Черные паруса

"Пиратский" корабль. Два течения. "Мертвое кольцо". Вперед на лебедках, тросах и ледовых якорях. Аммонал. К чистой воде. Мыс Дежнева - Берингов пролив. Тральщик "Уссуриец". Последняя льдина. Выход в тихий океан

- Поставить паруса!

"Баржа ледокольного типа" превратилась в сказочный фрегат, идущий под черными парусами пиратов.

В носовой части подняты два больших брезента. Перед ними что-то вроде кливеров из связанных вместе парусов спасательной шлюпки. На грот-мачте - самый большой парус из брезента, растянутого на стрелах. Над носовым парусом сверху надставка, пародирующая топсель. Ловкий матрос Паша Сизых лезет по вантам на макушку мачты, под клотик, и крепит самый верхний парус, кем-то в шутку названный "бом-брам-пашка-кливер". На корме на второй мачте также появляется брезентовый парус. Наш корабль не слушается руля. Для того чтобы направить его в разводье, надо маневрировать только подъемом и спуском парусов.

С переменой ветра изменился и дрейф льдов, и их стало разводить. Все весело работают. Все улыбаются. Смешно: ледокол-парусник. Ветер надувает паруса. Мы идем вперед.

Медленно, чертовски медленно, но все-таки мы идем вперед, обгоняя льды. Мы ускорили движение вдвое против дрейфующих льдов. Вместе с дрейфом мы делаем в час одну-две мили - около трех километров. Сейчас это кажется огромной скоростью.

Льды все время меняют свое положение. Часто отдельные перемычки и целые ледяные поля преграждают нам дорогу. И когда корабль, бессильный разбить преграду, упирается форштевнем в лед, мы теряем ход. С мостика несется команда:

- Спуститься на лед! Давай аммонал!

Сейчас на карту поставлено все. Мы знаем, что каждый такой мощный взрыв отражается на всем корпусе ледокола. Знаем, что течь у нас увеличивается, заклепки летят и мы подвергаем себя большому риску, но другого пути нет - надо пробиваться во что бы то ни стало.

Не всегда подорванное поле расходится настолько, чтобы пропустить корабль. Силы ветра не хватает, чтобы раздвинуть тяжелые льды. Тогда в ход пускаются дополнительные средства. С борта на лед лезут люди, тянут за собой длинный стальной трос с прикрепленным на конце небольшим якорем. Якорь выносится далеко вперед, крепится за торос. Начинается работа лебедками. Вытягивая трос, работая попеременно то носовой, то кормовой лебедками, корабль с трудом протискивается между полями.

Все на работе. Люди выбиваются из сил. Руки окровавлены, но корабль двигается вперед. От перемычки к перемычке, от разводья к разводью...

Сумерки. Прошли снова Инкигур. От Дежнева к нам навстречу пробивается "Уссуриец". Проходя вдоль берега по разводьям, ему удалось достичь мыса Инцова. "Литке" стоит на прежнем месте, зажатый льдами.

В восемь часов вечера темно. Паруса спущены, идем в дрейфе. Под парусами двигаться в темноте опасно. Можно вклиниться между большими полями и так засесть, что не выберешься.

Настроение у всех бодрое. Появилось больше надежд на будущее. Нет той беспомощности, которая, казалось, обрекала нас на неизбежную зимовку. Несмотря на перемену ветра, наши шансы на выход из льдов все еще очень слабые.

Ветер вдруг стихает. Что если он переменится и понесет нас обратно? "Уссуриец" находится всего в нескольких десятках миль.

28 сентября. Ветра почти нет. Льды дрейфуют на север. Паруса не поднимали.

Регулярно идут переговоры по радиотелефону с "Ус- сурийцем". Он сообщает, что сейчас находится около мыса Уникын, на одном меридиане с нами.

Получены сведения и от "Литке". Лед у него немного разрядился. Мороз сильный. Один из пароходов, проводимых им, потерял перо руля и управляться сам не может.

После проводки судов в Чаунскую губу "Литке" пойдет на обколку вмерзшего в лед парохода, дрейфующего на север. Потом потащит его на место стоянки. Не хватает угля. Телеграмма кончается грустно - "Литке" сомневается, сможет ли он пойти к нам и оказать помощь. Значит... "Литке" надо списать в расход при подсчете сил, которые могут помочь нам во льдах. А на "Литке" ведь было больше всего надежды...

Температура воздуха заметно падает. До самой ночи дрейфовали, зажатые льдом, прилагая все усилия, чтобы вырваться. Все время раздаются взрывы. Рвем большие заряды по курсу ледокола и маленькие прямо под самым форштевнем, чтобы разбросать скопившиеся глыбы. Две лебедки - носовая и кормовая - грохочут без остановки. Люди все время на льду.

Паруса лежат на палубе грудами брезента. Нас дрейфом влечет на север, вдаль от берега.

Снова говорим с "Уссурийцем". Он в семи-двенадцати милях от мыса Уникын, милях в двадцати пяти от нас.

Если бы не лед, то через несколько часов мы шли бы уже на буксире... Даже лед нам теперь не так страшен, как мороз. Из-за мороза пятьдесят четыре года назад в этот же день стал на зимовку на своей "Веге" Норденшельд. Может быть, и нас неожиданно хватит мороз, и мы замерзнем, как и он.

Наступает ночь, и работы на льду прекращаются. Мы стоим во льдах недалеко от полыньи, к которой пробивались весь день. Где-то поблизости стал на ледовый якорь, прицепившись к большой льдине, "Уссуриец". Скоро с ним будем вести разговор в целях выяснения точного местоположения обоих судов.

В кают-компании идет разговор о сигнальных ракетах, которых у нас нет. Вношу предложение:

- Забравшись в бочку, мы можем зажечь там пачку наших осветительных магниевых факелов. Если предупредить об этом по телефону "Уссурийца" и там будут следить за огнем, то, может быть...

Большинство поддерживает, остальные протестуют, доказывая, что ничего не будет видно. Я утверждаю, что на пятнадцать миль наши факелы, зажженные на мачте, будут видны.

Иду к Шмидту и капитану с предложением. После обсуждения оно принимается. "Уссуриец" извещен по радиотелефону:

- Через пять минут будут зажжены факелы. Следите. Если не заметите, то через две минуты после первых будут зажжены вторые факелы.

Капитан командует:

- Давайте факелы!

Трояновский и Решетников, закутавшись потеплее, со связками факелов лезут вверх. Темно. Облака покрыли все небо - нет ни одной звездочки.

- Как, готовы?

- Есть! Факелы готовы!

- "Уссуриец", следите, сейчас зажигаем!

- Зажигай!

Высоко над головами вспыхивает ослепительное белое пламя. Оно пышет из бочки в сторону, рассыпая вниз искры. Бочка, кусок мачты, ванты ярко освещены. Кругом чернильный мрак.

По телефону из репродуктора слышен голос:

- Видели, видели! Сейчас в ответ пустим сигнальные ракеты. Следите!

Все впились глазами в черный горизонт. Проходит несколько секунд, и вдали справа взлетают вверх и тонут во мраке две искорки. Это ракеты "Уссурийца".

В штурманской и радиорубке идут переговоры и определение. Установлено - "Уссуриец" в тринадцати милях от нас. Всего в тринадцати милях! Где-то он будет завтра?

29 сентября. Утро приносит неприятные известия. "Уссурийца" сильным дрейфом за ночь отнесло на двадцать девять миль. Он сейчас недалеко от Уэлена. Вся его работа предыдущих дней уничтожена в одну ночь.

Мы продвинулись только на четыре мили к югу и немного к западу. "Уссуриец" встретил полосу тяжелого льда, и его несет к берегам Аляски. Эти берега, как выразился кто-то из его команды, "приближаются к кораблю с кинематографической скоростью".

"Уссуриец" сообщил, что приступает к взрыву полосы льда аммоналом. По подсчету, лед в десять баллов. Кругом снег и туман, так же как и у нас.

Мороз - одиннадцать градусов. От "Литке" те же сведения. Продолжает вводить суда в Чаунскую губу.

Визе ходит веселый. Он, сделав свои выкладки в результате наблюдений над нашим дрейфом, пришел к выводам, имеющим огромное значение для судоходства в этом районе Арктики.

Он установил, что в направлении от Сердца-Камень к востоку параллельно идут два течения. Одно ближе к берегу, другое мористее, то есть дальше от берега.

Первое течение идет по берегу и сворачивает в Берингов пролив. Этим течением мы шли от Сердца-Камень к Инкигуру.

Второе течение идет сначала параллельно с первым, потом заворачивает и, огибая остров Врангеля, уходит далеко на север. Между струями этих течений есть "мертвое кольцо", такое место, где льды ходят почти по правильному круговому течению.

Мы шли первым течением. Обратный дрейф и ветры вышибли нас из этого довольно слабенького течения и чуть не втащили во второе течение. Нас бы унесло на север. Ветры, к счастью, переменились, и с помощью парусов мы попали в мертвое кольцо, по которому и крутимся.

Наше спасение сейчас только в хорошем ветре. Если мы вылезем из кольца и попадем в береговое течение, то выйдем в Берингов пролив. Если нет, то крутиться нам на месте черт знает сколько времени. Все теперь зависит от благоприятного ветра.

Ветер, к счастью, усиливается. Дует чистый норд. Снова подняты паруса. Пошли со скоростью одной мили в час не считая дрейфа. Обгоняем льдины. Идем вперед.

К середине дня выясняется, что из мертвого кольца мы вышли. Помогли ветер, паруса и разреженный лед. Место, где стоял вчера вечером "Уссуриец", мы прошли. Он теперь в пяти милях от Дежнева, в десятибалльном льду. Проходим мимо мыса Инцова. До "Уссурийца" от нас миль пятнадцать-двадцать. Я только что спустился отогреваться с мостика вниз. Прибегает Купер.

- Трояновский и Чачба остались позади на льдине. Сейчас за ними будут спускать шлюпку. Идем по широкой полынье.

Вот это здорово! Сейчас можно будет снять корабль под парусами с воды. Мчусь к Шмидту. Он на мостике. Рядом капитан. Прошу разрешения:

- Разрешите нам отправиться на шлюпке за оставшимися на льду и заснять корабль под парусами на ходу.

- Ни в коем случае. Шлюпку нельзя перегружать.

- Мы сядем на весла вместо матросов.

- Нельзя.

- Это единственный случай снять корабль под парусами с воды на ходу.

- Нельзя. Вы не поспеете - шлюпку уже спускают.

Человек двадцать тянут шлюпку к фальшборту, поднимают и кидают в воду. Шлюпка падает кормой вниз и уходит под воду. Начинают вычерпывать ведрами воду. Все стрелы заняты под паруса, и другого способа спуска шлюпки нет. Останавливать корабль нельзя. Он собьется с пути, и тогда прощай, вся проделанная за день работа! Его потом не развернешь в нужном направлении.

Мы мчимся за аппаратурой и через минуту стоим у шлюпки с аппаратом и штативом. Матросы лезут в лодку. Кричу капитану:

- Владимир Иванович, разрешите нам ехать! Мы готовы!

Он машет рукой:

- Поезжайте, разрешаю. Ну что сделаешь с этими киношниками? Они готовы из-за своих кадров поставить корабль на зимовку...

Вместе с матросами Адаевым и Голубиным, оторвавшись от корабля, идем против ветра к далеким льдинам, на которых чернеют две человеческие фигурки. Наваливаемся на весла. На руле Голубин, на веслах Адаев и я. По чистой воде нетрудно. Но вот на нас наплывает полоса нилоса - молодого льда, весла застревают, лед приходится пробивать. Мы идем на "шлюпке ледокольного типа". Кое-как добираемся до льда и берем на борт Марка и Чачбу. Пока поворачиваем, кричу Марку:

- Снимай с ходу! Издали корабль в парусах, сдвижения!

Марк быстро устанавливает штатив, прикрепляет аппарат и крутит. По ветру, подняв на багре маленький парус и помогая веслами, мы быстро догоняем корабль.

С кормы бросают веревочный трап. Надо лезть наверх. Но соблазн велик, хочется поснимать еще.

Снимаем под кормой, как корабль идет по молодому льду. Сквозь воду видно белое пятно обломанного вала. Корабль носом налезает на небольшую льдину и тормозит ход. Воспользовавшись этой задержкой, наваливаемся на весла и мчимся к большой льдине, идущей перед кораблем, на расстоянии десяти-пятнадцати корпусов.

Быстро выскакиваем на лед, ставим аппарат и снимаем корабль, идущий прямо на нас с надутыми, устремленными вперед парусами.

Потом прыгаем в шлюпку и маневрируем на воде во всех направлениях, пока корабль не равняется снами и мы можем зацепиться за трап. Все, что надо, снято полностью.

С кормы бросают веревку и на ней вытягивают аппарат, штатив и кассетник. Потом лезем сами. Шлюпку переводят к носу и общими усилиями вытаскивают наверх.

Итак, мы теперь имеем замечательные кадры о фрегате "Александр Сибиряков", бывшей "баржи ледокольного типа с паровым отоплением".

Только что кончили эту работу, как мою бригаду вызывают на хозработу - переборку лука и чеснока, которые начали портиться. Из кинематографистов превращаемся в огородников. Ничего не поделаешь! На корабле всему научишься.

Темнеет. Много разводий. Идем под парусами, моментами даже расталкивая льдины. Терять нам нечего.

С такого хода при столкновении со льдом кораблю ничего не будет. Матросы острят:

- Теперь не страшно - лопастей не обломаем.

И посматривают вверх на паруса.

Да, этих "лопастей" нам не обломать. Только бы ветер не переменился. В темноте сталкиваемся со льдинами. Отскакиваем назад и снова идем напролом. Для нас важно одно - скорее приблизиться к Берингову, попасть как можно ближе к берегу. Ветер - штука изменчивая. По последним данным, мы вошли уже в то течение, которое вчера отбросило "Уссурийца" на двадцать девять миль назад.

Сейчас получили распоряжение капитана быть наготове с факелами. Опять будем сигнализировать "Уссурийцу". Мы очень довольны: кино своей техникой помогает экспедиции в трудный момент.

Все люди в разгоне. Многие работают на парусах. Хорошо еще, что в воздухе заметно потеплело и новый лед не образуется.

30 сентября. Близок локоть, да не укусишь! Окутанный туманами, накрытый сверху шапкой тяжелых облаков, маячит перед глазами мыс Дежнева, самый восточный конец материка Евразии.

Он открылся нашим глазам в семь часов утра, выйдя из пелены сплошного тумана. До него всего двенадцать миль, час с лишним хода кораблю по чистой воде. А каким недостижимым он нам кажется!

Дрейф всего полмили в час. Нас уже видели в Уэлене в бинокль. Об этом сообщили радисты.

"Уссуриец", зажатый льдом в бухте Дежнева, не может выйти нам навстречу. От вчерашнего разреженного льда нет и помину - кругом снова тяжелый лед, сжимающий корабль со всех сторон. Ветер пока держится хороший - чистый норд.

Так проходит весь день. Только к ночи дрейф усиливается до полторы мили в час в нужном нам направлении. Ветер тоже усиливается.

1 октября. Мы уже в семи-восьми милях от Дежнева. Погода переменная - облачная, временами проглядывает солнце. Слева показалась кромка льда. На северо-востоке видна черная полоса чистой воды, уходящей за горизонт. В бинокль видно, как по ней гуляют значительные волны с барашками.

Дрейф у нас ничтожный - почти стоим на месте. С "Уссурийца" сведения неважные - его снесло к островам Диомида, расположенным посредине Берингова пролива, между советской Чукоткой и американской Аляской. Островов два: один принадлежит СССР, а второй, меньший,- Америке.

Паруса спущены. Мы зажаты тяжелыми льдами.

С Дежнева сообщают, что в проливе лед пошел обратно по направлению к Ледовитому океану. Это тревожит. Дрейф может измениться, и нас потянет обратно.

Днем лед немного разводит. Снова поднимаем паруса, стараемся выйти на чистую воду. До кромки всего полторы мили, и прямо перед нами полоса разреженного льда. Если сумеем в нее проскочить и нас не зажмет огромными полями, наступающими со всех сторон, то под парусом пойдем прямо на восток, к Аляске, где нас подберет "Уссуриец".

Правда, это мероприятие до известной степени рискованно. Кромка, резко очерченная льдами, обозначает, что из Берингова к северу идет сильное течение, которое отжимает льды и не пускает их дальше в море.

Но это все же полбеды. У нас есть паруса, и мы сможем двигаться против этого течения на восток или юго-восток. Только бы выйти из льдов!

"Уссуриец" телеграфирует, что вырвался на чистую воду, идет к нам на соединение. Находится в пятнадцати милях от нас.

Ветер свежеет. Поднимаем все паруса, какие только у нас есть. Под самый клотик, на макушку мачты, поднят "бом-брам-пашка-кливер".

Капитан носится по мостику. Нервы его сейчас натянуты так же, как шкоты парусов под свежим нордом. Маневрировать судном-инвалидом нелегко. Матросы сбиваются с ног. Руки у многих изодраны в кровь. Холодный ветер покрыл блестящей корой льда палубу и шкоты. То и дело раздается:

- Спустить грот!

- Поднять грот!

- Спустить кливера!

- Подобрать шкоты кливеров!

- Право руля!

- Есть право руля!

Наш "фрегат" стал даже слушаться руля. Кромка совсем близка. Хочется выйти на чистую воду раньше, чем подойдет "Уссуриец". Если мы выйдем на параллель Берингова сами - значит, мы самостоятельно закончили Северный морской путь и впервые в истории Арктики прошли его в одну навигацию. Нам хочется самим, без посторонней помощи, выйти на чистую воду. Мы уже у самого Дежнева, у самой кромки...

С наблюдательного мостика сверху крик:

- Показался "Уссуриец"!

Вдали на горизонте в бинокль видна на воде черная точка, то появляющаяся, то исчезающая.

Кромка так близка! Несколько десятков льдин отделяет нас от нее. Ах дьявольщина! Как назло, огромная льдина насела на форштевень и тормозит наше движение.

Капитан нервничает...

Неужели не выскочим? Слева заходит на нас огромное поле, грозящее соединиться с таким же, напирающим с правого борта. Капитан не выдерживает:

- Какого черта не бьете льдину!

- Отдать якорь! Разбить ее!

Грохочет якорный канат. Льдина сильна. Якорь с цепью лежит на ней беспомощной грудой.

- Подать трос! Взять льдину на кормовую лебедку. Вытащить из-под носа!

Проворные матросы прямо с борта прыгают на лед. Подается трос с кормы, охватывается петлей торос, начинает работать лебедка. Льдина поддается и медленно ползет назад.

- Поднять грот!

Черный парус ползет вверх, надуваясь под свежим ветром.

- Право руля!

Корабль рванулся вперед. Перед ним узенький проход. Проскочим или нет?

Впереди уже без бинокля виден идущий навстречу тральщик. Из его трубы вырываются клубы черного дыма. Он тоже торопится к нам навстречу.

Расталкивая последние льдины, "Сибиряков" выходит на воду. Крутится ручка аппарата, снимая этот исторический момент.

Вот последние льдины, шурша по бортам ледокола, ползут назад. Вот они у середины корпуса, вот идут дальше. Ура! Они за кормой. Мы на чистой воде. Мы в Берингове, мы у Дежнева.

Бегут люди с винтовками и выстраиваются на полубаке в ряд.

- Начальнику экспедиции Шмидту - ура!

- Ура-а-а-а-а!

Гремит залп из двадцати винтовок.

- Капитану Воронину - ура!

- Ура-а-а-а-а!

Залп.

Итак, 1 октября 1932 года в четырнадцать часов тридцать минут "Сибиряков" вышел в Берингов пролив. Северный морской путь впервые в истории пройден в одну навигацию. Задание партии и правительства выполнено!

"Уссуриец" совсем близко. Его отчетливо видно. Можно прочесть надпись белым по черному: "Уссуриец", Владивосток".

Кромка осталась далеко позади. Мы идем под парусами навстречу "Уссурийцу". Капитан тянет шнур, и троекратный густой бас гудка рвется навстречу тральщику.

- Спустить паруса!

Черные брезенты бессильно падают вниз. Корабль, покачиваясь на волнах, останавливается.

В двух сотнях метров от нас "Уссуриец" круто сворачивает влево, выкидывает приветственные сигнальные флаги и, описав ровную дугу, ловким маневром подходит к нам с правого борта, ошвартовываясь рядом с нами.

Прямо против нашего мостика - мостик "Уссурийца". Сбоку на нем его номер - РТ 310. К нам на борт поднимаются капитан Кострубов и Красинский. Вместе со Шмидтом они уходят к нему в каюту.

Мы все смотрим на стоящее рядом с нами судно. Оно выглядит прекрасно. Новое, чистое, блестящее. "Уссуриец" недавно отстроен и спущен на воду. До выхода к нам он занимался ловом трески в Анадырской губе, и сейчас его трюмы заполнены уловом. Он по размерам - две трети "Сибирякова" в длину, но много ниже. Ход - десять узлов. Теперь он тысячи километров будет тащить нас на буксире по Тихому океану, через штормы и тайфуны.

Под руководством штурманов наши и его матросы налаживают буксирные тросы и приспосабливают якорный канат, которым мы свяжемся с нашим проводником. Работа кипит. Скоро пойдем по Берингову к Тихому океану, между Чукоткой и Аляской, прощаясь со льдами и Арктикой. Не удалось им захватить нас в плен!

Мы прошли Северный морской путь - это свершившийся факт, но как-то самим не верится. Только день тому назад наше положение казалось безнадежным, а сейчас все уже кончено: мы победили, и зимовки не будет.

В эфир несется рапорт экспедиции. Буквы напечатанного на машинке документа, превращенные в голове радиста в точки и тире, электрическими разрядами выбрасываются в пространство и молниеносно несутся к приемным антеннам далеких городов:

"Настраивайтесь, настраивайтесь! Говорит "Сибиряков"! Говорит "Сибиряков"! Слушайте! Слушайте! Молния!

МОСКВА, ЦК ВКП(б), СОВНАРКОМ.

Экспедиция Арктического института на ледоколе "Сибиряков" целиком выполнила задание правительства, прошла вдоль северных берегов Союза из Белого моря в Тихий океан.

Это третий в истории поход и первый, совершенный в одно лето без зимовки.

Выйдя из Архангельска 28 июля, экспедиция совершила первый обход Северной Земли, достигла устьев Лены и Колымы с запада, что открывает новые большие возможности хозяйственного развития Якутской республики.

Потеряв 10 сентября в тяжелом льду лопасти винта, ударной пятидневной работой сменили их среди льдов, не заходя в порт.

Когда 18 сентября сломался вал и потеряли винт, экспедиция не прекратила работы, а двигалась к цели, пользуясь всеми средствами: морским течением, взрыванием ледовых препятствий, подтягиванием от льдины к льдине на тросах и поднятием самодельных парусов.

Во время дрейфа во льдах собран научный материал, освещающий неясную раньше картину морских течений.

В результате упорной борьбы со стихией 1 октября на парусах вышли на чистую воду, достигнув цели - Берингова пролива.

Трудности были преодолены, и успех завоеван благодаря организованности и энтузиазму всего экипажа ледокола и всех научных работников, благодаря развитию соцсоревнования смен и бригад, давшего рекордные темпы погрузочных работ, и почти поголовному охвату ударничеством.

Во время пути восемь матросов и кочегаров вступили в партию и подано несколько заявлений научных сотрудников.

Свою работу по открытию и исследованию новых морских путей считаем частью великого плана социалистического строительства и под этим знаменем преодолевали преграды.

 Начальник экспедиции ШМИДТ
 Капитан ледокола ВОРОНИН
 Заведующий научной частью ВИЗЕ
 Предсудкома машинист КРЮЧКОВ
 Секретарь ячейки ВКП(б) матрос АДАЕВ".

Пока крепится буксирный канат, составленный из толстого стального троса и прикрепленной к нему якорной цепи, и в цистерны "Сибирякова" перекачивается из недр "Уссурийца" двадцать тонн пресной питьевой воды, собираемся в кают-компании.

Товарищ Кострубов - видавший виды морской волк. Лицо обветренное, красное. Волосы черные, немного вьющиеся. Тихий басистый голос. Все его ответы и распоряжения лаконичны и четки. Видно, хорошо знает свое дело.

Кострубов рассказывает о встрече с "Советом". У того дела неважные. Перекошен вал в самом соединительном фланце. Поэтому скрепляющие болты не выдерживают и срезаются. Их все время приходится менять. Уже порезали на болты все пиллерсы. Стали нагонять трубы на бруски малого диаметра и растачивать. Болты толстые, и их рвет мгновенно. Могут делать не более сорока оборотов. Едва справляются с ветрами у мыса Чаплина. Попали в шторм, еле-еле выгребли. В общем, льды Чукотского моря дорого стоили "Совету", так же как и нам.

Кострубов просит подтвердить "хозяевам", "Восток- рыбе", о том, что он по нашему вызову вышел в Берингов, так как еще никто из них о его походе не знает.

Сейчас мы выйдем на буксире по Берингову проливу на юг. От Дежнева до Петропавловска нам ходу тысяча триста шестьдесят миль. Скорость наша пять-шесть миль в час. Значит, с заходом в бухты до Петропавловска на Камчатке проплывем не менее двух недель. А заходить мы должны: высадка геологоразведчиков, перегрузка угля, прием пресной воды...

Стемнело. Работы по буксировке закончены. Кострубов уходит к себе. "Уссуриец" немедленно двигается вперед и тонет во тьме ночи. Его присутствие выдается только тремя сигнальными огнями. Буксирного каната не видно - он висит огромной дугой, уходя под воду.

Кажется, что мы сами, самостоятельно, двигаемся вперед, следуя в кильватере за "Уссурийцем".

Идем на юг.

Льды пройдены. Впереди просторы Тихого океана. Тихого? Октябрь. Осень. Время тайфунов и штормов. "Уссурийцу" с его шестьюстами пятьюдесятью силами нелегко будет тащить нас на буксире даже в спокойную погоду. Как-то мы пойдем при противном ветре по волнам океана?

На палубе тихо. Машина молчит. Вода плещет о борта корабля.

Идем на юг.