Сестры

Через пару часов меня раздели, осмотрели, сделали кучу рентгеновских снимков и отвезли наконец в палату номер один.

В огромном длинном зале с дверьми, выходящими прямо на улицу, стояло двадцать или тридцать коек, Они стояли в два ряда, спинками к стене. Между койками было ровно столько места, чтобы поместилась тумбочка. В центре зала, между рядами кроватей у стен, стоял огромный стол, похожий на стол для пинг-понга, только длиннее.

На кроватях лежали больные в самых странных позах. Особенно выделялся мой сосед через одного человека слева. Коричневый, голый, если не считать красных плавок и бинтов, которые белели на руках и ногах, он весь был как бы вывешен на тросиках и подставках, напоминая чучело фантастического марсианина в музее. В нем так много было сломанного, что он мог шевелить только головой, что и делал. Однако он не только вертел головой. На самой голове все тоже было в движении: рот изрыгал поток слов на незнакомом мне языке, но, судя по выражению глаз, это были проклятия. Оно и понятно - это было травматологическое отделение. И вот тут я неожиданно вспомнил, что, когда я улетал из Антарктики, один из американских врачей сказал мне: "Игорь, обрати внимание на сестер, когда будешь в Чи-Чи. Ты увидишь там лучших сестер мира"...

Странно, чем же они лучшие. По палате от койки к койке сновали невысокие, крепко сбитые, деревенского вида девушки. Ни маникюра, ни косметики. У всех на ногах темные чулки и простенькие туфли. Зеленоватое платье-халат, одинакового у всех покроя, было их униформой. У каждой на коротких, по локоть, рукавах нашиты лычки, как у наших курсантов военных училищ, только не золотистые, а красные. У кого три, у кого одна. Одна лычка - первый год после школы сестер, три - значит, работает уже больше трех лет. Никто не улыбался завлекающе, не стрелял глазами. Такие "простушки-пастушки" - ничего особенного, и все-таки было в них что-то необычное. И вдруг я понял, что в них необычного - они все делают бегом или вприпрыжку. Они же не ходят! Они все здесь танцуют. Какой-то нескончаемый балет. Вот одна из них подбежала к койке моего соседа, театральным жестом вытащила из-под его головы подушку, как бы исполняя сложное па, взбила ее и легчайшим движением снова подсунула ее под голову, а потом протанцевала, подпрыгивая, к другой койке, поить подвешенного "марсианина", изрыгающего проклятья.

Вдруг в палате появились еще две такие феи. Они внесли большой, по-видимому горячий, бачок и поставили его на стог. Потом на столе появились стопки тарелок, ножи, вилки. Раздался удар гонга.

"Ланчтайм! Ланчтайм! Обед! Обед!" - мелодично выкрикивала одна из "балерин". Тут же, на столе для пинг-понга, сестры разливали по тарелкам супы, накладывали вторые и уже после этого разносили больным. По всему чувствовалось, что этот момент для сестер - один из пиков их постоянного аврала. Ведь некоторых надо было кормить с ложечки, например того марсианина, который еще норовил выплюнуть ложку или опрокинуть тарелку. А сестричка только смеялась и снова что-то щебетала марсианину, уговаривая проглотить еще ложечку.

После обеда на столе появились тазы с водой, и здесь же, посредине палаты, те же девочки принялись мыть посуду. К вечеру на этом же столе сестрички раскладывали и подбирали лекарства для вечернего приема.

Ночью я долго не мог уснуть. В полутьме палаты, подсвечиваемой слабенькими ночниками у кроватей особенно тяжелых больных, все сновали взад и вперед сестры, исполняя свой удивительный, молчаливый танец - все бегом, бегом. Но усталость пересилила боль, и я уснул. Внезапно я проснулся от странного ощущения. Кто-то что-то делал с моей ногой. Осторожно открыл глаза. По-прежнему полумрак палаты с летающими, как большие зеленые бабочки, сестрами. В ногах моей кровати на низенькой табуреточке сидела сестричка. Край одеяла с одной стороны был отогнут, и нижняя часть моей больной ноги была открыта.

Сестричка своими тонкими пальчиками втирала какие-то мази, а может быть, просто нежно-нежно массировала пальцы моей ноги. Это мои-то пальцы! Огрубевшие, отопревшие от многомесячного ношения полярной обуви, где главное - сохранить тепло, а будет ли при этом потеть нога - уже неважно.

Девушка не заметила, что я проснулся, и как-то задумчиво, не торопясь, продолжала свою работу, покачиваясь взад и вперед, как будто пела беззвучную песню.

И тут я не выдержал. Слезы вдруг брызнули из моих глаз. Я сжал веки так, что стало больно, но влага все равно находила щели, и я чувствовал, как она лилась, лилась по щекам. Я потихоньку высвободил одну руку, чтобы вытереть слезы, и спугнул девушку. Она внезапно обернулась:

- Простите меня, мистер... я сделала вам больно, мистер...

А мистер все пытался еще сильнее сжать веки:

- Нет, нет! Что вы, что вы! Мне совсем не больно - это так, сейчас пройдет.

Ну что я мог сказать этой девочке, которую я даже не видел, ведь я так боялся открыть глаза. Девчушка ушла смущенная, прихватив табуреточку.

Утром, после завтрака, ко мне пришла еще одна сестра, на этот раз в белом, похожем на наш русский, халате. На шее у нее, на муаровой ленте висела большая, как орден, пятиконечная звезда, сделанная из каких-то красных, как кровь, похожих на рубины камней. Всех остальных сестричек звали "нёрс". Эту - "систер". Оказалось, что через несколько лет работы сестра-"нёрс" может подготовиться и сдать специальный экзамен на "систер". Только после этого она получает красную рубиновую звезду, право носить белый халат и занимать высокие в сестринской иерархии должности.

- Скажите, как вы сделали всех сестричек такими балеринами? - спросил я "систер". - Наверное, вы строго отбираете их, наверное, их труд очень хорошо оплачивается?

- Что вы, мистер! - сестра улыбнулась: - Видите ли, профессия сестры у нас традиционно почетна для женщины. Поэтому мы всегда имели избыток желающих поступить в школы сестер. Это позволяет вести жесткий отбор как при приеме, так и во время учебы. Ведь мы считаем - чтобы быть сестрой, надо иметь специальный, если можно так выразится, склад души. Если его нет - мы предлагаем девушке покинуть школу. И неважно, на каком она курсе. Ну, а по поводу зарплаты вы жестоко ошиблись, - сестра снова улыбнулась, но теперь уже с грустной иронией:

- Наша профессия - самая низко оплачиваемая во всей стране. Идет инфляция, и зарплата рабочих на частных предприятиях растет вместе с ней. А мы государственные служащие... Правда, медицинская сестра, получившая тренинг в Новой Зеландии, очень ценится в Европе и Америке, там ей всегда обеспечена работа за хорошие деньги. Но мало кто из нас едет туда. Даже не знаю почему. Но ничего, - сменила она предмет разговора. - Посмотрите на моих девочек, никто из них не бросит своей работы. Они гордятся ею. До свидания, мистер, мне пора. Желаю вам здоровья... - И женщина в белом халате ушла, так похожая на такую же сестру у нас. А я остался лежать и думать...