Первый сверхдальний перелет

Леваневский немедленно приступил к формированию экипажа и подготовке самолета к сверхдальнему полету. Нужно было проложить маршрут по рекам и озерам с посадкой в тех точках, где можно заправиться горючим. Ресурс моторов в те годы составлял 100 часов, затем их нужно было заменять или отдавать в капитальный ремонт. Решили долететь до Хабаровска на старых, а там поставить новые моторы. Старым был и самолет. "Такое везение бывает раз в жизни, - думал о предстоящем перелете Леваневский, подъезжая к Севастополю. - Пролететь через всю страну, а оттуда - до Северного Ледовитого. Мечта становится явью!"

Сохранился дневник второго механика экипажа Леваневского - Бориса Моторина: он вел записи об этом перелете. Его, студента МАИ, пригласили поработать один сезон (несколько месяцев), и он с радостью согласился. Присматриваясь к Леваневскому, однажды записал: "Будучи человеком, не лишенным честолюбия, он увлекся возможностью попробовать силы и добиться успеха в работе на Севере, используя свою репутацию хорошего летчика и командира, и таким образом оказался во главе нашей экспедиции... Когда Борис Крутский (первый механик. - Ю. С.) сообщил ему, что осмотр моторов может занять целый день, Леваневский сам вызвался нам помочь. Борис, обычно называвший летчиков "за глаза" белоручками, вначале отнесся к этому предложению скептически, но вскоре убедился, что командир разбирается в регулировке моторов не хуже, чем в пилотаже. Во всяком случае, после этого замечания о "белоручках" я от Бориса не слышал. Леваневский торопился: он не хотел нарушить срок нашего прибытия на Чукотку..."

Леваневскому очень пригодился опыт работы с курсантами, когда приходилось мгновенно принимать решение в неожиданных ситуациях. Маршрут пролегал по рекам, но встречались участки гор и тайги, где невозможно сесть на этом самолете. В Восточной Сибири приводнялись в таких местах, где самолет видели впервые.

Тогда на берегу собиралось все население деревни - от мала до велика. Наиболее смелые подплывали к самолету на долбленных из осин лодках-"душегубках". Обычно в первой лодке находились представитель сельсовета и почтенный старец, за ними тянулись остальные. Старец и представитель власти степенно здоровались с экипажем, расспрашивали о цели полета, скорости самолета и о том, не страшно ли летать. Мальчишки и девчонки с раскрытыми ртами глазели на самолет и летчиков, задавали самые неожиданные вопросы. Когда старейшины узнавали, что экипаж не прочь запастись свежим хлебом и рыбой, кто-нибудь из подростков мчался на своей долбленке к берегу и вскоре привозил пару ковриг душистого свежеиспеченного хлеба и несколько малосольных рыбин. Когда самолет был готов к взлету, все любопытные уплывали на свой берег и занимали места поудобнее, чтобы увидеть взлет лодки. Толпа зрителей представляла живописное зрелище, особенно ребятишки в разноцветных колпаках и волосяных "масках" - от комаров. А древний старик обычно приговаривал под впечатлением увиденного:

- Ну вот, теперь можно и помирать - ероплан видел!

Однажды самолет приводнился на реке, где уже стояла другая летающая лодка. Образовался "целый" аэропорт. Несколько часов они простояли рядышком, на якорях. Любопытные приходили и приплывали со всех близлежащих деревень. Когда все вопросы были выяснены (вплоть до того, сколько получают летчики), один подросток сказал старцу, помогая ему спуститься в лодку:

- Ну вот, теперь можешь и помирать - два ероплана видел!..

Для безопасного взлета необходима ровная водная поверхность протяженностью два километра. Таких идеальных условий на сибирских реках не было. Поэтому самолет пробегал несколько раз взад и вперед по реке, взрывая фонтаны воды и пытаясь взлететь. От этого шумного чудовища в разные стороны разлеталась и уплывала вся водоплавающая и летающая живность: в панике некоторые успевали взлететь, а не успевшие - ныряли в воду. На берегу все дружно махали, а лошади и коровы от страха разбегались.

В полете часто встречались туманы и лесные пожары. Тогда командиру приходилось набирать высоту до 2-3 тысяч метров. А там их поджидал холод. Особенно трудно приходилось летчикам: ноги мерзнут и некогда, да и негде согреться. Когда холодно, весь мир кажется холодным: и солнце - холодный блестящий шар на горизонте, и стеклянно-неподвижная река, и белые пятнышки озер. Когда удавалось спуститься ниже - весь мир теплел и оживал: качались вершины деревьев, струилась вода реки...

Так дотянули до Амура. Позади был первый этап - пролетели более 10 тысяч километров.

В Хабаровске поставили новые моторы и начали готовиться к перелету в Арктику. В самолет загрузили аварийный запас продовольствия, палатку, спальные мешки, надувную лодку, спасательные жилеты и другие предметы первой необходимости. Приготовления вызывали у Леваневского тревожное и радостное чувство. Сбывалась мечта о дальних перелетах. Впереди - Север.

В Хабаровске в экипаже появился штурман-радист Виктор Левченко - ладный черноморский моряк крепкого сложения и веселого нрава. Он привез штурманское оборудование, обмундирование для экипажа, гитару и... бесчисленное количество украинских песен, которые он прекрасно исполнял под собственный аккомпанемент.

Неожиданно экипажу передали правительственную телеграмму с новым заданием. Во время скоростного кругосветного перелета вокруг земного шара под Анадырем потерпел аварию американский летчик Джимми Маттерн. Его нужно было срочно разыскать и доставить в США...

Еще на пути в Хабаровск, во время остановки под Свердловском, встречающие рассказали экипажу Леваневского, что здесь ждут американца, который стартовал с аэродрома Бенфильд (США), перелетел через Атлантику, Европу, далее его путь лежал через Москву,

Свердловск (или Омск), Иркутск, Хабаровск, а оттуда через Чукотку и Берингово море - на Аляску, в город Ном.

Маттерн хотел побить мировой рекорд скорости в кругосветном перелете, установленный другим американцем - В. Постом, и получить причитающийся за это приз - 50 тысяч долларов. В экипаже Леваневского шутили тогда, что часть пути у них совпадает и с попутчиком лететь веселее... Никто не предполагал, что придется встретиться с этим американцем.

13 июня 1933 года Маттерн вылетел из Хабаровска в сторону Анадыря, максимально облегчил самолет, чтобы взять несколько лишних десятков литров горючего. Через 18 часов полета он обнаружил, что перестало поступать масло: замерзла масляная трубка. Километрах в восьмидесяти от села Анадырь на берегу реки Анадырь Маттерн приземлился, но неудачно - подломил шасси и помял крылья. К счастью, сам пилот отделался легким испугом. Он поставил на видном месте шалаш, взял из самолета неприкосновенный запас - несколько плиток шоколада - и стал ждать людей. На двенадцатые сутки его увидели чукчи и привезли в Анадырь. Оттуда Маттерн посылал бесчисленные телеграммы прямо в Ном. По просьбе госдепартамента США спасение его поручили советскому экипажу. В тот момент ближе всех к Анадырю оказался экипаж Леваневского. На его самолете не успели установить рацию, не наладили освещение - пришлось все отложить.

В день отлета крутой берег Амура был заполнен провожающими. Перегруженная машина тяжело оторвалась от желтой, мутной реки.

Командир успел бросить взгляд на нитку стальных путей, уходящих на запад - последнюю зримую связь с далекой Москвой, с родными. Вскоре началась низкая облачность, дождь. Штормы, туманы, снегопады преграждали путь. Впервые Леваневскому пришлось столкнуться с такими протяженными фронтами облачности, обойти которые было невозможно. Командир решил рискнуть и направил самолет в серую массу: сразу попали в мокрый снегопад. Снег забивал стекла очков - пришлось их снимать. Пошел резко вниз. От снегопада избавились, но внизу - туман.

Экипаж решил лететь кратчайшим путем - над морем, на острова Спафарьева и Магадан. Таким образом можно было выиграть время, разведать новую трассу и опровергнуть слухи, распространяемые американскими газетами, якобы Маттерну умышленно предложили непроходимый маршрут. А японские газеты писали в те дни, что Маттерна... съели туземные племена.

Самые большие трудности предстояло преодолеть штурману во время полета над бурным Охотским морем. Лететь без видимых ориентиров, только по приборам. Зато вместо кружного пути - прямая линия. Экипаж выбрал более рискованный вариант, но выигрыш во времени стоил риска. Штурман Левченко вывел самолет точно на выбранный ориентир и выполнил свою задачу на "отлично". Сойдя на берег, обычно не склонный к сентиментальности, Леваневский обнял его и расцеловал. С тех пор. они всегда летали вместе.

В те дни "Известия" писали о перелете экипажа "СССР Н-8": "Перелет Леваневского из Хабаровска в Анадырь на помощь потерпевшему аварию американскому летчику Маттерну войдет в историю северной авиации как героический рейс, совершенный в небывало трудных условиях..."

Все население Анадыря высыпало на берег. Самолет коснулся воды и аккуратно подрулил к берегу.

- Вы командир советского самолета? - сразу же спросили Леваневского. - Американец как бы не помер. Он нашей пищи не ест, только шоколад.

Сигизмунд Александрович увидел американца: тот сидел в стороне и приветливо махал рукой.

У экипажа был аварийный паек. Леваневский вынул несколько плиток шоколада и вместе со штурманом пошел к Маттерну. Тот быстро поднялся им навстречу. Американский летчик был среднего роста, белокурый, похож на спортсмена, с мягкими приятными чертами лица, на вид лет тридцати. Бриджи, сапоги, замшевая курточка, небрежно повязанный белоснежный шелковый шарф придавали ему элегантность. Маттерн не казался усталым или подавленным. Видно, он уже оправился от пережитого потрясения. Пилоты приветливо пожали друг другу руки. Маттерн охотно забрал шоколад. Левченко знал немного английский и стал переводить. Американская деловитость в Маттерне проявилась немедленно: его интересовала возможность скорейшего вылета в Америку. Маттерн хотел закончить свой перелет на другом самолете, который, как он предполагал, должен ждать его в Номе. Поэтому просил советских летчиков доставить его туда как можно скорее, считая, что еще есть шанс выиграть приз. Ближайший его конкурент - американец Вилли Пост - только начинал свой перелет... Но где взять горючее? Чтобы долететь через Берингово море в Ном, нужно в Анадыре заправить баки полностью и взять горючее на обратный путь. Леваневский не хотел быть зависимым ни от кого. Единственная организация, которая имела горючее, - геологическая экспедиция Всесоюзного арктического института. На другом самолете - "Дорнье-Валь" через несколько дней экспедиция должна была под руководством известного геолога С. Обручева вылететь на аэрофотосъемки Чукотского округа. Эта экспедиция должна была составить подробную карту северо-востока страны, стереть "белые пятна", чтобы в ближайшем будущем развернуть наземные геологические изыскания. Необходимое количество горючего было получено у экспедиции в обмен на твердое обещание, что анадырские власти обеспечат доставку горючего геологам из баков разбитого американского самолета^*.

^* (Чтобы представить героизм работы авиаторов и геологов на Крайнем Севере в те годы, приведу запись С. Обручева о состоянии самолета перед вылетом экспедиции: "...самолет валился все время на правое крыло - из-за асимметричности элеронов. Но это только звучит страшно, на самом деле пилоту придется все время лишь поворачивать штурвал немного влево. Гораздо серьезнее, что большая часть приборов, контролирующих работу машины, негодна: из 19 приборов, установленных в пилотской кабине, неправильно показывают или не работают вовсе 13, в том числе такие важные, как показатели числа оборотов, температуры масла и воды в моторах... Это значит, что мы будем летать так, как летали на заре авиации Блерио или Райт...")

Маттерн взял в самолет Леваневского уцелевшее оборудование и этим еще больше перегрузил машину. Как назло, стоял полный штиль. Самолет не раз пытался оторваться от воды, но не мог. Пришлось оставить на берегу ящик консервов - неприкосновенный запас - и несколько канистр с бензином. После длинного разбега самолет наконец оторвался. Левченко дал курс на Ном. Разгрузка и взлет отняли много времени. Надвигалась темнота. Туман над океаном усугублял положение. По расчету, внизу должен быть остров Святого Лаврентия. Командир решил проверить правильность курса и начал снижаться. Сквозь разрывы тумана внизу промелькнула земля. Святой Лаврентий? Левченко уверенно кивнул.

Леваневский искал выход. Вот-вот кончится светлое время, а лететь еще не меньше часа. Самолет выскочил к воде - внизу шторм. Левченко поднял руку с растопыренными пальцами - пять баллов. Но садиться надо... Все надели спасательные жилеты. Маттерн с сомнением качал головой, не веря в возможность благополучной посадки. Все, кроме пилотов, ухватились руками за подкосы шпангоутов. Несколько сильнейших ударов волн обрушились на кабину. В открытые горловины кабин хлынула вода. Больше всех досталось Виктору Левченко - штурманская кабина была в носовой части лодки и первой приняла удар. Он мгновенно промок с ног до головы, но до конца выполнял свой штурманский долг, всматриваясь вперед и стараясь увидеть опасные камни или мели. Самолет, тяжело переваливаясь на волнах, подрулил к берегу. Это была уже американская земля. Маттерн бросился на берег, поцеловал пригоршню гальки, восклицая: "Америка, Америка!" - и стал восторженно пожимать всем руки.

Леваневский снял шлем и приглаживал мокрые волосы. Видно, ему эта посадка досталась нелегко...

Развели костер, сели ужинать. Маттерн опять ничего не ест. Пришлось выдать ему снова пачку шоколада из НЗ. Разложили спальные мешки. Оказалось, одного мешка не хватает. Виктор Левченко великодушно уступил американцу свой, а сам свернулся калачиком возле костра. Ночь прошла спокойно. Утром подсчитали остатки горючего - хватит на 1 час 10 минут лета. Левченко уточнил путь по карте: полетное время - 1 час 12 минут. Две минуты - около пяти километров. Риск большой, но другого выхода нет, надо лететь.

За ночь шторм немного утих, но крупные волны накатывались на берег и доставали до машины. Погода могла испортиться окончательно. Леваневский написал записку о том, что самолет "СССР Н-8" сделал здесь посадку такого-то числа и вылетает в Ном. Записку сунул в бутылку и положил ее возле догоревшего костра.

Командир не стал тратить горючее на набор высоты: машина шла бреющим полетом поверх тумана. Помогал попутный ветер. Виктору удалось связаться с Номом: там их ждали, не подозревая, в каком состоянии находится экипаж.

Оставалось еще километров двадцать, но стрелки бензиномера неумолимо приближались к нулю. Старший бортмеханик Борис Крутский, склонный к юмору даже в критические минуты, достал паяльную лампу и трагикомическим жестом вылил в горловину бака содержимое - литра полтора бензина. Вскоре зачихал и остановился один из моторов, через несколько мгновений - другой. К счастью, туман рассеялся. Впереди виднелась земля. Ном! Дотянули... Самолет спланировал и приводнился в двухстах метрах от берега. Спустили клипер-бот. Первым на американскую землю выскочил Джимми Маттерн. Он снова бросился целовать ее.

На набережной собралась большая толпа. Группа репортеров с фотоаппаратами и кинокамерами атаковала участников перелета. Эти съемки Левченко назвал "стихийными". А когда подъехали представители городских властей и друзья Маттерна, начались съемки "организованные". Больше всех суетился сам Маттерн: он поочередно обнимался с советскими летчиками, с представителями города, всем пожимал руки и лишь на мгновение опечалился, узнав, что его конкурент Вилли Пост уже пролетел над Номом, не сделав остановки.

Толпа сопровождала летчиков вплоть до гостиницы. Усталые, в рабочих костюмах, они хотели поскорее отдохнуть, привести себя в порядок, так как вечером мэр города устраивал прием.

У членов экипажа не было парадных костюмов, и все начали выводить бензином масляные пятна на кителях и брюках клеш, гладили их я проветривали. В это время принесли в номер Леваневского записку: "Граждане Советского Союза! Не забудьте перед вылетом побриться. Парикмахер Солоненко". Предложение было кстати. Отправились все. Парикмахер побрил гостей бесплатно, угостил сигаретами и был очень доволен, что впервые за последние 20 лет поговорил по-русски. Его интересовало, как живется в СССР. Спокойные, веселые летчики понравились парикмахеру. Он долго не хотел отпускать Левченко и Леваневского, которые рассказывали об Украине, и на прощание подарил им патефон с набором цыганских и джазовых пластинок.

Бурную деятельность развил Маттерн. Он всячески подчеркивал свое дружеское отношение к русским летчикам, вручал сувениры. Жители городка, служащие гостиницы обращались к Леваневскому: "Не надо ли что-нибудь сделать для экипажа?" Командир любезно всех благодарил - экипаж ни в чем не нуждался.

Прием начался с официальной церемонии - вручения членам советского экипажа памятных колец из самородного золота с эмблемой, надписью "Ном" и благодарственных писем. Взволнованную речь произнес Маттерн. Он сказал:

"Русские проявили ко мне исключительное внимание, и я хотел бы поблагодарить экипаж советского самолета за огромную работу по перелету в Арктику и доставке меня в Ном. Во время полета они действовали с уверенностью и величайшим мужеством, несмотря на недостаток бензина и возможность вынужденной посадки в море. Все они - прекрасные советские граждане и настоящие пилоты..."

Из Нью-Йорка на Аляску прилетел известный летчик Александер. Он должен был искать Маттерна. Американцы с уважением говорили об этом перелете, но, когда узнали, что советский экипаж прилетел с Черного моря через всю страну - через Сибирь, Чукотку - прямо в Ном, восхищению их не было предела. Оказывается, русские могут совершать такие грандиозные перелеты и при этом так скромно себя вести...

На улице к Леваневскому подошел человек в рабочей одежде, протянул коробку спичек:

- Я не могу, к сожалению, подарить вам ничего другого на память. Когда будете курить, вспомните и обо мне.

- Зачем же откладывать! - Леваневский достал пачку папирос, угостил собеседника. Тот впервые видел папиросы и с удовольствием закурил, приговаривая: "Рашен сигарет!"

На следующий день Леваневский сообщил, что экипаж должен вернуться домой. Синоптики предупредили, что вдоль побережья Аляски и на Чукотке плохая погода: облачность, туман. Но Сигизмунд Александрович принял решение лететь - в Чукотском море надо было проводить разведку для морских судов.

Советских летчиков провожал весь Ном. У горожан в руках были калифорнийские апельсины и... искусственные цветы. В воздух поднялось несколько самолетов, в одном из них был Д. Маттерн. Он долго бок о бок летел с нашим самолетом, посылая воздушные поцелуи, и последним отошел в сторону. Вскоре "СССР Н-8" попал в такой густой туман, что не было видно концов крыльев.

Леваневский корил себя за то, что принял неправильное решение, вылетев в такую погоду, но возвращаться неудобно, а лететь дальше слишком рискованно. И он решает спуститься вниз и поискать озерко или речушку, чтобы сесть и переждать непогоду. Сквозь разрывы тумана внизу мелькнуло озеро. Командир мгновенно повернул туда и сел. Посадка оказалась неудачной: самолет наскочил на мель. Напрасно Леваневский пытался на полном газу сорваться - самолет застрял прочно. Туман рассеялся через сутки, и летчики увидели маленькое озерко, стиснутое скалистыми берегами с трех сторон. Оно оказалось мелким, и только в одном месте было углубление, оставшееся, очевидно, после работы драги. Эта канава давала единственный шанс вырваться из каменной ловушки. Леваневский приказал полностью разгрузить самолет. После этого удалось сползти в канаву. Оставалось ждать сильного встречного ветра. Самолет стал заметно оседать в воду - в днище обнаружилась пробоина. Леваневский и Левченко заделали ее своими спасательными жилетами.

Крутский и Левченко отправились на охоту в вскоре принесли небольшого оленя. Леваневский подстрелил несколько уток. Экипаж повеселел. Виктор включил радио, прислушался и вскоре сообщил, что Ном переговаривается с Уэленом по поводу их исчезновения и американцы собираются их искать. Действительно, два или три раза летчики слышали гул пролетавших самолетов, но туман мешал обнаружить их.

Время от времени заводили патефон, и тундра оглашалась цыганскими напевами и стремительными ритмами. Иногда брал гитару никогда не унывающий Виктор Левченко и пел флотские песни, он знал их великое множество - со времен службы штурманом на Черноморском флоте:

 Их было три, 
 Один, второй и третий, 
 И шли они в кильватер без огней, 
 И выл у них в снастях разгульный ветер, 
 А ночь была из всех ночей темней...

Вскоре доели остатки оленя и уток: мясо их отдавало горьким вкусом морской воды.

Последние дни над лагуной висела неподвижная туманная мгла, стоял штиль. Самолет мог взлететь только при сильном встречном ветре. А когда он задует, встречный? Ветер пришел внезапно. На рассвете всех разбудил командир. Полотнища палатки хлопали, как паруса. Леваневский стоял на берегу, кутаясь в кожанку. Начинало штормить. Быстро собрали палатку, нехитрые пожитки и пошли к морю. Весь груз тащили на себе, чтобы максимально облегчить самолет. Леваневский взял на борт одного Крутского, буквально вырвал самолет из лагуны, едва не задев днищем лодки противоположный берег. Он сделал круг и сел в открытом море, в полукилометре от берега. Оставшиеся члены экипажа отчаянно гребли на надувной лодке, устремившись к самолету. Шторм усиливался, появились волны, и Крутский в проеме люка жестикулировал, надеясь, что товарищи увеличат скорость лодки. Наконец лодка подошла, все, насквозь мокрые, перебрались внутрь. Самолет с трудом поднялся. За ним долго тянулся шлейф воды, вытекавшей из худых отсеков.

Но моторы гудели ровно, видимость была удовлетворительная, и через часа два жители Уэлена высыпали из яранг, услышав гул самолета. Сели удачно. Летчиков на руках вынесли из самолета. Принимали, как родных, хотя встречающие видели их впервые.

Наконец дома! Леваневский отправил в Главсевморпуть радиограмму о выполнении задания. Бортмеханики стали заделывать пробоины в днище. Ведь предстояло лететь над Чукотским морем и садиться в бухтах вдоль побережья океана.

Короткая навигация близилась к завершению. Морские суда, разгрузившись в восточной части арктического побережья, с большим трудом находили обратный путь в тяжелых льдах. Экипаж самолета "СССР Н-8" активно начал ледовые разведки. Нужно было помочь пароходам "Сучан" и "Красный партизан". Облетанный участок штурман зарисовывал на карте, писал рекомендации и пенал с картой сбрасывал на судно. На "Сучан" "подарок с неба" упал прямо на капитанский мостик. Капитан развернул карту, воспользовался советами и вывел оба судна из льдов.

Залетел "СССР Н-8" к зимовщикам острова Врангеля, которые уже четыре года проработали на полярной станции и ждали замену, которую должен был доставить пароход "Челюскин". Леваневский предложил начальнику полярной станции Минееву вывезти несколько человек на материк, но полярники решили дождаться судна, а самолет загрузили почтой и мехами.

Леваневский не переставал удивляться возможности таких быстрых перелетов в ранее недоступные пункты: сегодня - остров Врангеля, завтра - мыс Северный (в 1934 году его переименовали в мыс Шмидта), послезавтра - безымянная бухта на побережье Чукотки.

Особенное удовольствие он испытывал от встреч с людьми. Для них прилет самолета был праздником. Радуясь вместе с ними во время короткой остановки возле фактории, избушки охотника или около чукотских яранг, Леваневский понимал, что теперь его жизнь накрепко связана с Севером...

Часто погода вносила свои коррективы в маршруты, и приходилось пережидать внезапно начавшуюся пургу в самолете или в палатке. Ночью бывали заморозки, выпадал снег. Никто не хотел первым вылезать из спального мешка. Тогда командир решительно поднимался, за ним с шутками вскакивал Виктор Левченко, тормошил всех остальных. Быстро разжигали костер, готовили чай, подогревали консервы, иногда удавалось подстрелить пару уток или наловить рыбы.

Завтракали всегда плотно: неизвестно, когда и где придется обедать. Первыми от костра уходили механики - заводить моторы своей Даши - так в шутку называли "Дорнье". Остальные быстро собирали палатку и имущество. Иногда оставляли записку о своем пребывании, и экипаж улетал на запад.

Ежедневный риск не пугал Сигизмунда Александровича. Он убедился, что Север требует глубокого знания своей профессии. Леваневский был требователен к себе и к другим, производил впечатление жесткого, волевого и знающего командира...

Ресурс моторов самолета был выработан, его следовало перегнать в Иркутск на ремонт. Во время перелета по маршруту мыс Шмидта - бухта Биллингса - бухта Тикси неожиданно потекла масляная магистраль. Борис Крутский держал обеими руками в ветоши маслопровод, а горячее масло стекало по рукам. Нужно было срочно наложить заплату на поврежденное соединение. Давление масла падало с каждой секундой. Борис Моторин бросился на помощь. Быстрые действия обоих механиков предотвратили катастрофу. Летчики и не узнали бы о происшествии, если бы не забинтованные руки Бориса Крутского. Ожоги еще долго не давали ему покоя...

В Тикси завершалась навигация: срочно заканчивали разгрузку последних судов. Капитаны торопились выйти из этого района - того и гляди, грянут морозы и придется зимовать. А с запада упорно пробивался на восток транспортный пароход "Челюскин".

Экипаж "СССР Н-8" из Тикси связался с "Челюскиным" по радио. О. Ю. Шмидт сообщил, что из-за неблагоприятной ледовой обстановки и наступления холодов считает зимовку "Челюскина" неизбежной, а экипажу гидросамолета рекомендует торопиться на юг до начала ледостава на Лене. Однако Леваневский решил напоследок поискать путь для "Челюскина", и самолет вылетел на ледовую разведку. Лететь пришлось довольно далеко на северо-запад, пока увидели черную точку. Тяжелые льды простирались на много километров вокруг ледокола. Летчики ничем не могли помочь экспедиции, она действительно была обречена на зимовку...^*

^* (На этом участке пути "Челюскину" должен был помогать ледокол "Красин", но он в это время проводил суда в проливе Вилькицкого. В борьбе со льдами "Красин" сломал вал одной из трех машин и потерял маневренность. Руководители похода "Челюскина" решили самостоятельно пройти к Берингову проливу более высокими полярными широтами, без захода в бухту Тикси. Этот дерзкий план почти удалось осуществить.)

Экипажу "СССР Н-8" тоже грозила зимовка в Тикси. С запада не могли пробиться пароходы с грузами для полярников, в том числе и бензином для самолетов. Каждый день летчики наведывались на радиостанцию за новостями. Радист шутил: будем зимовать вместе!..

Год назад на берегу бухты располагалось стойбище якутов-оленеводов. Летом 1932 года ледокольный пароход "Сибиряков", впервые совершая сквозной поход от Мурманска до Берингова пролива, сделал короткую остановку в бухте Тикси. Участники научной экспедиции, плотники и моряки во главе с профессором О. Ю. Шмидтом за несколько суток выгрузили строительные материалы и помогли будущим зимовщикам построить дома для полярной станции. С них и начался поселок Тикси - нынешние морские ворота Якутии...

Вскоре с радиостанции позвонили и сообщили радостную весть: судно с горючим пробилось. Угроза вынужденной зимовки отодвинулась.

Перед отлетом Сигизмунд Леваневский встретился с однокашником по севастопольской летной школе Мауно Линделем - известным полярным летчиком.

- Я вас провожу, - предложил Линдель. - Покажу вход в Лену... А то вмажете в Столб. Он стоит, как часовой. Высоченная скала, в тумане ее не увидишь!

- Спасибо, Мауно. Если будет туман, то второй самолет не разглядишь. Подлетим к Столбу поближе и посмотрим, - Леваневский ловко обернул ногу портянкой, натянул сапог, надел шлем и кожаный реглан, крепко пожал руку Линделю и пошел к самолету.

Видимость ухудшалась на глазах. Начался снегопад. Едва оторвав самолет от воды, Леваневский не стал делать прощального круга над Тикси, а повернул к устью Лены. Сквозь пургу виднелись мутные очертания берегов. Все настороженно всматривались вперед, чтобы не пропустить появления Столба. Он возник из пурги незаметно, быстро разрастаясь, и достиг внушительных размеров. Удивительное творение природы! Командир повернул вдоль русла Лены. Сразу пурга убавилась, словно Столб не отпускал ее от себя.

Самолет снизился и тут же попал в воздушное течение. Машину прижимало к высокому каменистому берегу. Леваневский изо всех сил пытался вырвать ее из потока. Несколько секунд длилось единоборство. Но вот самолет стал медленно отходить от каменной стены. Левченко сидел рядом и только взглядом пытался как-то поддержать командира. Угрюмые безжизненные места...

Наконец впереди показался длинный шлейф дыма. Леваневский словно обрадовался живому и стал спускаться. Пароход тянул баржу. На палубу высыпали речники и начали подбрасывать вверх шапки. Самолет промчался низко-низко, едва не задевая палубные надстройки, взмыл вверх. Все радовались: удалось убежать от наступающей зимы.

Впереди виднелся большой населенный пункт.

- Это Якутск, - прокричал Левченко.

На берегу их ждала легковая машина. Начальник аэропорта сердечно поздоровался со всеми и торжественно поздравил Леваневского с высокой наградой.

- О какой награде вы говорите? - удивился пилот.

- В газете написано, что летчик Леваневский награжден орденом Красной Звезды, - смущенно проговорил начальник аэропорта.

- А за что?

- Написано: за участие в спасении американского летчика Маттерна...

Последний участок - от Якутска до Иркутска - удалось пролететь довольно быстро. Более 35 тысяч километров налетала за сезон лодка "Дорнье-Валь". В Иркутске ее поставили на капитальный ремонт. Перед отъездом весь экипаж собрался вместе. Отменили все ограничения и запреты. За столом не было недостатка ни в сибирских пельменях, ни в нежнейших омулях и хариусах, ни в напитках. Смягчился обычно жесткий и требовательный Леваневский. За столом сидели товарищи, успешно завершившие трудную работу. Наполнив бокал вином, командир встал и произнес тост за здоровье всех членов экипажа. Было много разных тостов и пожеланий.

Левченко достал гитару и запел: "Взял бы я бандуру..." Все подхватили, и поплыла протяжная мелодия, вызывая в душе грусть близкой разлуки.

Зимой здесь не летали: еще не было соответствующей техники и оборудования на аэродромах. Снова летать можно только будущим летом.

Моторин вернулся в МАИ. Через несколько лет защитил дипломный проект дальнего арктического самолета - ледового разведчика, позже стал крупным инженером в авиапромышленности.

Крутского выдвинули на руководящую работу: он вскоре возглавил авиаремонтный завод.

Леваневский вслух мечтал:

- На будущий год пойду опять на Север. Подучу Левченко пилотированию, он будет мне помогать вести самолет. И пойдем мы с ним разыскивать Землю Санникова или Землю Андреева...

Экипаж Леваневского был последним, видевшим "Челюскина" сверху.

Сигизмунд Александрович и не предполагал, что через полгода он вернется сюда и будет участвовать в величайшей арктической эпопее, которая станет гимном человеческому духу и продемонстрирует всему миру, на что способны советские люди...