"ЛИ-2" летит на запад

Кроме Мирного и Востока, в Антарктиде есть еще одна постоянная советская научно-исследовательская станция. Это Новолазаревская. Она называется так потому, что основана поблизости от прежней станции Лазарева, недавно закрытой.

Эта советская база располагалась на ледовом берегу. На глубине около сорока метров подо льдом была обнаружена соленая вода. У зимовщиков постоянно возникали опасения - может быть, они живут на громадном ледовом языке, который уже свесился в океан? Значит, он может отколоться и превратиться в айсберг? Перспектива плавания на айсберге никого не привлекала, поэтому полярники все время прислушивались: не раздастся ли предательский треск, не отрезает ли их с юга трещина.

После закрытия станции Лазарева научные работы в этом районе Антарктики продолжались на базе Новолазаревская. От нее до Мирного более трех тысяч километров. Если посмотреть по карте, видно, что она лежит, можно сказать, на другой стороне Антарктиды и зимой до нее никак нельзя добраться. Ледокол не может подойти к берегу. На многие сотни километров побережье сковано толстым льдом, да к тому же станция находится несколько в глубине континента. Три тысячи километров над хребтом и пустынями в зимнюю непогоду не под силу маленькому самолету. Но летом Новолазаревская в пределах досягаемости.

При хорошей погоде даже такой самолет, как "ЛИ-2", с остановками добирается до нее.

По сравнению с гигантами "ИЛ-18" и "АН-12", стоящими на аэродроме Мирного, это совсем крохотный самолет, зеленая стрекоза, которая, кажется, может проскользнуть под крылом у "ИЛа". Но эта стрекоза - верный и надежный помощник полярников. Она налетала над Антарктикой не одну тысячу километров, попадала в разные переплеты и никогда не подводила летчиков. Поэтому, когда нужно лететь в глубь континента, пилоты уверены в том, что неприхотливый "ЛИ-2" сделает все, что нужно. На этой машине мы и собираемся лететь в Новолазаревскую.

Неблизкая дорога. Наш-полет пойдет не напрямик через континент, а вдоль по побережью с несколькими остановками. По дороге мы побываем в гостях у наших соседей - австралийских и японских полярников. К тому же наш маршрут будет проходить недалеко от того места, где дизель-электроход "Обь" вгрызается в льды, приближаясь к берегам Антарктиды. Значит, слетаем и к "Оби", хотя бы помашем крыльями над нею, посылая привет новой смене зимовщиков Мирного.

Изображения древних богов нарисованы на этом столбе, священном для маори (Новая Зеландия)

Утром в ясную погоду нас провожают в путешествие по Антарктиде. Маленький "ЛИ" может взять всего-навсего шесть человек пассажиров. В любой другой полет он может взять несколько больше, но мы везем с собой дополнительный запас горючего, запас продовольствия, теплые вещи и многое другое, что необходимо в перелете по Антарктиде.

"Пассажирская кабина" оборудована своеобразно. Вдоль одной стены вытянулись две раскладушки, а у другой стоит бак для дополнительного горючего, на котором расстелены спальные мешки. Это самое заманчивое место в самолете.

Здесь можно очень удобно устроиться и подремать во время полета, который длится часов десять-одиннадцать.

После взлета на одной из раскладушек кто-то располагается отдыхать, на другой двое начинают играть в шахматы. Тот, кто чувствует себя невыспавшимся, подремывает на баке. А остальные, как выясняется, принадлежат к числу тех путешественников, которые считают еду одним из основных занятий во время поездки.

Наш "ЛИ-2" оборудован маленькой газовой кухней. Бортмеханик Юрий Курбатов, совмещая свою основную специальность с обязанностями повара, готовит на газовой плитке отличный борщ, жарит мясо, наполняя весь самолет приятными предобеденными запахами. Вскоре мы получаем приглашение к столу - небольшому ящику, вокруг которого одновременно могут сидеть три-четыре человека. Мы поочередно устраиваемся у ящика, прославляя кулинарные способности нашего бортмеханика.

Познакомьтесь: юная новозеландка Исмаи Даффилд. Она изучает русский язык и хотела бы переписываться с советскими школьниками

Скорость "ЛИ-2" очень невелика - около двухсот километров в час. Летим мы низко, и иногда кажется, что вот-вот заденем брюхом за высокие айсберги. Порою лед обрывается, "ЛИ-2" идет над открытыми участками океана. Мы с радостью отмечаем их, думая о том, что здесь "Обь" пойдет полным ходом. Слева от нас все время тянется кромка побережья. Мы не забираемся далеко в океан. На всякий случай лучше иметь внизу или поблизости твердое ледовое поле.

Ближайший сосед Мирного-австралийская база Моусон, названная так по имени выдающегося австралийского полярного исследователя Дугласа Моусона.

На Моусоне нет авиации, нет соответственно и аэродрома, и та снежная полоса, на которой мы садимся на ледовом куполе Антарктиды, выбрана нашими летчиками с воздуха во время многих полетов в районе Моусона. На ней нет никаких отметок или опознавательных знаков. Садиться здесь дело трудное, рискованное.

Самолет снижается, касается лыжами льда и осторожно рулит, подъезжая к группе людей, стоящих у двух вездеходов. От Моусона до "аэродрома" двадцать километров, и австралийцы, с которыми мы заранее связались по радио, приехали встречать нас на вездеходах.

"ЛИ-2", наконец, останавливается. Мы откидываем дверцу и первое, что слышим вместо приветствия, - предупреждение:

- Осторожнее выходите! Здесь полно трещин!

С этими словами к нам обращается высокий австралиец, который на наших главах, словно в подтверждение сказанного, проваливается в трещину, засыпанную снегом, и с трудом выбирается из нее, поддерживаемый своими товарищами. Да, предупреждение более чем своевременное. Даже из самолета видно, что вокруг много небольших трещин.

Летчики, осмотревшись, говорят:

Надо будет отрулить в другое место.

Австралийцы очень тепло встречают нас. Они благодарят советских полярников за помощь, которая была оказана их товарищу, за то, что Аллан Ньюмен смог задолго до прихода австралийского ледокола улететь на родину.

С трудом втискиваемся в тесный ярко раскрашенный вездеход и едем по леднику. Дорога идет немного под уклон вдоль цепочки пустых бочек, вмерзших в снег. Через несколько километров останавливаемся и вылезаем, чтобы размять затекшие ноги. Выходим на лед. Устоять на нем очень трудно, с непривычки ноги разъезжаются. Лед чистый, голубой, весь покрытый небольшими ячейками. Ветром с него сдуло весь снег. Чтобы чувствовать себя уверенно, твердо на ногах, здесь нужна обувь со специальными шипами. Ледяное поле тянется на много километров во все стороны. Вот он, ледовый купол Антарктиды.

Самолеты советской антарктической экспедиции 'ИЛ-18' и 'АН-12' у цели - на аэродроме поселка Мирный

Едем дальше, все так же под уклон, и вот, наконец, после часа езды взору открывается австралийская станция. В честь прибытия советских полярников на высокой мачте рядом с австралийским поднимается советский флаг.

База Моусон построена на склоне пологого холма. Все дома ее обиты оцинкованным железом, так что издали кажутся словно сделанными из фольги, игрушечными. Нас приветствует дружным лаем большая стая собак. Собачьи упряжки используются австралийцами зимой как основной вид транспорта. Не рискуя отправляться в походы на своих вездеходах, которые не приспособлены для дальних рейсов по сыпучему снегу, они совершают походы вдоль побережья и в глубь континента на собачьих упряжках. Собаки оправдывают себя в Антарктиде. Интересно, что замороженное мясо, которое является пищей четвероногих помощников человека, здесь пилят на куски пилой и после этого раздают собакам.

Все участники австралийской экспедиции выходят нам навстречу.

Первые несколько секунд разговор ведется по-русски, потому что за эти секунды австралийцы спешат выпалить все те русские фразы, которые они сумели извлечь из разговорника. У каждого в руках отпечатанный на машинке специально подготовленный разговорник с самыми необходимыми фразами по-русски. Мы слышим:

- "Как поживаете?"

- "Добро пожаловать в Моусон!"

- "Мы рады вас видеть".

- "Погостите у нас!"

Кроме этого, никто не знает по-русски ни слова, за исключением одного метеоролога, который упорно в течение нескольких лет изучает русский язык. Он тотчас же переводит нам вопросы своих соотечественников. Прежде всего их интересует, как далеко от побережья находится чистая вода. Когда мы им сообщаем, что не так уж далеко, это вызывает взрыв радости:

- Значит, нашему ледоколу, который вышел в Антарктику, недолго придется пробиваться к станции через льды.

Посреди поселка рядом с кают-компанией стоит громадный валун, на котором полярники Моусона сделали шутливую надпись: "С собой не уносить". Вокруг этого валуна и раскинулась станция.

Целый год не видели свежих газет полярники Мирного. Как же не терпится развернуть газету пусть даже двухнедельной давности!

Нас обстоятельно знакомят со всей базой Моусон: с последними данными, полученными метеорологами, с итогами интересных наблюдений ученых, изучающих космические лучи, и многим другим.

Мы ходим из одной лаборатории в другую, знакомимся с приборами, с условиями жизни австралийских полярников. Нас сопровождают все зимовщики Моусона. Их немногим более двадцати человек. Так всей группой и ходим от здания к зданию. Ведь мы первые, кто прилетел в Моусон после долгой антарктической зимы, и, как всегда, зимовщики рады гостям.

Место, где расположена база Моусон, очень удобно. Здесь не бывает сильных морозов. Летом стаивает много снега, рядом разбросано несколько маленьких озер.

- Мы единственные, кто купается в Антарктике, - гордо заявляют австралийцы.

- Купаетесь?

- Да, вот в этих озерах.

Оказывается, некоторые озера площадью всего в несколько десятков метров имеют глубину менее одного метра, и, если долго стоит теплая солнечная погода, вода в них прогревается настолько, что самые смелые и закаленные окунаются и тотчас же выскакивают обратно. Это действительно необычно - купание, причем добровольное, в Антарктиде!

После осмотра станции направляемся в кают-компанию Моусона, которая интересна прежде всего тем, что это, пожалуй единственное двухэтажное здание в Антарктиде. На первом этаже - большая столовая, на втором - библиотека, комната отдыха. Австралийцы знакомят нас с запасом своих пластинок. Выясняется, что они любят русскую музыку, здесь немало наших русских песен, знакомых советских мелодий. А среди книг в библиотеке есть русские классики: Пушкин, Чехов, Достоевский, Толстой. Очень приятно вдали от дома, на затерянной в ледовой пустыне антарктической базе среди иностранцев вдруг встретить что-то родное, к чему привык с детства.

В сотне километров от берега Антарктиды, у места стоянки 'Оби', оборудован ледовый аэродром

Рассматривая книги, я получаю очень дорогой сувенир. Руководитель экспедиции Грэхем Маслен снимает с полки книгу Фукса и Хиллари, известных английского и новозеландского полярников, которые несколько лет назад совершили беспримерный поход через всю Антарктиду и впервые пересекли ее. Книга рассказывает об этом походе. На первой ее странице расписываются все полярники Моусона и дарят мне эту книгу. Я увез ее в Москву и храню как один из дорогих и памятных подарков.

Здесь же, в кают-компании, организуется "международный матч" по пинг-понгу Австралия - СССР. При скоплении очень азартных болельщиков хозяева базы проигрывают со счетом 3:2. Победителя угощают бокалом вина. Правда, австралийцы уверяют, что, не зная силы нашего спортсмена, они выставили против него не самого сильного игрока. Тем не менее они признают поражение и считают, что международный матч по пинг-понгу, состоявшийся в Антарктике, выигран Советским Союзом.

'Обь' - судно советской морской антарктической экспедиции - подошло к берегу Правды, на котором расположен Мирный

Наступает ночь. Это мы узнаем по часам - ведь на улице по-прежнему светло, - и австралийцы предлагают нам отдохнуть: впереди тяжелый перелет до следующей нашей остановки.

В главном жилом доме Моусона нет никаких приборов. Он весь поделен на маленькие ячейки типа корабельных кают. В каждой каюте две койки. Несколько таких кабин предоставляют нам для отдыха. Каюты расположены по обе стороны длинного коридора, в конце которого стоит печка. Она отапливается углем. Это не очень удобно, и австралийцы говорят, что в будущем им, конечно, придется от этого отказаться и завести электрическое отопление.

Мы узнали, что в одной из кают спит австралиец, который исполняет обязанности почтмейстера базы. В его распоряжении не только редкостные австралийские марки с антарктическими сюжетами, но и почтовый штамп Моусона.

Кто знает, когда мы еще раз попадем на Моусон. Поэтому мы без долгих колебаний будим почтмейстера. Он наделяет нас марками и ставит на наши конверты штамп: "Австралийская антарктическая база Моусон". Многие филателисты позавидуют нам, когда мы вернемся в Москву!

До вылета еще несколько часов. Поэтому мы пользуемся приглашением начальника австралийской базы Грэхема Маслена побывать в доме, где он живет. На стенах его комнаты развешаны картины, выполненные акварельными и масляными красками.

- Это ваши работы?

- Да, мои, - говорит Маслен.- Живопись - мое давнее пристрастие. Я не могу расстаться с ним даже в Антарктике. Это помогает коротать длинную антарктическую зиму.

На картинах антарктические пейзажи, виды, австралийской базы. А на одной из них я узнаю знакомое строение. Это Мирный.

- Да, это Мирный, - подтверждает Маслен.- Мне довелось побывать в гостях у советских зимовщиков, и вот так, по памяти, по наброскам я написал эту картину. Мне очень понравилась ваша база. Но надо сказать, что она находится в очень тяжелых климатических условиях. Из всех станций, расположенных на побережье, Мирный, на мой взгляд, самая трудная в этом отношении. Снежные заносы и ветры, которые у вас свирепствуют, пожалуй, не встретишь ни на какой другой станции.

После аврала крыша кают-компании в Мирном ненадолго освобождается от снега

- У Австралии, - продолжает Грэхем Маслен, - в Антарктиде три базы, на которых работает не так уж много ученых. Мы благодарны советским полярникам за систематическую научную информацию, которую мы получаем от них. В свою очередь, мы делимся с ними всем, что у нас есть, поддерживаем постоянную радиосвязь с антарктическими станциями других стран.

В углу комнаты Маслена стоит несколько ружей. Это, пожалуй, единственный арсенал оружия в Антарктиде.

- Я страстный охотник, - говорит Маслен.- Но здесь эти ружья мне ни к чему. Пингвины находятся под охраной закона. Тюлени тоже. К тому же они настолько доверчивы, что на них рука не поднимается. Поэтому мне остается лишь разбирать и смазывать мое оружие.

Нашу беседу прерывает звонок телефона, стоящего на столе. Радисты сообщают, что налажена связь с нашим "ЛИ-2", стоящим на аэродроме. Несколько человек экипажа остались в самолете. Остались "на всякий случай", которого только и жди в Антарктиде. Тем временем они должны были связаться с японской базой Сиова, куда мы полетим, с ледоколом "Обь", получить от них метеорологические сводки и решить вопрос о сроке вылета.

Геофизик Юрий Авсюк, устроившись в тени под хвостом самолета, ведет на льду океана гравиметрические измерения

Мы идем в радиорубку. Радист напряженно вслушивается в шорох азбуки Морзе, а затем печатает на пишущей машинке телеграмму, переданную на ломаном английском языке: "Наши люди идут. Мы полетим". Это телеграмма от наших радистов. Значит, все в порядке, можно лететь.

Опять забираемся в тесный вездеход, прощаемся с гостеприимными австралийцами, желаем им скорого возвращения на родину и целый час едем по голубому стеклу ледника.

Самолет уже готов к вылету.

- До свидания! - говорим мы водителям вездеходов.

- До свидания! - по русски отвечают нам они.