На буксире вдоль побережья Тихого океана

На буксире вдоль побережья Тихого океана

Чукотка. Бухта провидения. Земля коряков. Первая зелень. К берегам Камчатки. Петропавловск. Правительственная телеграмма

В пять часов утра проходим мимо острова Крузенштерна - меньшего из островов Диомида, принадлежащего США. Мы проходим по американским водам, между виднеющейся вдали Аляской и скалистыми берегами острова.

К западу берег и пролив забиты льдами. К Дежневу подойти нельзя. Идем к бухте Лаврентия. На острове видны домики эскимосов.

В бухту Лаврентия зайти невозможно - все забито льдом. Идем дальше на юг - в бухту Провидения, самую южную бухту Чукотки.

Море тихо. Тепло. Справа видны залитые солнцем заснеженные горы Чукотского полуострова. Из-за "Уссурийца" взлетают сотни птиц, отдыхающих на воде. Тут и бакланы, и утки, и чайки, и десятки других видов. С мостика раздается крик:

- Киты!

Вот они, вымирающие великаны северных морей. Один, два, три, пять, семь... Еще, еще... Со всех сторон корабля над поверхностью тихой зеркальной воды взлетают белые облачка водяной пыли. Они похожи на дымки выстрелов из невидимого окопа. Мы подходим ближе. Теперь видно, как после каждого выброса воды кит выходит на поверхность, показывая огромную мокрую тушу, покрытую толстой морщинистой кожей. Иногда он вскидывает раздвоенный хвост и тут же исчезает под водой.

Стадо проходит мимо нас и скрывается вдали.

3 октября. По-прежнему тихо. В воздухе плюс два градуса. Около корабля шныряют косатки. Матросы моют палубу и заодно поливают из брандспойта медведя, удовлетворенно урчащего в своей тесной клетке и подставляющего то один, то другой бок под струю холодной воды.

Близко берег, изрезанный фьордами. Высокие горы в свежем снегу. Проходим мыс Чаплина и вскоре входим в узкую бухту Провидения.

"Уссуриец" осторожно ведет нас по зеркальному коридору, мимо песчаной косы и заводит в бухту Эмма^*, к тому месту, где на берегу видны яранги и несколько деревянных домиков.

^* (Ныне бухта Комсомольская.)

Становимся на якорь. "Уссуриец" подходит вплотную к нашему борту. С берега, тихо пофыркивая, спешит баркас. На руле видна фигура в кожаной куртке и в фуражке с зеленым верхом. Это пограничник.

4 октября. Начинаем выгрузку имущества группы геологов, которых мы оставляем на зимовку в Чукотке.

Ночью разыгрался шторм. Выгрузку пришлось приостановить до утра. Вельбот, нагруженный доверху, отправить на берег не удалось, так как его чуть не захлестнуло волной. Штурман отдал приказ срочно разгрузить его. В этот момент набежавшая волна залила лодку, и она погрузилась до бортов в воду. Ящики всплыли, и их унесло ветром в море. Едва-едва спасли имущество чукотчиков. Четыре ящика с меховыми вещами были найдены только на другой день на песчаной косе, куда их выкинуло прибоем.

Выгрузка продолжалась целый день.

5 октября. Снова в море. От бухты Провидения идем мимо мыса Наварина к бухте Глубокой. Это уже не Чукотка- это земля коряков. В Глубокой будем брать пресную воду и уголь для "Уссурийца".

Нас основательно треплет. Ветер свежеет и разводит порядочную волну. Некоторых уже укачивает.

7 октября. Разыгрывается сильный шторм. Волны налетают на борт и катятся по палубе. Они то взлетают вверх, как огромные водяные горы, то проваливаются вниз глубокими пропастями. Настоящее океанское волнение!

Стальная громада ледокола кренится до сорока градусов. Стоять с аппаратом на палубе почти невозможно. Того и гляди, что перебросит за борт.

Купер лежит на койке в припадке сильнейшей морской болезни. Трояновского я вытаскиваю на съемки, и он работает между приступами болезненной рвоты. Я кое-как еще держусь, но тоже мутит.

Балансируем с аппаратом как можем. В самый разгар съемки вдруг тревожные гудки.

Нас внезапно заворачивает в сторону, а "Уссуриец" уходит вперед. Лопнул буксирный трос, не выдержавший напряжения.

"Уссуриец" поворачивает к нам на помощь, выбирая трос. Оказывается, лопнула толстая якорная цепь, связанная тросом. Как-то удастся теперь снова на этой волне взять нас на буксир?

Несмотря на усилившийся крен, продолжаем снимать. Корабль совсем ложится палубой на волну. Кончилась пленка, мы спешим перезарядить ее.

Но в это время огромный вал так накреняет корабль, что мы вместе с аппаратом летим к реллингам и цепляемся за них. Кассетник с кассетами и пленкой вылетает за борт и исчезает в волнах. Снимать операцию скрепления буксира приходится автоматом "кинамо".

Капитан "Уссурийца" Кострубов проделывает замечательный, но рискованный маневр. Он описывает круг около нас, подходит с наветренного борта к "Сибирякову", идет под самым носом и, удачно лавируя, проходит в десятке метров от форштевня ледокола, удар которого мог разрезать "Уссурийца" пополам.

В тот момент, когда "Уссуриец" проходит кормой у самого носа "Сибирякова", с обоих судов летят по два конца. Ловкие руки матросов хватают их и стравливают до тех пор, пока "Уссуриец" не останавливается на безопасном расстоянии. Тогда конец выбирают и вытаскивают привязанный к нему канат, а по канату и стальной трос. Трос крепят со второй цепью. Дав гудки, "Уссуриец" снова ведет на буксире "Сибирякова".

8 октября. При продолжающемся шторме вошли в бухту Глубокую - глубокий фьорд среди высоких скалистых гор. Нас сразу загородило от ветра, и стало тепло. В воздухе плюс десять градусов. Рядом берег, на нем пожелтевшие кустарники, низкорослая рябина. На камнях многочисленные надписи - воспоминания о стоявших здесь кораблях. Теперь прибавятся еще две надписи - "Сибиряков" и "Уссуриец".

Берег круто падает в воду. С него бьет струя горной речки. К этому источнику будет пристроена бочка, соединенная шлангом с нашими цистернами, и, пока "Уссуриец" будет брать сто двадцать тонн угля, мы сумеем вволю запастись свежей, чистой водой.

С "Литке" пришли известия. Он не смог пробиться ни на восток, ни на север для оказания помощи дрейфующему "Урицкому". Потом Евгенов выслал пешую разведку, которая донесла, что кругом сплошной смерзшийся лед в десять баллов. Никаких просветов и надежд нет.

"Литке" с трудом вернулся в Чаунскую губу и стал на зимовку вместе с остальными судами своего каравана.

Экипаж "Литке" радуется за наш успех. Как нам понятно их теперешнее состояние! В поздравительных телеграммах они ни слова не говорят о себе. Евгенов телеграфирует:

"Срочно - Арктическая "Сибиряков" -

ШМИДТУ

Горячо, сердечно поздравляем. Несказанно рады благополучному выходу вас тяжелого положения. Нас крайне угнетала невозможность оказать вам скорую необходимую помощь. Желаем дальнейшего благополучия,

ЕВГЕНОВ".

Да... Нам приятно получать такие телеграммы, вырвавшись из негостеприимного полуночного океана. Каково-то оставшимся там на зимовку в морозной Чаунской губе, и в особенности "Урицкому", дрейфующему на север? Что там переживает сейчас команда, знающая, что корабль может в любой момент раздавить сжатием льдов. Только сами испытав эти чувства, мы знаем, какое сейчас состояние у команды "Урицкого".

9 октября. Ранним утром часть экипажа сходит на берег. Некоторые идут с ночевкой в горы для обследования местности - геологических разведок и охоты.

Скудная растительность гор - низкорослая ольха, рябина, порыжевший уже папоротник, черника - кажется нам прекрасной после льдов полярных морей.

Как хорошо после трехмесячного пребывания на корабле полежать на земле, побегать, набрать полный рот черники.

На берегу навалена груда выловленной рыбы - форели, горбуши, кеты.

На воде залива, собравшись стаей, отдыхают белые чайки. Над самым зеркалом воды беззвучно проносятся черные утки. Высоко летают бакланы. Шумит горная речка, падая маленькими водопадами со скалы на скалу.

К вечеру все вернулись с добычей. Геолог, с трудом поднимая мешок, говорит что-то о базальтах и роговитах, биологи толкуют о ракообразных, которыми полна бухта. Охотники выгружают дичь. Часть ее пойдет на стол, часть на коллекции.

Под вечер, в сумерках, мы выходим из бухты, направляясь к берегам Камчатки и прощаясь с дикой корякской землей. Только одна наша охотничья группа встретила вдали от бухты трех охотников коряков. Это все население бухты, и то временное. Ближайшее селение у мыса Олюторского - милях в шестидесяти к югу.

12 октября. Тихо. Светит солнце. Снимаем с утра и до заката. Все время получаем приветственные телеграммы, идущие теперь через Петропавловск-Камчатский.

Вот телеграмма от С. С. Каменева:

"Ледокол "Сибиряков",

ШМИДТУ

Бесконечно рад, что упорной борьбой, с большевистской настойчивостью участники экспедиции и экипаж ледокола "Сибиряков" самостоятельно добились выхода в Тихий океан, на деле доказав возможность завершения Северного морского пути в одну навигацию, несмотря на чудовищно тяжелую аварию. Сердечно приветствую всех, нетерпением жду встречи,

Замнаркомвоенмор КАМЕНЕВ".

15 октября. Мы совсем близко от Петропавловска. Дует противный нам ветер, и мы медленно подбираемся к Авачинской губе, в глубине которой на берегу спокойной бухты, защищенной горами, раскинулся город Петропавловск - столица Камчатки.

Камчатка, такая далекая от Москвы, кажется нам сейчас чуть ли не подмосковным городом.

Ползем на буксире вдоль величественных гористых берегов. Пасмурная погода иногда проясняется, и тогда вдали видны высокие сопки мертвых или временно затихших вулканов. Настроение у всех приподнятое. Телеграф работает не переставая. С материка несутся к нам радостные вести, телеграммы близких, поздравления, приветствия.

Входим в Авачинскую губу. Вечереет. В темноте подходим к самой бухте. Вдали видны огни Петропавловска. С обеих сторон мигают своими круглыми глазами маяки.

Тихо постукивая своим мощным мотором, поблескивая опознавательными огнями, к нам подходит какой-то катер, идет рядом с нами и, пройдя под кормой, уходит молча в сторону. Это, наверное, пограничники, прочитав надпись "Александр Сибиряков", Архангельск", ушли, успокоенные.

У самых ворот в бухту бросаем якорь.

Вечером в нашу кают-компанию спустился Отто Юльевич.

- Собрать всех! Сейчас оглашу правительственную телеграмму, только что принятую нашими радистами.

Через минуту кают-компания полна народу. Все в сборе: члены экспедиции, ученые, матросы, кочегары. Из машинного отделения выглядывают вахтенные механики. Шмидт поднимает руку. Тишина.

- Слушайте правительственную телеграмму:

 "Ледокол "Сибиряков"
 начальнику экспедиции
 ШМИДТУ, 
 капитану
 ледокола ВОРОНИНУ

Горячий привет, поздравления участникам экспедиции, успешно разрешившим историческую задачу сквозного плавания по Ледовитому океану в одну навигацию.

Успехи вашей экспедиции, преодолевшей неимоверные трудности, лишний раз доказывают, что нет таких крепостей, которых не могли бы взять большевистская смелость и организованность. Мы входим в ЦИК Союза ССР с ходатайством о награждении орденами Ленина и Трудового Красного Знамени участников экспедиции..."

Последние слова приветствия покрываются криками "ура". Взрывом гремят аплодисменты. Блестят глаза, все кричат до хрипоты. Большей награды, большей по- хвалы никто не мог ожидать. Наше правительство, партия шлют свой привет, высоко оценивая нашу работу.

Никогда на корабле не было такой радости и такого энтузиазма, даже тогда, когда мы вырвались из льдов и вышли на чистую воду, когда палили из винтовок и кричали" ура" на баке ледокола, приветствуя наше освобождение от угроз зимовки и победу над полярным океаном.

16 октября. С рассветом все на ногах. Радостно встречает нас Петропавловск. Входим за "Уссурийцем" в широкую, хорошо защищенную бухту. Впереди на горе раскинул свои домики небольшой город.

На берегу толпа народу. В гавани несколько советских и японских судов. Спускаемся на берег. На единственной улице Петропавловска выстроился почетный караул. Шмидт выступает с речью. Весь город сбегается посмотреть на сибиряковцев. После митинга идем в исполком и прежде всего жадно набрасываемся на местную газету и комплекты "Правды" и "Известий".

После обеда, вечером, в городском клубе торжественное заседание, посвященное нашему приходу.

В это время выясняется дальнейшая судьба похода. Решено, что ледокол на буксире "Уссурийца" пойдет не во Владивосток, а в Японию, вероятнее всего, в порт Хакодате для ремонта. Ремонтироваться во Владивостоке сейчас невозможно, так как ремонт очень сложный, а верфи заняты срочной работой. Необходимые чертежи отправлены из Владивостока в Японию.