7. Подводим итоги

Отголоски победы долго не смолкают. Так было и в апреле 1973 года в бухте Черчилл. Первая удачная поездка привела к подъему настроения в базовом лагере, где посетители сновали взад и вперед непрерывным потоком, напоминающим потревоженных муравьев, когда нога случайно заденет их муравейник.

Проводя одну разведку за другой, я объехал все свои владения и вскоре знал назубок трудности каждого маршрута. Лишь один-единственный раз буеру понадобилась помощь, когда я достиг подножия вала пакового льда, а пробраться через этот хаос льдин было невозможно. К счастью, мне повстречался эскимос, возвращавшийся в свой поселок на снегоходе, с ружьем за спиной; судя по выражению его лица, он был крайне изумлен, увидев диковинную птицу с красными крыльями. Жестами мне удалось объяснить ему, что буер надо взять на буксир и вырвать из ледяной ловушки.

Раз десять или двадцать он кидал свою машину в труднопроходимые места, и я видел, что он скорее разобьет ее вдребезги, чем признает себя побежденным. На большой скорости, если позволял профиль пути, он оборачивался ко мне с широкой, чисто эскимосской улыбкой, и я не решался сделать ему знак ехать медленнее. Но бог Великого Севера был на этот раз благосклонен к нам, и обошлось без приключений.

Я одолел еще много естественных преград, почти столь же неприступных, но встречал и ровные поверхности, где покров из недавно выпавших снежинок звездообразной формы чередовался с пластами льда, белого как молоко, с сероватым оттенком. Мы совершали длительные пробеги по замерзшему морю вдоль берега, перепрыгивали через множество сугробов, причем порой все три лыжи повисали в воздухе, а затем мягко касались поверхности, круша ледяные сосульки, словно битое стекло. Много раз мы бросались на штурм ледяных баррикад, проскальзывали между торосами и гребнями, добирались через буш до тундры, поросшей лишайниками и усеянной большими валунами, карабкались по холмам и спускались с них в вихре снега, на озерах играли то со льдом, то с ветром, пробирались сквозь лес узкими просеками.

В промежутках между этими частыми вылазками мы оставались в хижине, в условиях относительного комфорта и при температуре более чем умеренной. Можно представить, как трудно мыть посуду при 10° ниже нуля и протирать ее затем негнущимися пальцами... Но случалось и устраивать пиры: жарить белых куропаток, которые вносили разнообразие в наше меню, обычно состоявшее из пеммикана (обезвоженного мяса с различными добавками), сыра и галет. Иногда их удавалось сдобрить глотком коньяка, если Жильбер не допускал его замерзания, поместив фляжку по давней традиции гуннов между нижней частью своего туловища и сиденьем снегохода... Иногда - кусок твердого, как камень, замороженного мяса, которое не всем по зубам; иногда - крутое яйцо, глазурованное льдом, и плитка шоколада. Подобно горцам, мы клали размороженные продукты в свои спальные мешки, чтобы, например, сгущенное молоко за ночь снова не замерзло.

Какую радость доставляют победы над трудностями!

Нелегко спускаться с облаков на землю. Однако состояние экзальтации не может длиться вечно. Пора подводить итоги.

Буер оправдал себя, с ним все в порядке. Удалось доказать, что он не только не боится ни снега, ни льда, но что к тому же у него хороший ход, он легко преодолевает неровности, слушается руля и не подведет в самых скверных метеорологических условиях.

Конечно, вскрылись кое-какие недостатки. Главный - это то, что буер крайне плохо приводится к ветру. Мне не удалось создать хорошее устройство для борьбы с дрейфом - перпендикулярные лыжам пластинки, которые усиливали бы трение и предотвращали снос. К тому же тормоза - опускаемые рычагами сошники, которые должны врезаться в лед, - не справлялись со своей задачей, и наилучшим способом экстренного торможения был спуск паруса.

Наконец, по части механической: кое-какие детали и швы не выдержали испытания, и я недоволен качеством их изготовления. Надо будет переделать конструкцию этих узлов или заказать их другому мастеру.

Главные изменения касаются паруса. Оснастка недостаточна, что побуждало меня быть предельно осторожным и усугубляло трудности управления. Я решил также увеличить парусность буера и заменить один парус двумя, поставив на носу еще один. При сильных порывах ветра можно достичь большей скорости, если удается легко поднимать и спускать еще один парус.

Помимо этих технических проблем, передвижение на буере не так просто, как мне казалось. Следует учитывать, что ориентирование по компасу часто затруднено магнитными бурями. Полярное сияние уже не доставляло мне былого удовольствия, несмотря на всю красоту этой грандиозной светящейся завесы ночного неба, все время меняющей очертания. Однако это явление воспринимается иначе, стоит только вспомнить, что оно свидетельствует о большой разреженности воздуха, способствующей проникновению космических лучей, которые вызывают перерывы в связи, столь знакомые летчикам. Нередко, связываясь по радиотелефону с пунктом, расположенным в трехстах километрах, лучше избрать путь через экватор, чтобы отраженная волна дошла до вашего собеседника... Мне придется серьезно подумать о том, как устранить эти помехи, изучить технику различных способов ориентирования - по солнцу и звездам, по направлению господствующих ветров, - так как обычное определение местоположения по компасу в этих краях весьма затруднительно.

Эти проблемы не могли, однако, скрыть очевидной истины: в целом экспедиция удалась. Настанет день, когда мое средство передвижения, которое не может самостоятельно сдвинуться ни на один метр ни вперед, ни назад, будет признано вездеходом, ибо в нем как нельзя лучше сочетаются маневренность и прочность.

Я не щадил свое детище, стараясь закалить его в борьбе с трудностями и выяснить, на что оно способно. Я держал его в ежовых рукавицах; мой буер преодолел около 500 километров по сильно пересеченной местности, но я не довольствовался достигнутым, а все время стремился добиться большего. Особенно изумила меня его надежность, оказавшаяся выше всяких похвал. Даже лыжи (я опасался, что они чересчур хрупки) не ломались, несмотря на все передряги. На паковом льду при форсировании огромных торосов буер подвергался действию крайне больших сил; возникавшие при этом напряжения казались мне гибельными, но они не причинили ему никакого вреда. Поперечина с ростом скорости развивала колоссальную мощность, судя по тому, как она сметала все препятствия на своем пути.

Вторым объектом моего удивления была остойчивость буера. На земле транспортные средства, снабженные парусом, опрокидываются при незначительной неровности поверхности. Это меня ничуть не беспокоило, так как я быстро понял, что смогу преодолеть любое препятствие. Мачта, как у тростника из басни, гнулась, но не ломалась, и, как мне кажется, именно гибкость каждой детали придавала всей конструкции такую упругость, будто буер сделан из каучука. Тем, кто не видел фильма, снятого впоследствии, трудно представить себе, что непрерывное покачивание буера, как килевое, так и бортовое, создавало полное впечатление, будто он плывет по морю. А с какой легкостью он приспосабливался к малейшей неровности поверхности!

Итак, период испытаний дал в высшей степени обнадеживающие результаты. Моя ледовая яхта жизнеспособна, заслуживает доверия - чего еще требовать? Конечно, ее надо улучшить, но главное мне уже известно: при благоприятном ветре на ней можно достичь нужного пункта, как на паруснике в старину. Неполадки следует устранить, но о том, чтобы бросить начатое дело, и речи быть не может. Я уже задумал вторую экспедицию, цели которой шли дальше чисто технических испытаний.

В самом деле, до сих пор я сосредоточивал внимание на буере, делавшем свои первые шаги; у меня не было времени оглядеться вокруг, познакомиться с жителями, фауной и флорой, хотя конечная цель была именно такова. Но терпение! Нельзя ставить телегу впереди лошади.

В мое оправдание следует заметить, что при этой первой поездке эскимосы не проявили ко мне особого любопытства. Правда, те из них, кто нам помогал, приняли наши намерения всерьез, но сами не испытывали желания пуститься в странствия по льду под парусом.

Зато, перейдя от теории к практике, я значительно углубил свои знания об окружающей среде. Теперь мне было известно о льдах значительно больше, чем до экспедиции. Конечно, мне повезло: климатические условия были оптимальными, льды (как движущиеся, так и припай) не оказались погребенными под снегом. В следующем году его покров из-за обильных снегопадов достиг толщины, невиданной за последние 22 года, и аналогичный эксперимент дал бы отрицательные результаты. Если поездка оказалась удачной, не следует забывать и о факторе везения: волна не опрокинула лодку, упавший камень не задел альпиниста, снег вовремя перестал идти...

Я научился «читать» льды, как моряк «читает» море; теперь я понимал, например, почему в одном месте образуются льдины, а в другом - нет, отличал свойства прозрачного льда от льда голубоватого, разбирался в часто меняющемся характере снега (от него зависит смазка лыж). Вся эта наука далась мне не сразу, первые шаги я делал ощупью, наугад, порой мне помогал случай. Так, чисто случайно я нашел наилучший способ езды на буере, при котором центр тяжести переносится на заднюю часть лыж, позволяя их носкам пружинить и приподниматься при встрече с неровностями.

В одном я был уверен: что скоро вернусь. Это необходимо хотя бы потому, что фильм так и не был снят, а без него мне попросту не поверят.