Глава XVIII. Трудный доклад

В жизни Седова события 1910 года развивались быстро, как никогда. Новые знакомства, успехи в Географическом и Астрономическом обществах - все новое и новое.

В апреле его вызвал к себе Вилькицкий и предложил организовать экспедицию на Новую Землю. Почти в то же время Седова потребовали совершенно неожиданно в Царское Село и приказали готовиться к докладу самому царю. Никто не мог сказать, чем объяснялся этот вызов.

Первый раз потребовали, как оказалось, только для репетиции. Седова провели в зал, где

царь будет слушать доклад, показали, где будет стоять царь, где докладчик. Учили, как держать себя на царском приеме, как говорить с "его величеством". Ему нельзя отвечать ни "да", ни "нет", нельзя предлагать вопросов, ни перебивать, ни переспрашивать. В таких случаях полагается говорить: "Виноват, ваше величество, не расслышал". Указали, что для доклада отведено полчаса, ни минуты больше.

После урока придворного этикета Седова отпустили.

Нового вызова не было долго.

Прошел апрель, подходил к концу и май. Нужно было всерьез готовиться к Новоземельской экспедиции, - а готовиться нельзя: быть может, в Царское не вызовут до осени. И отлучиться невозможно, даже ненадолго: каждый день может приехать фельдъегерь и потребовать на доклад.

Георгий Яковлевич нервничал и злился. Он начал побаиваться - не пришлось бы все лето просидеть в Петербурге, если в Царском Селе забудут про него.

Тогда в Новоземельскую экспедицию будет послан другой.

Время тянулось томительно.

Особенно долгими казались вечера. Он старался заполнить их чтением, занятиями по математике и астрономии. Иногда уходил в белую петербургскую ночь к Неве. Бродил по затихшим набережным. Писал Верочке в эти дни недлинные письма, всегда на двух страничках, ни больше, ни меньше. В них совсем не отражалось тоскливое его состояние. Письма были бодрые и остроумные, как всегда.

Вторично в Царское вызвали, когда Седов уже стал злиться на на шутку. В этот раз привезли совсем не туда, где была репетиция, и даже не к тому подъезду. Пришлось идти через ряд комнат с часовыми у дверей, пока не добрались до небольшого зала. Здесь Седова остановили, показали столик, на котором можно разложить карты и фотографии.

Минуты ожидания казались долгими. Чтобы рассеяться, Седов спросил у сопровождавшего его придворного, чем объяснить, что его, скромного офицера с маленьким чином, вызвали на доклад царю.

Придворный с охотой ответил:

- На вашем публичном докладе в Географическом обществе присутствовал один из гофмейстеров его величества, имеющий свободный доступ к государю. Будучи приглашен его величеством к обеду в домашней обстановке, он между прочим рассказал о вашем путешествии. Его величество заинтересовался и приказал доставить вас во дворец. Теперь вас можно поздравить с высокой честью делать доклад перед лицом его величества. Это должно сказаться и на успехе вашей служебной карьеры.

Седов молча поклонился и взглянул на часы.

Была половина второго. В соседнем зале послышался шум, часовой взял шашку на-караул, боковая дверь распахнулась. Придворный шепнул: "Его величество!" и сделал один скользящий шаг назад.

Седов подтянулся и замер в официальной позе.

Царь шел к нему, в сопровождении свиты, каким-то неестественным, натянутым шагом, похожим на тот, которым когда-то унтер-офицер Замурушкин учил Седова ходить "царениальным маршем". Седов увидел перед собой невысокого офицера с погонами полковника. Лицо этого офицера сильно напоминало царские портреты, развешанные всюду, но не больше, чем старая, сильно изношенная ассигнация напоминает новую. Оно поражало полным отсутствием выражения и жизни. Усеянное серыми веснушками, тусклое, с каким-то землистым оттенком, это лицо могло привлечь внимание только необыкновенной вялостью. Серовато-рыжая бородка с надвинутыми на нее густыми усами еще сильнее подчеркивала общее впечатление незначительности и заурядности.

Что-то неприятно-холодное проползло в груди Седова, когда он, вытянувшись по-солдатски, ожидал первых слов царя.

Остановившись перед моряком, царь несколько мгновений медлил, не произнося ни слова. Затем веснушки на лице слегка зашевелились. Надвинутые усы поползли кверху. Седов увидел серые зубы и в тот же момент услышал обращенные к нему слова:

- Вы штабс-капитан Седов?

- Так точно, ваше величество, - бодро отчеканил он заученную фразу.

Царь замялся. Усы двинулись несколько раз кверху и книзу и остановились, словно владелец их не знал, что еще сказать. Наконец царь спросил:

- Наверное, там очень холодно, на Севере?... Где вам больше нравится: там или тут?

Седов немного растерялся, не зная, на который же из двух таких странных вопросов ответить, да еще не говоря ни "да", ни "нет". Выручил министр двора Фредерикс, стоявший позади царя.

Он выдвинулся вперед:

- Разрешите штабс-капитану доложить о его путешествии все по порядку.

- Да, да, прошу вас, - сказал Николай и встал в привычную позу, сунув большой палец правой руки за ремень от палаша, а левую заложив за спину.

Стоя перед царем навытяжку и держа в левой согнутой руке, как требовал устав, треугольную парадную шляпу, Седов в этой неудобной позе начал свой доклад. Помня о регламенте, он говорил очень сжато.

Царь сначала слушал невнимательно. Он с вялым любопытством рассматривал энергичные черты моряка и его крепко сбитую фигуру. Но не прошло и пяти минут, как Николай вынул руку из-за спины и, трогая рукой усы, стал следить по карте за маршрутом. Он начал останавливать Седова, спрашивать подробности. Уже явное любопытство отражалось на его лице, - очевидно, все, что говорил моряк, было занимательно и совершенно ново.

Седов старался отвечать как можно короче и проще, но такие ответы вызывали новые вопросы, почти наивные.

Когда Седов, говоря о населении Колымского края, упомянул о племени чуванцев, Николай переспросил:

- Чуванцы?.. Я даже не знал, что есть у меня такой народ. И много их?

- Осталось всего несколько семейств, ваше величество.

- Почему же так мало? Ведь, пожалуй, эти семейства совсем могут исчезнуть, а наша держава теряет целую народность! Нужно бы принять какие-нибудь меры.

Когда Седов, рассказывая о рыбных промыслах, описывал погреба в промерзшей земле, полные мороженой рыбы, царь опять перебил:

- На что так много рыбы?

- Для еды, ваше величество.

- Но разве может семья съесть за год сотни пудов?

Седову пришлось объяснять, что жители всегда нуждаются в еде, голодовки у них дело обычное.

В крае нет хлеба, приходится от нужды питаться одной рыбой. Если рыбы не хватает, тогда наступает голод, в пищу идут древесина, заболонь, вымирают целые заимки.

- Что за страна такая, - пожал плечами царь, повернувшись к Фредериксу. - Ухитряются голодать в самых богатых краях. Голодают в Поволжье, на Украине и на Колыме. Но колымским казакам нужно помочь. Казаки - опора престола. Напомните мне обратился Николай к одному из придворных в расшитом золотом мундире, - сказать Саблеру, чтобы в церквах произвели сбор в пользу голодающих на Колыме казаков.

Седов поднял глаза на часы. Он стал чувствовать себя тяжело. Доклад его наполовину не сделан, а полчаса на исходе. Пытался продолжать, но царь постоянно прерывал вопросами или просил объяснить, что изображено на фотографиях. Когда прошло сорок минут, Седов почувствовал, что Сухомлинов, до этого пересмеивавшийся с кем-то за спиной у царя, дергает сзади за фалду сюртука: "Кончай!"

Сжав доклад до пределов возможности, Георгий Яковлевич закончил его в четверть третьего. О своей гидрографической работе пришлось совсем умолчать, упомянув только, что весь план экспедиции выполнен, фарватер на Колыме отыскан, и нет больше препятствий к посылке в Колыму коммерческих судов из Владивостока.

Едва он успел произнести последние слова, к Николаю подошел Сухомлинов и что-то негромко сказал. Николай передал Седову последнюю фотографию и бесцветно промолвил:

- Рад был видеть офицера, который побывал так далеко. Надеюсь в будущем еще услышать о вашем новом путешествии в далекие страны.

Царь подал докладчику руку и удалился со свитой.

Седов вытер лоб платком и вздохнул с облегчением.

Тот же придворный отвел его к подъезду и еще раз поздравил с высокой честью.

Георгий Яковлевич вышел в парк. Сняв свою жесткую треуголку и положив портфель на скамью, он еще раз обтер лоб платком. Какой-то неприятный осадок остался у него после этой аудиенции. Не то оскорбление, не то разочарование. Перебирая в памяти последний час, он так и не мог вспомнить, что было тягостного в свидании с царем - глупые ли выходки Сухомлинова или неумные вопросы самого царя. Или же все вместе с тусклым и серым обликом правителя великой России.

Но тут же пришла в голову старая, привычная мысль: "Ну, вот еще одно дело закончено", за ней еще: "Так или иначе, с этой минуты я, наконец, свободен!"

Седов широко улыбнулся, расправил плечи, вздохнул всей грудью и направился к выходу из парка.