Часть четвертая. К вершинам: Этна и Северный магнитный полюс

15. Баркавелла

(Баркавелла - лодочка (итал.). - Прим. перев.)

Под парусом в горах? Тазиев сказал это, то ли бросая мне вызов, то ли в шутку. Но эта мысль не так сумасбродна, как кажется на первый взгляд, ее нельзя назвать ни на чем не основанной. В Антарктике воздух разрежен, и всякая физическая нагрузка из-за больших высот весьма затруднительна. Любая помощь, облегчающая в этих условиях мускульную работу, была бы здесь сущим благодеянием, и мой буер, поднимая, например, снаряжение по склонам, мог оказать громадные услуги. Для меня же эта проба сил, этот брошенный мне вызов тоже имели огромное значение. Под парусом в горах? Полно, не утопия ли это?

Но ведь я научился преодолевать барьеры высотой до двух метров! А это не так уж мало. Если склон такой же крутизны будет длиннее, то лишней подъемной силы не потребуется.

Вывод прост, но его легче осмыслить, нежели подтвердить на практике. Тем не менее он заставил меня всерьез задуматься о том, какие изменения следует внести в конструкцию буера.

Прежде всего надо увеличить его грузоподъемность.

Сначала я решил преодолевать подъем с помощью тягового парашюта: при попутном ветре набрать скорость, а затем строго выдерживать направление движения. Чтобы предотвратить проскальзывание, следует продумать, как компенсировать снос не только задних, но и передних лыж. При спуске следует использовать встречный ветер, двигаться по своим следам и тормозить малым парашютом.

Наиболее трудными мне казались подъем и уборка парусов при движении буера по наклонной плоскости, а также маневры при старте и финише. Теперь же на случай сильного ветра я решил укрепить мачту стоячим такелажем...

Я обстоятельно продумал план действий во всех его аспектах, вплоть до разметки маршрута на случай бурана с помощью флажков на шестах из фиброгласа, разного цвета для правой и левой стороны. Но кое-кто в Сицилии не стал дожидаться и начал глухо ворчать. То была Этна. Тазиев примчался и изменил свои планы. По телефону он сообщил, что через десять дней будет ожидать меня в Сицилии...

А между тем еще ничего не было готово... Но разве из-за этого я откажусь принять вызов? Пришлось пуститься наперегонки со временем. В любом случае эксперимент обещал стать отличной проверкой перед Антарктикой.

Не стану останавливаться на том, как трудно было подготовить буер, найти машину для его перевозки; как мы доехали до Италии, были застигнуты в Калабрии снежной метелью и всю ночь дежурили у своего сокровища; как прибыли на рассвете в Сицилию и сразу же двинулись к деревне у подножия Этны, где расположилась вся группа с проводниками.

Погода была ужасная, ветер достигал ураганной силы, и Тазиев проявлял беспокойство. В первом горном приюте группе пришлось разделиться: часть ее членов осталась для взятия на анализ проб дыма и газов, а остальные должны были подняться до второго приюта, а затем попытаться дойти, если окажется возможным, до второго очага извержения. Ведь Этна состоит из нескольких кратеров, образующих ряд гребней, не очень обрывистых и имеющих как по структуре, так и по крутизне много общего с Эребусом.

Тазиев отправился с головной группой, высказав более чем пессимистическое мнение о моей попытке: буря, снега мало, лава подступает со всех сторон. Он решил, что рисковать не стоит.

Я не задаю себе этих вопросов, по крайней мере пока. Ведь поднять мой буер с этой отметки к первому приюту нельзя. Это можно сделать, лишь устроив специальную площадку на вагоне подвесной дороги. В течение трех суток я уговаривал итальянцев, а затем они всячески затягивали выполнение необходимых работ.

В конце концов мне удалось поднять буер до высоты 2000 метров. Снег посерел от пепла, так же серо и мое лицо. Опасаюсь, что вместо гладкой поверхности под лыжами будет терка. Начало не сулит ничего хорошего. А тут еще примчались журналисты - только их не хватало! К нам присоединяется Жан Лакутюр. Начиная с первого приюта, снег встречается лишь местами, оставляя обширный лавовый хаос обнаженным. Но отступать поздно: итальянцы, которых я заставил пролить столько пота, не простят мне этого.

Справа есть более или менее заснеженный распадок; повыше он покрыт прозрачным льдом, из-под которого выступает лава. Мне кажется, что можно двинуться этим маршрутом: между древним кратером и застывшим лавовым потоком. Вопрос в том, как доставить буер к этому распадку. Ветер боковой, поэтому использовать парашют нельзя; кроме того, он порвется об эти острые выступы. Придется положиться лишь на один парус; другого решения не вижу.

Налаживаю свой «ветроход», ставлю парус. Но ветер ослабел. Выбираю шкоты, буер направляется к первым глыбам лавы и достигает подножия распадка. Сила ветра незначительна, и, хотя склон не слишком крут, снег рыхлый и покрытый пеплом, тает. В этих весьма неблагоприятных условиях решаю использовать все паруса, в том числе спинакер (фал из гибкого нейлона позволяет ему выдерживать порывы ветра). У меня наготове багор, чтобы стопорить движение, а также штормовой шведский парус для попутных ветров, который может заменить спинакер в случае необходимости. Отпускаю тали крепления спинакера, подбираю его, и тотчас же буер вздрагивает, трогается с места, быстро набирает скорость и вот-вот оставит меня одного... Еле успеваю вскочить, не застегнув ни комбинезон, ни сапоги - нет времени.

К общей радости, буер движется вперед, взбираясь по склону. Порывы ветра заставляют его подпрыгивать скачками, как блоха. Уже пройдена половина распадка, когда ветер внезапно окреп. Я испугался, что на гребне он еще больше усилится, из предосторожности отпустил тали, предоставляя спинакеру свободу, ослабил фал, принайтовленный к верхней его части. Тем не менее буер продолжал скользить вверх по распадку, к пропасти. На этом обледеневшем участке избежать дрейфа будет невозможно.

С максимальной скоростью травлю верхнюю часть спинакера, подаюсь всем телом вперед и выбираю брас, чтобы парус заполоскался на ветру. Тотчас же буер начинает двигаться в обратном направлении. Нужно скорее откинуться назад, снова подобрать шведский парус... Бег «ветрохода» все убыстряется. Долго ли будет продолжаться это маневрирование?

Скорее, чем я предвидел, буер мчится к пропасти, туда, где горло распадка делает крутой поворот. Но я кручу штурвал, и мы полным ходом устремляемся к новому кратеру, к новой вершине. Quo non ascendam!^* Дорогу преграждает глыба застывшей лавы; есть время перевести дыхание, успокоить сильно бьющееся сердце. Все произошло в крайне быстром темпе. Сколько волнений за несколько секунд! И страх порвать паруса, и боязнь опрокинуться... Но радостно чувствовать, что мое детище отзывается на каждое движение быстро, словно чистокровный скакун! Так, значит, можно использовать ветер и в гористой местности, освоить еще один парус, имеющий важное значение, и даже двигаться с помощью бокового ветра... Сколько поистине драгоценных уроков получено сразу!

^* (Почему бы мне и не взобраться? (лат.) - Прим. перев.)

Что-то меня ждет на вершине? Ведь теперь предстоит спуститься со склона кратера, на который я взобрался. Нужно еще освоить спуск, найти в себе смелость двинуться задним ходом по обледеневшему склону.

Первый шаг всегда самый трудный... Неистовый ветер, казалось, со злостью подстерегал свою жертву. Ну что ж, он мне пригодится, с помощью шведского паруса я смогу двигаться вниз по склону задним ходом. И я мигом придумал «парусный лифт»: лыжи повернуты назад, парус надо подбирать, лишь только ускорение станет опасно большим, и травить шкот, чтобы вновь затормозить. Нужно лишь быстро освоить этот маневр, обратный привычному обращению с парусами (подбирать их, чтобы тормозить!), и сесть задом наперед, лицом к склону. Мне даже доставляла удовольствие эта новая игра с ветром, такая волнующая: ведь я все-таки скользил по обледеневшей круче с риском повернуться на 180° и опрокинуться. Если ветер утихнет, ничто меня не удержит. Но ведь он такой же участник игры, зачем ему меня подводить?

И вот мы мало-помалу спускаемся до середины склона. Там уже лежит снег, и лыжи погружаются в него с довольным скрипом. Теперь надо сделать поворот и продолжать спуск, уже не двигаясь спиной вперед. Парус сыграл свою роль. Кто же теперь поможет мне совладать с буером, если его бег станет слишком резвым? Только его собственный вес, его масса. Правда, до той точки, откуда мы пустились в путь, уже недалеко.

Вперед! Подобрав и закрепив парус, спускаюсь по склону, как начинающий лыжник, широкими виражами. Буер послушен и остойчив. Как только его бег становится быстрее, достаточно поворота руля, чтобы предотвратить опасное ускорение. Лыжам здорово достается, а меня на первом вираже чуть не выбросило центробежной силой. Но вираж за виражом - и слалом близится к концу.

Когда я собирался выйти на последнюю прямую перед победоносным финишем, одна из лыж задела глыбу лавы и с громким треском сломалась. Мне удалось остановить буер, наполовину зарывшийся в снег. Это произошло в ста метрах от отправной точки, не глупо ли? Осечка, когда цель так близка!

Но, по правде говоря, пари было выиграно: буер выдержал испытание в гористой местности. Преодолеть разницу уровней в 150-200 метров при уклоне около 40° у вершины -это все равно что перевалить на лыжах через стену.

Я был очень доволен, хотя понимал, что еще многое нуждается в улучшении. Итальянцы, однако, не отличались сдержанностью. Газетные заголовки пестрели словом «подвиг», появились самые сумасбродные статьи. В них говорилось, что совершена революция в парусном спорте, Тазиева призывали для подъема снаряжения в горы использовать «баркавеллу». Так окрестили мою ледовую яхту, и это название мне понравилось: в нем звучали и шутка и симпатия. Лакутюр, весьма серьезный журналист из газеты «Монд», проявил больше осторожности, но тем не менее в своей статье не скупился на похвалы.

Предстояло еще спуститься с буером вниз. Тем временем снова разыгрался буран. Техническая группа была вынуждена укрыться в приюте (что за зрелище - присутствовать при спуске почтенных ученых на санях в облаках серных испарений, извергаемых разъярившимся вулканом!). Пришлось выжидать два или три дня. Когда снова установилась хорошая погода, я нашел свой бедный «ветроход», засыпанный снегом, его мачта и тросы обледенели...

Пробравшись сквозь лавовые желобки вершины, мы с Гаруном Тазиевым начинаем спуск с помощью тормозного парашюта. Он небольшого диаметра, а нас - двое. Это означает, что скорость весьма велика, и приходится делать немыслимые виражи. Тем не менее доказано: на буере можно и подниматься и спускаться. Можно передвигаться с помощью бокового ветра, как при настоящем плавании под парусами. Можно маневрировать на склонах, можно остаться хозяином положения даже при самом сильном ветре. Тазиев был восхищен. Перед тем как достичь подошвы вулкана, он сам сел за руль, говорил о том, что мы еще вернемся сюда, об Эребусе...

Частично разобранный, на прицепе, с мачтой, покрывшейся серными окислами от испарений, буер быстро пересек Италию. Он выдержал серьезное испытание. Но и на склонах Этны, как и во льдах Севера, ни одна сколько-нибудь важная его деталь не поломалась. Он был готов к штурму Северного магнитного полюса.