Мы - в Мирном!

Несколько десятков людей в кожаных коричневых костюмах окружают самолет на аэродроме Мирного. Это советские полярники. Это те, ради облегчения труда которых и направлены в далекий рейс самолеты "ИЛ-18" и "АН-12". Это те, кто с самой первой минуты нашего вылета непрерывно следил за перелетом, слушая по радио об очередных этапах и очередных остановках наших воздушных кораблей.

Солнце светит вовсю. Легкий морозец, безветренно, с первого взгляда ничто не напоминает, что мы находимся на далеком антарктическом континенте. Да и вопросы, с которыми к нам обращаются полярники, нас удивляют:

- Нет ли у вас с собой портретов Гагарина и Титова?

- Где поставлен памятник Марксу в Москве?

- Как выглядит Дворец съездов?

Поначалу даже хочется ответить вопросом на вопрос:

как же вы этого не знаете? Но потом спохватываешься. Ведь эти люди целый год были отрезаны от Родины, целый год провели в Антарктиде, и все то, что мы уже не раз видели, для них еще новинка. Они о ней только слышали. А ведь "лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать". Поэтому мы лихорадочно разыскиваем и портреты космонавтов и пачку открыток, захваченных из Москвы, рассказываем о памятнике Марксу, о Дворце съездов, о новостях жизни столицы и всей страны.

Кто-то из летчиков, как самый опытный, говорит:

- Соловья баснями не кормят, - поднимается снова в машину и достает мешок с почтой, долгожданной почтой, которая, наконец-то, пришла, на шестой континент. Кроме писем, которые получают почти все зимовщики, там есть и пачка газет. Свежие газеты! Для нас они совсем уже не свежие - десятидневной, двухнедельной давности, но что значит этот срок для человека, который не видел газету целый год, - для него она по-прежнему свежая. И тут же на аэродроме у самолета они разворачивают газеты, жадно вглядываясь в фотографии, вчитываясь в газетные строчки.

Памятник выдвющемуся исследователю Антарктики Роберту Скотту в Крайстчере (Новая Зеландия)

Тем временем выгружаем наш багаж, складываем в открытые кузова вездеходов и движемся с аэродрома в Мирный. Аэродром находится примерно в полутора километрах от поселка и, по оценке летчиков, сделан отлично. Дорожка хорошая, длинная, ровная. Полярники, ждавшие нас, потрудились на славу. Тут же стоит еще несколько маленьких самолетов. Я замечаю, что все они закреплены тросами.

- Зачем это?

- Чтобы не сдуло ветром, - отвечают мне.

Я воспринимаю эти слова, как шутку, но тут же выясняется, что действительно ветры, порой свирепствующие в Мирном, могут легко сдуть самолет. Был случай, когда незакрепленную машину сорвало с места и понесло к обрыву, к тому месту, где ледник круто обрывается к океану.

Приближаемся к Мирному. Слева вырастает сопка Радио, вслед за этим мы пересекаем "городскую черту".

- Вот Мирный, - говорят полярники.- Вот его главная улица.

- Где? Где? - вытягиваем мы шеи, оглядываясь по сторонам.

- Как где? Да вот перед вами.

Но перед нами только снежная пустыня, иссеченная проводами электропроводки и радиомачтами. По ней тянется несколько деревянных будок высотою не более метра, над которыми укреплен красный фонарь.

Вот это и есть главная улица Мирного. Лишь несколько зданий высится над снегом, все остальное уже захвачено им, находится в снежном плену. Это все, что осталось от домов, которые давно уже занесены глубоким снегом. А в конце "улицы" виднеется радиостанция, которая также стоит на небольшом холме и поэтому не разделила участи остальных строений. Сопка Комсомольская - граница территории антарктического поселка.

Мирный расположен на берегу, в нескольких десятках метров от обрыва. Дальше в море темнеют скалы нескольких островов, которые в хорошую погоду прекрасно видны с территории поселка. Таков он, антарктический поселок Мирный.

Когда-то, лет шесть тому назад, когда здесь появились первые советские люди и Мирный только начинал строиться, дома вырастали на скальном основании, как и полагается, и стояли, вытянувшись в ровную линию и поблескивая окнами. Тогда-то и получила свое название главная улица поселка. Все было как в обычном, пусть маленьком городке. Но постепенно Антарктида начала наступление на станцию советских полярников. Из года в год наносилось столько снега, что Мирный начал постепенно утопать в нем, его нельзя было расчистить, и каждое лето новая смена полярников заставала научно-исследовательскую базу еще на один метр погрузившейся в снег.

С такой средней скоростью - метр снежных заносов в год - и вела стихия наступление на Мирный. Теперь он или, вернее, большая часть его зданий полностью погружена в снег. Для того чтобы попасть внутрь, приходится спускаться через специальный лаз, устроенный в крыше, а для того, чтобы этот лаз не заметало, над ним возведена небольшая деревянная будка. Это те самые деревянные будки, которые мы и заметили, едва подъехали к Мирному. А фонари на будках поставлены для того, чтобы в метель можно было все-таки пробираться от одного дома к другому, двигаясь на красный свет.

Уже позднее, когда я вернулся в Москву, один из виднейших советских полярников, Михаил Михайлович Сомов, рассказал мне о своем смелом проекте борьбы со снежной стихией в Мирном. По его плану нужно летом, когда метели реже и когда часть снега все-таки немного стаивает, выкопать дома из снега и, зацепив специальными кранами за металлические рамы, на которых они стоят, попытаться вынуть их из этих снежных ям и перенести на другое место. Сомов уехал в Антарктику, чтобы самому на месте убедиться в возможности осуществления этого проекта.

...Вездеход останавливается у одной из будок и разгружается. Вот здесь, в этом доме, мы будем жить целый месяц. Каков же он, наш антарктический дом? Спускаемся вниз по крутой скользкой лестнице и оказываемся на глубине примерно четырех метров в коридоре, пол которого покрывает корка льда. Дом в общем очень теплый, но эта часть дома, как непосредственно связанная с выходом, не утепляется. Сюда задувает ветер, и поэтому та вода, которая порой скапливается в коридоре, очень быстро превращается в лед и затвердевает. Затем через кухню мы проходим в нашу комнату.

Тысячи новозеландцев пришли в аэропорт Крайстчерча, чтобы встретить самолеты советской антарктической экспедиции

Кухня в доме электрическая. Правда, здесь никто не готовит, потому что все питаются в общей кают-компании, но тем не менее есть кухня, где стоит электрическая печка, обогревающая весь дом, умывальник и прочие принадлежности, которые необходимы человеку на кухне. Отопление в доме электроводяное. Комната - самая обычная комната, в которой мы привыкли жить в Москве или других городах, с той лишь разницей, что здесь нет окон.

В коридоре есть небольшое окошко, сквозь которое видны наслоения снега. Летом, в солнечный день, на глубине он кажется несколько голубоватым.

Вот в этом доме нам и предстоит жить. Дом как дом. Разница лишь в том, что он находится глубоко под снегом.

Впрочем, некоторое время спустя мы убеждаемся, что есть одно неудобство. Снег, который полутораметровым слоем скопился на крыше, летом чуть-чуть подтаивает, и дом начинает заливать. Мы прокалываем дырки в потолке, там, где на крыше скапливается вода, и вешаем длинные нити, по которым вода стекает в ведра или тазы. Вот это, конечно, не очень удобно. А во всех других отношениях живется здесь тепло и уютно.

Стоит выйти наверх, и вы оказываетесь под лучами приветливого, как это ни странно, антарктического солнца. Летом стоит полярный день. Солнце не заходит круглые сутки, бродит по небу, лишь ненадолго спускаясь к горизонту. Солнце греет так хорошо, что мы даже загораем под его лучами, словно на юге.

Летом накануне приезда нового состава зимовщиков начинается расчистка крыш. "Надо не ударить лицом в снег", - говорят полярники. И в один из дней по радио раздается призыв ко всем, кто свободен от дежурства, прийти на субботник для расчистки крыш. Приходят все: и радисты, и геофизики, и начальник склада, и журналисты.

Аврал начинается с того, что приезжает бульдозер и выкапывает глубокую канаву рядом с домом, так что обнажаются край крыши и часть стены. Эта канава расширяется, и, таким образом, появляется место, куда можем сбрасывать слежавшийся снег. Затем электрической пилой несколько человек начинают пилить снежный пласт, лежащий на крыше, на отдельные куски, объемом примерно кубометр или несколько меньше. А остальные по трое или по четыре наваливаются на эти куски и сбрасывают их с крыши. Вновь приезжает бульдозер и снова расчищает канаву, и так до тех пор, покуда белая оцинкованная крыша не засверкает под лучами солнца. Для этого нужен почти целый день и работа десяти-пятнадцати человек. В более короткий срок не справиться.

Так мы авралим на крыше кают-компании, а когда на ней образуется расчищенный пятачок, устраиваем перерыв, раздеваемся по пояс и ложимся на крышу. Полярники заверяют, что можно очень быстро загореть. Нам, приезжим, не верится, тем не менее мы лежим и греемся на солнышке в яме, защищенные от ветра. Затем из кают-компании выходит повар и говорит, что пора обедать.

Кают-компания - одно из самых больших зданий в Мирном, где все вместе завтракают, обедают, ужинают, собираются для научных дискуссий и собраний в праздники и в будни, для просмотра кинофильмов, которые демонстрируются здесь два раза в неделю.

В один из первых дней нас удивило то, что на столе стояло большое блюдо с витаминами в таблетках. В чем дело, разве мало продуктов? Продуктов вполне достаточно, можно прокормить много людей, но, заботясь о здоровье полярников, врач велел ставить витамины на стол и рекомендовал всем их принимать. "Не повредит, - говорит он, - а думаю, что даже пойдет на пользу". Обед начинается с приема нескольких таблеток витаминов. А затем обед как обед, хоть и антарктический, но ничем не отличающийся от нашего - московского, ленинградского или иного.

Ближе к берегу стоит приемная радиостанция, куда мы часто наведываемся за телеграммами и где работает большой отряд радистов. Миллионы слов пришлось им передать из Мирного за время длинной антарктической зимы. Миллионы слов, в которых сообщалось об успехах советских полярников, об их жизни, об их работе на далеком материке. Для каждого вызов в радиорубку - радостная весть, значит пришла телеграмма из дому. Радисты - люди, от которых полярники всегда ждут новостей. Иногда бывает так, что связи нет. День, другой, третий безмолвствуют аппараты радиостанции. Вместе с радистами это переживает весь поселок.

Но на радиостанцию приходят не только для того, чтобы получить или послать телеграмму, сюда приходят также и для того, чтобы поговорить с родными. Накануне Нового года группа зимовщиков "оккупировала" станцию, поскольку пришла их очередь говорить с домом. Усилиями радистов была налажена не только телеграфная, но и радиотелефонная связь с Советским Союзом и другими странами. Поэтому порой на радиостанции чувствуешь себя как на междугородном переговорном пункте где-нибудь в Советском Союзе: "Товарищ такой-то, вас вызывает Берлин. Пройдите в кабину". Действительно, и здесь Берлин вызывал немецких полярников, которые работали на советской антарктической базе, и они говорили по радиотелефону со своими друзьями и близкими. Слышимость превосходная.

На сопке Радио расположена передающая радиостанция Мирного. Она стоит несколько в стороне, под самыми большими антеннами поселка. Здесь работают всего два человека. У них масса сложной аппаратуры, и основное помещение, где она находится, напоминает машинный зал, особенно когда они включают все аппараты и с шумом начинает работать вентилятор. Несколько раз в день в этом зале раздается фраза: "Передатчики на Москву в эфире", - и самая длинная в мире линия радиосвязи вступает в строй.

Двое работающих здесь молодых людей, Гера Семушин и Дима Кириллов, живут несколько обособленно, потому что до поселка метров шестьсот-семьсот и в .сильную метель они бывают просто непреодолимым препятствием. В их доме есть даже запас продовольствия на случай, что придется не один день провести в одиночестве. Оба они еще очень молоды, вместе им нет и пятидесяти лет, но они уже не один год провели на полярных зимовках в Арктике и Антарктиде. Они привыкли к опасности, которую таит в себе пребывание в полярных районах, и не раз встречались с нею лицом к лицу. Так, однажды во время работы на севере, Семушина трое суток носило по проливу Маточкин Шар на маленьком катере, потерявшем управление, каждую секунду грозя разбить о скалы. Товарищи уже считали его погибшим, когда через трое суток, обросший и усталый, он вдруг пришел к ним.

- В метель здесь неинтересно, - рассказывают мне радисты.- День-другой посидишь и соскучишься. Хочется к своим в кают-компанию, хочется горячего борща и котлет, которые сам не всегда приготовишь. Тогда, несмотря ни на какую метель, стараешься пробиться в Мирный.

Однажды, когда метель была особенно сильной, те шестьсот-семьсот метров, которые отделяют их строение от кают-компании, Семушин шел около часа, вернее - не шел, а полз от столба к столбу, с трудом находя верное направление. Подняться было нельзя, потому что ветер мог опрокинуть, сбить с ног, - скорость его в тот день достигала пятидесяти трех метров в секунду.

- Ну и как же, чем кончилось дело? - спрашиваю я его.

- Пришел в кают-компанию и пообедал. Вот только обратно не пустили, и начальник экспедиции выговор объявил. А так все нормально.

Человеку, ни разу не попадавшему в свирепую арктическую или антарктическую пургу, неведомо, что значит сила ветра тридцать пять, сорок, пятьдесят метров в секунду. И нам при виде ясного антарктического солнца даже не верится, что здесь может быть такое. Но в один из дней мы на собственной шкуре испытали все превратности антарктического климата.

Началось с самого утра. Ветер крепчал и крепчал, снежные вихри хозяйничали в поселке, скоро видимость сократилась до полукилометра. В обед уже трудно было ходить, ветер мог бросить на землю. Вечером запуржило совсем, и по радио последовал категорический приказ: меньше, чем по двое, по трое, из дому не выходить.

Вечером мы смотрели в кают-компании кинофильм. После его окончания все с трудом разошлись по домам (к счастью, наш дом был рядом с кают-компанией). И тут после проверки выяснилось, что троих нет в Мирном. Еще до начала кино двое летчиков, Островенко и Найкин, и водитель Абушаев на тракторе уехали на аэродром. Видя, что ветер усиливается, они поехали к самолету "АН-12", чтобы закрепить винты. Ветер мог заставить их вращаться, это ни к чему хорошему не привело бы. Прошло уже три часа, а они не возвращались. Как быть? Было решено организовать поиски.

Всегда оживленно на узких живописных улочках индийского городка Матра

Через несколько минут в нашем доме, который был в основном заселен водителями, собрались несколько человек, составивших первый спасательный отряд: главный инженер, двое молодых ученых, радист самолета, который должен был из самолета по радио связаться с радиостанцией Мирного. Одевшись в плотные "непробиваемые" ветром костюмы на меху, они вышли в первый рейс. Видимости не было никакой, и поэтому один из них, взяв конец веревки, пошел впереди вездехода, буквально на ощупь определяя дорогу по сохранившимся следам тракторов. Другой конец веревки находился в кабине водителя, и по сигналу вездеход двигался за человеком, идущим впереди. Дважды вездеход чуть не наехал на него.

Через час они добрались до аэродрома, осмотрели самолет. Винты были закреплены, но полярников нигде не было. По радио из "АН-12" радист сообщил в Мирный, что они решили осмотреть остальные самолеты, - может быть, люди пережидают пургу в одном из них. Но и здесь никого не оказалось. Еще через час спасательный отряд вернулся в поселок, и вслед за этим в метель вышел другой.

Опасность, которой подвергались заблудившиеся, была велика. В пургу трактор мог сбиться с дороги, подъехать к краю обрыва, который находился в какой-нибудь сотне метров от аэродрома, и свалиться на лед. А с другой стороны аэродрома находилась зона глубоких трещин, не менее опасных для трактора.

Очень напряженными были эти часы в Мирном. Готовился к выходу третий спасательный отряд. То и дело в домах раздавались телефонные звонки. "Нет ли новостей? Не вернулись ли?" Тревожной была та ночь. А под утро дверь нашего дома распахнулась, и в комнату ввалился облепленный снегом Абушаев. "Заглох мотор. Сначала пережидали, а потом решили пойти пешком", - сказал он. Оказалось, что мотор заглох буквально в десяти-пятнадцати метрах от аэродрома. Побыв некоторое время в самолете и запасшись теплыми вещами, летчики вместе с водителем решили двинуться в Мирный, чтобы успокоить товарищей и не вынуждать их вести опасные поиски. Только опыт водителя, который проводил уже третью зиму в Антарктике, помог им, хотя и с большим трудом, прийти в Мирный, преодолеть это расстояние не больше километра.

К счастью, все кончилось благополучно. Утром в Мирном все вновь и вновь справлялись о здоровье потерявшихся, узнавали подробности их снежного похода.

Так состоялось наше знакомство с антарктическим ураганом. Мы узнали, что значит сорок два метра в секунду. В тот день ветер в Мирном достигал именно этой скорости.