В Архангельске, куда Русанов привез Вылку после окончания экспедиции, оглушенный непривычными звуками шумевшего ярмаркой города, юноша проследовал на вокзал. К перрону подали поезд.
- Какая-то машина катит без лошадей, остановилась: тут мы сели, я боюсь...
А когда поезд тронулся и за окном вагона открылись бескрайние просторы северных лесов, Вылко поразился:
- Какая земля лохматая!
Пересадка в Ярославле. И наконец Москва.
"...Осенью 1910 года, как-то утром пришли ко мне два незнакомых человека,- вспоминает художник В. В. Переплетчиков. - Один высокий, блондин, свежий, энергичный, живой, другой низенький, коренастый, с лицом монгольского типа. Это были начальник Новоземельской экспедиции, обошедший летом 1910 года северный остров Новой Земли, Владимир Александрович Русанов, другой - самоед Тыко Вылко...
Пока мы разговариваем с Русановым, обсуждаем план жизни и обучения Вылки в Москве, он самым благовоспитанным образом пьет чай; его манера держать себя совсем не показывает, что это дикарь. Одет он в пиджак, от него пахнет новыми сапогами, и только когда он ходит, то стучит по полу ногами, как лошадь на театральной сцене. Ему приходилось в своей жизни больше ходить по камням, по снегу, по ледникам, чем по полу".
Поселившись у В. В. Переплетчикова, Тыко Вылко получил, таким образом, в Москве бесплатную квартиру. Среди передовой интеллигенции Москвы В. А. Русанов нашел для него учителей, которые взялись безвозмездно давать уроки живописи и основ наук. Художник Абрам Ефимович Архипов давал ему уроки рисования углем и масляными красками. Мария Васильевна Эртель обучала Вылку русскому языку, Сергей Владимирович Сафонов - математике, Варвара Сергеевна Воскресенская - географии, межевой инженер Э. В. Варсановский- основам геодезии; профессор Григорий Александрович Кржевников преподал Вылке основы ботаники и зоологии и обучил технике набивания чучел птиц. Старый знакомый Захар Захарович Виноградов подарил Вылке фотографический аппарат, научил обращаться с ним.
В числе документов "заведующего колониями на Новой Земле" Б. И. Садовского сохранились отзывы учителей Вылки. Для нас большой интерес представляют отчеты преподавателей географии и геодезии, так как они дают представление о формировании географического кругозора Вылки, приобретении им знаний, необходимых исследователю, которые он сможет использовать в будущем. Слово учителям Вылки:
В. Воскресенская: - Илья Константинович Вылко занимался со мной по географии с 1 ноября 1910 года по 1 февраля 1911 года и прошел за это время общий курс физической географии применительно к программе учебника А. Кронберга "Курс физической географии". Начал обзор внеевропейских стран, причем была пройдена Африка (положение, поверхность, население, растительность и животный мир) и Азия (очертания, поверхность, животный и растительный мир). Илья Константинович занимался прилежно и проявил способности к быстрому запоминанию и сообразительности.
Успешность в занятиях в последний месяц заметно повысилась и благодаря некоторому навыку к умственному труду и большому знакомству с русским языком.
Э. Варсановский: - Занятия с Ильей Константиновичем Вылкой по геометрии в связи с обучением его приемам буссольной съемки, а также и угломерной начал в феврале 1911 года и продолжал с ним эти занятия весь март и часть апреля. В виду весьма малого объема сведений, какие у него были по арифметике, а также при незнакомстве его с алгеброй планомерности и строгой последовательности занятий, конечно, быть не могло. Однако было сделано все то, что применительно к его понятиям и сведениям, а именно:
основные понятия о геометрических величинах, длине, площади, объеме; об углах и их измерении; треугольниках, их равенстве; многоугольниках правильных и неправильных, окружности и круге...
Из геодезии:
Понятие о плане, масштабе. Инструменты для измерения углов: буссоль, астролябия. Понятие об астрономической трубе и земной. Применение их к целям геодезических измерений. Приемы буссольной съемки. Съемка астролябией. Составление плана по измеренным в натуре румбам и длинам линий. То же по измеренным углам. Инструменты для составления плана: транспортир, употребление масштаба, циркуль и линейки. Устройство полевого бинокля.
Помимо дисциплин, наиболее близких и необходимых исследователю Новой Земли, Вылко активно воспринимает произведения культуры и, конечно, живописи. "Илье Константиновичу очень нравились сказки, короткие рассказы... Мы читали рассказы Толстого, произведения Пушкина, Лермонтова, Тургенева; мне доставляло истинное наслаждение читать ему", - вспоминала Мария Васильевна Эртель.
Разумеется, основное время пребывания в Москве было посвящено совершенствованию в живописи. В мастерской Переплетчикова Вылко рисовал с неподвижной натуры красками. Сначала акварелью, потом маслом. Он хорошо чувствовал краски, постепенно приучался брать все более верные тона. Переплетчиков учил его выявлять в тоне все оттенки и нюансы, избегать яркого, стремиться, чтобы рисунок был точен, изображение отличалось наглядной убедительностью, "вещностью".
- Не сочинять нужно художнику, не придумывать, а всецело подчинять себя натуре, - любил повторять учитель.
Архипов, следивший за тем, как Вылко рисует с гипсов, высказывался иначе. Советовал брать лишь главное в натуре, не повторять ее во всех подробностях.
- Главным в живописи, - говорил он, - остается мысль художника. Ей повинуются и композиция, и цвет.
Вылко не возражал учителям, с интересом следил за работой Архипова, Переплетчикова, Аполлинария Васнецова. Но в своем творчестве остался самим собой: использовал лишь те формы, которые были ему внутренне близки. И когда на его картинах появлялся необычайной синевы лед и художника спрашивали, почему он синий, Вылко отвечал:
- Я видел такой.
- Он не только талантливый художник, - рассказывал Переплетчиков,- он талантлив вообще. У него хороший музыкальный слух и память. Он знает массу сказок. Интересуется механикой. Умеет управлять мотором на лодке и знает его механизм. Очень интересуется электричеством и раз, когда никого не было в комнате, развинтил горящую электрическую лампочку.
Вылко посещает музеи. Он побывал в Кремле, в Оружейной палате, несколько раз ходил в Третьяковскую галерею, Румянцевский музей. Возвращаясь, признавался:
- Хорошо там было душе моей.
И полотна, содержание которых еще вчера было непонятно, сегодня заставляли задерживаться, вдумываться, волноваться.
21 марта 1911 года в Московском музее кустарных ремесел открылась персональная выставка Вылки. На ней были представлены и его ранние робкие опыты - рисунки, выполненные карандашом, и более поздние цветные рисунки и акварели, и полотна последних лет. "Уже тогда,- писал С. Г. Писахов,- это был большой мастер, вернее, в нем чувствовался большой мастер. Работы Вылки поражали неровностью: то детски неумелые, то сильные, полнозвучные, как работы тончайшего европейца, в тончайшем рисунке, в легких и прозрачных тонах".
Перед картинами художника разгорались оживленные дискуссии. Одних восхищала самобытность мастера, другие видели в его работах наивные и невежественные потуги на живопись. Здесь же, на выставке висела карта Новой Земли, составленная им еще до встречи с Русановым. "На карте те же наивные надписи, все больше об оленях, и длинные линии путей, пройденных художником", - отмечал один из рецензентов.
Однако большинство зрителей было настроено более доброжелательно к новоземельскому живописцу. В их представлениях его судьба- "судьба, которой, пожалуй, еще позавидуют многие собратья по искусству, родившиеся под более близкой параллелью. Иметь готовый круг непочатых тем и вдохновений - это редкое преимущество. В сущности о чем же мечтать каждому из нас, как не о том, чтобы стать поэтом Новой Земли!"
Вся Москва валом валила в скромный Музей кустарных ремесел, чтобы увидеть необыкновенные картины необыкновенного живописца. Чем же пленяло творчество ненецкого художника-самоучки избалованных ценителей искусств? Да не тем ли, что для изломанных в те годы декадансом вкусов столицы простота и непосредственность искусства Вылки и показались необыкновенными? Или становившиеся в те годы модными подражатели примитивизму стремились найти в живописи Вылки новые каноны?
Спустя полвека Евгений Евтушенко напишет о Тыко Вылке:
...а он себя не раздувал,
И безо всяческих загадок
Он рисовал закат - закатом
И море - морем рисовал.
Был каждый глаз у Тыко Вылки,
Как будто щелка у копилки.
Но он копил, как скряга, хмур,
Не медь потертую влияний,
А блики северных сияний
И переливы нерпьих шкур.
Бурные впечатления огромного города, шумной московской жизни не могли вытеснить в душе Вылки образа родного острова, родного края. И тогда из соседней с мастерской комнаты Переплетчиков слышал "странные, тягучие, печальные звуки- это Вылко, за работой, поет сомоедские песни: песнь войны, песнь охоты, песнь смерти; эти необычные звуки переносят своей своеобразной тягучестью в далекие снеговые пустыни, в бесконечные полярные ночи; эти звуки тоски прекрасны и музыкальны".
Вылко отвлекается от академических сюжетов, отодвигает масляные и акварельные краски и, как прежде, берется за карандаши. Он рисует "избу своего отца, рисует снеговые горы за губой, красный кирпич, сложенный у крыльца, отца и брата...".
Зима подходит к концу. Вылко уже совершенно освоился с жизнью в городе. Он выходит на прогулки на Сухареву площадь в модном костюме, его не теснят галстук и высокий крахмальный воротник.
Весной годичный курс обучения заканчивается. Вылко прощается с Москвой.
- Люди хорошие здесь, в Москве, очень хорошие, добрые! Ты мне как отец был, - говорит он Переплетчикову, - заботился, и хозяйка, где я жил в комнате, заботилась, и учителя заботились, и учительницы заботились. К Москве теперь привык, все здесь знаю, как на Новой Земле.