"Добро пожаловать на наш остров!"

Много лет я не имел никаких известий о Робе. В ДПП тоже никто не знал, где он. Говорили, что он вернулся в штат Мэн, купил-таки снова землю с лесом и водой, говорили даже, что это остров в одном из заливов. И вот, осенью 1982 года, когда я работал в Буффало, от Роба пришло письмо. "16 октября, - писал Роб, - у меня день рождения. Так было бы хорошо, если бы ты приехал в этот день! Я и моя жена будем счастливы принять тебя на нашем острове". Значит, он и в самом деле купил себе остров! К письму была приложена подробная инструкция с планом, откуда следовало, что я должен доехать до такого-то города, оттуда - по такой-то дороге до высокого дерева справа с почтовым ящиком в трех милях от маленькой таверны на перекрестке такой-то и такой-то дорог. "Против этого дерева, - писал Роб, - стоит дом моих друзей. Оставишь у них машину, вернешься к дереву. От него в глубь леса идет дорога..." И так далее, совсем в духе времен индейских вождей и золотоискателей.

Университет штата Нью-Йорк в городе Буффало. Главное здание

"Я написал начальнику Лаборатории, где ты работаешь, - писал Роб дальше. - Прошу его отпустить тебя дня на четыре".

В тот же день руководитель Лаборатории попросил меня зайти к себе:

- Я получил письмо от нашего общего друга Роба, - сказал он. - Почему бы тебе действительно не съездить туда? Я тебе даю два дня отпуска и прибавь к этому субботу и воскресенье. Советую ехать на машине, которую мы тебе предоставили, это и интереснее, и дешевле.

И я решился. Написал письмо Робу, он тут же мне ответил, обещал встретить. Вот так, проработав день в холодильнике, где хранился мой керн, залив бак горючим, накачав шины и запасшись съестным, спальным мешком и палаткой, я выехал по прямой, как стрела, дороге номер 90 на восток, к берегу далекого пока Атлантического океана. Было это в пять вечера.

Только в полночь подъехал я к маленькому городку под громким названием Аустерлиц. Рядом с ним на карте была нарисована маленькая палатка которая означала, что там есть "кемпинг", то есть что там можно поставить палатку или остановиться в трайлере. При выезде с дороги призывно горели огни: "Мотель", "Есть вакансии". Я не удержался, зашел. "О да, мистер! Пожалуйста! Вы один? Цена номера 38 долларов за ночь". Платить за ночь 38 долларов, когда совсем рядом есть кемпинг, показалось мне нелепым, и еще через полчаса я стоял под дождем на поляне под одиноким фонарем на столбе среди маленьких фанерных домиков. Из трайлера неподалеку вышел человек и спросил, что я хочу. Оказалось, что кемпинг вчера закрылся на зиму. С трудом разрешил он поставить палатку.

На другое утро оказалось, что я ночевал среди редких кленов на берегу какого-то пруда. Дождь шел всю ночь, поэтому я не стал разжигать костра, а быстро сложил мокрую палатку, съел заранее сваренные яйца, закусил помидорами - и в путь.

Теперь я уже ехал через скалы и холмы штата Массачусетс, где на каждом столбе у дороги были приделаны щиты с изображением высокой, с пряжкой, шляпы первых поселенцев Бостона. К половине пятого я уже понял, что дом Роба Гейла близко, что я въехал в городок Басс, который стоит у впадения реки Кеннеби в Атлантический океан. Дорога вдруг резко пошла под гору, и не успел я оглянуться, как оказался в стороне от моста-шоссе через реку, куда мне надо было попасть. Это была узенькая улочка, с одной стороны которой стояли маленькие, игрушечные магазинчики и ресторанчики, а с другой вздымались вверх огромные краны, за которыми виднелся частокол странных, утыканных фантастического вида антеннами каких-то электронных устройств и серо-голубых мачт военных кораблей. Я остановился, и через секунду огромная толпа людей в касках монтажников и американских матросов в белых, пирожками, панамах и застиранно-голубых рубашках захлестнула меня. Люди бежали кто куда, я пытался что-то спросить, но мне лишь крикнули: "Это час пик. Некогда. Ты все равно застрял на час!" - и пробежали мимо.

Но вот взревели первые машины и ринулись вперед по свободной еще дороге. Через десять минут она уже представляла из себя сплошную автомобильную пробку, а еще минут через тридцать-сорок я уже смог развернуться, переехал через мост, проехал еще один городок и углубился в лесную дорогу, которую нарисовал мне в письме Роб. Вот то самое дерево с почтовым ящиком, вот и одинокий дом, где, должно быть, живет ближайший сосед Роба. И вдруг сзади появилась маленькая машина и стала мигать огнями и сигналить, привлекая внимание. Я вышел неуверенно. Навстречу бежал загорелый и бородатый, совсем не постаревший за семь лет Роб Гейл. Мы застенчиво обнялись.

Еще через несколько минут, чиркнув несколько раз животом машины о камни, я выехал вслед за Робом на опушку. Дальше насыпь дороги шла через сплошное болото, а впереди виднелся заросший молодым лесом высокий и длинный скалистый холм. Роб остановился перед выездом на насыпь с деревянным мостом посередине.

- Это мой остров, - сказал он, стараясь быть равнодушным. - Сейчас отлив. А во время прилива и эта насыпь, и мост, и, конечно, все это болото - это дно залива. Поехали...

Я еще не знал тогда, что дальше вся моя жизнь здесь будет подчинена слежению за фазами прилива и отлива. Например, на другой день мы поехали в Басс на моторной лодке - это надо делать в момент максимального прилива, но за час-полтора до его максимальной стадии. В это время приливо-отливные течения почти незаметны. И у тебя есть время осмотреть город и даже пообедать в одном из гриновских портовых ресторанчиков с якорями и портретами парусных кораблей. Но вот уже кое-где отлив создал небольшие водовороты. Это значит - надо поскорее садиться в лодку и уплывать отсюда, пока водовороты еще не опасны для лодки. А еще через час-другой вода уже будет греметь водопадами и бурунами, как большая опасная горная река. Даже хуже - ведь здесь ситуация меняется каждые несколько минут. И трудно сказать, в какую сторону. Недаром одно из совсем безобидных на вид в отлив узких мест залива-пролива помечено на карте названием "Хелл Гейт", что значит "Ворога Ада".

- Я счастлив, что живу в этом месте, - сказал Роб. - Это на всю жизнь.

А первый раз он сказал это, когда мы переехали через болото - дно пролива и, оставив машины на маленькой полянке, понесли вещи по каменистой тропе, прорубленной через частокол молодых дубков, которыми густо зарос остров. А потом вдруг тропа, которая шла по верхушке-гребню холма, запетляла вниз, к оконечности острова. По бокам ее начали попадаться кусты с неубранными, прихваченными уже морозом помидорами, кочаны капусты, заросли кукурузы, бобов, каких-то неизвестных мне растений, среди которых я с радостью узнал недавнего своего знакомца - иерусалимский артишок. И вот я увидел заднюю бревенчатую стену странного дома, пахнуло дымом, залаяла огромная черная собака с широкой мордой: "Это Сандер, что значит по-русски "Гром". Он не кусается. Я привязан его, чтобы он тебя не испугал. Не гладь его, иначе он or тебя не отстанет". Но я погладил его, и потом мне не было от него спасения.

А дом, который стоял почти у самого обрыва к воде, представлял странное сооружение с плоской, покатой в одну сторону крышей. Из покатого склона холма сначала вылезал сложенный из диких камней как бы полуподвал-кладовая без окон. Над ним на столбах было построено нечто вроде кругового балкона и в середине - бревенчатая кладка дома. Бревна - из дерева, которое я не узнал. Оказалось, что это кедр. "У меня на острове не растет кедр, но я хотел, чтобы бревна были из кедра. Он не поддается гниению лет сто, если просмолить торцы". Дом состоял из двух этажей. Южная, обращенная к морю сторона дома представляла собой сплошное огромное окно. А пол в доме был выложен почему-то из огромных камней. В середине дома стояла печь - чугунная буржуйка, а кругом - керосиновые лампы и свечи: электричества не было.

- А почему бы тебе, Роб, не выложить пол из досок? - спросил я, споткнувшись о неровность одного из камней.

- Как, разве ты не знаешь, что в каменном полу все дело? - И Роб рассказал, что у него отопление дома идет от солнца.

- Это очень популярно сейчас. Ты делаешь огромные окна на солнечной стороне, и солнце нагревает пол. Но в обычных домах пол из дерева, и потому тепло не проходит внутрь, пол не нагревается, и, когда солнце уходит, в комнате становится холодно. А в доме с толстым каменным полом пол прогревается за день на всю толщину, и всю ночь он потихоньку отдает тепло комнате. Неужели ты не знаешь этого? Ведь все ваши деревенские печи построены на этом принципе. Толстый слой кирпича печи прогревается на всю толщину, а потом отдает тепло всю ночь. Сейчас такие печи очень модны здесь, в Мэне. Они называются "русские камины"...

- Хелло! Добро пожаловать на наш остров, Игорь... - прервал наш разговор очень тихий нежный голос, и я увидел, что по винтовой лестнице со второго этажа спускается худенькая темноглазая женщина в юбке и свитере. Роб, весь засветившись изнутри, пошел ей навстречу и, взяв под локоток, провел к дивану. Мы сели рядом, Роб налил по бокалу красного вина: "Калифорнийское. Наше, но хорошее", - сказал он много раз слышанную фразу. И потекла беседа.

Роб рассказывал, как он нашел этот остров, как узнал, что он продается, и как три года ждал - может, снизят цену, и как цену снизили, но у него была только треть этой суммы, и он залез в долги и все-таки купил остров. Как на острове ничего не было, кроме остатков дороги и ямы на вершине холма в центре острова, где стоял основной дом лет сто с лишним назад, и второй ямы здесь, где теперь дом. Как он купил инструменты, палатку и первый год разбирал яму, клал камни для фундамента. Здесь, в подобии землянки, он провел первую зиму на острове. В это время он и встретил Китти. Встретил ее в странном маленьком городке Ричмонд в пятнадцати милях отсюда ("Не забудь, напомни мне потом о Ричмонде", - сказал Роб), в ресторанчике под несколько странным названием "Голландский дух". - Ведь я голландка, Игорь, - сказала Китти со своей обычной, какой-то виноватой улыбкой. - Значит, вы родились в Европе? - Нет, - еще более виновато и тихо сказала Китти. - Я родилась в Индонезии, в Джакарте, за несколько лет до войны. А потом пришли японцы и всех европейцев и меня с родителями посадили в концлагерь. Я сидела там два года совсем маленькой девочкой. А потом пришла свобода и Индонезия стала независимой. Однако мои родители уже не захотели больше жить в Индонезии и уехали в Европу, в Роттердам. В семнадцать я уже вышла замуж и быстро родила трех детей. Двух мальчиков и девочку. И в это время внезапно умер мой муж. Не знаю, почему я вышла замуж второй раз. Наверное, боялась остаться одна. А тут - американец, а мне так хотелось уехать куда-нибудь после смерти мужа. И мы уехали. Сюда, в Америку. Но к тому времени, когда я встретила Роба, я снова была одна. Мы развелись, но я уже была американка и получила по суду некоторые деньги от мужа. И решила обосноваться здесь. Мне так здесь понравилось. Холмы, красивые деревья, так немноголюдно. Вложила деньги в землю, на которой стоял маленький старенький домик. Главное, казалось мне, - это земля. Пусть каменистая, поросшая лесом, но земля. Многие, кто приезжает сюда из Европы, просто кидаются на землю. Американец к земле в общем-то равнодушен. Ведь что имеешь - не хранишь. А для европейца, бывшего европейца, земля - это гак много. Ведь там, в Европе, купить землю почти невозможно. Это слишком дорого, там так много людей и так мало земли. И европейцу, когда он приезжает в Америку и узнает случайно, почем земля в таких местах, как Мэн, кажется, что ему невероятно повезло и надо скорей покупать эту землю, пока ее не перехватили. Но он еще не знает, что за землю надо платить налог, и большой, что земля может быть далеко от мест, где есть работа, а чтобы прокормиться, работая на земле, надо иметь не менее ста акров земли на семью, не говоря уже о том, что надо иметь орудия, семена, наконец, уметь и хотеть из года в год обрабатывать землю. Ведь когда надо жить землей, конкурировать - это уже тяжелый труд... Все это бывший европеец обычно еще не знает или забывает. Его зовет лишь сочетание слов: "Моя Земля". А потом Китти рассказывала, как она с детьми сама построила дом. Тоненькая, казалось, фарфоровая Китти.

Утром Роб встал первым, затопил буржуйку, сделал завтрак, положил красиво на поднос и понес наверх, в постель своей Китти. А потом он пошел кормить кроликов, потом кур... "Я мечтаю, - сказал Роб,- построить сарай с загонами для скота, я заведу овец для Китти и ослика для себя. На моем острове не обойтись без ослика, ведь дорожка такая крутая, извилистая, и на ослике можно все возить. А Китти будет прясть овечью шерсть. Она умеет прясть, а домашняя овечья пряжа сейчас в такой цене".

- Предлагаю поехать на моторной лодке посмотреть гнездо и семью американского орлана-белохвоста, - сказал Роб, переделав свои утренние дела. - Таких гнезд осталось, может, сто во всей Америке - и вдруг такое счастье. Посмотри в бинокль. Видишь высокое дерево и какой-то нарост на нем? Это гнездо. Я даже наблюдал за этим гнездом целых два года для Университета штата Мэн.

Вечером мы ели лабстеров - знаменитых омаров штата Мэн.

- Роб, а что ты хотел мне сказать о городке Ричмонд?

- О, чуть не забыл. Ты разве не знаешь, что восемьдесят процентов населения городка - русские? Они говорят по-русски, сохраняют русские обычаи, у них две православных церкви... - И тут я вспомнил. Вспомнил девушку Нэнси, которая выдавала мне напрокат машину в Ганновере три года назад. Она тогда вдруг сказала мне по-русски: "Дяденька, зовите меня Нина, я ведь русская, моя бабушка родилась в России. Съездите к ней как-нибудь, а? Она живет в большой хате по-над горой. У нее даже горилка есть".

Тогда мне было не до того, а сейчас я всего в пятнадцати милях, и это ведь по дороге домой. И я решился.

Встал я чуть свет. Утро - это отлив, самое время перегнать машину через сухое сейчас дно пролива между островом и материком. Сходил еще в полутьме на середину острова, завел машину и перегнал ее к кустам на той стороне, вернулся и до одиннадцати писал этюд "Дом Роба Гейла" Потом спустили моторную лодку, и под хлопание выстрелов (сейчас разгар утиной охоты) Роб отвез меня к ставшим уже берегом пролива кустам - был максимум прилива,- где стояла моя машина. Его машина стояла там же, поэтому он проводил меня километров пять, показал дорогу, и еще через двадцать минут я уже увидел знак у поворота - "Ричмонд, 2 мили".