктике.

Появление проекта Павла Крузенштерна вполне закономерно. Передовые русские мореплаватели стремились продолжить дела Беллинсгаузена и Лазарева, первыми подошедших к берегам Антарктиды. "Точнейшее открытие всего континента, сколь возможно, обстоятельное описание и снятие оного - вот задача, решением коей, без сомнения, станут заниматься все мореплавательные государства", - писал Павел Крузенштерн. Он находил, что исследование Антарктического материка "доставит бесконечную пользу наукам и славу благословенному отечеству нашему"^*.

^* (ЦГАВМФ, ф. 14, оп. 1, д. 478, л. 1.)

П. И. Крузенштерн понимал, что в путешествии к южному материку встретятся большие трудности. Он писал неизвестному меценату:

"Проект состоит в том, чтобы... отправить... под моею командою экспедицию для точнейшего открытия и описания континента около Южного полюса. Конечно, по причине льдиных громад можно было бы к сему делу приступить только в некоторые летние месяцы, но и остальное время не было бы потеряно, поелику разные архипелаги в Южном океане еще не сняты и не описаны, что составляло бы важное и полезное занятие в те месяцы, в коих нельзя бы было заниматься главною целию экспедиции. Если даже принять, что в неблагоприятнейшем случае не была бы достигнута главная цель, то все-таки плоды такового морского путешествия были бы чрезвычайной важности для наук по причине физических, астрономических и в особенности магнетических наблюдений...

Обязываюсь только присовокупить еще, что я не без ведома отца своего осмелился обратиться к вам, милостивый государь, с таким важным представлением"^*.

^* (Там же.)

План сына более скромен, чем проект отца. Он рассчитан на частные средства, и его задачи ограничены в основном исследованием Антарктического континента с попутными работами в экваториальной зоне в зимнее время. В нем нет речи об исследованиях в северном полушарии. Крузенштерн считает, что было бы большой удачей получить средства хотя бы для одного судна. Но научные цели экспедиции остаются прежними: наблюдения за физическими, магнетическими и метеорологическими явлениями в южнополярной области, стремление раскрыть тайны природы Антарктики.

Но тщетно Крузенштерны снова призывают продолжать русские исследования в Антарктике. Неизвестный меценат взирает на новый план так же равнодушно, как и чиновники Морского штаба, похоронившие еще более грандиозный проект полярных исследований, составленный Иваном Крузенштерном.

В 1843 году Министерство финансов и Корпус горных инженеров снаряжают экспедицию в Печорский край, так как "из всех ученых по России путешественников еще никто не был" в этой области Русского Севера. Между тем Министерство финансов имело сведения, что там "находятся разного рода минералы". "Кроме того, обозрение мест около верховьев реки Печоры до устья реки Усы, а буде можно и реки Ижмы, необходимо для пополнения геологической карты России." На экспедицию было испрошено 2200 рублей^*. Руководителем ее назначили выдающегося русского ученого Александра Кейзерлинга, который незадолго до этого вместе с Р. Мурчисоном закончил исследование Уральского хребта и изучение геологического строения Европейской России. Теперь было принято решение распространить исследования на северные районы, прилегающие к реке Печоре. Но кроме геологических изысканий, экспедиции предстоит заняться тщательным исследованием географии страны^**. Выполнить эту задачу вызвался Павел Крузенштерн. По его словам, в это время "Печорский край представлял собой совершенную загадочную землю".

^* (Центральный государственный исторический архив (ЦГИА), фонд "Всеподданейшие доклады министра финансов" (ф. 40), оп. 2, д. 27, л. 67-68.)

^** (А. Кейзерлинг, П. Крузенштерн. Печорский край в географическом и гидрографическом отношениях. Отд. оттиск, 1851, стр. 422.)

"В публике о Печорском крае никто ничего не знал, да и в административных сферах сведения о Печорском крае были весьма неполные и неверные", - писал Крузенштерн в статье "Замечания о Печорском крае"^*.

^* (Архив Географического общества СССР (АГО), фонд Крузенштернов (ф. 10), оп. 1, д. 69, л. 1.)

Кейзерлингу и Крузенштерну было известно о путешествии Александра Шренка на севере Печорского края, но в 1843 году подробное описание его еще не было опубликовано. Им удалось лишь получить в Министерстве путей сообщения карту инженер-полковника Попова, который был послан Н. П. Румянцевым "для отыскания речного пути между Печорою и Обью". Но она содержала много несообразностей, в чем впоследствии Крузенштерн убедился своими глазами. Так, отдельные реки, которые были показаны текущими на юг, в действительности несли свои воды на север.

"Все, что было положительно известно о Печорском крае, - это морской берег и устье р. Печоры, - писал Крузенштерн.- Составленные карты в экспедиции штурмана Иванова, также произведенные промеры показывают большую добросовестность в исполнении всех этих трудных работ, и имена Иванова, Пахтусова, Рагозина всегда останутся памятны."^*

^* (АГО, ф. 10, оп. 1, д. 69, л. 5.)

Кроме побережья, на всем пространстве Печорского Севера не было определено ни одного астрономического пункта, а "потому легко себе представить", какова была достоверность съемок, которые предшествовали путешествию Кейзерлинга и Крузенштерна. Географическое и гидрографическое исследование Печорского края было важно еще и потому, что основными путями сообщения там из-за полного бездорожья являлись реки.

29 мая 1843 года Кейзерлинг и Крузенштерн покинули Петербург. Их путь лежал через Шлиссельбург, Новую Ладогу, Тихвин, Великий Устюг. 17 июня они были в Усть-Сысольске. Через несколько дней отправились дальше на север. Они плыли по Вычегде, затем поднялись по ее притоку Вояго до горы Легстан-Слюды. Отсюда начиналась невысокая горная цепь, которую "местные жители коллективно называют Тиманским камнем". Исследовав этот хребет, Кейзерлинг и Крузенштерн спустились по Вычегде к деревне Мылвине. Здесь должен был к ним присоединиться лесничий Усть-Сысольского уезда Греве. При встрече с ним путешественники выяснили, что за семь лет, в течение которых он был лесничим, он ни разу не побывал в восточной части своего уезда.

"Какая польза могла быть от такого проводника, - возмущался Крузенштерн, - когда он все время прятался от комаров в совершенно закрытой каюте своей лодки."

В конце концов Греве не выдержал трудностей плавания и преследования комаров и заявил Кейзерлингу, что он умирает.

"Что же можно было знать в Петербурге, - писал Крузенштерн, - когда местные лесничие ничего не знали."^*

^* (Там же, л. 11.)

Кроме описи Печоры, Крузенштерн должен был, по устному указанию Морского штаба, собрать сведения о корабельных лесах в этом крае. Официальное же предписание он получил в Петербурге, когда вернулся из экспедиции. "Маленький пример скорости нашего бюрократического письмоводства", - с грустью замечал исследователь. А пока он в обществе Кейзерлинга и "грамотного, расторопного и любознательного зырянина Филиппа Попова" спешит по Северной и Южной Мылвам к долгожданной Печоре, почти никого не встречая в этих красивых и безлюдных местах.

Титульный лист книги А. А. Кейзерлинга, П. И. Крузенштерна

Почти весь июль и август путешественники изучают великую реку Европейского Севера и ее многочисленные притоки. Позже на основании своих наблюдений они составят первые строго научные очерки по гидрографии и геологическому строению Печорского края, которые "благодаря обширному фактическому материалу и оригинальности взглядов" интересны и в настоящее время^*.

^* (Геологическая изученность Арктики и Субарктики Союза ССР. Труды Всесоюзн. Аркт. ин-та, т. 89: Изд-во Главсевморпути, Л., 1938, стр. 52.)

С верховьев Печоры Кейзерлинг и Крузенштерн пробираются по топким болотам к горе Сабле. Затем решают спуститься вниз по великой реке. Снова плывут они на север. На карте появляются десятки островов, устья Кожвы, Усы, Ижмы, Пижмы, Цильмы, Сулы и многих речушек, перечень которых занял бы несколько страниц.

Из села Оксины, лежащего в устье Печоры, путешественники предпринимают поездку по Тиманской тундре. Они пересекают реку Индигу, которая затем будет многие годы занимать мысли Крузенштерна. Потом посещают Пустозерск, и 2 сентября 1843 года начинают подниматься вверх по Печоре, чтобы несколько недель посвятить исследованию берегов Ижмы и Ухты. "Быстрое наступление зимы, - писали Крузенштерн и Кейзерлинг, - замерзание рек и морозы не позволяли оставаться долее на севере и принудили экспедицию вступить в обратный путь."^*

^* (А. Кейзерлинг, П. Крузенштерн. Печорский край в географическом и гидрографическом отношениях. Отд. оттиск, 1851, стр. 426.)

24 сентября путешественники покинули берега Ухты и направились в Усть-Сысольск, которого достигли на пятый день. 13 ноября путешественники возвратились в Петербург.

Материалы своих исследований Кейзерлинг и Крузенштерн обобщили в книге "Wissenschaftliche Beobachtungen auf einer. Reise in das Petschora-Land", изданной в 1846 году в Петербурге на средства Министерства финансов и оцененной штабом Корпуса горных инженеров как "замечательное сочинение"^*. Она содержала достоверные сведения о геологии, географии и гидрографии обширного Печорского края и, по мнению современников, заслуживала "особенного внимания как важностью собранных ими фактов о любопытной, но мало известной еще стране, так и потому, что это есть первый пример издания в России обширного геологического сочинения, украшенного рисунками и картами работы здешних художников"^**. Действительно, карта Крузенштерна явилась первой точной картой исследованной области. Она многие годы служила пособием ученым. Книга Кейзерлинга и Крузенштерна была удостоена Демидовской премии Академии наук.

^* (ЦГИА, ф. 40, он. 2, д. 30, л. 37.)

^** (ЦГИА, ф. 40, оп. 2, д. 30, л. 38.)

С 1843 года Печорский край будет властно привлекать мысли Крузенштерна. Сколько бы ни отвлекали дела службы, как бы жестоко ни обходилась с ним судьба, он будет стремиться к одной высокой цели - все более полному познанию Севера Европейской России. Девять раз он побывает на Печорском Севере. Не всегда ему будет сопутствовать успех. Но решив "посвятить жизнь свою на разрешение вопроса, от которого зависело процветание богатой, но, по отдаленности своей, забытой области России"^*, он будет верен своему патриотическому стремлению почти четыре десятилетия, до тех пор, пока в 1881 году сердечный приступ не оборвет его жизнь. Это произойдет на мызе Асе в Эстонии.

^* (АГО, ф. 10, оп. 1, д. 69, л. 2.)

Лишь один раз он сделает отступление от избранной цели, когда в 1847 году представит в Морское министерство "Проект экспедиции для достижения Северного полюса". Мысль о завоевании заветной точки земного шара волновала многих моряков. К ней настойчиво и упорно стремились и англичане и русские.

Об исследовании полюса мечтал и натуралист Михаил Адамс, который хотел достичь его по сухому пути и отыскать отечество, быть может, поныне обитающих мамонтов. К ней же устремлялись мысли ученого Вильде, который предлагал направить к полюсу экспедиции П. Ф. Анжу и Ф. П. Врангеля. Экспедиция М. Н. Васильева намеревалась подойти возможно ближе к полюсу, но была остановлена льдами. Декабристы К. П. Торсон и М. А. Бестужев собирались повторить эту попытку, но она не состоялась, возможно, потому, что они вскоре оказались в Петропавловской крепости.

Не желая отстать от России, Англия отправила несколько экспедиций к полюсу. Эдуард Парри и Джон Франклин мечтали проникнуть в окруженные тайной высокие широты Арктики. Но и они не имели успеха.

Русские моряки надеялись быть удачливее англичан.

Осенью 1846 года Врангель с трибуны Русского географического общества показал (на опыте санных поездок по льдам Чукотского и Восточно-Сибирского морей), что достижение полюса реально, если двигаться к нему с северных берегов Гренландии. Русские моряки стремились побудить царское правительство снарядить экспедицию к Северному полюсу, чтобы первыми "стать ногой на оси нашего земного шара, на единственной точке, куда от сотворения мира ни одному из смертных не удалось добраться"^*.

^* (ЦГАВМФ, ф. 14, оп. 1, д. 444, л. 6.)

Павел Крузенштерн в своем проекте, более обстоятельном и детальном, чем проект Врангеля, рассматривает причины неудач прежних экспедиций, описывает средства и действия новой экспедиции, состав судов, экипаж, план движения к полюсу.

"Чувство любви к славе нашего отечества заставляет желать, - пишет он, - чтобы честь удовлетворительного разрешения настоящего вопроса принадлежала великой и могучей России. Для совершения этого подвига мы имеем не менее надежных средств, нежели англичане, а именно: людей, на дальнем севере живущих, которые, странствуя за промыслами в полярных морях, освоясь со всеми лишениями и невзгодами жизни и ведя беспрерывную борьбу с тамошнею природою, сроднились с нею и ознакомились со всеми путями и средствами, необходимыми для успешного там путешествия, с такими людьми можно смело предпринять столь трудный и решительный поход с целию открытия Северного полюса и надеяться на желаемый успех."^*

^* (Там же, л. 2. См. также: Д. М. Пинхенсон. Неопубликованный проект русской экспедиции к Северному полюсу. "Изв. Всесоюзн. геогр. об-ва", т. 82; вып. 4, 1950.)

Павел Крузенштерн в своем проекте признается, что мысль о достижении полюса давно занимает его. Он изучил все странствия в Арктику и пришел к убеждению, что в связи с развитием техники появились новые возможности в достижении полюса. Павел Крузенштерн первый из моряков России предложил воспользоваться преимуществом стальных паровых судов перед бессильными во льдах деревянными парусниками. Он был убежден, что честь открытия полюса "судьбой предоставлена России".

"Нет сомнения, - писал он, - что при настоящем стремлении в России всех классов к развитию человеческих знаний и у нас найдутся просвещенные патриоты, которые достаточно оценят подобное предприятие, приведут его в исполнение."

Крузенштерн считает, что идти к полюсу надо не на собаках и на малых парусных судах, а на небольших, специально построенных шлюпках - моряки будут волочить их по льду и переправляться на них через полыньи, разводья и открытую воду. Исходным пунктом похода к полюсу он предложил избрать северное побережье Гренландии.

Особое внимание Крузенштерн советует уделить снабжению экспедиции продовольствием, чтобы люди, решившиеся на подвиг, не страдали от голода.

"К несчастью, - писал он, - мы сплошь и рядом видим, что большею частию люди для удовлетворения своих прихотей жертвуют много, не разбирая средства, но мало кто думает о том, оставить по себе такой памятник, который не сокрушается временем.

Такой памятник вечный, конечно, сужден не только тому, кто исполнит это трудное дело, но и тому, кто будет виновником его."

Надежды Павла Крузенштерна на поддержку Морского министерства или частных лиц не сбылись. Его проект, как и проекты многих выдающихся ученых и мореплавателей, был отвергнут ученым комитетом Морского министерства.

Вскоре после смерти отца, случившейся в 1846 году, Павел Иванович решился пойти на большую жертву, употребив средства семьи на снаряжение полярной экспедиции.

"Я имел в виду два предмета, - писал Крузенштерн.- Во- первых, намеревался проникнуть в Карское море, отыскать на западном берегу безопасную гавань, описать на шлюпке весь этот берег и потом достичь северо-восточной оконечности Новой Земли, доселе никем еще не виденной. Во-вторых, хотел отыскать удобный путь для добывания печорских корабельных лесов и доставления их в Архангельское адмиралтейство."^*

^* (ЦГАВМФ, ф. 14, оп. 1, д. 445, л. 2.)

Осенью 1848 года П. Крузенштерн, взяв отпуск со службы, отправился к берегам Белого моря, где у поморов надеялся купить судно.

Однако ни в Кеми, ни в Сумском посаде подходящих судов не продавалось. Тогда Павел Иванович, найдя в деревне Сороке корабельный лес, решил построить шхуну по собственному проекту. Выписав из Архангельска корабельного мастера, он без промедления отправился в Петербург и закупил железо, парусину и весь такелаж.

18 мая 1849 года шхуна была спущена на воду. Ее назвали "Ермак" в честь знаменитого казака-землепроходца.

Павел Крузенштерн провел лето 1849 года на Белом море, надеясь выйти в Карское море. Однако команда была набрана очень поздно. Удалось доплыть лишь до Соловецких островов. При возвращении в Мезень шхуна попала в опасное положение. Крузенштерн заметил, что шхуну наваливает бортом на берег и она вот-вот опрокинется.

"Нельзя было медлить ни одной минуты, - писал Крузенштерн, - все принялись усердно за работу. Из имевшихся бревен были заготовлены сваи и вбиты в три ряда в землю." К ним привязали шхуну канатами. По мере убывания воды судно все более и более кренило, но канаты его удержали. "Мы провели ночь с большим беспокойством; спасение судна зависело от твердости свай и крепости снастей. При рассвете увидели мы шхуну, стоящую высоко на косогоре... Наконец начался прилив, опасность миновала."^*

^* (АГО, ф. 10, оп. 1, д. 11, л. 9.)

В 1850 году П. Крузенштерн получил разрешение на новое плавание - кто-то распространил слухи, что под предлогом экспедиции в Карское море он собирается на поиски бесследно исчезнувшего среди льдов Арктики английского полярного исследователя Джона Франклина.

Крузенштерн понял, что допустил ошибку, оставив шхуну на зимовку в Мезени. По уверениям мезенцев, у местных купцов можно было приобрести необходимые запасы и снаряжение для экспедиции. Но выяснилось, что его обманули. Необходимо было перегнать шхуну в Архангельск и там готовить ее к плаванию. Потребовалось 20 дней, чтобы закупить припасы и завершить оснастку шхуны. 18 июля Крузенштерн собрался было вступить под паруса, но начался шторм, и только через пять дней "Ермак" вышел на просторы Белого моря.

Вблизи трех островов экспедиция сделала остановку. Крузенштерн отправил четырех человек на берег, приказав им вернуться к вечеру. Но они не появились в назначенное время. Между тем снова разыгрался шторм, и "Ермак" несколько раз менял стоянку.

Впоследствии Крузенштерн узнал, что ураганный ветер произвел в "Белом море большие несчастья, как в водах, так и на берегу: в некоторых приморских селениях были снесены все крыши"^*.

^* (Там же, д. 17, л. 3.)

На следующий день выяснилось, что проводник, с которым Крузенштерн отправил людей в село Поной, напился водки и его спутники стали добираться в одиночку. При этом слуга Крузенштерна заблудился в тундре и скитался более двух суток по болотам, питаясь одной морошкой. Только 29 июля экспедиция вышла в открытый океан, повстречав затонувшую ладью. На следующий день достигли Канина Носа. Крузенштерн решил высадиться на берег, чтобы определить астрономически мыс, тем более что мезенские поморы уверяли, что эти места им знакомы, как их избы. По их словам, у берега такая большая глубина, что можно без опаски пристать на шхуне. Однако бросив лот, Крузенштерн увидел, что берег был отмелый, а не приглубый, и решил продолжать путешествие на восток.

Погода не благоприятствовала плаванию. Жестокие штормы сменялись туманами. 2 августа, промерив глубины и описав побережье Индигской губы, Крузенштерн отправился вверх по Индиге, чтобы описать ее берега и выяснить, насколько ее истоки приближаются к бассейну реки Печоры.

"Работы эти, - писал Крузенштерн, - требовали много деятельности. Не имея при себе никакого помощника, я принужден был все делать сам, хотя сыну моему было 16 лет, но он по всем этим занятиям не мог еще быть мне полезен." Большую помощь ему оказал мезенец Окладников, "человек чрезвычайно понятливый и деятельный"^*.

^* (АГО, ф. 10, оп. 1, д. 17, л. 7.)

На Индиге Крузенштерн исследовал волок между ближайшим Индижским озером и рекой Соймой.

"Я не мог уделить на то много времени потому, что оставалось еще много неоконченного на устье и надо было думать о возвращении."^*

^* (Там же, л. 9.)

28 августа исследование Индиги было завершено. Однако выйти в море не удавалось из-за шторма почти две недели. На корабль обрушивались неистовые порывы ветра, заряды мокрого снега и града. Снасти обледенели. С грохотом падали на палубу ледяные сосульки. Приближалась зима. Крузенштерн заторопился в Архангельск. 11 сентября "Ермак" снялся с якоря, но едва прошел милю, как снова заштормило. Якоря плохо держали, и всю долгую осеннюю ночь моряки провели в тревоге.

На следующий день пришлось вернуться на место прежней стоянки. Морозы усиливались, на реке начался ледостав и 20 сентября ее полностью сковало льдом.

Отыскав удобную гавань, П. Крузенштерн решил оставить шхуну на зимовку. 8 октября он вместе с командой отправился на оленях через тундру в Мезень, а затем в Архангельск и Петербург. Павел Крузенштерн не беспокоился за шхуну в устье реки Индиги. Он даже считал это обстоятельство весьма благоприятным для дальнейших исследований. Он надеялся, как только установится зимний путь, закупить провизию для нового путешествия и отправиться в Карское море, а затем к северо-восточной оконечности Новой Земли.

"Все было задумано хорошо, - писал Крузенштерн, - но судьба решила иначе. Смерть жены за границею и последовавшие затем семейные заботы принудили меня продлить свое пребывание в чужих краях, так что в течение 1851 года я уже ничего не мог предпринять."^*

^* (Там же, д. 25, л. 3.)

Но и за границей Крузенштерн думал о Севере, трудясь над вычислением "Таблиц приливов для Белого моря на 1851 и 1852 годы", которые вскоре издал в русской типографии Карлсруэ. Он предназначал их поморам Архангельской губернии. Так было положено начало службе предвычисления приливов в северных морях страны.

В 1852 году, вернувшись из-за границы на родину, Крузенштерн снова думал отправиться на север Печорского края. Он полагал, что "Ермак", вероятно, нуждается в ремонте (прошло две зимы), поэтому решил отложить плавание в Карское море до лучших времен и заняться исследованием Нижней Печоры и поисками сообщения между ее притоками.

"Простившись с сыном, который в продолжение двух лет был неотступным моим спутником, а теперь готовился к кругосветной экспедиции, я 30 мая отправился в дорогу."^*

^* (АГО, ф. 10, оп. 1, д. 25, л. 4.)

7 июня Крузенштерн был в Архангельске. Затем перебрался в Мезень, где заказал ладью для плавания к месту зимовки шхуны. Пока это суденышко снаряжалось, он обследовал устье реки Кулой и ближайшие окрестности. Однако когда он вернулся в Мезень, ладья была еще не готова.

И только 23 июля он и семь поморов, которые должны были доставить шхуну "Ермак" в Архангельск, вышли в море.

Плыли они на ветхой и утлой ладье "Св. Петр". По словам Крузенштерна, она походила на допотопное судно. "Огромный парус, с которым трудно управляться и в тихую погоду, был в лохмотьях, старые снасти рвались, руль бился в петлях, производя неумолкаемый и равномерный стук." Крузенштерн откровенно признавался, что "такой уродливой ладьи ему еще никогда не приходилось встречать". Но тем не менее вовремя и искусно укрываясь от штормов, путешественники в ночь на 7 августа достигли Индиги. Шхуна оказалась в совершенном порядке и спустя неделю под командой капитана Гансена отправилась в Архангельск.

Крузенштерн решил, пока не пришла зима, заняться исследованием Тиманского Севера, который еще недостаточно ему был известен. Как и в 1850 году, он поднялся вверх по Индиге и посетил Урдюгское озеро. Говорили, что здесь возникают правильные приливы и отливы. Крузенштерн убедился, что ни приливов, ни отливов на озере нет. Дальше путь его лежал через тундру, по топким болотам и кочкам. Олени увязали глубоко в грязь, но путешественник пробирался от озера к озеру, от речки к речке и подробно описывал их, впервые астрономически определяя их местоположение. Затем он выполнил нивелировку волока между Индижскими озерами и Соймой, осмотрел и закартировал берега этой реки. Встречались небольшие пороги, островки, затем зазеленели лиственные деревья, которые особенно приятно было видеть после унылой болотистой тундры.

Сойма между тем разлилась, стала полноводнее и шире.

Можно было отдохнуть от изнурительной гребли и плыть под парусом.

26 августа исследование Соймы было закончено. Ее протяженность от Индижского волока до устья составила около 162 верст. Крузенштерн остановился на несколько дней в селении Коткина на берегу Сулы, состоявшем из двух домов. В ночь на 28 августа повалил снег, ударил мороз, а вместе с ним появилось солнце, которое необходимо было для астрономических определений.

29 августа экспедиция возобновила плавание уже на двух лодках. Через день она достигла Сульского Шара в низовье Печоры и отправилась вверх по великой реке Севера.

Крузенштерн, путешествуя в этих местах в 1843 году и "приняв глубокий шар за устье Сулы", ошибочно определил, что расстояние между реками Сулой и Матривячной равно 7 верстам. Теперь же он выяснил, что эти реки разделяло 3772 верст.

Когда установилась глухая осень, подули крепкие ветры, принося облака и дожди. Лодки приходилось тянуть бичевой и нередко делать вынужденные остановки из-за скверной погоды. Крузенштерн по пути обследовал берега, острова, уточнял прежнюю свою опись, которую он выполнил девять лет назад.

7 сентября на небе впервые вспыхнуло полярное сияние удивительной красоты, напоминая о том, что не за горами суровая северная зима.

Через три дня экспедиция нашла приют в гостеприимной Усть-Цильме. 13 сентября Крузенштерн был снова в пути. Предстояло плыть по Цильме, Чирке, Рачуге и Пезе, "составляющих почтовый тракт" в Печорский край. На нем на протяжении 330 верст не было ни одного селения, кроме 13 необитаемых почтовых изб.

Особенно трудным было плавание по реке Чирке. В 10 верстах от ее устья тянется километровая полоса порогов. "Они не столько опасны, - писал Крузенштерн, - сколько затруднительны для плавания. Мы в продолжение четырех часов бились тут, чтобы протащить лодки, что при нескольких градусах морозу было очень неприятно."^* Но и после того, как пороги остались позади, плавание не сделалось приятнее, так как река вверх до волока была усеяна многочисленными камнями. Еще труднее было при легком морозе переправлять по тонким болотам волока сначала лодки, а затем багаж экспедиции.

^* (АГО, ф. 10, оп. 1, д. 25, л. 37 об.)

23 сентября экспедиция уже спускалась вниз по Рачуге. На следующий день, проплыв 77 верст, она увидела Пезу. Плавание с попутным течением было гораздо легче, но зато проливные дожди немилосердно хлестали путников. Добравшись до деревни Дорогая Гора, Крузенштерн отправился на лошадях в Мезень, чтобы проверить правильность показаний своих хронометров. Затем он вернулся в Дорогую Гору, определил местоположение этой деревни и устья реки Пезы, что было важно для корректировки карт, составленных за время плавания.

Крузенштерн скромно оценивал результаты своей экспедиции, считая, что ему удалось "несколько увеличить географические сведения и на основе собранных материалов составить новые карты посещенных мест"^*.

^* (АГО, ф. 10, оя. 1, д. 25, л. 44 об.)

В 1853 году Павел Крузенштерн не смог выехать из Петербурга на далекий Север, но ему посчастливилось организовать экспедицию на шхуне "Ермак" для промера устья реки Печоры и поисков судоходного фарватера. Руководил экспедицией капитан-лейтенант Павел Петрович Ренненкампф. В его подчинении находился прапорщик корпуса флотских штурманов Курдюков, два шкиперских ученика и 12 матросов.

6 июля шхуна "Ермак" покинула Архангельск и через тринадцать дней миновала Русский Заворот, севернее которого насколько мог видеть глаз белели ледяные поля. Если бы несколько дней перед тем не дули южные ветры, то, вероятно, шхуна не могла бы двигаться к цели исследований.

21 июля начали промер, стараясь найти проход в реку между мелями бара. Но не обнаружив судоходной протоки, решили обратиться за помощью к рыбакам, находившимся на острове Зеленом. При виде высаживающегося на берег прапорщика Курдюкова рыбаки бросились в глубь острова. Курдюкову с трудом удалось остановить их, они приняли путешественников со шхуны "Ермак" за иностранных грабителей. Узнав, что судно принадлежит русским морякам, поморы устроили щедрое угощение. "...Семга свежепросоленная, - писал капитан "Ермака", - была скоро разрезана на мелкие куски и щерба (уха из разной мелкой рыбы) сварена для угощения дорогих гостей."^*

^* (Там же, д. 42, л. 6 об.)

Среди рыбаков был матрос, который участвовал в экспедиции штурмана Иванова более четверти века назад.

В конце августа при содействии местных жителей, предоставивших в распоряжение экспедиции одно из своих судов, "Ермак" прошел через бар. Путешественники промерили рейд вблизи деревни Куя и поставили 8 сентября свою шхуну на зимовку^*. "Ермаку" пришлось семь лет стоять на этом месте, так как вскоре начавшаяся Крымская война спутала все планы Павла Крузенштерна. Только в 1860 году он пытался осуществить свои давние замыслы. Но неудачи снова преследовали его.

^* (Там же, д. 40, л. 6.)

Морское министерство, обещая свою поддержку и помощь, уверило, что оно поручит архангельским властям отправить по зимнему пути припасы и снаряжение к месту отстоя шхуны. Но приехав 11 июня в Архангельск, Крузенштерн обнаружил, что распоряжение об отпуске жизненных припасов и корабельного имущества лишь двумя днями опередило его. Только к концу июня Крузенштерн-сын получил провизию и необходимые снасти. Но доставить их на Печору в это время года было труднее, чем получить с казённых складов.

Всех судовладельцев пугала Печора и Гуляевские Кошки перед ее устьем. Павел Иванович решил на попутной ладье отправить кладь в город Мезень, где он надеялся зафрахтовать судно для дальнейшей доставки грузов морем. Однако его старания не имели успеха. Дни проходили за днями, он оставался в Мезени. Решив, что ему не удастся своевременно доставить провизию и снасти на Печору и должным образом снарядить "Ермак" для полярной экспедиции, Крузенштерн послал своему сыну Павлу Павловичу предписание "выйти со шхуною из устья Печоры, чтобы познакомиться с фарватером и сопредельными с печорским устьем местностями"^*.

^* (ЦГАВМФ, ф. 14, оп. 1, д. 487, л. 55.)

Павел Крузенштерн, не зная степени готовности судна к предстоящему плаванию, разрешил сыну вести исследования по своему усмотрению. Сделав все приготовления к отправке клади на Печору по зимнему пути, Крузенштерн занялся астрономическими и гидрографическими работами. Наняв в деревне Семжа карбас, он 5 августа вышел в море. Он хотел пройти вдоль западного берега полуострова Канин до реки Чижи, затем перебраться на Чешу, спуститься по ней в Чешскую губу и достигнуть мыса Микулькина на восточной оконечности Канина Носа, чтобы проверить его местоположение и связать эту опись с описью устья Индиги, выполненной им 10 лет назад. Однако и эти планы не удалось осуществить.

Едва небольшая экспедиция тронулась в путь, как началась гроза. Ливень с градом обрушился на небольшую горсточку людей. Жестокий ветер трепал их маленькое суденышко, угрожая при каждом стремительном порыве гибелью в морской пучине. Крузенштерну пришлось искать убежища в устье Мглы.

"При совершенной темноте, - писал он, - мы, можно сказать, ощупью попали в устье реки, которое могли рассмотреть только при свете молнии, но тут мы едва не опрокинулись; сильным течением прилива не менее 6 узлов бросило нас на кошку, и с большим трудом мы могли удержать карбас."

Десять дней Крузенштерн простоял в устье Мглы, ожидая улучшения погоды. Но шторм продолжал свирепствовать. Половину провизии израсходовали. Отправляться в пустынную тундру со скудными припасами было легкомысленно. Павел Иванович решил возвратиться в Мезень, отдав продовольствие крестьянину Коткину, который проживал в устье Мглы и многочисленная семья которого страдала от голода.

В конце августа Крузенштерн вышел из Мезени на восток и через три недели добрался до села Усть-Цильма на Печоре. 7 сентября он встретился в деревне Куе с сыном Павлом, только что возвратившимся из первого плавания по Печорскому морю и проливу Карские Ворота.

В 1860 году Павел Крузенштерн составил карты устьев рек Семжи и Мглы, уточнил прежние описи на пути между Мезенью и устьем Печоры.

В 1861 году он снова был в Арктике, возглавив хронометрическую экспедицию в Печорский край.. По многочисленным астрономическим определениям были точно положены на карту Болванская губа, Болванский Нос, Гуляевские Кошки, Глубокий Шар, детально изучено и промерено устье Печоры. Вместе с Павлом Ивановичем участвовал в гидрографических и описных работах его сын Павел Павлович, которого он решил отправить в плавание на шхуне "Ермак" в Карское море.

Задуманная П. И. Крузенштерном экспедиция состоялась в 1862 году. Едва войдя в Югорский Шар, шхуна "Ермак", которой командовал сын исследователя Павел Павлович Крузенштерн, была затерта льдами. Экипажу пришлось оставить судно и по дрейфующим льдам выбираться на берег.

Эта неудача была крушением надежд П. И. Крузенштерна. Он больше не пытался искать морской путь к устью Енисея. Но мысль об открытии водного пути между Печорским Севером и Севером Сибири не переставала волновать его.

В 1874-1876 годах, будучи уже немолодым человеком, Павел Иванович Крузенштерн на Северном Урале исследовал речку Сартю - приток Усы и Ланготюган - приток Оби и нашел, что они "представляют всевозможные в этой стране удобства для плавания"^*. Только нужно соединить эти притоки двух рек каналом, который связал бы Европейский Север с Севером Сибирским. Но и этот проект его остался неосуществленным.

^* (П. И. Крузенштерн. Путешествие по Северному Уралу в 1874-1876 гг. СПб., 1879, стр. 46.)

Павел Иванович Крузенштерн за свою долгую жизнь девять раз был на Севере.

Он трудился во славу науки, обогатив ее многими ценнейшими наблюдениями над природными явлениями в Арктике. Его путешествия - это страницы повести о мужестве и терпении, о подвигах и беззаветной любви.