Очарованный надеждой
"Надежда!"
Ликующий крик пронесся над кораблями, стоявшими в гавани, и многоголосым эхом откликнулся на фортах и улицах Кронштадта.
"Надежда", "Надежда", "Надежда"...
Шестнадцать долгих и тревожных дней моряки ждали этого.
Шестнадцать дней назад возвратилась "Нева" - одно из двух судов, которые отправила Россия в первое плавание вокруг света... Ее встречали восторженно, но в Кронштадте знали, что командир "Невы" Юрий Федорович Лисянский не встретился у острова Св. Елены, как было условлено, с Иваном Федоровичем Крузенштерном, командиром судна "Надежда". А время стояло тревожное.
Россия и Англия снова воевали с Наполеоном. На морских дорогах действовали французские каперы. "Надежда", на которой было всего лишь 12 исправных пушек, легко могла стать их добычей.
Неужели Крузенштерн, по проекту которого было предпринято это дерзкое плавание, в плену или погиб в сражении всего лишь в нескольких неделях пути от Кронштадта? Правда, у него был охранный лист от французского правительства. Но кто внимает бумагам, когда стороны обмениваются ядрами.
.. ."Надежда" входила на внешний рейд, гордо неся флаг России и флаг Российско-Американской компании. Ее пушки торжественно прогромыхали над морем. Им ответили форты ликующего Кронштадта.
Первое кругосветное путешествие россиян завершилось. Это был один из великих дней в истории русского флота и самый счастливый в жизни Крузенштерна, с именем которого связана целая эпоха в развитии отечественного мореплавания, в изучении Мирового океана, в познании полярных стран*.
* (Первому кругосветному плаванию посвящены десятки книг и сотни статей различного жанра и объема. Однако полная биография И. Ф. Крузенштерна еще не написана. Возможно, это объясняется тем обстоятельством, что создание такой книги требует творческой переработки огромного архива ученого-мореплавателя. Он расположен частью в Тарту, частью в Ленинграде и насчитывает около тысячи дел. Кроме того, некоторая доля эпистолярного наследства путешественника хранится в Москве в Центральном государственном архиве древних актов и в Архиве внешней политики России.
Этот очерк не ставит своей целью заполнить столь обширный пробел в истории науки и мореплавания. Задача автора более скромная: взглянуть на жизнь первого русского кругосветного мореплавателя глазами историка полярных исследований, несколькими штрихами отметить то внимание, которое он уделял изучению Арктики и Антарктики, и рассказать о глубоком интересе к полярным областям земли его сына и внука.)
Иван Федорович Крузенштерн родился 8 ноября 1770 года в имении Гаггуд (Гондунд), расположенном недалеко от Ревеля (Таллина). Его родители принадлежали к небогатому дворянскому роду. Он был шестым ребенком в семье. В детстве он не мечтал о заморских плаваниях, не строил бумажных корабликов и не твердил родителям, что когда вырастет, непременно станет моряком. Сначала он учился дома. Затем в Вышгородской дворянской школе Ревеля.
И. Ф. Крузенштерн
После того как сыну исполнилось четырнадцать лет, родители стали задумываться над его будущностью. Выбор был сделан "почти случайно". Один из друзей семьи посоветовал определить мальчика в Морской кадетский корпус, находившийся в то время в Кронштадте.
В январе 1785 года Иван Федорович становится его кадетом. Он много раз будет вспоминать о разбитых окнах в спальне, которые приходилось затыкать подушками, о ночных набегах на соседние торговые склады за дровами для топки печей*.
* ( [Ф. Ф. Веселаго]. Адмирал Иван Федорович Крузенштерн. СПб, 1869, стр. 2.)
Вскоре началась в морях его дорога.
Два года Крузенштерн плавал на корабле "Мстислав" под начальством того самого капитана Муловского, который должен был возглавить экспедицию в северную часть Тихого океана для защиты русских интересов в Америке и который оказал на юного моряка глубокое влияние*. Однако из-за войны с Турцией подготовленные к дальнему плаванию пять кораблей так и не покинули в 1787 году Кронштадт, а следующим летом начались морские сражения со шведами. В одном из них, при острове Гогланде, участвовал и Крузенштерн. За храбрость, проявленную в этой битве, ему присвоили чин мичмана. Затем баталии следовали за баталиями. Он дрался на ревельском рейде, у Красной Горки и в Выборгском заливе. Когда 36-пушечный "Мстислав" разгромил 74-пушечный шведский корабль "София-Магдалена", Крузенштерну было дано "лестное" поручение взять флаг сдавшегося корабля и флаг находившегося на нем шведского адмирала Лилиенфильда. За участие в Выборгском сражении Крузенштерну, показавшему себя смелым и отважным моряком, присвоили чин лейтенанта.
* (Адмирал Иван Федорович Крузенштерн (биографический очерк). "Морской сборник", № 6, 1869, стр. 4.)
В 1793 году Россия командировала в Англию 12 наиболее одаренных молодых офицеров. Среди них были Крузенштерн, Лисянский и Беринг, внук знаменитого мореплавателя России. Русские моряки отправились в плавание на английских кораблях, кто в Средиземное море, кто в Атлантику. Крузенштерн много месяцев плавал у берегов Северной Америки. Он посетил Филадельфию и Нью-Йорк. По словам первых биографов, мореплаватель вспоминал с удовольствием о знакомстве с Джорджем Вашингтоном.
После трех лет скитаний по Атлантическому океану Крузенштерн возвратился в Англию, где завел обширные знакомства. Обаяние его личности, столь привлекавшее к нему знаменитых современников, проявилось еще в молодости. Жажда знаний, страстная любовь к науке и морскому делу, скромность, мужество, доброта и гуманность не остались не замеченными английскими коллегами.
"Весьма естественно, если позже почти всякий замечательный человек, познакомясь с Крузенштерном, чувствовал влечение к нему и вскоре вступал с ним в дружбу. Слова его вместе с простотою и скромностью обхождения и незапятнанная чистота характера обращали на себя внимание и внушали к себе уважение. Но гораздо более замечательно во многих отношениях то, что Крузенштерн, будучи еще молодым и чужим в стране, никому особенно не представленный, лишенный даже тех внешних выгод, которые может доставить значительное состояние, сумел привлечь к себе внимание отличных и пользовавшихся уважением людей. С той ранней поры в чужой стране он приобрел дружбу знаменитых моряков, значительных исторических деятелей, уважаемых ученых, так же как и многих других истинных и дельных людей, и все они оставались его друзьями до конца его жизни"*.
* (Адмирал Иван Федорович Крузенштерн (биографический очерк). "Морской сборник", № б, 1869, стр. 7.)
Так писали современники о службе Крузенштерна в Англии.
После Атлантики Ивану Федоровичу захотелось познакомиться с Индией. Английские власти весьма неблагосклонно отнеслись к намерению русского моряка. Пришлось прибегнуть к содействию посла в Лондоне графа Воронцова. Сначала Крузенштерну разрешили плыть до мыса Доброй Надежды. Отсюда он перебрался в Калькутту, где от выходца Торклера услышал рассказы о том, что Россия могла бы с большой выгодой сбывать в Кантоне пушнину, добываемую Российско-Американской компанией.
Крузенштерн сошел с английского военного судна и направился на восток. В Малакке он опасно заболел, но едва оправившись от тяжкого недуга, отплыл на небольшом судне в Кантон. Почти год он - изучал здесь торговлю европейцев и убедился, что Россия лишается больших выгод, не посылая в Китай и Японию свои корабли с пушниной, добытой в Русской Америке.
Возвращался он на торговом корабле, которым командовал хорошо знавший Крузенштерна капитан Гамильтон. Иван Федорович вновь посетил мыс Доброй Надежды, побывал на острове Св. Елены и в 1799 году увидел Англию, воспоминание о которой осталось дорогим для него до последних дней жизни. Он спешил на родину с начисто переписанным проектом о производстве морской торговли с Китаем. Он надеялся по приезде в Россию вручить свое "начертание" президенту коммерц-коллегии Соймонову. Однако ему не разрешили приехать в Петербург из Ревеля, куда его отправили для прохождения дальнейшей службы. Между тем Соймонов вышел в отставку и уехал в Москву, где вскоре умер.
Тогда Крузенштерн послал свой план управляющему морскими силами графу Кушелеву, "но получил ответ", который лишал его "всякой надежды".
Прошло два года. В самом начале XIX века произошли важные события в истории России и изменения в направлениях ее внешней политики. Александр I, заменивший на троне своего отца, Павла I, предпринял попытки сблизиться с Англией и подписал договор о восстановлении отношений "дружбы и доброго согласия" с Испанией - державами, весьма настороженно относившимися к активной политике Русского государства в северной части Тихого океана. Заключение мира с Англией, Испанией и Францией лишь приглушало остроту противоречий в этом районе, но не устраняло их.
Вместе с тем мирная передышка открывала новые возможности осуществить проект Крузенштерна. Тем более что в то время руководил морскими силами России выдающийся адмирал Николай Семенович Мордвинов, тот самый Мордвинов, которого впоследствии декабристы включат в число членов революционного правительства.
Крузенштерн переработал свой план. 1 января 1802 года он поставил на нем подпись и отправил в Петербург. Только спустя четыре месяца пришел ответ. Мордвинов писал, что записки Крузенштерна (на 26 листах) находит во многих частях полезными и считает "достойными монаршего внимания". По его словам, оставалось лишь выбрать удобный случай, "дабы с пользою вашей доложить о них"*.
* (В. В. Невский. Первое путешествие россиян вокруг света. Географгиз, М., 1951, стр. 29.)
Мордвинов показал записки Крузенштерна министру коммерции Николаю Петровичу Румянцеву. Тот, по признанию Крузенштерна, принял "живейшее участие" в осуществлении его плана. Только благодаря "рвению" этих прогрессивных государственных деятелей было приведено к стремительному исполнению "такое предприятие, которое по одной новости своей подвержено было великому противоречию и многим препятствиям".
"Справедливость требует сказать здесь, - писал Крузенштерн спустя семь лет, - что... Николай Петрович Румянцев был главный виновник сего путешествия. Ревностное его попечение об оном было неослабно с самого начала до конца"*. Такая ревность со стороны министра коммерции объяснялась прежде всего тем, что проект Крузенштерна в высшей степени соответствовал национальным интересам России, искавшей пути усилить свое влияние в северной части Тихого океана и установить широкие торговые связи с Японией и Китаем.
* (И. Ф. Крузенштерн. Путешествие вокруг света в 1803, 4, 5 и 1806 годах на кораблях "Надежда" и "Нева", ч. 1, Спб., 1809, стр. XXIII, XXIV. (Дальше: И. Ф. Крузенштерн. Путешествие...))
Записка Крузенштерна интересна не только в коммерческом отношении - в ней было много ценных мыслей о необходимости развивать торговлю, флот, готовить кадры мореплавателей, основываясь не на сословной принадлежности, а на способностях и деловых качествах будущих моряков.
Крузенштерн писал, что в Англии, Индии и Китае он был "очевидцем удивительной торговли, в коей все европейские народы более или менее участвуют". Лишь одна Россия не имеет в ней своей доли. Ему как "природному россиянину" невозможно это видеть равнодушным оком, "не предаваясь о том тысячекратным размышлениям".
Крузенштерн считает своим долгом принести пользу "отечеству", обратив внимание царского правительства на необходимость развития коммерции в России, которая до сих пор со всеми ее выгодами остается "в руках иностранцев". "Для чего терпит Россия бесславие", когда имеет все возможности развивать морскую торговлю? "Мы имеем знатных капиталистов и людей с дарованиями к отважным предприятиям, к которым россияне признаются особенно способными, - писал Крузенштерн.- Кажется, уже время принять новую систему и сдернуть иго иностранцев."*
* (Центральный государственный исторический архив ЭССР (ЦГИАЭ), фонд семьи Крузенштернов (ф. 1414), оп. 3, д. 60, л. 1-3.)
Поскольку Россия содержит постоянно "корпус от 20 до 30 тысяч матросов, из которых в мирное время малая часть употребляется в деле", то, по мнению Крузенштерна, без вреда можно 5 тысяч служителей использовать для службы на купеческих судах. Тем более что тысячи человеческих жизней в военном флоте гибнут из-за "старелого нерадения, частого недостатка лекарств, теплой одежды и целительных припасов, без коих сохранение здоровья людей никак невозможно. Сколько тысяч погибли прежде от худого содержания рекрут...". Сколько бы жизней было сохранено, если бы "начальники хотя несколько о том помышляли, смотря на трудности храбрых российских воинов, имеющих по человечеству равное право". "Известно, - продолжает Крузенштерн, - что нет ни одного государства в Европе столь расточительного в отношении своих подданных, кроме России, больше всего нуждающейся в оных.*"
* (ЦГИАЭ, ф. 1414, оп. 3, д. 60, лл. 4-8.)
Крузенштерн пишет столь откровенно и вольно потому, что эти злоупотребления приводят его в ужас и не могут не вызвать в каждом человеке стремление принять участие в "несчастий своих ближних, а паче соотечественников".
Одновременно Крузенштерн предлагает увеличить Морской кадетский корпус "еще одной ротою", в которой готовились бы офицеры для несения службы на купеческих судах. В эту роту могли бы поступать люди различного звания. "Сим образом можно было бы приобрести, - писал Крузенштерн, - со временем людей, весьма полезных для государства. Кук, Бугенвиль, Нельсон не сделались никогда бы таковыми, каковыми явились в своем отечестве, если бы выбирали людей по одному только рождению."
Затем Крузенштерн снова возвращается к мысли о необходимости развития коммерческого мореплавания, которое содействовало бы усилению морского могущества России и в конце концов дало бы возможность русскому флоту превзойти сильнейшую морскую державу - Англию.
Вторая половина записки Крузенштерна посвящена промыслам на северо-западных берегах Русской Америки, возможности получать от них большие выгоды, как коммерческие, так и политические, если бы "правительство некоторым образом подкрепило сию промышленность".
В заключении он предлагал отправить из Кронштадта два корабля с грузами для поселений в Русской Америке. Они должны были, сдав грузы, принять на борт пушнину для продажи в Кантоне, а затем закупить товары в Маниле или Батавии и отправиться в Петербург.
Вопрос о морской экспедиции к берегам Камчатки и Америки не был новым. Еще в первой половине XVIII века обсуждались планы Второй камчатской экспедиции Витуса Беринга. В 1732 году адмиралы Н. Ф. Головин и Т. Сандерс предложили направить суда из Кронштадта вокруг мыса Горн или мыса Доброй Надежды в воды Тихого океана как для детального исследования восточных окраин России, так и для поисков северо-западных берегов Америки.
Этот проект не был осуществлен. Беринг отплыл не из Кронштадта, а из Охотска. Он открыл северо-западные берега Северной Америки и наиболее крупные острова Алеутской гряды. На новооткрытые земли сразу устремились промышленники. Укрепление позиций России на Американском континенте было не по душе Великобритании, и она направила в этот район третью экспедицию Кука.
С этого времени четко обозначилось англо-русское соперничество в северной части Тихого океана, которое сказывалось и в полярных районах, лежащих к северу от Берингова пролива. Появление кораблей Джемса Кука в Чукотском море в семидесятых годах XVIII столетия сильно встревожило царское правительство. В Петербурге понимали, что миссия кораблей знаменитого Кука, направленных в Северный Ледовитый океан для поисков морского пути из Тихого океана в Атлантику, не столько научная, сколько политическая. Англичане, пытаясь зачеркнуть предшествующие открытия русских исследователей, переименовали названия многих уже известных мест на северо-западе Америки и на Чукотке*.
* (В. Н. Дивин. Великий русский мореплаватель А. И. Чириков. Географгиз, М., 1953, стр. 230.)
Один из участников английской экспедиции Д. Ледиард распространял во время приезда в Россию слухи о том, что англичане привели в подданство некоторые племена чукчей. Узнав о том, что Ледиард собирает сведения о русских поселениях в Америке, Екатерина II приказала выпроводить иностранца за пределы империи. Вслед за Куком у северо-западного побережья Америки побывали англичане Ванкувер, Мирес, Диксон, Портлон, Пужет, причем некоторые из них предлагали создавать фактории в пределах русских владений, чтобы "знатно понизить барыши россиянам"*.
* (С. Б. Окунь. Российско-Американская компания, Соцэкгиз, Л., 1939, стр. 16.)
Для защиты интересов России в северо-восточные воды предполагалось послать эскадру под командой капитана Муловского, но, как уже говорилось, война с Турцией, а затем со Швецией помешала этому. Однако еще раньше Екатерина II приказала снарядить Северо-Восточную экспедицию под начальством Иосифа Биллингса, которая, как и большинство русских экспедиций того времени, считалась секретной. Англичане придавали ей большое значение. Вероятно, не только из любви к науке секретарь Биллингса англичанин Сауэр скрыл свой дневник и, тайно вывезя его из России, опубликовал в Лондоне.
Во второй половине XVIII века русские промышленники прочно осели на Аляске, Алеутских и других островах северной части Тихого океана. 8 июля 1798 года на занятых ими территориях была создана Российско-Американская компания.
Крузенштерн в своем проекте отмечал, что английские промышленники занимаются разграблением природных богатств русских владений на Тихом океане. Об этом было известно русскому правительству, которое поручило посланнику в Лондоне графу С. Р. Воронцову сделать в 1800 году представление английскому министру иностранных дел лорду Гренвилю о том, что английские промышленники ведут незаконный промысел и контрабандную торговлю на берегах Северной Америки. И хотя Гренвиль отрицал причастность правительства к плаваниям частных судов, у русских дипломатов и государственных деятелей было достаточно свидетельств, что плавания английских купцов являются лишь прикрытием экспансионистских планов британского правительства.
Такова была обстановка, когда проект Крузенштерна снова появился в Петербурге. Она, безусловно, была более благоприятной, чем в самом конце XVIII века, когда Россия воевала то с Францией, то с Англией и даже с Испанией.
В июле 1802 года Крузенштерна вызвали в Петербург. Адмирал Мордвинов объявил, что проект одобрен и привести его в исполнение предстоит самому Ивану Федоровичу. Это известие не столько обрадовало Крузенштерна, сколько привело "в немалое смущение". Он, по его словам, более полугода наслаждался семейным счастьем и "ожидал скоро именоваться отцом". Тяжело казалось расстаться с любимой супругой, но пути к отступлению не было.
"Я чувствовал обязанность к отечеству в полной мере, - писал Крузенштерн, - и решился принести ему жертву. Мысль сделаться полезным меня подкрепляла; надежда совершить путешествие счастливо ободряла дух мой, и я начал всемерно пещися о приготовлениях в путь, не испытанный до того россиянами."*
* (И. Ф. Крузенштерн. Путешествие..., стр. XXV.)
7 августа 1802 года Крузенштерн был назначен руководителем первого русского кругосветного плавания. Командиром второго судна экспедиции он избрал Юрия Федоровича Лисянского, служившего вместе с ним во время командировки в Англию.
Экспедиция снаряжалась на средства Российско-Американской компании, которая находилась в ведении министра коммерции Н. П. Румянцева. Именно ему принадлежала важная роль в разработке и осуществлении русской политики в Русской Америке, на Крайнем Севере и Дальнем Востоке в начале XIX века. Он был открытым противником английской ориентации и предпринял ряд выдающихся мероприятий по укреплению позиций России не только в северной части Тихого океана, но и на севере Восточной Сибири и Американского континента.
Благодаря влиянию Румянцева чисто коммерческое плавание превратилось в крупное политическое и научное предприятие. В докладных записках "О торге в Кантоне" и "О торге в Японии", представленных Александру I 20 февраля (4 марта) 1803 года, и в докладе, утвержденном царем 27 марта, Румянцев подчеркивал необходимость новых рынков сбыта для продуктов звериных промыслов в Северной Америке и перспективность развития торговли китовым жиром и мамонтовой костью, добываемой на севере Сибири. "Предположить можно, что там есть и другие, не менее важные произведения, - писал Румянцев, - но как ни природа там еще не исследована, ни способов нет к торговле, то легко быть может, что Россия, имея сокровища, ими не пользуется*.
* (Внешняя политика России XIX и начала XX века. Документы Российского министерства иностранных дел. Серия первая, 1801-1815 гг., т. I, Госполитиздат, М., 1960, стр. 405. (Дальше: Внешняя политика России...))
Следовательно, первое кругосветное путешествие, хотя и в незначительной степени, но привлекло внимание к районам не только северо-восточных морей России, но и севера Сибири и Русской Америки с их почти не исследованными и нетронутыми природными богатствами.
Румянцев несколько раз подчеркивал, что развитие промыслов в северных районах Сибири и Русской Америки вызывает необходимость расширить сферу внешней торговли России и должно в конечном счете способствовать усилению влияния России на севере Тихого океана. Дальновидность этой политики несомненна, и его преемники на посту руководителя внешней политики фактически шли по его стопам не одно десятилетие.
В своих докладах он отмечал, что в Японии Россия могла бы сбывать многие продукты русских промыслов, которые развивались в это время на северо-востоке Азии и в Русской Америке, в обмен на пшено, "не только для американских селений, но и для всего северного края Сибири нужное"*.
* (Внешняя политика России..., т. I, стр. 388.)
Одновременно Н. П. Румянцев ставил вопрос об открытии торга в Кантоне и на Желтом море, с тем чтобы сбывать в Китае пушнину, китовый жир, моржовую кость, а из "северной страны Сибири - кость мамонтовую и проч."*. Он справедливо считал, что открытие рынков Японии и Китая для сбыта изобильных промыслов, развивающихся в Америке и на севере Сибири, может принести России существенную пользу, и полагал необходимым послать на одном из кораблей экспедиции посольство в Японию, руководитель которого должен "стараться положить только прочное основание торговли". Посланником к японскому двору был назначен камергер Н. П. Резанов.
* (Там же, стр. 298.)
Был решен вопрос и о посольстве в Китай, которое впоследствии было поручено графу Ю. А. Головкину. В свите обоих посольств должны были находиться ученые, чтобы содействовать успехам общего просвещения. В частности, на корабле "Надежда", которым командовал Крузенштерн, "для описания в Америке всех трех царств природы" предполагалось отправить "профессора натуральной истории, ботаника и студентов, окончивших курс минералогии"*. Ученым Румянцев поручал собрать коллекции "каменьев, земель, окаменелостей, солей, сер, металлов, деревьев, растений, семян... составить собрания зверей, птиц, рыб, земноводных, насекомых, раковин, кораллов и, что можно, доставить в чучелах, в спирте или высушенные, переномеровав все сии вещи, описав каждую откуда она получена", вести этнографические наблюдения. Для зарисовки костюмов американских народов, видов русских поселений, гор и примечательных мест предполагалось взять двух художников.
* (Внешняя политика России ..., т. I, стр. 388.)
Особое внимание Резанова и Крузенштерна Румянцев обращал на то, что необходимо исправно вести астрономические наблюдения и точно определять положение исследуемых мест.
Купеческому предприятию был придан государственный размах. Все расходы по снаряжению корабля "Надежда" приняла на свой счет казна. Румянцев ожидал, что путешествие станет "знаменитым в российской летописи"*.
* (Там же, стр. 491.)
Инструкцию, написанную Н. П. Румянцевым, Александр I утвердил 10 (22) июля 1803 года, а спустя 17 дней корабли "Надежда" и "Нева" покинули Кронштадт. На борту "Надежды" находились капитан-лейтенант Макар Ратманов, лейтенанты Петр Головачев, Федор Ромберг, Ермолай Левентерн, мичман Фаддей Беллинсгаузен, кадеты сухопутного корпуса Отто и Мориц Коцебу, доктор медицины Карл Эспенберг, его помощник Иван Сидгам, ботаник Вильгельм Тилезиус, естествоиспытатель Георг Лангедорф, астроном Горнер и команда корабля из 52 человек, в том числе 28 матросов, добровольно вызвавшихся идти в кругосветное плавание.
Кроме того, на судне "Надежда" находились 74 члена посольства, направленного в Японию, во главе с Н. П. Резановым, среди них был живописец Степан Курляндцев, доктор медицины и ботаники Брыкин. На судно "Нева" под командой Ю. Ф. Лисянского были определены лейтенанты Петр Повали- шин и Павел Арбузов, мичманы Василий Берх и Федор Коведяев, доктор медицины Мориц Либанд, штурман Даниил Калинин, два чиновника из свиты посланника и 45 матросов.
Всего в экспедиции участвовало 129 человек.
Это было грандиозное предприятие, от которого, по словам Н. П. Румянцева, вручившего напутственное письмо И. Ф. Крузенштерну, Россия ждала выдающихся результатов и научного, и политического характера. Выход русских кораблей в Мировой океан должен был свидетельствовать о том, что Россия намерена с особым вниманием относиться к укреплению своих позиций в Русской Америке. Это прекрасно понимал Крузенштерн.
Три года продолжалось первое кругосветное плавание россиян.
Искусно и стойко преодолели путешественники трудности кругосветного вояжа. Сначала они пересекли Атлантический океан, потом прошли от Огненной Земли до берегов Восточной Сибири и Русской Америки, а спустя год вышли в обратный путь через Индийский и Атлантический океаны.
Россия ждала их с нетерпением и надеждой.
Плавание И. Ф. Крузенштерна и Ю. Ф. Лисянского представляет собой славную страницу истории морского флота России и является замечательным вкладом в мировую географическую науку. Моряки и ученые впервые исследовали многие тысячи километров побережья Японии, Сахалина, Курильских и других островов, астрономически определили сотни важнейших пунктов, выполнили чрезвычайно ценные наблюдения за течениями, температурой и плотностью воды. Ученые, находившиеся в составе экспедиции, обогатили науку выдающимися работами по географии, зоологии, ботанике, этнографии и астрономии, заложили основы новой науки - океанографии.
Заслуги русских мореплавателей признал весь мир. Руководитель экспедиции И. Крузенштерн был избран почетным членом Российской академии наук. В память о замечательном первом русском кругосветном плавании была выбита медаль.
Правда, авторы некоторых работ о первом кругосветном путешествии сетуют на то обстоятельство, что "Надежда" потеряла более двух месяцев на доставку посольства в Японию. Однако при этом забывают, что ученые появились в составе экспедиции в связи с возложенной на нее дипломатической миссией.
Крузенштерн сожалел, что недели похожего на плен пребывания в Японии принесли скромные дары науке. Но он глубоко понимал значение попытки России установить торговые отношения с Японией и весьма огорчался, что она окончилась неудачей. Спустя сорок лет, на закате дней, Иван Федорович снова предложил послать посольство в Японию, заботясь более о дипломатической, чем о научной стороне такого предприятия.
Первое путешествие вокруг света имело важное политическое значение не только потому, что "все моря отворили россиянам путь к обширным плаваниям", но и потому, что оно предотвратило, по словам Н. П. Резанова, "потерю американских областей"*.
* (Внешняя политика России..., т. III, стр. 208.)
Действительно, положение во владениях Российско-Американской компании было критическим. За два года до прихода на север Тихого океана кораблей первой русской кругосветной экспедиции индейское племя тлинкитов (калош), подстрекаемое англичанами и американцами, которые продавали ему огнестрельное оружие, напало на русское поселение Михайловское на острове Ситха и превратило его в развалины. В этом сражении погибло 20 промышленников и 130 алеутов. Был разграблен склад компании, где хранилось около трех тысяч шкур "морских бобров". В разгроме приняли участие три американских матроса, сначала служивших у компании, а затем переметнувшихся к калошам. Находившийся поблизости со своим судном английский капитан Барбер видел этот грабеж, но приблизился к поселению после того, как оно было уничтожено.
"Нева" подошла к берегам Русской Америки, когда ее правитель Баранов готовился овладеть Ситхой. Приблизившись вместе с Лисянским к крепости индейцев, он предложил мир, если калоши оставят захваченный остров. Предложение было отвергнуто. Тогда Лисянский и Баранов начали штурм укреплений. В первом бою погибли три матроса с "Невы", офицеры Арбузов и Повалишин были ранены. Спустя семь дней, в течение которых "Нева" обстреливала индейские укрепления, калоши покинули остров. На нем был заложен Новоархангельск, со временем ставший центром русских поселений в Америке.
Экспедиция принесла большую пользу в торговом отношении. Она продала в Кантоне меха более чем на 190 тысяч пиастров. На вырученные деньги комиссионер компании закупил чай, шелк, фарфор. Китайские товары и наиболее дорогие меха были выгодно проданы в Петербурге. Это вывело Российско-Американскую компанию из весьма затруднительного финансового положения.
С путешествия И. Ф. Крузенштерна началась блистательная эпоха морских предприятий России. За пятьдесят лет русские моряки совершили 31 кругосветное и 14 полукругосветных плаваний (из Петербурга до Новоархангельска и обратно тем же путем).
Участники кругосветных плаваний составили замечательную плеяду отечественных исследователей морей и океанов.
Академик Карл Бэр назвал Крузенштерна "человеком, который впервые вывел русский флаг в великий Мировой океан и сделал его всемирно-историческим".
В биографии адмирала, напечатанной в "Петербургской газете" за 1839 год (№ 28, 30, 32, 37), Бэр писал, что предшественниками Крузенштерна были простые русские люди, которые на свой страх и риск прошли через моря и льды и вышли к берегам Тихого океана.
"Недавно приходилось читать, - писал Бэр, - что в России варварство простонародья часто губит благие намерения правительства при организации путешествий... Но никогда не произносилось ничего более неверного. Мы никогда здесь не слыхали ни об одной экспедиции, где бы намерения правительства были погублены варварством простонародья. Наоборот, простонародье почти всегда пролагало путь научным изысканиям. Вся Сибирь с ее берегами открыта таким образом. Таким образом присоединены Камчатка и Курильские острова. Только позже они были осмотрены правительством...
Предприимчивые люди из простонародья впервые открыли всю цепь островов Берингова моря и весь русский берег Северо- Западной Америки. Смельчаки из простонародья впервые прошли морской пролив между Азией и Америкой, первыми нашли Ляховские острова и много раз посещали пустыни Новой Сибири до того, как об их существовании что-либо знала Европа... Всюду со времен Беринга научное - мореходство только следовало по их стопам"*.
* (Первый сборник памяти Бэра. АН СССР, Л., 1927, стр. 33.)
Крузенштерн, по словам Бэра, развивая славные традиции народного мореходства, прошел неведомыми путями через Мировой океан и обогатил славу России новыми открытиями и блистательными подвигами.
В том же самом году, когда Крузенштерн и Лисянский возвратились в Кронштадт, решено было снова послать их корабли к берегам Русской Америки. И "Нева", командиром которой был назначен Л. А. Гагемейстер, снова вышла на просторы Мирового океана. "Надежда" оказалась не пригодной для столь дальнего путешествия. Вместо нее собирались построить новый корабль и послать его на Север в следующем году. Все это свидетельствовало о решимости России, несмотря на то что военные силы и материальные средства были отвлечены на решение европейских проблем, защищать свои интересы на северо-западных берегах Америки и в северной части Тихого океана.
Крузенштерн трудился над описанием своего путешествия вокруг света. Делал это он с необычайным увлечением, не щадя своего здоровья.
"Мне надобно было, - сообщал он 16 марта 1813 года А. С. Шишкову, - написать на двух языках сочинение в 3-х томах, вычислив и проверив множество астрономических наблюдений, начертить немалое количество карт и все переписать самому: на сие почасту за краткостью дневного времени употреблял я ночи."*
* (ЦГИАЭ, ф. 1414, оп. 3, д. 28, л. 10.)
В 1809-1813 годах "Путешествие вокруг света" вместе с атласом вышло в свет. Крузенштерн мечтает опубликовать описание рисунков и карт, составленных во время кругосветного плавания. Но они так и не были изданы.
"Путешествие..." Крузенштерна, опубликованное на русском и немецком языках, вскоре издается в Англии, Франции, Италии, Голландии, Дании, Швеции, Германии. Русского мореплавателя в число своих членов избирают академии наук и научные общества многих стран. Он становится членом Адмиралтейского департамента, в состав которого в это время входили известный полярный исследователь Гаврила Сарычев и выдающийся ученый Платон Яковлевич Гамалея. В 1811 году Ивана Федоровича назначают инспектором Морского кадетского корпуса. На этой должности его застает Отечественная война 1812 года. Желая помочь отечеству, он жертвует на всеобщее ополчение "треть своего достояния" (тысячу рублей в год).
Но едва миновали грозные времена, едва французские войска были изгнаны из пределов России, Крузенштерн начинает думать об отъезде из Петербурга. Ссылаясь на болезнь глаз, он собирается уехать на 2-3 года в Англию, чтобы собрать открытия и изобретения в области морского искусства. Во время этой командировки он надеется совершить путешествие по побережью Англии, чтобы описать "все порты, со всеми их доками и устроениями, что, конечно, должно быть полезно, ибо такого описания нет еще ни на одном языке"*.
* (Там же, л. 9.)
Действует Крузенштерн через государственного секретаря, адмирала А. С. Шишкова. Летом 1813 года Крузенштерна освобождают от службы в Морском кадетском корпусе и по представлению Н. П. Румянцева причисляют к русскому посольству в Англии "с жалованием, которое производится всем чиновникам".
Крузенштерн мечтает в октябре покинуть Петербург, но Н. П. Румянцев поручает ему подготовить первую русскую экспедицию для поисков Северо-Западного прохода. Летом 1814 года Крузенштерн посещает Англию, чтобы заказать навигационные приборы для этого путешествия. Но вернувшись в Россию, он снова будет добиваться окончательной отставки.
Просьба Крузенштерна не остается без ответа. Александр I повелевает отправить первого кругосветного мореплавателя в бессрочный отпуск по причине "расстроенного здоровья и, в особенности, зрения", но отставки не дает. Эта милость ничего не стоит царю, так как Крузенштерну после возвращения из путешествия определен "пенсион по смерть" в размере 3000 рублей в год. Будет он числиться в отставке или в отпуске, ему все равно будут выплачивать назначенную сумму. И Александр I предпочитает хотя бы номинально оставить первого моряка флота на государственной службе.
Почему же Крузенштерн в годы взлета своей славы решил удалиться в деревню?
Созданная им самим версия о болезни глаз справедлива. Однако недавно обнаруженные письма Крузенштерна проливают свет на действительные причины удаления первого кругосветного мореплавателя в "деревенскую глушь" и позволяют установить имя человека, который создал трудные условия для его научной деятельности. Этого человека зовут Гаврила Андреевич Сарычев. В 1785-1793 годы он участвовал в Северо- Восточной экспедиции капитана Биллингса. Его книга об этом путешествии была широко известна и сохранила научную ценность до наших дней. Перу Сарычева принадлежат правила по описи морских берегов, атлас и лоция Балтийского моря и многие другие работы по вопросам изучения морей. Он участвовал в организации нескольких полярных экспедиций. Правда, нередко ему приписывают дела, которых он не совершал. В частности, утверждают, что он предсказал существование острова Врангеля, хотя на самом деле он писал не об острове, а о матерой земле (Северном материке) и, следовательно, заблуждался, а не предвидел.
В 1808 году Сарычев стал гидрографом русского флота и сохранил это звание до последних дней своей жизни, довольно изобретательно устраняя со своего пути восходящие звезды русской морской науки.
Не без содействия Сарычева в весьма трудном положении оказался командир "Невы" Юрий Федорович Лисянский. Он вынужден был уйти в отставку и издать описание плавания на свои средства. Не столь уж сладкая участь была уготована и руководителю первого русского кругосветного плавания.
Крузенштерн, с его мировой славой, с его эрудицией и талантом ученого, показался Сарычеву опасным соперником. Начались притеснения, придирки, на несколько месяцев было отложено печатание атласа к путешествию под предлогом недостатка бумаги. Все, что предлагал Крузенштерн и что, по его 20 мнению, должно способствовать успехам науки России, отвергал Сарычев.
В одном из писем к известному русскому ученому Платону Яковлевичу Гамалею Иван Федорович жалуется, что управление Адмиралтейским департаментом перешло в руки Г. А. Сарычева и он очень опасается, как бы это морское учреждение, в котором сосредоточено руководство развитием науки во флоте, не лишилось "своего достоинства и своей важности"*.
* (ЦГИАЭ, ф. 1414, оп. 3, д. 28, л. 16.)
"Ежели мы в чем не согласны, - продолжает Крузенштерн, - что весьма должно случаться, то его голос, яко вице-адмирала, гидрографа и президента, без сумнения, больше значит моего; письменно протестовать капитану против адмирала не идет, итак много кое-чего делается весьма против моего согласия, сверх того, полезнейшие и важнейшие представления остались без внимания, одним словом, департамент не есть то, что он был, и то, что он должен быть."*
* (Там же, л. 16.)
Крузенштерн считал Сарычева человеком недалеким и недостаточно знающим, чтобы руководить развитием науки в русском флоте. Иван Федорович не принадлежал к числу обидчивых и самовлюбленных людей и простил бы Сарычеву критику, если бы она могла принести пользу науке. Не секрет, что Василий Михайлович Головнин в довольно резком тоне выбранил Ивана Федоровича за то, что тот в состав экспедиции включил только иностранных ученых, не найдя места для учеников русских высших учебных заведений. Крузенштерн не только не обиделся, но впоследствии при всяком удобном случае пытался претворить мысль Головнина в жизнь*. Более того, они затем много раз помогали друг другу в различных делах, направленных на развитие полярных и морских исследований России.
* (Головнину пришлось в какой-то степени разделить участь Крузенштерна. Случилось это в конце 1819 - начале 1820 года. Головнин, возвратившись из кругосветного плавания на шлюпе "Камчатка", со свойственной ему энергией занялся подготовкой экспедиции для поисков Северного материка, земель Санникова и описи северо-восточного берега Сибири. В ноябре 1819 года он встретил Ф. П. Врангеля - самого способного своего ученика - и предложил ему командование Колымским отрядом. При этом он Добавил, что будет дирижировать действиями всей экспедиции. Однако спустя некоторое время Головнин был отстранен от участия в подготовке к экспедиции. Руководство дерешло к Сарычеву, а Василию Михайловичу было предложено отправиться в отпуск, правда, не бессрочный. По словам Врангеля, заявление его учителя о том, что он будет дирижировать их действиями, осталось для него загадкой (ЦГИАЭ, фонд семьи Врангелей (ф. 2057). д. 443, л. 15).)
Г. А. Сарычев не простил Крузенштерну его решимости не соглашаться с начальством. За многие годы, которые Иван Федорович по возвращении из Англии в 1814 году провел в своем имении близ Ревеля, Сарычев не позволил напечатать ни одной его строчки.
В одном из писем, датированном 28 декабря 1821 года, Крузенштерн пишет, что, удаляясь в деревню, он "никогда не переставал заниматься, по возможности, работами, относящимися к ученой части моей службы и распространению области наук. Произведения трудов моих я представлял от время до времени моему начальству. Ни одно из оных не удостоено какого-либо внимания со стороны начальства, но напротив того, я испытал неоднократные при том унижения, весьма для меня оскорбительные"*.
* (Центральный государственный архив Военно-Морского флота (ЦГАВМФ), фонд семьи Крузенштернов (ф. 14), д. 252, л. 10.)
Действительно, за десятилетний срок ни одно исследование великого русского путешественника не выходит в изданиях Морского ведомства. Отвергают его работу о плаваниях Чичагова вместе с "Обозрением путешествий к Северному полюсу", не печатают статью о землях, недавно открытых в Северном Ледовитом океане, и без внимания оставляют его труд по гидрографии Мирового океана. Такая же участь уготована и капитальному, не знающему равного в мировой практике "Атласу Южного моря" (так в первой половине XIX века называли Тихий океан).
По утверждениям современников, "Атлас" был задуман Крузенштерном после возвращения из путешествия. Во время плавания он убедился в противоречивости сведений старинных мореплавателей. Карты "пестрели тысячами островов и камней, которые в действительности вовсе не существовали". Истинные открытия перемежались с мифами и заблуждениями. Это чаще сбивало с толку мореплавателей, чем приносило пользу. Крузенштерн решил разобраться в хаосе сведений о Тихом океане. Следы его титанической работы над материалами и сочинениями, на основании которых он создал "Атлас", хранят десятки дел в Центральном государственном историческом архиве Эстонии. Прелюдией к этому труду явилось "Гидрографическое описание Тихого океана", изданное в 1819 году в Лейпциге вместе с меркаторской картой земного шара.
"Работа гидрографа, - писал Федор Литке, - есть вообще работа неблагодарная. Взглянув на лист бумаги, покрытый извилистыми чертами, изображающими берега, испещренный точками, которые представляют мели и каменья, всякий ли догадается, что нанесение так или иначе этих черт и крестиков, стоило сочинителю нескольких недель, может быть месяцев, самых утомительных изысканий и соображений*.
* (Ф. П. Литке. Отчет Русского географического общества за 1845-1846 годы. "Записки Русск. геогр. об-ва", кн. I и II, 1849, стр. 112.)
Составляя атлас Тихого океана, Крузенштерн, по его словам, "не списал рабски" ни один его лист с других, уже существующих карт. Каждое сведение было "проверено с величайшей точностью". Его записки к "Атласу" свидетельствуют о тех строгих разысканиях, которым он подвергал всякий сомнительный материал. Он использовал множество "новых и редких материалов".
В 1821 году половину карт "Атласа", в целом состоявшего из 32 карт, уже приготовленных к печати, Крузенштерн послал в Адмиралтейский департамент. Он ждал единственной награды за труд - издания его "для общей пользы и в честь мореплаванию нашему", в честь открытий русских моряков "в водах, до того неизвестных". "Надежда моя была тщетной. Издание моих карт найдено излишним и ненужным."
Труд, составляющий гордость русской географической науки, был тогда отвергнут. Отвергнут только потому, что Сарычев, отлично знавший об исследованиях Крузенштерна, поручил чертежной Адмиралтейского департамента составить атлас северной части Восточного океана.
Крузенштерн был доведен до крайности. Ему пришлось просить у Александра I повеления об издании "Атласа Южного моря". Но прежде чем Ивану Федоровичу удалось спасти результаты своего десятилетнего труда*, в его жизни произошло немало важных событий, которые по своему значению далеко выходили за рамки его личной судьбы.
* (В 1823-1826 годах увидели свет два тома "Атласа Южного моря" и два тома гидрографических записок к нему под заглавием "Собрание сочинений, служащих разбором и разъяснением "Атласа Южного моря", на русском и французском языках. В 1835 году Крузенштерн издал дополнение к ним. С выходом "Атласа Южного моря" начинается новый взлет славы Крузенштерна.)
Человек добрый, мягкий, обаятельный, питавший такое же влечение к учительской деятельности, как и к морским путешествиям, Крузенштерн совершил не одно плавание по океанским просторам науки. Кругосветное странствие было не единственным его подвигом, не одной его мечтой. Ему предстояло пережить многие счастливые дни и годы, на протяжении которых его замыслы и мечты обретали реальность и завершались великими открытиями.
Расставшись в 1813 году с Морским кадетским корпусом и Адмиралтейским департаментом, Крузенштерн стал членом большого, оставившего заметный след в истории русского просвещения научного общества, которое объединил вокруг себя Николай Петрович Румянцев, старший сын знаменитого полководца Румянцева-Задунайского.
Румянцев был воспитан на философских идеях мыслителей XVIII века, с их верой в глубокую силу разума*. Он хорошо знал европейскую литературу, сочувствовал проповедуемым ею гуманистическим принципам, встречался с Вольтером, увлекался политической экономией Адама Смита, был сторонником экономического либерализма. Румянцев собрал и издал редчайшие исторические документы, уникальные литературные памятники, создал знаменитый Румянцевский музей с библиотекой редчайших книг и ценнейших рукописей, с этнографическими коллекциями, собраниями старинных грамот и монет.
* (Е. В. Барсов. Государственный канцлер Н. П. Румянцев. "Древняя и Новая Россия", № 5, 1877, стр. 6.)
Одним из первых членов "Румянцевской академии", как нередко именовали кружок ученых, объединившихся вокруг отставного государственного канцлера, был Иван Федорович Крузенштерн, который выступал в роли главного теоретика по вопросам полярных и морских исследований, следил за новинками географической литературы, разыскивал старинные карты и рукописи, имеющие отношение не только к географии, но и к истории России.
Крузенштерн привлек внимание Румянцева к одной из самых животрепещущих проблем полярных исследований - поискам Северо-Западного морского пути из Атлантического в Тихий океан. Этот вопрос начал волновать Ивана Федоровича сразу после возвращения из плавания. Он обратился в Адмиралтейств-коллегию с просьбой поручить командиру шлюпа "Диана" В. М. Головнину, которому предстояло летом 1807года выйти в кругосветный вояж, исследовать северное побережье Русской Америки. Это предложение было принято.
В. М. Головнин должен был произвести обозрение северных берегов Америки от Берингова пролива до мыса Ледяного, достигнутого впервые Куком в 1778 году. Правда, мнение капитана Крузенштерна было включено в инструкцию, замечает Головнин, "не в виде предписания", а как совет более опытного и старшего товарища*.
* (В. М. Головнин. Сочинения. Изд-во Главсевморпути, М., 1949, стр. 19.)
Эту задачу Головнин не выполнил. Во-первых, потому, что его захватили в плен во время посещения одного из японских островов, во-вторых, его "Диану" предполагалось использовать для защиты Русской Америки от возможного нападения английского крейсера, который был якобы замечен у берегов Китая*.
* (Архив внешней политики России (АВПР), фонд Российско-Американской компании (ф. 339), д. 211, оп. 888, л. 3.)
Крузенштерн об этом знал и примерно в 1810 году начал обсуждать с Румянцевым, как подготовить первую русскую экспедицию для поисков Северо-Западного прохода.
Ивану Федоровичу казалось, что наибольшего успеха можно добиться, если исследовать таинственный морской путь как на восток - со стороны Берингова пролива, так и на запад - со стороны Баффинова залива. При этом, по мысли Крузенштерна, поиски со стороны Атлантического океана должны были начаться годом позднее, чем со стороны Берингова пролива.
Румянцев увлекся проектом Крузенштерна. Для руководства "атлантической" экспедицией государственный канцлер хотел привлечь какого-либо предприимчивого морехода из Америки. Но И. Ф. Крузенштерн убедил Н. П. Румянцева воздержаться от снаряжения "атлантической" экспедиции до возвращения в Россию корабля, который будет заниматься поисками Северо-Западного прохода со стороны Берингова пролива, тем более что в этом случае можно не прибегать к услугам американцев.
Несмотря на сложность международной обстановки в Европе, Румянцев, как свидетельствует Крузенштерн, не оставлял мысли о возобновлении поисков сообщения между Тихим и Атлантическим океанами. В разговоре с И. Ф. Крузенштерном он часто выражал "желание свое видеть такой опыт еще раз предпринятым".
Глубокий интерес Румянцева диктовался определенными политическими задачами. По словам Крузенштерна, государственный канцлер считал, что "исследование севернейших берегов Америки могло быть полезно для наших владений в тех странах"*. Вторжение наполеоновских войск в Россию отодвинуло на время исполнение плана Крузенштерна. Апоплексический удар на многие месяцы оторвал Н. П. Румянцева от дел не только правительственных, но и личных. Но после того как французские войска были изгнаны из России, Крузенштерн и Румянцев вернулись к излюбленному вопросу. К этому времени Крузенштерн полностью закончил свою историю поисков Северо-Западного прохода. В ней он рассматривал главнейшие экспедиции, снаряженные с этой целью, начиная с плавания Кабота и кончая последней экспедицией Джемса Кука. В частности, Крузенштерн писал, что "третье путешествие Кука, хотя оно и не им окончено, положило, казалось, конец всем сомнениям о возможности северного прохода, но мы однако не знаем заподлинно, действительно ли великий муж сей в нем отчаялся"**.
* (ЦГАВМФ, ф. 14, оп. 1, д. 52, л. 54.)
** (Там же, л. 52.)
Теперь, когда осуществлено двухтомное издание журналов и документов третьего плавания Кука, выяснилось, что после вояжа к северу от Берингова пролива этот исследователь писал в донесении, что в будущем, 1779, году предпримет еще одну попытку пройти на север от Ледяного мыса, но мало надеется на успех. "Лед, который не так-то легко преодолеть, является, по-видимому, не единственным препятствием на нашем пути. Берег обоих континентов на большое расстояние очень низкий и даже посредине между двумя материками глубины весьма незначительные. Это, да и другие обстоятельства как бы доказывают, что в замерзшем море имеется большая, еще незнаемая суша, она является источником льда и полярная часть океана отнюдь не является открытым морем"*.
* (The Journal of Captain James Cook. Edited J. G. Beaglehole, Cembridge University Press, 1967, vol. III, p. 1532.)
Кук погиб на одном из островов Тихого океана. Его спутники повторили попытку открыть сообщение с Атлантикой, но были еще менее удачливы, чем их начальник. Вера в возможность решить эту проблему покинула их. Некоторые из участников плавания, как видно из журналов экспедиции, решили, что Азию и Америку соединяет перешеек. Что касается плавания Семена Дежнева, то его английские мореплаватели объявили сказкой. Такая точка зрения нашла сторонников и в России. В частности, ее придерживался адмирал и выдающийся полярный исследователь Гаврила Андреевич Сарычев. Говоря об этом, необходимо иметь в виду, что в начале XIX века северное побережье России было достоверно известно от Варангер-фиорда на Мурмане до Баранова Камня к востоку от устья Колымы. Это пространство было исследовано Великой северной экспедицией и уточнено последующими путешествиями. Не нанесены на карту были только берега Чукотки примерно от Баранова Камня (мыс Большой Баранов) до мыса Северного. Что касается севера Америки, то он представлял собой почти белое пятно. Собственно, на океанском побережье были обозначены лишь мыс Ледяной, открытый Куком, и устья рек Маккензи и Херна.
Таким образом, к началу XIX столетия стало очевидным, что ключ к решению вопроса о сообщении между двумя океанами лежит в районе к северу от Берингова пролива и Чукотки. Географические воззрения в упрощенном виде представлялись следующими: во-первых, море здесь заперто вечным льдом, во-вторых, существует немалая суша, а возможно и материк, в-третьих, Азия и Америка не разделены проливом, наоборот, их соединяет перешеек. В частности, последняя точка зрения принадлежала Джемсу Бурнею и была высказана им в печати в 1817 году, почти через сорок лет после его участия в последнем плавании Кука.
Крузенштерн, детально проанализировав состояние знаний по этому вопросу, пришел к выводу, что Северо-Западный морской путь, вероятно, существует.
"Сочинение сне, писанное в 1812 году, - говорил Крузенштерн о своей работе по истории поисков Северо-Западного прохода, - назначено мною было служить введением к путешествию покойного адмирала Чичагова к Северному полюсу, составленным мною из подлинных текстов"*, журналов путешественника и его спутников. Крузенштерн отмечал далее, что "разные причины препятствовали изданию трудов моих".
* (ЦГИАЭ, ф. 1414, оп. 3, д. 52, л. 38.)
Поэтому глубокую радость приносит ему внимание Румянцева, который откровенно пишет, что имеет доверие к его знаниям и его планам.
Вероятно, прежде чем принять решение, они много раз встречались и обсуждали детали путешествия, которое должно было приподнять завесу неизвестности над самой великой географической тайной века.
Осенью 1813 года вопрос экспедиции для поисков Северо- Западного прохода был решен. Деньги на ее снаряжение (по предварительной смете Крузенштерна, весьма солидная по тем временам сумма -100 тысяч рублей) давал Н. П. Румянцев из собственных средств. Экспедиция задумывалась как крупное научное предприятие, но она преследовала и политические цели, или, иными словами, должна была содействовать укреплению позиций России как на арктическом побережье, так и в глубинных районах Америки.
Румянцев на протяжении десяти лет, в течение которых он играл выдающуюся роль в формулировании и осуществлении внешней политики России, настойчиво подчеркивал необходимость считаться с соперничеством Англии как к югу, так и к северу от Берингова пролива. Государственный канцлер отлично знал, что привилегиями, высочайше пожалованными Российско-Американской компании, разрешалось пользоваться всеми промыслами от 55° "до Берингова пролива и за оный" и занимать земли, которые до сих пор не были заняты другими народами. Такая неопределенность формулировки имела сильную и слабую стороны. Она давала компании свободу действий на севере Американского континента и юридически оставляла неприкрытой северную границу Русской Америки*.
* (Когда в 1821 году началась подготовка к организации крейсерства на севере Тихого океана, который затем был объявлен закрытым для иностранных судов, Румянцев писал Крузенштерну, что эта мера вызовет недовольство США. Но она необходима и "поведет к заключению трактата, который твердым образом обоюдные границы и права обозначит" (ЦГИАЭ, ф. 1414, оп. 3, д. 23, л. 109).)
Точно так же могла поступать и английская компания Гудзонова залива. Хотя ее деятельность вроде ограничивалась территорией, прилежащей к Гудзонову заливу, но хартия, дарованная Карлом II, разрешала акционерам заниматься монопольной торговлей, добычей пушнины и минеральных богатств на прибрежных землях северных морей*.
* (А. Б. Куприянов. Компания Гудзонова залива за первые сто лет своего существования (1670-1763). "Летопись Севера", вып. IV, Мысль, М., 1964, стр. 162.)
Российско-Американская компания с первых дней своего существования следила за действиями компании Гудзонова залива. На ее средства участник первого кругосветного плавания В. Н. Верх перевел и издал путешествия Херна и Маккензи. Делалось это, разумеется, не столько для просвещения публики, сколько для того, чтобы получить представление о действиях своих соперников.
Необозначенность границ русских владений на севере континента и возможность выхода английских промышленников со стороны реки Маккензи в район Берингова пролива весьма беспокоили Румянцева. Еще будучи министром коммерции, он дал наставление Н. П. Резанову: если "иностранцы входить будут в рассуждение о пределах американских наших заселений", то необходимо проявлять всемерную осторожность и уклоняться от сообщения каких-либо конкретных данных*.
* (Внешняя политика России..., т. I, стр. 497.)
Любопытно, что решение об экспедиции для поисков Северо-Западного прохода и исследования северных берегов Америки Румянцев принял в то время, когда занимал самый высокий пост в русском правительстве. Значение этого шага Крузенштерн оценил с необычайной точностью:
"Статься может, что сделан будет вопрос: какая польза может быть для России от таковых изысканий? Такие вопросы могут исходить от людей, которые не понимают, что эти исследования имеют целью вырастание могущества и распространения политического влияния их отечества"*.
* (И. Ф. Крузенштерн. Предуведомление. В кн.: О. Е. Коцебу. Путешествие в Южный океан и Берингов пролив для отыскания Северо- Восточного морского прохода, предпринятое в 1815, 1816, 1817, 1818 гг. иждивением государственного канцлера Н. П. Румянцева на корабле "Рюрике" под начальством флота лейтенанта Коцебу, ч. I, Спб., 1821, стр. XXVIII. (Дальше: О. Е. Коцебу. Путешествие...))
Летом 1814 года, когда Крузенштерн по поручению Румянцева отправился в Англию, он познакомился с моряками британского флота. Он близко сошелся с секретарем английского адмиралтейства Джоном Барроу, который затем следил за выполнением заказов Крузенштерна и стал на многие годы его ревностным корреспондентом. Через Барроу впоследствии Крузенштерн получал обстоятельную информацию о намерениях английского правительства в области полярных исследований.
Лондонские журналы и газеты предлагали свои страницы для высказываний Крузенштерна. Он, как всегда, был скромен и осторожен. Лишь в журнале Nave Chronicle (октябрь 1814 года) он поместил статью о несоответствии карт полярных стран. В частности, он подверг критике карты Арросмита, на которых неправильно изображались северо-восточные берега Азии. Он отмечал, что на них "совсем опущена" Чаунская губа, которая показана на всех российских картах. Еще знаменитый Паллас "весьма ясно упоминал об ней в донесении своем о путешествии Шалаурова, который искал здесь место для зимовья и осмотрел ее во всей обширности".
Английские картографы, кроме того, ошибочно принимали мыс Шелагский и мыс Северный за один и тот же географический объект, тогда как первый, по словам Крузенштерна, находился на 7-8° западнее второго. "И хотя долгота Шелагского мыса не определена никем, - писал он, - однако нельзя также ничего сказать в защиту предположения" английских географов, считающих, "будто бы он совсем не существует"*. Кроме того, на английских картах не были показаны острова Ляховские и Диомида, не говоря уже о последних открытиях Санникова и исследованиях Геденштрома.
* (ЦГИАЭ, ф. 1414, оп. 3, д. 58, л. 7-8. В этом деле хранится писарская копия упомянутой статьи с пометкой: "в 1818 году представлена в Адмиралтейский департамент, откуда взята через год обратно". Крузенштерн опубликовал статью в "Сыне отечества", ч. 65, 1820.)
В своей статье Крузенштерн выдвинул идею о снаряжении новой экспедиции для более тщательного обозрения северо-восточных берегов Азии и островов, лежащих в Ледовитом море, к северу от них.
Из Англии Крузенштерн вернулся в том же 1814 году и занялся составлением инструкции для Коцебу. Крузенштерн полагал, что исходной базой должен стать залив Нортон, если "не будет открыт другой"*, и считал необходимым, чтобы Коцебу посетил его и собрал у жителей этих мест подробные сведения о глубинных пространствах континента, о направлении рек и берегов, о больших озерах. Из залива Нортон "Рюрику" надлежало отправиться в Уналашку и осмотреть по пути неисследованные южные берега Русской Америки.
* (О. Е. Коцебу. Путешествие..., стр. CLXXXV.)
Выполнять основные задачи - "исследование внутренности Америки" и ее северного берега - экспедиция должна была в третий год плавания. В зависимости от обстоятельств и добытых сведений Коцебу мог действовать по своему усмотрению. Взяв в Уналашке алеутов с байдарами, Коцебу должен был исследовать берег Америки в северной части Бристольского залива. (Шишмарев на "Рюрике" между тем отправился в залив Нортон.) В первую очередь следовало отыскать реку, которая, по словам Кука, в этом районе должна впадать в океан, и исследовать ее нижнее течение. Затем необходимо было отправить офицера подробно изучить открытую реку. Коцебу не разрешалось долго задерживаться в этом районе, чтобы успеть выйти к Ледовитому морю. Он должен был соединиться с Шишмаревым у залива Нортон и направиться к мысу Лисбурн.
"Отсюда надлежит Вам стараться освидетельствовать направление берега и узнать, сколько далеко оный простирается к северу за усмотренным Куком Ледяным мысом, так же, в какой широте оный приемлет направление к востоку."
Крузенштерн не ограничивал плавания "Рюрика" к востоку, надеясь, что мужество и твердость помогут морякам одолеть препятствия природы и сделать величайшие открытия. Коцебу мог посвятить еще один год исследованиям в Северной Америке, если ему станет известна какая-либо река, впадающая в Северный океан и имеющая сообщение с обширным озером в глубине материка. Разрешалось продлить экспедицию и в том случае, если в ее распоряжении окажутся факты или сведения, позволяющие "надеяться, что существование сообщения между обоими океанами не есть совершенно невозможно"*.
* (О. Е. Коцебу. Путешествие..., стр. CXL.)
Экспедиция на бриге "Рюрик" (1815-1818 годы) явилась началом новой эпохи в исследовании Северо-Западного пути. Коцебу открыл огромный залив, изучил полярное побережье Русской Америки и Чукотки и на основе наблюдений над течениями в Беринговом проливе установил вероятность морского сообщения между Тихим и Атлантическим океанами.
После экспедиции Коцебу русско-английское соперничество в исследовании полярных районов Американского континента и прилегающих к нему земель и вод возобновилось.
По настоянию Румянцева Коцебу подготовил рапорт о своих исследованиях на имя морского министра. Государственный канцлер остался недоволен и попросил Крузенштерна вместе с Коцебу переделать рапорт, усилив государственную значимость открытий экспедиции на "Рюрике". В новом варианте рапорта многократно подчеркивалась агрессивность компании Гудзонова залива, стремившейся распространить свои владения в сторону Берингова пролива.
"Мне кажется, - писал Коцебу под влиянием указаний Крузенштерна и Румянцева, - что не должно русским упускать времени занятием сего места, английская Гудзонская кампания, которая весьма далеко к западу внутрь Америки от сих заселений распространяет торговлю, уже имеет в весьма недалеком расстоянии от сего зунда фактории и, конечно, вскоре привлечет сих диких, будет господствовать в Беринговом проливе.*"
* (ЦГАВМФ, фонд Департамента морского министра (ф. 166), оп. 1, Д. 2531, л. 21.)
Таким образом, в рапорте говорилось не только о развитии торговых отношений, но и о насущной необходимости овладеть важными стратегическими пунктами, лежащими на подступах к Северо-Западному и к Северо-Восточному морским путям. Эта мысль не осталась незамеченной; спустя некоторое время Крузенштерну предложили возглавить одну из самых грандиозных полярных экспедиций первой четверти XIX века. Но прежде чем перейти к ней, необходимо несколько слов сказать об одном интересном проекте, разработанном мореплавателем по просьбе Н. П. Румянцева.
Осенью 1817 года Крузенштерн начал обсуждать с ним вопрос о снаряжении новой экспедиции на "Рюрике" для поисков Северо-Западного прохода. Но на этот раз со стороны Атлантики.
25 декабря 1817 года, когда "Рюрик" еще находился в Маниле, Крузенштерн послал письмо Румянцеву, в котором сообщал свои соображения об экспедиции в Баффинов залив:
"Точное исследование сего обширного залива любопытно по двум причинам: во-первых, ежели существует сообщение между Западным и Восточным океанами, то оно должно быть или здесь, или в Гудзоновом заливе. Последний залив осмотрен разными мореплавателями, и хотя есть в оном места, не со всею строгостью исследованные, но более вероятности найти сие сообщение в Баффиновом заливе, нежели в Гудзоновом. Во-вторых, относительно географии обозрение сего залива весьма любопытно, ибо он со времени его открытия в 1616 году не был никогда осмотрен. Новейшие географы сумневаются даже в истине его существования. По крайней мере, не думают, что Баффин действительно видел берега, окружающие сей залив"*.
* (Центральный государственный архив древних актов (ЦГАДА), фонд Госархива (ф. 21), д. 3 доп., л. 90.)
Крузенштерн, изучив записки Баффина, пришел к твердому убеждению, что Баффин обошел берега залива, который теперь носит его имя. Однако он не был уверен в достоверности описи английского путешественника.
Сомнение в существовании Баффинова залива, по мнению мореплавателя, возникло "от предполагаемых трудностей плавания по морю, наполненному почти всегда льдом". Англичане единственный раз, в 1776 году, посылали в тот край экспедицию, которую возглавлял опытный морской офицер, один из лучших учеников знаменитого Кука - лейтенант Пикерсгиль. Плавание оказалось неудачным; с тех пор о Баффиновом заливе мореплаватели забыли.
Задачи новой полярной экспедиции Крузенштерн сформулировал очень кратко: прежде всего исследовать малоизвестные берега Баффинова залива, а затем решить вопрос "о существовании сообщения оного с Восточным океаном".
Крузенштерн советовал отправить экспедицию не раньше возвращения "Рюрика" в Петербург из второго плавания в Северный Ледовитый океан. После того как станут известны результаты исследования Северо-Западного морского пути со стороны Берингова пролива, можно будет рассудить и о том, как использовать полученные сведения и наблюдения в предстоящих поисках со стороны Баффинова залива.
Руководство новой экспедицией он советовал поручить "нашему молодому моряку" Отто Коцебу и снова на бриге "Рюрик". По его расчетам, Коцебу должен возвратиться из плавания в Берингов пролив в конце 1818 года. Следующее лето отводилось на исправление повреждений судна. А весной 1820 года новой экспедиции предстояло оставить Петербург и направиться на поиски приатлантической части Северо-Западного морского прохода. Экспедиция должна была в течение двух навигаций вести научные исследования. В случае необходимости разрешалось провести в полярных странах и третий год.
Через несколько дней после того, как проект был отправлен Румянцеву, Крузенштерн получил от своего старого знакомого- секретаря английского адмиралтейства Джона Барроу пространное письмо. Барроу сообщал ему о намерении англичан послать экспедицию с теми же задачами, которые он изложил в своем проекте. "...Мы, - писал Барроу, - попытаемся весной будущего года организовать экспедицию вокруг Гренландии или через пролив Дейвиса.*"
* (ЦГАВМФ, ф. 14, оп. 1, д. 233, л. 9.)
Крузенштерн переслал письмо Н. П. Румянцеву, и попросил согласия написать Барроу, что подобная экспедиция уже готовится государственным канцлером России. Однако Румянцев неожиданно отступил от своего намерения - вступать в соперничество с англичанами в районе Гренландии он считал бесполезным.
Вскоре Крузенштерн смог убедиться, что возобновление Россией поисков Северо-Западного прохода вызвало бурную реакцию в Лондоне. Джон Барроу от имени английского адмиралтейства забил тревогу. Англия, по его словам, допустит непоправимую ошибку, если останется безразличной к исследованиям русских. Пока не поздно, необходимо опередить другую державу (Россию) в ее усилиях "совершить едва ли не единственное великое открытие, которое осталось сделать в географии"*.
* ( John Barrou. A Chronological History of Voyages into the Arctic Regions. London, 1818, p. 364.)
Научные цели английских экспедиций тесно переплетались с задачами обретения прав на те или иные полярные территории. Они не объявлялись откровенно, а маскировались громкими фразами о защите чести и достоинства английской державы на ниве просвещения и науки.
Но возвышенные слова вряд ли кого обманывали. Если бы речь шла о том, чтобы только доставить удовольствие ученым- географам, то вряд ли была бы необходимость восстанавливать премии 20 тысяч фунтов стерлингов за плавание по всему Северо-Западному проходу и премии 5 тысяч фунтов за плавание первой его половиной. Англия была больше обеспокоена не тем, что русские первые произведут наблюдения за течениями или за температурой воздуха в Северном Ледовитом океане, а тем, что далеко они продвинутся на восток от Берингова пролива. Усиление деятельности Российско-Американской компании на Американском континенте как бы предостерегало, что Россия будет стремиться первой освоить северные берега Америки.
Англия, стремившаяся после разгрома наполеоновской Франции не допустить усиления России в Европе, не прочь была ослабить ее позиции в Америке.
В 1818 году английское правительство снарядило две экспедиции для отыскания пути между двумя океанами. Одна из них под начальством Джона Росса отправилась в Баффинов залив на судах "Изабелла" и "Александр". Путешественники исследовали восточную часть Баффиновой Земли и проникли в устье пролива Ланкастер. Они приняли его за залив, так как, по мнению Джона Росса, в отдалении его пересекала земля, которую они назвали горами Крокера.
Вторая экспедиция под начальством Бухана на судах "Доротея" и "Трент" направилась к Берингову проливу тем самым путем, которым в шестидесятых годах XVIII столетия пытался проникнуть В. Я- Чичагов. Но к северу от Шпицбергена Бухана остановили льды, как некогда остановили и Чичагова.
Крузенштерн не удивился неудаче, ибо ни один мореплаватель не имел успеха здесь.
Обе экспедиции осенью возвратились в Англию. И сразу же лондонские газеты стали писать, что "английское правительство и на будущий год собирается оба поиска возобновить". К этим сообщениям в Петербурге проявили большое внимание.
В конце 1818 года царское правительство приняло решение снарядить грандиозную экспедицию к Северному и Южному полюсам.
Морской министр И. И. де Траверсе дважды предлагал Крузенштерну принять на себя начальствование над этим географическим предприятием, и Иван Федорович дважды отказывался из-за плохого состояния здоровья*. Одновременно И. И. Траверсе просил сообщить "примечания относительно имеющего последовать путешествия для открытий". Крузенштерн понимал, что путешествие в страны Южного полюса предпринимается единственно к обогащению познаний, в то время как задачи судов, направляемых в Берингов пролив, имеют целью довершение или, по крайней мере, продолжение начатых на "Рюрике" поисков сообщения между двумя океанами и содействие развитию промыслов и торговли Российско-Американской компании.
* (В. В. Кузнецова. Новые документы о русской экспедиции к Северному полюсу. "Изв. Всесоюзн. геогр. об-ва", т. 100, вып 3 1968 стр 238 (примечание).)
Крузенштерн считал, что не следует в Северный Ледовитый океан посылать корабли водоизмещением 600 или 700 тонн. "Американский берег к северу от Берингова пролива, - писал он, - так мелок, что можно только надеяться исследовать оный на весьма малых судах." По его мысли, один из кораблей экспедиции должен быть водоизмещение 600-700 тонн, а другой - 120-150 тонн. В руководители этого важного географического предприятия он рекомендовал Отто Евстафьевича Коцебу. "Он должен, - писал Крузенштерн, - идти прямо в открытый им залив и произвести оттуда исследование к северу и востоку, частью по берегу, частью на байдарах... как далеко простирается Америка к северу и под каким градусом широты начинается направление ее к востоку.*" Крузенштерн напоминал министру о том, что англичане очень ревниво относятся к исследованию северных берегов Америки. "Недавно, - продолжал он, - мною получено известие из верного источника, а именно прямо от секретаря английского адмиралтейства г. Баррова, который сообщает мне все, что делается по сему предмету в Англии, что англичане вознамериваются предпринять. .. сухопутную экспедицию от устья реки Маккензи к востоку до пределов Баффинова залива.**"
* (ЦГАВМФ, ф. 25, оп. 1, д. 114, л. 11.)
** (ЦГАВМФ, фонд И. И. де Траверсе (ф. 25), оп. 1, д. 114, л. 8-9. Отрывки из этого письма опубликованы в сборнике "М. П. Лазарев. Документы", т. I, Военмориздат, М., 1952, стр. 94-103.)
Затем моряки должны были исследовать Северо-Западный морской путь до устья реки Маккензи, а если позволят обстоятельства, то проникнуть во внутренние области Русской Америки. Кроме того, по словам мореплавателя, экспедиции необходимо исследовать северо-восточные берега Азии. Поскольку нашлись люди, которые сомневаются в плавании Дежнева Беринговым проливом, хотя документы доказывают необоснованность такого сомнения, было бы желательно, чтобы суда достигли мыса Шелагского, "положение коего слишком для нас мрачно".
"Неужели мореходцы нашего времени, - заключает Крузенштерн, - устрашатся обойти мыс, мимо коего проплыл за 170 лет казак на малой лодии.*"
* (ЦГАВМФ, ф. 25, оп. 1, д. 114, л. 16.)
В заключение письма мореплаватель напоминал о том, что надо позаботиться об укомплектовании экспедиции астрономами, физиками, натуралистами и не упустить из виду ничего такого, что бы могло помешать "распространению пределов знаний". "Кроме корабельных врачей, кои обыкновенно посвящают себя также натуральной истории, - писал Крузенштерн, - должно быть на каждом корабле по одному астроному, который примет на себя и произведение физических наблюдений, и одному натуралисту; сверх того при каждой экспедиции надо быть рисовщику, садовнику и чучельнику, из 4-х натуралистов надлежит быть одному минералогу при Северной экспедиции потому, что сия экспедиция имеет в предмете исследование внутренних мест Америки, двум надлежит быть для зоологии, а одному для ботаники.*" Он советует послать в Южную и Северную экспедиции воспитанников российских ученых институтов, которые могли бы совершенствоваться в науках под руководством "людей великой учености и славы".
* (Там же.)
По его мнению, необходимо просить Академию наук составить инструкции для научных исследований, на которые желательно было бы получить отзывы ученых обществ Парижа, Лондона и Геттингена.
Морское министерство последовало далеко не всем его советам. Экспедиции к Северному и Южному полюсам отправили тем же летом, хотя он убеждал отложить их до 1820 года, чтобы без торопливости подготовиться к исследованиям в полярных областях.
По рекомендации Крузенштерна, начальником "Южной дивизии" назначили Фаддея Фаддеевича Беллинсгаузена. Командование Северным отрядом поручили капитан-лейтенанту Михаилу Николаевичу Васильеву, человеку не искушенному ни в дальних, ни тем более в полярных плаваниях. Васильева Крузенштерн не знал ни как моряка, ни как ученого. Больше всего в роли руководителя Северной экспедиции он хотел бы видеть Отто Коцебу. И Крузенштерн с помощью государственного канцлера попытался осуществить свое намерение. Румянцев написал Аракчееву. Тот доложил о письме Александру I. Царь ответил, что не имеет возможности исполнить желание Румянцева "о назначении Коцебу в новое путешествие..., ибо начальники оных экспедиций уже назначены"*
* (ЦГИАЭ, ф. 1414, оп. 3, д. 23, л. 72.)
3 июля 1819 года Кронштадт покинули четыре корабля. Они плыли вместе до берегов Бразилии, после стоянки в Рио-де-Жанейро пути отрядов полярной экспедиции разошлись. "Южная дивизия" в составе шлюпов "Восток" и "Мирный" под командой Ф. Ф. Беллинсгаузена и М. П. Лазарева направилась к Южному полюсу для поисков материка. Ей выпала честь утвердить за Россией первенство в открытии Антарктиды и дать лучшее описание сотен миль ледяного континента.
В это время шлюпы "Открытие" (командир М. Н. Васильев) и "Благонамеренный" (командир Г. С. Шишмарев), составлявшие "Северную дивизию", вышли в Ледовитый океан к северу от Берингова пролива. Кроме решения больших научных проблем, экспедиция должна была противодействовать агрессивным устремлениям компании Гудзонова залива на севере Американского континента, где граница между Россией и Англией не была ни юридически, ни фактически определена.
Плавание "Северной дивизии" было прелюдией к мероприятиям по охране северо-восточных берегов Сибири и Русской Америки. М. Н. Васильев получил секретное предписание Александра I обращать внимание "правительств и начальств", в особенности в районе Тихого океана, на то обстоятельство, что Российско-Американская компания "пользуется особым покровительством"* царя и что установление торговых и дружественных отношений с ней будет приветствоваться правительством России.
* (В. В. Кузнецова. Новые документы о русской экспедиции к Северному полюсу. "Изв. Всесоюзн. геогр. об-ва", т. 100, вып 3 1968 стр 238 (примечание).)
Летом 1820 года предполагалось послать еще два судна к северо-восточным берегам Сибири и северо-западным берегам Америки, чтобы пресечь контрабандную торговлю иностранцев, которые снабжали местных жителей оружием и подстрекали их к выступлениям против русских поселений*.
* (ЦГАВМФ, ф. 166, оп. 1, д. 665, л. 1.)
В то время как М. Н. Васильев плавал в неизведанных водах Северного Ледовитого океана, в Петербурге секретно разрабатывались основы "некоторых политических предположений" царского правительства*, выразившиеся затем в издании указа 4 сентября 1821 года, которым северная часть Тихого океана и район Берингова пролива были объявлены закрытыми для иностранных судов.
* (Там же, л. 62.)
Необходимо отметить, что одновременно с "Северной дивизией" были посланы экспедиции к Новой Земле и в устье Печоры. Последняя должна была продолжить исследования до Оби, Енисея и Оленека. С плаванием М. Н. Васильева были тесно связаны действия Усть-Янской и Колымской экспедиций П. Ф. Анжу и Ф. П. Врангеля, которым предстояло искать Северный материк, исследовать побережье севера России от реки Оленек до Берингова пролива и выяснить, действительно ли Азию и Америку соединяет перешеек, как это утверждали участники третьей экспедиции Кука. Все эти исследования были звеньями великой полярной экспедиции XIX века, план которой в общих чертах был изложен в 1818 году Г. А. Сарычевым в записке на имя морского министра И. И. де Траверсе. Основной ее задачей являлась опись северного побережья России от границ с Норвегией и до Берингова пролива и к северу от него "сколько будет возможно..."*. "Северная дивизия" два трудных лета провела среди льдов студеного океана. Теперь самая высокая широта плавания к северу от Берингова пролива принадлежала русским морякам. Они побывали в таких местах, куда никогда не проникал ни один исследователь. Выяснили, что Кук неверно положил на карту Ледяной мыс. Путешественники попытались более тщательно изучить его и за эту попытку едва не поплатились потерей "Открытия". Берег Америки между мысом Лисбурн и мысом Крузенштерна перестал быть неизвестностью, его нанесли на карту. К этому можно присовокупить открытие острова Нунивок, обследование Чукотки в районе мыса Сердце-Камень и мыса Восточного (Дежнева), опись острова Св. Лаврентия, Бристольской губы, пролива Гагемейстера, залива Добрых Вестей, островов Павла и Георгия.
* (ЦГАВМФ, ф. 166, оп. 1, д. 681, л. 4.)
Экспедиция М. Н. Васильева подтвердила заключение Отто Коцебу о том, что, судя по северо-восточным течениям в Беринговом проливе и у северных берегов Русской Америки, существует проход между океанами если не для судов, то для воды. М. Н. Васильев и его спутники убедились, что и Студеное море к северу не ограничено мифическими землями, которые виделись английским мореплавателям. Русские моряки нашли, что море у Ледяного мыса не занято неподвижным льдом, течение здесь направлено к востоку и, если случится продолжительный ветер от юго-запада, путешественники смогут проникнуть к берегам Баффинова или Гудзонова залива, т. е. выйти в Атлантический океан.
Но не менее важное значение имела научная деятельность Колымского отряда Фердинанда Петровича Врангеля. Его сухопутное путешествие фактически было одним из звеньев экспедиции к Северному полюсу. Юридически отряд Врангеля не подчинялся М. Н. Васильеву, но на деле решал ряд задач, которые были поставлены перед моряками, плававшими на шлюпах "Открытие" и "Благонамеренный". В частности, они должны были описать берега Чукотки в том самом районе, где, по утверждению участников третьей экспедиции Кука, находился перешеек между двумя континентами.
"...Общее стремление умов, общие напряжения мореходцев всех стран, - писал в 1822 году декабрист В. П. Романов, - до сих пор оставляют этот важнейший вопрос не решенным: соединяется ли материк Азии с Америкой или море разделяет их."
Вопрос этот действительно был важнейшим. От выяснения его зависела и судьба проблемы морского сообщения между двумя океанами. Уже после того как в марте 1821 года Ф. П. Врангель, идя со стороны Колымы, достиг мыса Шелагского и не обнаружил признаков перешейка, Крузенштерн пришел к выводу, что между "Азией и Америкой нет связи, и Берингов пролив есть пролив". Но Врангель считал, что последнее слово еще не сказано. Для того чтобы "доказать совершенно" это открытие, необходимо было достигнуть Северного мыса, до которого простиралась опись со стороны Берингова пролива. Спустя два года, когда берега Чукотки точно положили на карту, было окончательно выяснено, что перешеек между двумя континентами всего лишь миф, созданный экспедицией Кука, и что северное побережье России от Мурмана до Берингова пролива омывает море.
Отсюда следовал и другой, не менее важный вывод. Раз имелось непрерывное морское сообщение вдоль берегов Европы и Азии, то морской путь вдоль берегов Америки считался само собой разумеющимся. Вопрос теперь заключался не в том, существует ли проход, а в том>, где он пролегает, так как еще значительная часть северного побережья Американского континента к концу первой четверти XIX века оставалась неисследованной.
После окончания плавания М. Н. Васильева и завершения путешествия Ф. П. Врангеля Крузенштерн, чрезвычайно осторожный в суждениях, уже говорит о том, что существование Северо-Западного морского пути не подлежит сомнению и что теперь главная задача состоит в исследовании северных берегов Америки, вдоль которых он пролегает.
Прежде чем русская экспедиция к Северному и Южному полюсам покинула Кронштадт, Англия весной 1819 года отправила лейтенанта Парри, участвовавшего в прошлогоднем плавании
Джона Росса, на поиски загадочного пути. Его суда "Грайпер" и "Гекла" прошли проливом Ланкастер, найдя чистую воду на месте предполагаемых гор Крокера. Путешественник достиг точки, находившейся на равном расстоянии от проливов Берингова и Девисова, и тем самым завоевал малую премию 5000 фунтов стерлингов, назначенную английским правительством за выполнение этой первой задачи.
Парри зазимовал на южном берегу острова Мелвилл. Летом 1820 года он двинулся на запад, но был остановлен льдами и осенью возвратился в Англию.
В 1821 году Парри снова отправился искать Северо-Западный проход, который со стороны Берингова пролива в это время исследовала русская экспедиция на судах "Открытие" и "Благонамеренный".
Крузенштерн первоначально надеялся, что Васильев и Шишмарев исследуют северное побережье Америки, но на исходе 1821 года он узнал, что путешественникам не предписано "осмотреть берега Ледовитого моря". Он просит Румянцева поручить решение этой задачи экспедиции В. С. Хромченко, который совместно с Этолиным изучает северо-западные берега Русской Америки.
Он снова и снова напоминает о том, что северные берега Русской Америки необходимо обследовать офицерам отечественного флота. Он считает "весьма важным дать предписание" В. С. Хромченко, чтобы он прошел вдоль берега от мыса Ледяного до реки Маккензи и, возможно, встретился бы с Парри, который, по расчетам Крузенштерна, мог прийти в Берингов пролив не ранее сентября 1823 года.
Румянцев немедленно ответил Крузенштерну: "Вы весьма благоразумно судить изволите о пользе предписать Хромченко, чтобы идти вдоль берега до устья реки Маккензи, но Вам известно, что все мои в том краю делания и предприятия совершенно подчиняются интересам и воле американской компании".
Он напоминает, что судно Хромченко принадлежит компании, да и сам начальник экспедиции состоит у нее на службе. Но он непременно напишет капитану Муравьеву и попросит его поручить Хромченко выйти из Берингова пролива.
Затем Крузенштерн и Румянцев с нетерпением ждут известий из Русской Америки.
"Как бы я несказанно был обрадован, если бы и сам я письмо от Хромченко получил о важном каковом-либо открытии, приготовляющем и подающем надежду к открытию и самого Северного прохода"* - пишет государственный канцлер.
* (ЦГИАЭ, ф. 1414, оп. 3, д. 23, л. 115.)
Смогут ли англичане в ближайшие месяцы до конца постигнуть главную географическую тайну века? Этот вопрос не дает покоя ни Крузенштерну, ни Румянцеву. Какие бы дела они ни обсуждали, покупку ли новых книг о морских и сухопутных путешествиях, снятие копий с документов, важных для истории России, приобретение карт или атласов, - они возвращаются к проблеме морского сообщения между Тихим океаном и Атлантикой. Особенно их волнует английская экспедиция Парри, которая зимовала в Канадском архипелаге.
"Пишут мне из Англии, - сообщает Крузенштерн Румянцеву 3 декабря 1822 года, - что ласкаются там надеждою о прибытии его в Камчатку в течение нынешнего года.
Я в том сумневаюсь, хотя не невозможно, что он дойдет до реки Маккензи. Насчет отыскания сего прохода я ныне того же мнения, которого я был тогда, когда писал инструкцию Коцебу, а именно единственный способ решить сию задачу есть тот: послать экспедицию пешую вдоль берега от Ледяного мыса косту. Из письма Мальт-Брюна явствует, что он того же мнения, и самая экспедиция Франклина доказывает, что и в Англии так думают. Если бы капитану Васильеву предписано было предпринимать подобную экспедицию, он, может быть, встретился бы с капитаном Парри."*
* (ЦГАДА, ф. 21, д. 162 доп., л. 25. В 1819-1822 годах Джон Франклин прошел из Гудзонова залива к реке Коппермайн, по которой спустился к берегам залива Коронейшен и затем прошел берегом до залива Батерст.)
В Англии в свою очередь ревниво следили за всеми русскими полярными экспедициями.
И Барроу, и Бурней, и Кокрен буквально охотились за каждой новой вестью, за каждым новым сообщением, которое приходило из России и могло пролить свет на великую географическую проблему или могло быть использовано для получения от английского правительства новых средств на эту "гонку" в арктических путешествиях.
Бесспорно, в Англии опасались, что Россия первой откроет сообщение между двумя океанами, и боялись ее продвижения к реке Маккензи, а быть может, и к Медной реке (Коппермайн). Некоторое представление об этой тревоге англичан может дать статья из журнала "Курьер Глазго", изложенная в 12-й части "Северного архива" за 1824 год.
"Русские мореходцы признали, что море на северо-восток от Ледяного мыса, который не есть часть материка, как до сих пор полагали, ...свободно в июле и августе и что оно имеет течение на восток к Мельвилеву острову и к Баффинову заливу."
Далее в "Курьере Глазго" отмечается, что в 1823 году из Кронштадта вышла экспедиция на бриге "Предприятие" под командой О. Е. Коцебу и, вероятно, летом 1824 года достигнет мыса Ледяного и направится навстречу Парри, который будет стремиться из пролива Ланкастер к западу. "Таким образом, - продолжает английский журнал, - слава географических открытий оспаривается искусными мореплавателями двух сильнейших морских держав Европы, которые не жалеют усилий, одушевляясь желанием решить прежде всех важнейшую географическую задачу."*
* (К[орнилович?]. Рассуждение об успехах экспедиции капитана Парри. "Северный архив", ч. XII, стр. 275.)
В заключение английский журнал отмечает, что открытие Северного морского пути из Атлантического в Тихий океан имеет весьма важное значение для России. Если он будет открыт, то русские получат возможность почти по прямому пути доставлять летом из Архангельска в Северо-Восточную Сибирь и Русскую Америку разного рода военные товары и оружие "для покорения или усмирения японских и других островов Тихого моря, и весь этот путь совершат скорее, нежели англичане успеют доехать до Ямайки"*.
* (Там же, стр. 276.)
По словам автора заметки, которым, возможно, является декабрист Корнилович, английский журнал слишком преувеличивает торговое и военно-стратегическое значение для России Северного морского пути. Правда, он также считает, что открытие этого прохода "будет важным событием", но не может с уверенностью заявить, что он принесет ту большую пользу, какой от него ожидают. По его мнению, дальше сообщение по ледовитым морям будет подвержено многим случайностям, из которых главной является состояние ледовой обстановки. Если льды в нынешнем году пропустят корабль смелого мореходца, то в будущем году от суровости зимы или других местных причин льды составят на пути судов неодолимую преграду*.
* (Там же.)
Вопрос об открытии Северо-Западного морского пути волновал многих русских моряков. Весьма красноречив тот факт, что в конце 1822 - начале 1823 года начальнику Морского штаба были представлены четыре проекта. Автором двух из них был декабрист В. П. Романов. После того как его предложение об описи Америки "От реки Медной до Ледовитого океана и Гудзонова залива" было фактически отвергнуто, он предложил послать экспедицию для исследования берегов севера Американского континента между Ледяным мысом и рекой Маккензи*. Крузенштерн знал о них: Романов просил его совета и помощи. Третий проект принадлежал участнику Первой русской антарктической экспедиции лейтенанту Лескову. Под четвертым проектом стояли подписи И. Ф. Крузенштерна, В. М. Головнина и Г. А. Сарычева. Они предложили включить в проект инструкции для шлюпа "Предприятие" пункт, который руководителю экспедиции О. Е. Коцебу разрешал бы следовать в Берингов пролив для ученых исследований. Одновременно по прибытии на Камчатку Коцебу должен был осмотреть купленную в Маниле шхуну "Святой Николай" и, если она окажется удобной к плаванию в полярных водах, укомплектовать экипаж офицером и матросами и отправить судно "с нужным наставлением к северу для исследований по ученой части"**.
* (ЦГАВМФ, ф. 166, оп. 1, д. 672, л. 52.)
** (ЦГАВМФ, ф. 166, оп. 1, д. 672, л. 59.)
Вскоре, однако, выяснилось, что главное правление Российско-Американской компании намерено отправить корабль с грузами для Русской Америки. В связи с этим начальник Морского штаба отдал приказание подготовить в дальний вояж фрегат "Вестовой", на который возлагалась охрана этого торгового корабля от возможных нападений испанских корсаров.
Создалась благоприятная ситуация для того, чтобы один или даже два корабля русского флота после прибытия на Камчатку можно было использовать для научных наблюдений.
И. Ф. Крузенштерну было поручено выбрать ученых и приготовить инструкцию*, черновик которой сохранился в деле о плавании шлюпа "Предприятие". После выгрузки материалов в Петропавловском порту Коцебу должен был без промедления направить корабли в Берингов пролив, при этом подчеркивалось, что он не должен терять времени на исследование Анадырского и Алеутского заливов. Если в пределах Берингова пролива экспедиция не встретит английского капитана Парри, то Коцебу должен вновь попытаться обойти мыс Ледяной и "пробраться к востоку, однако ж не далее устья реки Маккензи"**.
* (О. Е. Коцебу. Путешествие вокруг света на военном шлюпе "Предприятие", СПб., 1828, стр. 5.)
** (Там же, л. 132.)
Однако 26 мая 1823 года собрание акционеров Российско-Американской компании отложило отправку "компанейского судна" до будущего года*. Как только об этом стало известно в Морском министерстве, плавание фрегата "Вестовой" было отменено. Вслед за этим решением последовало изменение задач экспедиции на шлюпе "Предприятие". Главной целью плавания было объявлено крейсерство у северо-западных берегов Америки. Ученые исследования разрешалось вести только на переходе из Кронштадта на Камчатку и на обратном пути в Европу**. Плавание на север отменялось.
* (ЦГАВМФ, ф. 166, оп. 672, л. 73.)
** (Там же, л. 399.)
Снова вопрос об участии России в исследовании Северо-Западного прохода и описи северных берегов Русской Америки не получил своего разрешения.
18 октября 1823 года мореплаватель писал Румянцеву:
"При сем имею честь представить копию письма, полученного мною на сих днях от г. Барроу. Вы изволите из него увидеть, что английское правительство посылает фрегат в Берингов пролив для отыскания капитана Парри. Я истинно жалею, что с нашей стороны не предпринимается подобной экспедиции, дабы разделить славу с англичанами в разрешении важной задачи касательно северного прохода. В начале года представил правительству мысли мои об отправлении экспедиции берегом или из Коцебу залива, или обойдя Ледяной мыс, прямо к устью реки Маккензи: сие пространство можно было бы перейти в течение двух месяцев и не может быть сопряжено с большой опасностью, нежели отыскания, учиненные Врангелем. Мое представление не уважили, а представлено одним англичанам сделать в наших водах важнейшие открытия"*.
* (ЦГАДА, ф. 21, д. 162 доп., л. 34.)
30 октября 1823 года Румянцев посылает ответ на письмо Крузенштерна, которое он "прочел с большим удовольствием и вниманием":
"Вы теперь получаете от меня, так сказать, пестрое письмо, начнется чужою рукою, окончится моею. Собираюсь беседовать о многом, а зрение слабо, многого писать не допускает".
Оглохший, полуслепой старик собирается в дорогу и из Гомеля едет в Петербург, чтобы беседовать с Крузенштерном* о снаряжении новой экспедиции для завершения поисков сообщения между Тихим океаном и Атлантическим. Он недавно получил от капитана Муравьева известие о том, что Хромченко и Этолин описали значительную часть северо-западных берегов Американского континента. Этот успех его "много радует", и он надеется послать отважных мореходов на "важный поиск" - исследование притихоокеанской части Северо-Западного прохода.
* (И. Ф. Крузенштерн в 1822 году оставил свое деревенское уединение. Он пытался получить должность хранителя картографического собрания морского ведомства, но его попросили удовольствоваться званием непременного члена Адмиралтейского департамента.)
Через несколько дней Крузенштерн получает весть из Англии, что капитан Парри благополучно возвратился. Английский исследователь провел две зимы в Канадском архипелаге, открыл пролив Фьюри и Хеклы, но путь между двумя океанами, который он искал со стороны Гудзонова залива, так и остался неизведанным. Одновременно лейтенант Франклин по суше прошел вдоль реки Коппермайн и убедился, что она вливается в Ледовитый океан, по берегу которого он дошел до залива Батерст. Проход был труден, и путешественники чудом остались живы.
Сообщая об этом Румянцеву, Крузенштерн писал, что исследовать Северо-Западный морской путь надо со стороны Берингова пролива, "ибо в существовании сообщения обоих океанов сомневаться нельзя"*.
* (ЦГАДА, ф. 21, д. 162 доп., л. 138.)
Н. П. Румянцев решает снарядить еще одну экспедицию и просит своего ученого наставника составить ее план.
Крузенштерн видит два способа осуществить новую экспедицию. Первый состоит в том, чтобы небольшое (водоизмещением 250 тонн) судно из Берингова пролива, когда льды откроют путь на восток, плыло от мыса Ледяного до Баффинова, а может быть, даже до Гудзонова залива. Он напоминает о том, что капитан Васильев во время своих плаваний в 1820 и 1821 годах к мысу Ледяному наблюдал "сильное течение к востоку: обстоятельство, доказывающее неоспоримо свободное сообщение" Восточного океана с Западным. Не надо упускать из виду еще одно обстоятельство: берег около мыса Ледяного не заперт неподвижным льдом. Стоит путешественникам дождаться продолжительного южного ветра, который вместе с течением отгонит льды от северных берегов Русской Америки, и "препятствий к тому, чтобы пройти вдоль них к востоку", не встретится*.
* (АВПР, ф. 339, оп. 888, д. 312, л. 8 об.)
Второй способ завершения поисков Северо-Западного прохода он видит в снаряжении сухопутной экспедиции от берегов залива Коцебу к устью реки Маккензи. "Сей способ, - продолжает Крузенштерн, - не обещает столь блистательных успехов, но он также может принести большую пользу, ибо посредством подобной экспедиции мы можем иметь достоверные сведения о положении берега, о состоянии льдов близ оного и о течении моря."* Он отдает предпочтение сухопутной экспедиции, которая обойдется гораздо дешевле и осуществить которую можно силами и средствами, находящимися в распоряжении главного правителя Русской Америки капитана Матвея Ивановича Муравьева.
* (Там же, л. 9.)
Румянцев согласен со своим советчиком. Он просит Крузенштерна передать директорам Российско-Американской компании предложение отправить экспедицию, на снаряжение которой он ассигнует 20 тысяч рублей.
Крузенштерн в проекте писем директорам компании и управляющему Русской Америкой М. И, Муравьеву пишет от имени Румянцева: "Не видя никаких новых распоряжений со стороны правительства к разрешению сей любопытной проблемы, желаю я возобновить покушения, начатые на "Рюрике"". Экспедиция должна пройти до устья реки Маккензи, так как известно, что по этой реке к Берингову проливу направляется англичанин Джон Франклин. По расчетам Крузенштерна, он прибудет к устью реки не ранее 1826-1827 года, "а потому желательно, - продолжает мореплаватель, - чтобы и наша экспедиция начала свой путь к тому же времени. Если бы случилось обеим экспедициям встретиться, то слава успешного предприятия будет принадлежать России и Англии. В противном же случае, когда со стороны России ничего не будет предпринято, а англичанам удастся прибыть в Берингов пролив, то по близости расстояния сих стран от наших азиатских и американских владений Европа нам вправе делать упреки в том, что подобные поиски, так сказать, в наших морях или около наших берегов предоставляем мы другим народам"*.
* (АВПР, ф. 339, оп. 888, д. 312, л. 2. См. также: П. Тихменев. Историческое обозрение образования Российско-Американской компании..., ч. 1. СПб., 1861, стр. 278. Тихменев ошибочно приписывает это письмо Румянцеву. В действительности его написал Крузенштерн и подписал Румянцев (ЦГАДА, ф. 21, д. 3 доп., л. 67).)
Все рассчитано.
Если Врангель в 1823 году прошел 2000 верст на собаках по берегам Чукотки, то есть все основания надеяться, что Хромченко и Этолин одолеют 1000 верст на северных берегах Америки. Предусмотрено, что экспедиция двинется в путь в конце марта, как это делал Фердинанд Врангель на Колыме, и возвратится к ожидающему ее кораблю не позже августа, чтобы в том же году покинуть Берингов пролив. Если по непредвиденным обстоятельствам придется остаться на вторую зимовку в Арктике, на судне будет двухгодичный запас продовольствия.
Чтобы ускорить решение вопросов, связанных с экспедицией, Румянцев дает Крузенштерну доверенность на ведение переговоров с директорами Российско-Американской компании. Мореплаватель спешит, но вскоре убеждается, что не успеет с последней уходящей в Русскую Америку почтой отправить инструменты для научных наблюдений. Он с горечью признается, что экспедицию придется отложить на год. Румянцев на его письмо реагирует благодушно:
"Не скрываю от Вас, что я тужить не буду, ежели Муравьев заблагорассудит экспедицию нашу годом отсрочить, дабы дать время все приноровить к ее успеху и чтобы она не пострадала от какого-либо недостатка и от торопливости в отправлении"*.
* (ЦГИАЭ, ф. 1414, оп. 3, д. 23, л. 166.)
В то же время Румянцев пишет Крузенштерну о том, что было бы полезно воспользоваться отправлением в кругосветное плавание Фердинанда Петровича Врангеля. Ведь у него большой опыт поездок по неизведанным берегам на собачьих упряжках, и он может посоветовать Хромченко и Этолину, как организовать экспедицию.
И перед выходом из Кронштадта Врангель получает от Крузенштерна обстоятельное письмо, в котором тот просит своего молодого коллегу по прибытии в Ситху проверить, сколь тщательно Российско-Американская компания снаряжает экспедицию.
"Не упустите, - пишет Крузенштерн, - снабдить капитана Муравьева Вашими, на славных опытах основанными, советами насчет провизии и других необходимых в полярных странах надобностей. Государственный канцлер просит Вас также вместе с капитаном Муравьевым написать Хромченко инструкцию."*
* (ЦГАВМФ, ф. 14, оп. 1, д. 252, л. 1-16. Копия. Подлинник хранится в ЦГИАЭ, ф. 2057.)
Итак, исполнение своего сокровенного желания Крузенштерн отдает в самые надежные руки. Он уверен, что к концу 1826 года задуманная им экспедиция достигнет исходной точки своих будущих действий на северных берегах Русской Америки. Он сделал все, что мог. Наконец-то начинает осуществляться один из главных замыслов его жизни. Крузенштерн уверен, что Хромченко и Этолин опередят Франклина, для встречи которого англичане послали в Берингов пролив бриг "Блоссом" под командованием Бичи.
Но и теперь, когда Иван Федорович стоит почти у цели, он получает жестокий удар. В первые дни 1826 года, словно не желая иметь отношения к темным временам и не менее темным делам царствования Николая I, умирает Н. П. Румянцев, один из самых горячих энтузиастов познания Русского Севера, наиболее глубоко понимавший экономическое и политическое значение укрепления позиций России на Северо-Востоке и в Русской Америке. Он умирает внезапно, не оставив письменного завещания. Его наследник, младший брат Сергей, не желает тратить деньги на науку и просвещение и отказывается перевести те 20 тысяч рублей, которые Н. П. Румянцев выделил на экспедицию и которые еще не заплатил, так как Российско-Американская компания не предъявила ему счетов.
Напрасно Крузенштерн показывает письма мецената и его обязательства. Наследник неумолим. Он не даст ни гроша на поиски никому не нужного прохода. Не намерено заниматься его исследованием и морское министерство.
Крузенштерн давно заметил, что ветер переменился. Прошли те времена, когда правительство заботилось об охране русских территорий на Американском континенте. Он помнил указ 4 сентября 1821 года, которым северная часть Тихого океана объявлялась сферой влияния России. Америка и Англия подняли шум. Отношения между странами обострились, и Александр I в конце 1822 года дал указание "все устроить дружески, основываясь на началах взаимных приличий"*. Он пожертвовал интересами России на Американском континенте, чтобы спасти от развала Священный союз.
* (ЦГАВМФ, ф. 410, оп. 2, д. 980, л. 47.)
Соблюдение приличий, за которыми скрывались чисто политические соображения царя, привело к заключению между Россией и Америкой, Россией и Англией конвенций о свободе мореплавания в Тихом океане, оставлявших на произвол судьбы Русскую Америку и "угрожавших важным подрывом, вредом и убытком" интересам России*.
* (Там же, л. 62. Одним из самых тяжелых условий конвенций была статья, на основании которой англичане и американцы могли на протяжении 10 лет заходить "без малейшего помешательства во все внутренние моря, заливы, гавани и бухты" Русской Америки для "рыбной ловли и для торговли с природными тамошними жителями".)
Переменилось многое и ничего не переменилось.
Вместо Александра I вступил на престол Николай I, но военные поселения остались, крепостное право ожесточилось. Цензура стала еще более свирепой. Если во времена Александра говорили, что просвещение не служит благу народному, то теперь о просвещении вовсе забыли. А тут еще произошли декабрьские события 1825 года. Разрушительный ветер революции казался Крузенштерну чуждым, враждебным. Но почему лучшие офицеры флота, которыми он гордился, в которых видел надежду и будущее России, оказались в числе заговорщиков? Николай Бестужев, Константин Торсон, Владимир Романов, Николай Чижов, Михаил Кюхельбекер, Владимир Штейнгель, Дмитрий Завалишин. Он знал их всех, многих близко.
Ходили слухи, что лучший из лучших морских офицеров России Василий Михайлович Головнин сочувствовал бунтовщикам и написал памфлет на морское министерство, а адмирала Мордвинова декабристы прочили в состав революционного правительства. И даже Врангель и Литке, успехами которых он так гордился и о которых он с отеческой любовью заботился, были частыми гостями в "кружках декабристов". Один из их вожаков, Гаврила Батеньков, напечатал в "Сыне отечества" открытое письмо Врангелю. А брат Литке оказался причастным к декабрьской смуте в гвардейском экипаже.
Пятерых казнили, сотни отправили на каторжные работы или на поселение.
Через несколько недель после казни в кругосветное путешествие отправились шлюпы "Моллер" и "Сенявин", специально построенные на Охте для плавания по Северо-Западному проходу. Сначала снаряжение этой экспедиции, одним из кораблей которой должен был командовать Константин Торсон, держалось в секрете. Ее предполагалось послать из Восточного океана в Атлантику, чтобы опередить англичан в исследовании северных берегов Америки. Но после того как англо-русская конвенция определила границы русских владений в Америке, надобность в защите позиций на севере этого материка отпала. Район действия экспедиции был ограничен восточными берегами Чукотки и Беринговым проливом. И ему, Крузенштерну, пришлось составлять для нее инструкцию. Он писал ее, а сам думал о своем еще неосуществленном, проекте. И не только думал, но и смотрел черновики писем Врангелю, написанные год назад.
Когда Крузенштерн узнал в 1827 году, что решили больше не посылать судов на север Южного моря (Тихого океана), он пытался задержать экспедицию еще на год. Вероятно, Иван Федорович втайне надеялся, что этот год можно употребить для изучения северных берегов Русской Америки. Но чуда не произошло. На его "домогательства" не обратили внимания.
В это время Крузенштерн был контр-адмиралом и директором Морского кадетского корпуса. Новая должность ему была по душе.
Неожиданно открывшееся перед ним педагогическое поприще занимало все мысли и дела. Но он находил время, чтобы продолжать работу над дополнением к гидрографическим запискам по Южному морю и следить за тем, что предпринимается в мире по изучению полярных стран. Узнав, что англичане собираются послать новую экспедицию для исследования Северо-Западного прохода, Крузенштерн в 1829 году предпринял еще одну попытку добиться от царского правительства согласия на изучение северных берегов Русской Америки и снова потерпел неудачу.
Проходит семь лет. И вот ему становится известным, что Королевское географическое общество начало обсуждать вопрос о Северо-Западном проходе и исследовании Северной Америки. Специально созданный комитет обратился к Джону Барроу, Джону Ричардсону, Джону Франклину и капитану Бофорту с просьбой высказать свое мнение по столь животрепещущей проблеме полярных исследований.
Вопрос этот был поднят не случайно. Только что истек срок действия конвенций, со времени заключения которых царское правительство прекратило исследования как на северо-востоке Сибири, так и на севере Русской Америки. Английские моряки и полярные путешественники опасались, что Россия после перерыва снова займется поисками Северо-Западного прохода и исследованием северных берегов Америки.
"Англии не простится, и она станет посмешищем всего мира, если позволит какой-нибудь другой стране из-за своего безразличия ограбить себя, лишить всех своих предыдущих открытий!"- восклицает в своем письме в Королевское географическое общество Джон Барроу.
Охарактеризовав вклад Англии в изучение Северо-Западного прохода на протяжении трех столетий, Барроу продолжает: "Если мы позволим какой-либо другой державе выхватить у нас инициативу, мы потерпим унижающее нас поражение. Тем самым мы отдадим нашим соперникам сигнальную победу, самую великую и самую лучшую победу ... победу, которая должна жить в веках.
Идея о том, что вопрос Северо-Западного прохода будет подхвачен какой-нибудь другой державой, отнюдь не химера"*. Он напоминал, что Россия возобновила обсуждение этой проблемы и, опираясь на флот Российско-Американской компании и на русские поселения в Америке, вероятно, не упустит возможности первой решить ее.
* (Journal of the Royal Geographical Society, vol. 6, 1836, p. 34-35. Под "двумя державами:" Барроу подразумевает Россию и США.)
Джон Ричардсон в письме, также адресованном в Королевское географическое общество, откровенно признает, что новая английская экспедиция должна быть направлена на поиски Северо-Западного прохода и на укрепление позиций Англии в северных областях ее владений в Америке, тем более что эти районы, по утверждениям Джона Франклина и капитана Бака, "богаты полезными ископаемыми".
Ричардсон, как и Барроу, весьма опасается, что Россия снова с большим размахом начнет исследования на востоке от Берингова пролива. По его мнению, такой шаг обусловлен осуществлением русскими целого ряда экспедиций: детальная съемка Белого моря и исследование восточных и западных берегов Новой Земли и опись значительной части побережья Азии.
"Они, - пишет Ричардсон о русских, - тщательно сохраняют свое влияние в Северо-Западной Америке. Для этого здесь находится один из самых выдающихся морских офицеров [Фердинанд Врангель] и военные корабли под его командованием."* Ричардсон считает, что наступило самое подходящее время для "завершения великого предприятия".
* (Journal of the Royal Geographical Society, vol. 6, 1836, p. 37.)
Этот план находит поддержку у Эдуарда Парри, у Джона Росса и Джона Франклина, который вызывается быть руководителем такой экспедиции.
Как только выступления в Королевском географическом обществе и переписка между полярными путешественниками были преданы гласности, Крузенштерн немедленно поднимает тревогу. Он использует эту публикацию, чтобы побудить русское правительство продолжить ранее начатые исследования по отысканию Северо-Западного прохода и опись северных берегов Русской Америки.
"Известно, - пишет И. Ф. Крузенштерн, - что английский капитан Бак был отправлен в 1833 году отыскать капитана Росса. Он прошел по значительной части Северной Америки и тем весьма умножил наши сведения об этой части света."
Едва Бак вернулся в Англию, как "английское правительство тотчас отправило его вторично к полярным местам". Ему поручили исследовать не только неизвестные арктические берега со стороны Атлантического океана, но и "обозреть еще часть берега, простирающуюся на 146 английских миль вблизи Берингова пролива".
Крузенштерн обращает внимание на опасность "замыслов английского кабинета", проявляющего повышенный интерес к "стране около Берингова пролива", и призывает царское правительство позаботиться о том, чтобы "исследование сей части" было выполнено русскими моряками. Свое предложение Крузенштерн заканчивает следующими словами:
"Здесь я должен упомянуть об одном обстоятельстве, которое не должно быть упускаемо из виду. Русские первыми возобновили отыскание Северо-Западного прохода в 1815 году отправлением корабля "Рюрика", не прежде как спустя три года после того, как англичане начали посылать экспедиции для разрешения сего вопроса.
Ежели правительство наше решится приступить к исследованию сей малой части берега, то не должно медлить, дабы англичане не предупредили нас"*.
* (ЦГАВМФ, ф. 14, оп. 1, д. 75, л. 2.)
Задачи, поставленные в проекте, свидетельствуют о государственном подходе И. Ф. Крузенштерна, с особой остротой понимавшего исключительно важное политическое значение полярных исследований в укреплении позиций России как на северо- востоке, так и в Русской Америке.
Проект Крузенштерна был поддержан Ф. Врангелем и осуществлен в 1838 году на средства Российско-Американской компании байдарочной экспедицией под начальством Александра Кашеварова, описавшего значительную часть северного побережья Аляски.
Пожалуй, портрет Крузенштерна будет не полным, если не добавить еще один штрих. Касается он взглядов великого мореплавателя на "страны Южного полюса", или Антарктику.
В предисловии к "Путешествию" О. Е. Коцебу, написанном в 1818 году, он отмечал, что вопрос о существовании Южного материка решил Джемс Кук, притом решил отрицательно.
"...Во время второго своего мореплавания уничтожил он бытие помянутого материка, которое почиталось необходимым для содержания в равновесии обоих полушарий и в который твердо верили знаменитейшие географы, жившие около половины истекшего столетия и определившие даже пределы и вероятное количество обывателей оной части света ... Перед Куком погрузилась она в бездну океана и, подобно бредням и сновидениям, не оставила по себе никаких следов."
В примечании к этой части предисловия Крузенштерн отмечал, что Кук в то же время считал вероятным существование обширной суши около Южного полюса, но "был твердо уверен, что сия земля никогда не откроется".
Весьма интересен тот факт, что одним из корреспондентов Крузенштерна был Джемс Бурней - участник второго и третьего плаваний Кука. Когда он узнал о намерении России направить два корабля в южнополярную область, то поспешил написать Ивану Федоровичу о том, что русские моряки "не откроют ничего важного".
"Я думаю, - сообщал он, - уже достаточно хорошо установлено, что там не может быть никакой земли."
Бурней, участник плавания Кука, таким образом, повторял мысль своего покойного начальника, только в еще более категорической форме.
Когда морской министр И. И. де Траверсе попросил Крузенштерна высказать свое мнение об экспедициях к Северному и Южному полюсу, тот ответил, что считает обе экспедиции "равномерно важными". Но с большей подробностью он остановился на задачах южнополярного плавания, и не только потому, что русские мореходы менее знали южную часть Мирового океана, чем северную. Кроме исследования "стран Южного полюса", антарктическая экспедиция должна была "проверить все неверное" в южном полушарии.
"Славу такового предприятия, - писал он, - не должны мы допускать отнять другим, иначе она в продолжении краткого времени достанется непременно в удел англичанам или французам."*
* (ЦГАВМФ, ф. 25, оп. 1, д. 114, л. 8.)
Крузенштерн считал поэтому первую русскую антарктическую экспедицию важнейшим географическим предприятием России и был уверен, что это путешествие, "единственно предпринятое к обогащению познаний", увенчается "признательностью и удивлением позднейшего потомства"*.
* (ЦГАВМФ, ф. 25, оп. 1, д. 114, л. 9.)
Начальником экспедиции к Южному полюсу он рекомендовал назначить капитана Ф. Ф. Беллинсгаузена, который вместе с ним совершил вояж на "Надежде" и имел "редкие познания в астрономии, гидрографии и физике"*.
* (ЦГАВМФ, ф. 25, оп. 1, д. 144, л. 21.)
Крузенштерн в своих соображениях о задачах русской антарктической экспедиции полагал, что она должна проверить "мнение Кука и сделать последний конец исканию земли у Южного полюса". Эту же мысль он повторил в письме Джону Барроу.
"Я, признаюсь, разделял мнение Кука, что хотя южный континент, по всей вероятности, и существует, но он никогда не будет открыт."
Однако получив вскоре сведения о том, что к югу от мыса Горн открыты не известные ранее острова, которые, вероятно, соединяются с Сандвичевой землей, он высказал предположение, что, возможно, где-то именно здесь и начинаются берега нового шестого континента.
"Я рад, - писал Крузенштерн Барроу, - что наши два корабля отправлены к Южному полюсу"*. В этих строках вместо недавнего скептицизма прозвучала надежда, что русские моряки первые откроют неведомый материк. Эта надежда, как мы знаем, оправдалась. Первая русская антарктическая экспедиция, как и ожидал Крузенштерн, завоевала восхищение и признательность потомства.
* (Там же, ф. 14, оп. 1, д. 264, л. 12.)
И. Ф. Крузенштерн в своем сочинении "Дополнения к изданным в 1826 и 1827 гг. объяснениям оснований, послуживших для составления Атласа Южного моря" предложил назвать открытый Первой русской антарктической экспедицией Берег Александра и открытую впоследствии англичанами Землю Греэма "Южным матерым берегом", подчеркивая тем самым факт открытия Ф. Ф. Беллинсгаузеном и М. П. Лазаревым Антарктического континента.
Далекий южный материк продолжал интересовать Крузенштерна на протяжении всей его жизни.
В 1829 году он представил в Морской штаб план экспедиций в высокие широты северного и южного полушарий. Основной целью южной экспедиции он считал изучение антарктических вод, мореплавателей могут ожидать там наиболее выдающиеся открытия. Кораблям этой экспедиции надлежало проникнуть возможно ближе к Южному полюсу. Это тем более было необходимо, что недавно возвратившийся из антарктических вод английский капитан Уэдделл заявлял в печати, защищая авторитет своего соотечественника Кука, что море в высоких широтах южного полушария "совершенно свободно от льда"*. Это утверждение косвенно бросало тень на открытия Беллинсгаузена и Лазарева, несколько раз встречавших материковый берег, "матерый лед" и "ледяной берег".
* (Там же, д. 109, л. 1.)
И. Ф. Крузенштерн отмечает, что в ряде стран начинают проявлять интерес к исследованию полярных областей. Англичане и американцы стремятся на Крайний Север и Крайний Юг. При этом последние объявили об открытии в Южном море 200 островов, которые "ни на одной карте не означены". Крузенштерн подвергал серьезному сомнению открытия американцев. Но при этом отмечал, что "если на самом деле только четвертая часть сих островов суть новые, то и сие служит, по крайней мере, доказательством, сколь много еще остается сделать для географии Южного моря".
"В 1828 году, - писал И. Ф. Крузенштерн, - вознамерилось правительство Американских штатов отправить экспедицию для точнейшего исследования Южного моря. Таковое предприятие было для них, без сомнения, весьма важно по многим причинам: европейские мореплаватели и гидрографы справедливо сомневались в существовании 200 открытых американцами островов, о которых столь много говорено было во всех их ведомостях и журналах; их собственное правительство не могло, безусловно, верить сим открытиям, поелику ему небезызвестно было, что весьма немногие только плаватели сей нации знают способы астрономического определения мест и имеют хорошие инструменты..."*
* (ЦГАВМФ, ф. 14, оп. 1, д. 109, л. 1.)
Однако новый президент США решил не посылать уже подготовленную экспедицию, находя это предприятие "слишком европейским".
Крузенштерн полагал, что Россия, завоевавшая уважение Европы своими учеными исследованиями в полярных странах и на просторах Мирового океана, обязана заботиться о престиже своего быстро возрастающего флота. Одной из таких мер явилась бы посылка экспедиции, которая по своему размаху во много раз превосходила бы американские.
Свой проект И. Ф. Крузенштерн разработал в связи с тем, что ему с некоторой достоверностью стало известно о решении правительственных кругов отправить в предстоящем году экспедицию в Южное море.
Пока не удалось отыскать документов, которые подтверждали бы намерения русского правительства отправить вторую антарктическую экспедицию в 1830 или 1831 году.
Записка Крузенштерна явилась ярким отражением интереса русской научной общественности к дальнейшему исследованию самых высоких широт южного и северного полушарий, его забот о том, чтобы намечаемая экспедиция была отлично снаряжена и укомплектована не только опытными моряками, но и достойными учеными.
И. Ф. Крузенштерн писал в своем плане: "Чтобы оба полушария изведывать в одно и то же время, потребны 4 судна: два для Северного и два для Южного. Сии последний во время южного лета должны подойти к Южному полюсу столь близко, сколь возможно, как для того, чтобы поверить* предположению английского капит. Ведделя (Уэдделла), будто море в высоких южных широтах совершенно свободно ото льда, так и для того, чтобы узнать, справедливо ли показание американцев, которые будто бы здесь открыли так же множество о-вов. Северная экспедиция должна употребить летние месяцы для того, чтобы подробно осмотреть Охотское море, Алеутские о-ва, берега Аляски, так как и восточный берег Камчатки, который до экспедиции капитана Литке был совершенно неизвестен. Во время зимних месяцев должны обе экспедиции ходить по Южному морю к с. и ю. от экватора во всех направлениях, чтобы точнейшим образом обозначить положение каждого острова и во всяком архипелаге определить вернейшими астрономическими наблюдениями на берегу один какой-либо остров, который бы на будущее время мог служить постоянным пунктом. Два большие судна должны быть не менее 600, меньшие в 400 тоннов, с тремя лейтенантами и тремя мичманами для каждого"**.
* (Подчеркнуто И. Ф. Крузенштерном.- В. П.)
** (ЦГАВМФ, ф. 14, оп. 1, д. 109, л. 1.)
В своем проекте И. Ф. Крузенштерн выступает не только как опытный моряк, но и как пытливый исследователь и ученый. С особым тщанием он пишет о необходимости укомплектования штатов будущей экспедиции ботаниками и геологами, зоологами и минералогами, физиками и астрономами. Важность приобретений новых материалов о природе южной и северной полярных областей земли заботит его не меньше, чем необходимость познания новых морских путей в Мировом океане. Ивана Крузенштерна не интересуют рекорды, он ждет от экспедиций богатых плодов во имя развития знаний человека о своей планете и, в особенности, о высоких широтах южного и северного полушарий.
"При каждой экспедиции, - пишет мореплаватель, - должен быть живописец и на каждом корабле двое ученых, всего же 8: для астрономии 2, для физики 1, для ботаники 2, для зоологии 1, для минералогии и геологии 2.
Сверх того, можно предположить, что астроном будет вместе и физик и что всякий из естествоиспытателей кроме своей особенной науки будет иметь познания и в другой отрасли естественной истории. Совершенно не нужно назначать им жалование больше, чем лейтенантам корабля, или положить по возвращении пенсион. Ревность и любовь к наукам ныне столь велики и столь всеобщи, что не будет недостатка в желающих, что найдутся люди, которые охотно оставят надежду на большее жалование или на пенсию, если только будут иметь счастие, что их употребят в экспедиции. То же самое разуметь должно и об офицерах. Напротив того, во время экспедиции издержек жалеть не должно; она должна быть так снаряжена, чтобы могла принести России новую славу, наукам пользу и мореплаванию безопасность. Посему она не может быть снаряжена по малому размеру и должна продолжаться 4 года. Инструменты и хронометры, которых на каждое судно потребно 3, должны быть сделаны самыми лучшими мастерами в Лондоне и Париже и заказаны за год прежде, также и корабли, особенно для сего, должны быть построены, для чего так как и для вооружения нужно, по крайней мере, год времени. Если бы отправление экспедиции было решено ныне, то она не прежде должна вступить под паруса, как в июне 1831 года."*
* (ЦГАВМФ, ф. 14, оп. 1, д. 109, л. 3.)
Неизвестно, как реагировали высшие военно-морские круги на предложение Крузенштерна в ближайшее время достойным образом снарядить экспедицию к Южному и Северному полюсам. Не удалось обнаружить следов странствия плана ни по инстанциям Морского штаба, ни по правительственным канцеляриям. Остаются не известными лица, загубившие смелую инициативу великого мореплавателя России.
Его проект отвергли, как отвергли немало других его ценных предложений по исследованию Русского Севера. Но ни косность, ни тупоумие царских чиновников не могли заглушить в ученом мореплавателе страстного интереса к исследованию Антарктиды, открытию которой он содействовал своими знаниями, опытом.
Несмотря на то что план был похоронен где-то в правительственных канцеляриях, Крузенштерн не хотел мириться с поражением и предпринял еще одну попытку добиться снаряжения новой антарктической экспедиции. Свидетельством тому служит любопытный документ, сохранившийся в семейном архиве. Это черновик письма, принадлежавшего его сыну Павлу, вклад которого в исследование Русского Севера незаслуженно забыт и о котором мы расскажем в отдельном очерке.
В конце двадцатых - начале тридцатых годов составленный Крузенштерном "Атлас Южного моря" получает признание ученых всего мира. Не только русские, но и английские мореплаватели считают его непревзойденным авторитетом в области морских и полярных исследований.
В Центральном государственном архиве Военно-Морского флота (Ленинград) сохранились письма, адресованные Крузенштерну виднейшими путешественниками и учеными всего мира.
Среди них 23 письма секретаря английского адмиралтейства Джона Барроу (1764-1848), одного из основателей и первого вице-президента Лондонского географического общества, который в молодости много путешествовал по Китаю и Южной Африке. Большинство из этих писем посвящено проблеме Северо-Западного прохода. Барроу нередко просил совета и помощи Крузенштерна.
"...Я взял на себя смелость обратиться к Вам и просить Вас сообщить мне, что Вам известно о лейтенанте Коцебу после его отъезда, так как если и правильно Вас понял, когда я встречался с Вами в Англии, то цель путешествия и состояла в том, чтобы выяснить, ведет ли пролив или открытое море из Берингова пролива в Северный океан, и, если это так, то мы попытаемся весной следующего года организовать экспедицию вокруг Гренландии или через пролив Дейвиса. Если лейтенант Коцебу получил инструкции продвигаться дальше на восток и если ему удастся пройти через Берингов пролив, то мореплаватели, возможно, могут встретиться и могут оказаться полезными друг другу, и если я правильно понимаю его цели и взгляды, нашим офицерам будут даны указания оказать любую возможную помощь вашим морякам."
В том же письме он сообщал, что капитан Бурней, который плавал вместе с капитаном Куком, "вбил себе в голову, что Берингова пролива не существует, а есть какой-то залив, оканчивающийся к северу сушей, который и соединяет два континента: Азию и Америку. Он говорит, что Миллер неправильно понял Дежнева и что этот офицер не проходил через пролив. Я не знаю, на каком основании он все это вообразил или сделал за такой короткий срок новое открытие. Мне кажется, что на эту тему надо сделать доклад в Королевском обществе.
Надеюсь, Вы извините мою смелость и простите меня за то, что я прошу Вас сообщить мне все, что Вам известно о северной оконечности Северо-Западной Америки"*.
* (ЦГАВМФ, ф. 14, оп. 1, д. 199, л 85, 86.)
Крузенштерн сообщил Барроу подлинные сведения о плавании Дежнева Беринговым проливом. В следующем письме, посланном 26 февраля 1818 года из Лондона, Барроу уже выражает благодарность за доставленные ему материалы. "Ваше письмо от 12 января, -писал он Крузенштерну, - очень интересно особенно сейчас, когда мы способствуем осуществлению открытий в тех районах, о которых есть очень интересные сведения в Вашем письме." На этот раз Барроу просит сообщить "сведения о Беринговом проливе, Новой Сибири - как продолжении Америки, и замечаниях Коцебу об открытом им заливе на Северо- Западном берегу Русской Америки"*.
* (Там же, л. 87.)
Одновременно он сообщает, что капитан Бурней, вероятно, уже выслал Крузенштерну свою работу, а если он этого не сделал, то доставит ее русскому мореплавателю в ближайшее время. И действительно, вслед за Барроу к Крузенштерну обратился капитан Джемс Бурней, автор многотомной истории исследования Тихого океана.
Бурней полагал, что "нет достаточно удовлетворительного доказательства, свидетельствующего о существовании раздела между Америкой и Азией, которое было бы подтверждено плаваниями по этому проливу". В то же время он считал, что есть "основание предполагать, что Азия и Америка не разделены, т. е. являются частями одного и того же континента"*, о чем Бурней и написал И. Ф. Крузенштерну. В этом же письме Бурней просил Крузенштерна прислать материалы о том, "есть ли у самих чукчей ясное представление о том, как далеко на север уходит их земля. Еще один важный вопрос, на который нам хотелось бы получить правильный ответ. Он касается течений, их направления, скорости, поскольку это одно из доказательств, которые выставляют защитники Северо-Западного прохода".
* (ЦГАВМФ, ф. 14, оп. I, д. 205, л. 22.)
Как видно из черновика ответа, наш мореплаватель эту гипотезу Бурнея с присущей ему мягкостью и осторожностью назвал сомнительной. Удалось выяснить, что Крузенштерн послал Бурнею материалы о плавании Коцебу в Беринговом проливе и сообщил ему данные наблюдений за течениями, которые имели значительные скорости, что свидетельствовало о существовании Северо-Западного прохода, а не об отсутствии его. Однако, как видно из книги, опубликованной Бурнеем в 1819 году, он, сообщив публике полученные от Крузенштерна сведения, не изменил своих убеждений.
Судя по письму Бурнея от 14 марта 1820 года, он восторженно приветствовал снаряжение Колымской экспедиции Ф. П. Врангеля, которая, к его огорчению, похоронила гипотезу о соединении Азии с Америкой.
Проблема существования южного материка - Антарктиды - это, пожалуй, вторая важная проблема, нашедшая отклик в переписке Крузенштерна с Барроу. Несомненно, представляет интерес оценка английского ученого и мореплавателя итогов плавания Первой русской антарктической экспедиции. Он писал Крузенштерну 30 октября 1821 года: "Благодарю за Ваше интересное сообщение об экспедиции двух русских кораблей в южное полушарие. Эта экспедиция делает большую честь ее руководителю. Она во много раз превзошла мои ожидания".
Крузенштерн знакомил секретаря английского адмиралтейства (переписка между ними продолжалась до последних дней активной научной деятельности Барроу) со многими русскими исследованиями, которые проводились в то время на северо-востоке России.
Об отношении к Крузенштерну как к крупному ученому- мореведу свидетельствуют строки из письма Барроу, где он просит его написать статью для английской печати об исследовании Полярного моря, Северо-Западного прохода и Русской Америки, так как "пока в печати нет ничего по вопросу о соединении между Тихим и Атлантическим океанами, кроме работы капитана Бурнея, который переваривал свою идею около 45 лет".
Возможно, следствием этой просьбы было появление статьи Крузенштерна "Новые опыты для открытия Северо-Западного пути", опубликованной в четвертом номере журнала "Северный архив" за 1822 год.
Переписка Крузенштерна с Барроу, который также сообщал обо всех путешествиях английских мореплавателей, позволяла ориентироваться в арктических исследованиях обеих стран, что было чрезвычайно важно в то время.
В письме от 30 октября 1821 года Барроу писал, что его особенно интересует судьба двух судов, которые в 1820 году под начальством М. Н. Васильева отправились к северу от Берингова пролива. Барроу убедительно просит Крузенштерна написать ему о действиях этой русской экспедиции. Он надеется, что Васильев встретится с Парри, отправившимся во второе полярное путешествие, и тогда все о Северо-Западном морском пути "станет известно".
Барроу дважды сообщал Крузенштерну подробности знаменитых путешествий Джона Франклина (1786-1847) по северным берегам Канады*. Он весьма интересовался результатами "бесстрашной экспедиции" Ф. П. Врангеля и, в частности, тем, какой лед - торосистый или ровный - встречал этот исследователь в Полярном море. Барроу собирал эти сведения в связи с подготовкой новой экспедиции Парри, который хотел предпринять путешествие на лодках и не знал, ставить ли их на колеса или на полозья.
* (Английский мореплаватель. В 1845 году предпринял на двух судах полярное путешествие, во время которого погиб. В поисках Франклина участвовали многие экспедиции, но лишь в 1859 году выяснилось, что суда были затерты льдами.)
"Капитан Парри, - писал Барроу, - собирается отправиться рано, чтобы иметь в своем распоряжении все лето. Вы можете судить о его рвении даже потому, что, собираясь жениться на очень красивой молодой леди, он добился ее согласия продолжать свои экспедиции."
Сохранились три письма Франклина, относящихся к 1829-1830 годам, и три записки, посланные Крузенштерну этим знаменитым английским полярным исследователем в то время, когда он приезжал в Петербург и останавливался в Демутовом трактире. Эти письма, как и письма Барроу, содержат информацию об английских полярных исследованиях. Франклин в каждом письме выражает Крузенштерну глубокую признательность за присылку данных метеорологических наблюдений, выполненных русскими моряками во время путешествий по Полярному морю, берегам Сибири и Русской Америки*.
* (ЦГАВМФ, ф. 14, оп. 1, д. 238, л. 66-75.)
Очень интересны письма Джона Росса (1777-1856), того самого полярного исследователя, который в 1818 году ошибочно утверждал, что пролив Ланкастер пересекают горы Крокера*. 19 марта 1829 года он писал Крузенштерну:
* (В 1818 году Д. Росс предпринял экспедицию в Баффинов залив для отыскания Северо-Западного прохода; в 1829-1833 годах организовал вторую полярную экспедицию, во время которой открыл северный магнитный полюс.)
"Одно из судов экспедиции в честь Вас и как подтверждение Ваших заслуг и таланта я назвал "Крузенштерн" ... Если произойдет кораблекрушение, "Крузенштерн" станет нашим последним прибежищем, поэтому особенно символично название этого судна как дань Вашей ценной работе по Тихому океану..."*.
* (ЦГАВМФ, ф. 14, оп. 1, д. 233, л. 9-10.)
Росс пишет далее, что он намерен исследовать северные берега Америки между точками, достигнутыми Парри и Франклином, а также изучить район, лежащий к северу от реки Маккензи, до пунктов, которые были достигнуты Ф. Бичи* и Васильевым. Он надеется, что ему посчастливится дойти со стороны Атлантики до границ русских владений в Америке и водрузить там флаг России, тем самым подчеркнув, что его экспедиция носит чисто научный, а не политический характер.
* (Фредерик Вильям Бичи (1796-1856) - английский мореплаватель. В 1826 году достиг мыса Барроу со стороны Берингова пролива.)
"Если все пройдет полностью успешно в первый сезон, мы намерены наилучшим способом использовать наш рейс в Петропавловск-на-Камчатке, а оттуда сухопутным путем я направлюсь в Санкт-Петербург, а командование судами "Виктория" и "Крузенштерн" перейдет к капитану Россу*.
* (Имеется в виду племянник мореплавателя Джемс Росс.)
И вот именно в осуществлении этого мероприятия мне очень нужна Ваша большая помощь. Я прошу Вас поставить в известность русские власти в районе между Камчаткой и Санкт- Петербургом о моих намерениях и проинструктировать их, чтобы они оказывали мне помощь, которая абсолютно необходима для меня."
Крузенштерн с должным вниманием отнесся к просьбе Росса, которого русский посол в Лондоне князь Ливен снабдил открытым листом "для приема и доставления всего нужного, когда суда придут в какой-либо российский порт". Иван Федорович написал командиру Петропавловского порта, прося "принять сего знаменитого путешественника и оказать ему всякого рода пособия, а также доставить по прибытии прилагаемое при сем письмо".
Как известно, Россу не удалось пройти Северо-Западным путем, но его путешествие представляло большой научный интерес и способствовало расширению знаний об одном из самых интересных районов северной полярной области.
По возвращении в Англию Росс прислал Крузенштерну описание своего путешествия. Одновременно он сообщал, что ему было приятно поместить имя Крузенштерна в одной из достигнутых им выдающихся точек и что судно, названное его именем, оставлено экспедицией в бухте Виктория в хорошем состоянии.
Спустя несколько месяцев, 14 мая 1834 года, из Лондона Росс писал, что "он не находит слов, чтобы передать тот восторг, который он почувствовал", получив два письма адмирала Крузенштерна. Отвечая на предложение Крузенштерна "отправиться к Южному материку, где можно сделать открытия", Росс пишет, что такие исследования он считает мероприятием, достойным его великой страны, что он собирается посетить Санкт-Петербург, чтобы встретиться с Крузенштерном и обсудить с ним планы на будущее*.
* (Росс в письме от 30 июня 1834 года выражает сожаление о том, что не состоялась его встреча с адмиралом Крузенштерном, который уехал из Санкт-Петербурга за день до приезда Росса.)
Уже из Лондона Росс пишет 3 февраля 1835 года: "Я с нетерпением ожидал решения нашего теперешнего правительства по вопросу о моей предполагаемой экспедиции, надеясь, что смена министров, которая произошла в ноябре прошлого года, будет в мою пользу. Но теперь я с сожалением сообщаю Вам, что мои надежды не оправдались, и я должен отказаться от своего проекта. Я написал в Або, где строится корабль, с просьбой отменить строительство. Мне не надо объяснять Вам, как я сожалею обо всем случившемся, я ведь старею и скоро уже не смогу участвовать в полярных исследованиях"*.
* (ЦГАВМФ, ф. 14, оп. 1, д. 233, л, 17.)
Спустя три месяца Росс с оказией пересылает Крузенштерну свою книгу с портретом и сообщает: "Мне нечего рассказать Вам о моих экспедиционных планах, изменения, происшедшие в министерстве, положили конец почти всем научным планам в Англии".
Крузенштерну писали Гумбольдт и Эрман, Дюмон-Дюрвиль и Мальт-Брюн, писали со всех концов света. Он никому не отказывал в добром совете, если был убежден, что это послужит развитию знаний.
Его интересовали не только проблемы поисков морского пути из Тихого океана в Атлантику и исследование Антарктики. После завершения своего путешествия и до конца дней он занимался многими вопросами полярных исследований.
В 1814 году, по поручению Румянцева, он рассмотрел результаты экспедиции М. М. Геденштрома на Новосибирские острова в 1809-1811 годах и нашел, что его "Путешествие" содержит много любопытного и заслуживает внимания как новизной сведений о новых островах и северных пределах Сибири, так и материалами по "натуральной истории"*.
* (ЦГИАЭ, ф. 1414, оп. 3, д. 58, л. 115.)
Вместе с тем Крузенштерн поставил под сомнение точность определений на карте Геденштрома и рекомендовал отправить "искусного морского офицера с хронометром и секстаном, чтобы определить точные долготы и широты как на Новой Сибири, так и на лежащих на западе островах... Если бы натуралист сопровождал офицера... то можно было бы ожидать много пользы от сей посылки. По исполнении сего офицер мог бы предпринять подобное путешествие от устья реки Колымы на север и тогда бы узнали, действительно ли открыт берег в 1762 г. сержантом Андреевым"*.
* (Там же, л. 116.)
Крузенштерн готовился на средства Румянцева послать ученых для исследования Новой Земли, интересовался результатами экспедиции М. П. Лазарева, плававшего к этому острову в 1819 году, и принимал участие в подготовке инструкции для Новоземельской экспедиции под командой Ф. П. Литке*. Вопросы исследования полярных областей России знаменитый мореплаватель неоднократно обсуждал с Карлом Бэром, которому он оказывал помощь советом и делом при организации экспедиции на Новую Землю.
* (ЦГАВМФ, ф. 14, оп. 1, д. 221, л. 1-2.)
По словам А. Ф. Миддендорфа, Крузенштерн "принимал живейшее участие" в подготовке его экспедиции на Таймырский полуостров*.
* (А. Ф. Миддендорф. Путешествие на север и восток Сибири, ч. 1, СПб., 1860, стр. 58.)
Большую заботу проявлял Крузенштерн о Фердинанде Петровиче Врангеле. Он выражал знаменитому русскому мореплавателю Василию Михайловичу Головнину глубокую благодарность за то, что он назначил Врангеля руководителем Колымской экспедиции. Когда до Крузенштерна дошли слухи о том, что ученый Вильде в своем последнем сочинении предлагает направить Колымскую и Янскую экспедиции для достижения по льду Северного полюса, он послал в Адмиралтейский департамент письмо. Он старался убедить своих коллег, что невозможно Врангеля и Анжу нагружать новыми задачами. Крузенштерн находил способы достижения Северного полюса, предложенные Вильдом, неудобными и не сулящими успеха. По его мнению, Вильде не имел "ясного понятия о затруднениях, связанных с подобными предприятиями"*. Крузенштерн полагал, что на собаках вряд ли можно дойти до полюса. Поездки по льду возможны на малые расстояния от берега, примерно 100-200 верст или в лучшем случае на 300. Кроме того, следует иметь в виду, что лед на некотором расстоянии от берега "скопляется и составляет великие громады, через которые и пешком перейти невозможно", не говоря уже о езде на собаках или оленях. Крузенштерн решительно заявляет, что, вопреки воззрению английского полярного мореплавателя Скоресби, он считает, что Северного полюса на собачьих упряжках невозможно достигнуть. Вместе с тем он не возражает, чтобы "сочинение Вильде с его выдумками сообщили командирам экспедиций" в расчете, что, может быть, они и найдут "что-нибудь новое и полезное" по части передвижений по льду не в достижении полюса, а в поисках загадочных земель.
* (ЦГИАЭ, ф. 1414, д. 27, л. 221-222.)
Крузенштерн рекомендовал Головнину для участия в Янской и Колымской экспедиции двух натуралистов.
"Оба не иностранцы, а уроженцы Эстонии, - пишет Крузенштерн.- Первый доктор Эшшольц, бывший на "Рюрике", другой доктор медицины Бэр, человек большой репутации в ученом свете. Он приезжал сюда недавно и сказывал, что оставляет Кенигсберг и страстно желает видеть Сибирь и берега Ледовитого океана."*
* (ЦГАВМФ, ф. 14, оп. 1, д. 252, л. 55, 56.)
Вероятно, не без содействия Крузенштерна выпускник Тартуского университета доктор Кибер был приглашен к Колымскую экспедицию вместо Бэра, который не смог принять в ней участия.
В 1839 году Россия отметила 50-летие флотской службы своего первого кругосветного мореплавателя. Поздравить юбиляра пришли его ученики и убеленные сединами матросы - участники вояжа на "Надежде". Один из них прошагал несколько сотен верст, чтобы снова встать под флаг своего командира.
Медаль, выбитая в честь 50-летия службы И. Ф. Крузенштерна во флоте. Лицевая и оборотная сторона
"За несколько дней до юбилея, - писал один из современников, - когда еще происходили первые совещания о празднике, явился в Петербург никем не ожидаемый, из внутренних губерний России, бывший матрос "Надежды" Клим Григорьев, седой старик. Он совершил путешествие в глубокую зиму, большею частию пешком, единственно для того, как он сам говорил, чтобы перед смертию еще раз взглянуть на своего капитана. Распорядители праздника не допустили престарелого моряка до преждевременного свидания. Известно было, что другой матрос, Тарас Гледянов, всю жизнь свою с редкою верностью посвятивший службе Крузенштерну, пользовался безвозмездно небольшим хутором в поместье своего прежнего командира; и его вытребовали в Петербург. Потом, когда разнеслась весть о предстоящем юбилее, явился еще третий ветеран времен "Надежды". Они-то трое приветствовали юбиляра в зале и преклонили пред ним свои снежно-белые головы и флаг, с которым некогда ходили вокруг света. Достойно замечания, что из всех почестей, оказанных адмиралу Крузенштерну, ни одна не умилила его в такой степени, как это разительное доказательство простодушной привязанности к нему прежних подчиненных."*
* (Северная пчела, № 260, 1846. Статья без подписи. Возможным ее автором является академик К. М. Бэр.- В. П.)
Россия подводила итоги полувековой деятельности Крузенштерна во имя флота и науки. Большое удовольствие ему доставил близкий друг, академик Карл Максимович Бэр. Он не сравнивал Крузенштерна ни с Колумбом, ни с Магелланом, ни с Куком. Нет, он соединил имя Ивана Федоровича с подвигами простых русских землепроходцев, прошедших великие пространства льда и океана и обогативших науку открытиями на северо-востоке Сибири и в Северной Америке.
Вслед за юбилейными торжествами у Крузенштерна обострились отношения с начальником Морского штаба, любимцем царя князем А. С. Меньшиковым. Первого кругосветного мореплавателя открыто выживали из флота. В 1842 году он ушел в отставку и уехал в деревню, на этот раз навсегда. Но и в 72 года в нем живет беспокойный дух молодости. Следующей весной он посылает в Петербург "высшему начальству" (кому именно - неизвестно) записку "Посольство в Японию". Он напоминает о необходимости решить одну из давнишних задач внешней политики.
Победа Англии над Китаем в 1842 году свидетельствует, по его мнению, о том, что эта держава может оказать в ближайшем будущем давление на Японию. Вероятно, вооруженной силой она откроет для своих торговцев японские порты, как открыла китайские, оставив их при этом закрытыми для судов России. Пока не потеряно время, русскому правительству следует послать новую кругосветную экспедицию с посольством в Японию под начальством адмирала П. И. Рикорда, "опытность и искусство которого могут быть чрезвычайно полезными в этом деле"*. Если удастся завязать торговые отношения, то японские рис, соль и другие жизненные припасы могут быть использованы для обеспечения жителей северо-востока России, а японский рынок - для сбыта пушнины. Не забыты Крузенштерном и ученые цели экспедиции. Он уверен, что путешествие будет очень полезно для исследования Охотского моря, в особенности в районе между Шантарскими островами и Амурским лиманом.
* (И. Ф. Крузенштерн. Посольство в Японию. "Морской сборник", № 6, 1869, стр. 27.)
Эта последняя попытка Крузенштерна вызывает восторг у более молодых офицеров. Новое кругосветное путешествие детально обсуждается в наиболее радикально настроенных морских кругах Петербурга.
Дело доходит до министра финансов, и все гибнет в трясине николаевской бюрократии. Гибнет бездарно, по робости и недомыслию.
Но замыслу Крузенштерна суждено восторжествовать. События на Дальнем Востоке приняли драматический оборот. Снова русские корабли направляются из Кронштадта в северную часть Тихого океана. Одни для того, чтобы продолжить исследования первых кругосветных мореплавателей, другие, чтобы охранять границы Восточной Сибири и Русской Америки, третьи, чтобы претворить в жизнь последний проект Крузенштерна - установить торговые и дипломатические отношения с Японией. На одном из них плывет внук великого мореплавателя, плывет теми же морями и океанами, которыми первым из россиян прошел его дед. Его дедом гордится флот, гордится Россия. Да, ни один мореход первой половины XIX века не может быть поставлен вровень с Крузенштерном. Дело не только в том, что он первым из русских морских офицеров обошел вокруг света. Его знаниями, широтой его взглядов, многолетними капитальными трудами по гидрографии Мирового океана, его "Атласом Южного моря" и описанием к нему, его работами о полярных странах восхищался весь мир. Он одним из первых подверг сомнению утверждения Кука о недостижимости южного материка и не только разработал план Первой русской антарктической экспедиции, но и предпринял еще две попытки организовать русские путешествия к Южному полюсу. Он первым в новом веке выступил против утверждений прежних английских полярных исследователей, которые отрицали существование Северо-Западного прохода, и предпринял первые шаги к отысканию истины.
Герб Крузенштерна
На своем фамильном гербе Крузенштерн начертал слова "Spe Fretus", что в буквальном переводе означает "опираясь на надежду". "Надеждой" он назвал свое судно, на котором обошел вокруг света. Надежда двигала им, когда он советовал послать корабли в страны Северного и Южного полюсов. Очарованный надеждой, он создал капитальные труды, которыми всегда будет гордиться Россия. Его вера в торжество прогресса и науки воплотилась еще в том краеугольном камне, который он вместе с Врангелем, Литке и Бэром заложил в фундамент Русского географического общества.
Он умер в 1846 году и похоронен в Домской церкви в Ревеле. И всякий, кто любит историю России и ее науки, посещая Таллин, поднимается в Вышгород, чтобы поклониться могиле, над которой возвышается скромное мраморное надгробие и приспущен русский флаг, впервые совершивший вместе с Крузенштерном путь вокруг света...
|
ПОИСК:
|
При использовании материалов сайта активная ссылка обязательна:
http://antarctic.su/ 'Арктика и Антарктика'