"Географический подвиг века"

Новый замысел

В феврале 1930 года состоялось расширенное заседание правительственной Арктической комиссии. Оно было особенно представительным - обсуждался план пятилетних работ в Арктике и план на 1930 год.

Ушаков выступил здесь с подробным сообщением о предложенной им Североземельской экспедиции. Замысел такой экспедиции сложился в основном еще на острове Врангеля. Считанные месяцы, прошедшие после возвращения на материк, он посвятил не столько отдыху после трудной трехлетней зимовки, сколько тщательной разработке и обоснованию плана исследования Северной Земли.

- План этот, - заявил в конце своего сообщения Ушаков, - вполне реален, выполним безо всякой угрозы для жизни участников экспедиции. При ее благополучном Исходе, в чем можно не сомневаться, страна получит достоверные сведения о Северной Земле.

Арктическая комиссия одобрила предложение Ушакова и представила его на рассмотрение правительства. 23 марта 1930 года Совнарком утвердил проект Североземельской экспедиции. Из своего резервного фонда он отпустил на нее около 50 тысяч рублей - сумму весьма скромную, но вполне достаточную.

В чем же состоял замысел Ушакова? Почему Арктическая комиссия в числе других самых неотложных дел наметила на 1930 год и Североземельскую экспедицию? Да потому, что не исключалась возможность новых чужеземных попыток проникнуть в этот район и, быть может, прибрать к рукам загадочную землю. Ведь Нобиле, например, во время столь трагического путешествия 1928 года собирался высадить на Северной Земле небольшую партию для топографических и геофизических работ. Но Северную Землю с дирижабля не обнаружили - помешали облачность и туман. Именно поэтому и нельзя было откладывать серьезное обследование Северной Земли - обширного острова или группы островов.

Североземельская четверка - Н. Н. Урванцев, Г. А. Ушаков, С. П. Журавлев, В. В. Ходов

Впервые Северную Землю открыла осенью 1913 года отечественная гидрографическая экспедиция под руководством Бориса Вилькицкого. 3 сентября по курсу кораблей "Таймыр" и "Вайгач" показалась земля. Участники экспедиции высадились на неведомый берег, подняли русский флаг. Была сделана попытка продвинуться дальше на северо-запад вдоль берега. Но ни в этом, ни в следующем году подобные попытки этой же экспедиции не дали сколько-нибудь существенных результатов: помешала тяжелая ледовая обстановка. Удалось лишь с борта нанести на карту южный и частично восточный берег этой земли. Восточная линия местами вообще переходила в неуверенный пунктир.

Что же все-таки открыла экспедиция Вилькицкого? Один громадный остров или архипелаг? Каковы очертания этой земли? Что там, за линией берега? Все это оставалось неизвестным.

Первая мировая война, гражданская отодвинули на некоторое время исследование Северной Земли.

В 1923 году Государственное географическое общество и Полярная комиссия Академии наук выступили с планом изучения неизвестной земли. В 1925 году Н. В. Пинегин, участник знаменитой экспедиции Георгия Седова, выдвинул свои предложения. Борис Чухновский, прославленный полярный летчик, разработал авиационный вариант подобной экспедиции. Были и другие проекты. Но все предложения требовали крупных затрат, значительного числа людей, приобретения или постройки специальных судов.

Страна же была пока бедна. То было время, когда подготовка к планомерному наступлению на Арктику только-только начиналась. Советский Союз вступал в первую пятилетку, стремясь создать индустриальные основы экономической независимости.

План Георгия Ушакова был детально продуман, вполне реален и, что очень важно, требовал минимальных затрат. Так, численный состав экспедиции - четыре человека: начальник, геолог, радист, каюр-охотник. Эту группу, по мысли Георгия Алексеевича, на западный берег Северной Земли высадит ледокол, совершающий очередной рейс в летнюю навигацию. Здесь будет собран дом, он станет главной базой экспедиции. Полярной ночью, когда нельзя вести исследования, на пути будущих маршрутов участники экспедиции устроят склады (депо) продуктов питания для людей, корма для собак, топлива. Выезды в полевые маршруты начнутся с наступлением весны. Их участники снимут местность, определят астрономические пункты, проведут геологические исследования. Все данные будут использованы при составлении карты Северной Земли. Экспедиция также изучит животный и растительный мир, охотничье-промысловые возможности, ледовый режим омывающих Северную Землю вод, проведет метеорологические и гидрографические наблюдения.

Выполнив все эти работы, экспедиция, если в тот момент по каким-либо причинам ее не смогут снять с архипелага, возвратится на материк своими собственными силами через пролив Вилькицкого (ширина его в том районе - от 60 до 90 километров). Ни шхуны, ни специального судна не требовалось, кроме обыкновенной морской шлюпки с легким мотором, которая годилась бы для промысла и, если позволят льды, для разведки и устройства на побережье продовольственных складов.

Конечно, план содержал известную, и немалую притом, долю риска. В партии не предусматривался врач. Значит, расчет только на самих себя, на свое здоровье, на полярный опыт.

Организация работы экспедиции представлялась такой: радист остается на базе, а начальник, геолог и охотник-каюр отправляются обследовать Северную Землю. Поход может продолжаться несколько месяцев. И все это время радист будет один, не имея вестей от своих товарищей: портативных радиопередатчиков в ту пору не было.

План Ушакова казался дерзким, и в то же время он был очень прост.

Итак, план утвержден, средства выданы.

Сразу закипела напряженная работа. Самая трудная задача - подобрать людей: всего трех человек, и, значит, нельзя ошибиться ни в одном из них. Просчет мог сорвать экспедицию.

Ближайшим сподвижником Ушакова и научным руководителем экспедиции стал Николай Николаевич Урванцев - уже известный в те годы геолог, радистом - комсомолец Василий Васильевич Ходов. Хотя его в ту пору звали чаще всего просто Васей, он уже возглавлял секцию коротковолновиков в Ленинграде, в радиотехнике разбирался отлично. Каюра-охотника нашли в Архангельске. Это был опытный профессионал Сергей Прокопьевич Журавлев, много раз зимовавший на Новой Земле.

Сборы в путешествие - дело сложное. Тем более что речь идет о путешествии на землю, где практически еще никто не бывал. А если оно затянется на неопределенный срок?.. Девиз Ушакова: "Нужно отказаться от всего, без чего можно обойтись, и не забыть ни одной мелочи".

Да, роль мелочей огромна! Как писал Георгий Алексеевич, примус "может стоить тебе жизни, если забудешь взять к нему такие мелочи, как иголки, запасный ниппель или кожаную прокладку для насоса".

В конце концов список необходимых вещей достиг семисот названий. Его много раз обсуждали, что-то вычеркивали, вносили другое... Каждый предмет придирчиво испытывали, и не один раз, затем заботливо упаковывали в ящики с этикетками, на которых перечислялось содержимое.

Времени оставалось в обрез. В июле из Архангельска на Землю Франца-Иосифа отправлялся ледокольный пароход "Георгий Седов". Его команде было поручено доставить экспедицию Ушакова на Северную Землю.

Снаряжение приходилось добывать из различных источников. Дорогостоящие инструменты и приборы дали научные учреждения: ученые охотно шли навстречу полярникам.

Велика была помощь в оснащении экспедиции председателя Арктической комиссии, бывшего Главкома Красной Армии Сергея Сергеевича Каменева. Военные учреждения при его содействии безвозмездно предоставили оружие, боеприпасы, кое-какое обмундирование. Помог он получить и коротковолновый радиопередатчик.

Немалые средства предстояло израсходовать на оплату мехов для одежды, спальных мешков, обуви, шапок, рукавиц. Но Георгий Алексеевич давно обдумал, как обойтись без этих затрат. Он рассуждал так: пусть оплатит расходы на меховую амуницию... сама Северная Земля.

И вот Ушаков в кабинете одного из руководителей Госторга республики. Начальник будущей экспедиции просит отпустить в кредит на два-три года меховую одежду, обувь и спальные мешки - он знал, что все это есть на складе архангельской конторы Госторга.

- Чем же вы будете расплачиваться, когда пройдут эти два-три года? - спросил хозяин кабинета.

- Медвежьими шкурами...

Выражение удивления, смешанного с любопытством, появилось на лице представителя Госторга. Тогда Ушаков объяснил ему, что охота на Северной Земле будет делом серьезным, а не развлечением: ведь придется кормить полсотни ездовых собак, а без транспорта не выполнить поручения партии и правительства.

- Так что шкуры будут, - заключил он.

- Смело! - одобрил товарищ из Госторга.

Кредит был открыт. А представители советской торговли пожелали благополучного возвращения с картой Северной Земли.

Так состоялась необычная торговая сделка: удалось запродать добрую сотню шкур неубитых медведей.

Сложнее всего оказалось приобрести ездовых собак. Пришлось обратиться за помощью в Хабаровск, к старым друзьям. Они помогли. Закупили полсотни ездовых собак, погрузили в большой товарный вагон и под присмотром двух проводников отправили в Архангельск.

Ушаков и его товарищи старались сэкономить даже те весьма скромные средства, которые отпустило правительство. Сберечь для страны, для планов пятилетки. В этом еще раз проявилась высокая гражданственность Ушакова, которая составляла одну из главных черт его личности.

Начало подвига

В середине августа 1930 года ледокол "Георгии Седов" под командованием капитана В. И. Воронина, завершив основную часть работ на севере Карского моря, взял курс на восток к берегам Северной Земли. На борту - ушаковская четверка и все ее громоздкое хозяйство: разобранный дом, стройматериалы, моторная лодка, топливо, собаки, нарты, продовольствие, научное снаряжение, хозяйственная утварь, книги, одежда.

Тяжелые льды не пустили ледокол к берегам Северной Земли. Миновав несколько узких, длинных и низких островков - капитан Воронин непочтительно назвал их "макаронами", - вечером 22 августа корабль остановился возле одного из таких клочков суши.

Вот что пишет о нем Ушаков:

"Остров еще не имел названия. Его нельзя было найти ни на одной карте мира. И необитаем он был настолько, насколько может быть необитаем маленький клочок земли, только что открытый среди полярных льдов почти на восьмидесятом градусе северной широты. На нем не было ни гор, ни рек, ни озер, да они просто не могли бы здесь поместиться. Это был всего лишь гребень известковой складки, выступавший из моря. Он поднимался узенькой взгорбленной полоской и напоминал высунувшуюся из воды спину кита. Впервые вступив на его обледеневшую, скользкую поверхность, мы невольно шли осторожной походкой, будто под ногами и в самом деле лежал кит, готовый каждую минуту погрузиться в холодную пучину..."

И четверка североземельцев, и руководство всей экспедиции "Георгия Седова" во главе с О. Ю. Шмидтом не знали, что делать. Очень уж неприютен клочок земли, даже пресной воды нет. И неизвестно, далеко ли Северная Земля: может, десять, может, и все сто километров. А выхода нет: не воспользуешься этой возможностью - ближайшая подвижка льдов закроет доступ к другим островам архипелага. На долгие размышления да прикидки времени нет: "Седов" вот-вот застрянет на вынужденную зимовку.

Ушаков - за ним последнее слово - после недолгого совещания со своими спутниками решает: высаживаемся. Не возвращаться же в самом деле!

Выгрузка началась. Как всегда в таких случаях, объявлен аврал с участием всего экипажа, научного персонала и журналистов. Работали круглые сутки, в три смены. На той самой невысокой галечной отмели рабочие собирали дом из новеньких сосновых брусьев. Лучше бы, конечно, устроить базу на более высокой части острова, но невозможно вручную поднять полтораста тонн груза (таков его общий вес) по крутому склону. И приходилось спешить: понизилась температура, запуржило. Как бы и в самом деле судно не оказалось в ледовом плену...

Но вот поднялся дом, задымила труба сырой еще печки, встала радиомачта... Все основное сделано!

30 августа.

Свободные от вахты собираются на берегу у базы. Отто Юльевич открывает станцию. На мачте поднимается флаг СССР. Гремит салют из карабинов. Затем в кают-компании последний общий обед. Распростились без речей и громких фраз. Вот уже и прощальные гудки. Пора возвращаться на берег.

Отто Юльевич передает Ушакову два документа. Один - удостоверение начальника Североземельской экспедиции. В конце его значилось: "Срок действия настоящего удостоверения оканчивается по возвращении т. Ушакова в Ленинград". Другой документ носил, так сказать, правительственный характер. Он гласил:

"Георгий Алексеевич Ушаков назначается начальником Северной Земли и всех прилегающих к ней островов со всеми правами, присвоенными местным административным органам Советской власти.

Г. А. Ушакову предоставляется, в соответствии с законами СССР и местными особенностями, регулировать охоту и промыслы на вверенной ему территории и ввоз и вывоз всяких товаров, а также устанавливать правила въезда, выезда и пребывания на Северной Земле и островах иностранных граждан".

Все формальности закончены. Четверка переходит в мотобот. Ледокол выбирает якорь. Бурлит вода под кормой - это заработали винты. Проходят минуты, и силуэт "Седова" растворяется в тумане...

Сентябрь. Предвестник четырехмесячной полярной ночи. Месяц, пропитанный густыми, плотными и тягучими туманами.

"Я не знаю более мрачного месяца для глубокой Арктики, чем сентябрь,- писал Ушаков.- В средних широтах мы привыкли считать этот месяц началом осени. Во многих областях нашей Родины в сентябре часто стоит чудесная погода. В народе называют это время "бабьим летом", а в литературе - "золотой осенью".

Здесь же, на восьмидесятом градусе северной широты, нет ни золотой, ни просто осени. Нет ни багряных, осыпающихся и шуршащих под ногой листьев, ни увядающих цветов, ни желтеющих трав, ни плавающей в воздухе серебряной паутины. Все, что успело вырасти и расцвести на земле за короткое и холодное лето, уже в августе, когда по небу еще катится незаходящее полуночное солнце, сразу засыпается снегом. Короткое и холодное полярное лето должно уступить свое место суровой арктической зиме. Она начинается где-то в середине сентября. Недолгая борьба между уходящим относительным теплом и наседающими морозами и делает сентябрь самым мрачным месяцем высоких широт".

А забот на базе хватает, седовцы успели сделать только самое главное. Домик еще предстоит достроить, утеплить, соорудить склады и собачник, установить аппаратуру, разобраться со снаряжением и всеми прочими грузами. И самое неотложное - заготовка мяса для собак.

Первый сентябрь, пережитый на островке, за которым само собой закрепилось название Домашний, окажется самым трудным из длинного ряда трудных месяцев. Едва минула неделя после ухода "Седова", как разразился сильный шторм. А через несколько дней - еще более сильный, а потом еще и еще... Неистовый ветер гнал крутые валы на низенький островок, и казалось, что недостроенную базу вот-вот смоет.

Только в конце сентября к берегам подошли льды. Не заставили себя ждать и морозы, и вскоре сплошной ледяной покров на многие месяцы успокоил море.

Но что бы вокруг ни происходило, зимовщики четко выполняли намеченную программу действий.

Если злобствовала непогода, все четверо работали на базе, благоустраивали свое хозяйство. Если выдавались сносные дни, Ушаков и Журавлев на вертлявой лодчонке отправлялись промышлять тюленя, белуху, морского зайца. Зверь в то время уже почти не выходил на лед, бить его приходилось прямо на воде. Как бы то ни было, к началу октября необходимый запас корма для собак был заготовлен.

Теперь, пока многомесячная полярная ночь еще не совсем опустилась на эти снежные просторы, а лед уже стал достаточно прочным, настало время разведать дорогу на Северную Землю. От этого в конечном счете зависела судьба всей задуманной программы экспедиции. Как пройдет первый санный поход? Как покажут себя в первой ездке собаки, снаряжение? Достижима ли вообще Северная Земля? Сколько неизвестных насчитывалось в этой задаче!

В глубокую разведку решили отправиться 1 октября втроем на трех упряжках. На базе останется один Василий Ходов. Ему предстоит первое и самое трудное испытание - испытание одиночеством.

Нарты нагружены и увязаны еще накануне. На материк послана радиограмма о выходе на Северную Землю. Ушаков дает команду, и караван трогается. Арктика сразу постаралась продемонстрировать свой негостеприимный нрав: встречный ветер, дующий с нарастающей силой и переходящий затем в метель, валит с ног собак и людей. Лед может разойтись, и тогда их унесет на отколовшейся льдине в открытое море - вот оно, рядом, и пугает своей близостью. Значит, передышка невозможна, нужно как можно скорее продвигаться вперед. На пути то и дело попадаются участки старого голого льда, о который собаки режут лапы, оставляя позади себя кровавый след. Вблизи Северной Земли гряды глубоких застругов - гребней и рытвин - вынуждают путников впрягаться в нарты вместе с собаками - те утомлены до предела и не могут вытащить нарты.

Две ночи пришлось провести на льду пролива. В первую не удалось даже поставить палатку. Для этого нужен глубокий смерзшийся снег, чтобы колья вошли в него сантиметров на сорок, иначе порыв ветра не просто сорвет палатку, а раздерет ее в клочья. Оставалось растянуть палатку между двух саней, расстелить на снегу оленьи шкуры и, сняв верхнюю одежду и обувь, залезть в спальные мешки.

Вечером 3 октября цель достигнута. Строки из дневника Г. А. Ушакова передают душевное состояние первопроходцев:

"Наконец в наступающих сумерках мои собаки перелезли через последнюю снежную гряду и остановились перед крутым берегом. Усталости как не бывало. Хочется смеяться, петь, обниматься.

Мечта сбылась. Мы первые ступили на эти берега, так манившие людей. Суровая природа Арктики долгие годы не допускала сюда человека. Но сегодня Советская страна может записать новую победу. Ее люди добились цели, поставленной перед ними".

Одометр^* показывает, что берег от базы отделяют 60 километров. Мысу, которого достигли исследователи, дали название Серпа и Молота.

^* (Прибор, определяющий пройденное расстояние. Установлен был на нартах.)

5 октября, ровно в полдень, полярники поднимают над Северной Землей флаг Страны Советов. И Ушаков голосом, прерывающимся от волнения, провозглашает:

- Объявляю эти берега и эту землю принадлежащими Союзу Советских Социалистических Республик!

Звучит троекратный ружейный салют. За неделю, проведенную на западном берегу Северной Земли, исследователи сделали немало: выбрали подходящее место для склада и сразу же заложили туда часть продуктов, привезенных с собой, а также керосин и винтовочные патроны, прошли и отсняли 145 километров побережья.

10 октября, проделав без малого 67 километров за один переход, полярники возвратились на свою базу. Первый и успешный шаг на долгом и трудном пути был сделан.

Первая зима

Если бы мы посетили в те дни остров Домашний, то увидели бы крохотный поселок, заброшенный за тысячи и тысячи километров в полярную мглу, и стали бы свидетелями того, как маленький, но дружный советский коллектив живет и работает в ритме огромной страны, которая напрягает все силы для выполнения заданий первой пятилетки. Из окон домика льется яркий электрический свет. Электрический? Именно так. На ближайшем мыске возвышается ветряк, который заряжает аккумуляторы и освещает дом. С северной стороны дома пристроен склад для мяса, а немного в стороне - еще один склад для остального продовольствия. Дом начинается с просторных холодных сеней. Здесь полки с "текущим" запасом продовольствия и походное снаряжение. Здесь же - несколько ящиков с углем. При входе из тамбура-сеней в дом сразу охватывает теплом. Полярники хорошо знают, что к холоду привыкнуть нельзя. Еще в Архангельске Ушаков и Урванцев рассмотрели десятки предложений о конструкции жилья и остановились на проверенной веками русской избе с двойным полом и обшивкой потолка и стен войлоком. Внутреннее оборудование домика тщательно продумано, приспособлено к долгому пребыванию в арктических условиях. Направо от входа - кухня с плитой и вмазанным в нее котлом. Кухня - около 10 квадратных метров. Налево - крохотная радиорубка Василия Ходова со всем его хозяйством. И наконец, жилая комната - основная часть дома. Здесь две двухъярусные койки, обеденный стол. На стенах - книжные полки с хорошей библиотекой почти в тысячу томов; ее подарила полярникам Академия наук. Под полками - два небольших письменных стола. За ними работают Ушаков и Урванцев. Журавлев, усевшись поближе к лампочке, кроит пимы из нерпичьей шкуры. Василий, конечно, в радиорубке, "угощает" концертом благодарных слушателей.

Одна из главных забот зимовщиков теперь - подготовка к весенним работам. Весной предполагается обследовать весь северный и центральный районы Северной Земли. А это значит, что предстоит пройти многие сотни и сотни километров. Сколько уйдет на это дней? Какое количество продовольствия потребуется для людей и мяса для собак? Ориентировочно определили срок - 90 дней. На три месяца продуктов с собой в дорогу не возьмешь. А еще - одежда, научная аппаратура, походное снаряжение. Вот и нужно продумать, где еще заложить продовольствие на пути будущих маршрутов, в каком количестве. Требуется рассчитать и многое другое: например, сколько груза придется на каждую собаку.

С декабря по март Ушаков и Журавлев совершают пять рейсов к основному продовольственному складу на мысе Серпа и Молота. Пять обычных поездок, по 150-160 километров в оба конца. Может показаться, что это пустяки по сравнению с теми тысячами километров, которые им предстоит проделать во время полевых маршрутов.

Но эти поездки совершались полярной ночью, когда нелегко выдержать намеченный курс без видимых ориентиров. Старались выезжать в ясную погоду, однако Арктика не отличается постоянством погоды: случалось, надвигался такой туман, что, как однажды выразился Журавлев, отпадала какая бы то ни было необходимость в глазах.

Упряжки могли легко потерять одна другую, и приходилось держать ухо востро. Ко всему этому нужно было переносить свирепый холод полярной ночи. "В палатке было сравнительно тепло... Термометр показывал только минус 26°", - записал Ушаков.

Георгий Алексеевич подробно описывает, какие опасности подстерегают путников в условиях полярной ночи. Продвижение становится особенно трудным и просто невозможным, если в пути застигнет метель. А сколько раз с ними случалось такое! Трудно продвигаться при сильном встречном ветре, но и попутный ветер опасен - опытные полярники это знают. Шерсть собаки при этом заворачивается, снежная пыль, попадая на кожу, подтаивает и превращается затем в ледяную корку. И если не остановишься, собака погибнет.

Бывало, что обстановка не позволяла разогреть еду. На такой случай каждый нес под меховой рубахой банку замерзших мясных консервов. Тем и перекусывали на ходу - благо не нужно терять времени на примус!

После пятой поездки на мыс Серпа и Молота, в первых числах марта, там уже накопилось много продовольствия и топлива, изрядное количество винтовочных патронов. Но это не все. Нужны еще два склада на севере и на востоке от основного.

Когда их закладывать? Полевые маршруты начнутся с середины апреля, когда солнце поднимается достаточно высоко. Значит, для завершающих подготовительных работ остается не больше пяти недель.

За это время Ушаков и Журавлев совершают еще два похода и закладывают два продовольственных склада. Один - севернее своей главной базы, в 170-180 километрах от мыса Серпа и Молота. Другой - на восточном берегу Северной Земли, на мысе Берга^*.

^* (Назван экспедицией Вилькицкого в честь Л. С. Берга (1876-1950) - физикогеографа и биолога.)

Особенно памятной была вторая поездка - в начале апреля.

Снежный покров уменьшался с каждым днем, все чаще нарты натыкались на бесснежные участки земли, собаки останавливались, и людям приходилось впрягаться в постромки. В 30-градусный мороз они обливались потом. На одном из участков похода пришлось идти по руслу горной речки. Ушаков рассказывает:

"Мрачный каменный коридор тянулся почти шесть километров. Местами стены его немного понижались, русло расширялось, но потом стены вновь росли ввысь, достигая 100 метров, и угрожающе сближались. Самое неприятное впечатление вызывали висевшие над головой огромные снежные надувы. Несколько из них не так давно обрушились и теперь лежали беспорядочными глыбами на дне ущелья. Глядя на другие надувы, можно было только удивляться, как они еще до сих пор удерживаются.

...Надо признаться, мы по-настоящему боялись. Опасность была новая, непривычная и особенная. Мы не могли уклониться от нее, и в то же время у нас не было никаких средств для борьбы с ней. Единственно, что мы могли сделать,- это по возможности быстрее миновать грозные места. На всякий случай шли на расстоянии 250-300 метров друг от друга, чтобы одновременно не попасть под обвал. Снежные козырьки в тысячи тонн, висевшие над головой, как бы гипнотизировали. Когда они свалятся вниз? Через час, через одну минуту или продержатся еще месяцы?..

Наконец ущелье осталось позади".

11 апреля Ушаков и Журавлев достигли цели - они на мысе Берга. Здесь в августе 1913 года экспедиция Вилькицкого подняла русский флаг. Наши путешественники взволнованы:

"Пустынный мыс, окруженный с трех сторон льдами, но отличавшийся от других мест двумя столбиками, поставленными человеком, казался нам обжитым. Здесь казалось даже теплее, чем где бы то ни было на всей Северной Земле. Руки невольно тянулись погладить эти столбики - первые и единственные следы человека, которые мы встретили на нашей Земле.

Для нас это была также живая память о первооткрывателях Земли, свидетельство славы русских моряков, ознаменовавших начало двадцатого столетия крупнейшим географическим открытием. Воображение рисовало стоящие вблизи берега корабли и толпу людей в черных бушлатах, устанавливающих эти знаки".

Пробившись сквозь непрекращавшуюся почти всю дорогу метель, пройдя 200 километров, Ушаков и Журавлев возвратились на базу.

Итак, подготовительная часть полностью завершена. Сделано все необходимое для проведения весенних экспедиций по архипелагу. В эту полярную ночь они прошли без малого 2 тысячи километров! Ушаков и его друзья могли гордиться проделанным, хотя и понимали, что самое главное и не менее трудное еще впереди.

Как делаются карты

Полярный день вступал в свои права. Но морозы отступали "с боями". Еще нередко на термометре ртуть падала до минус 20°. И все-таки весна пришла. Пора выходить на весенние маршруты.

Все проверено, очищено, отремонтировано, кое-что перешито, перетянуто, собаки отдохнули. План продуман и не раз обсужден.

23 апреля исследователи прощаются с Василием Ходовым и снова втроем пускаются в дорогу. И пока возвышенность не закрыла собою базу, видно было, как радист, взобравшись на мачту, машет шапкой своим друзьям.

Первая весенняя поездка займет 38 дней. Партия пройдет за это время 701 километр, достигнет крайней северной точки и осуществит топографическую съемку всей северной части архипелага.

Крутой нрав у арктической погоды! На сей раз путешественников подстерегало нечто новое: огромные снежные смерчи, ветер, достигающий ураганной силы - 37 метров в секунду. И еще одна неприятность. В самом начале маршрута, едва прошли два десятка километров от базы, Ушакова сразила боль в пояснице, настолько сильная, что он, сделав попытку подняться, тут же упал. Что это? Последствия той самой истории пятилетней давности на острове Врангеля, когда у Георгия Алексеевича случилось острое воспаление почек после ледяной ванны и 70-километрового пути в задубевшей от мороза одежде? А может быть, что-то новое?.. Ответа нет. Теперь главное решить, что делать дальше. Здравый смысл диктует один-единственный выход - вернуться на базу. Благо, база почти рядом. Но Ушаков решает по-другому. Он всегда считал, что есть обстоятельства, когда большевик обязан пойти на риск. Тем более что приближается распутица. Не за горами и то время, когда вскроется море и база окажется отрезанной от Северной Земли.

И Ушаков решает идти дальше. До мыса Серпа и Молота остается 40 километров. Журавлев помогает Георгию Алексеевичу обуться. Урванцев выводит больного из палатки. Вдвоем стараются поудобнее уложить его на нартах, используя все спальные мешки. И трогаются в путь. О том, каким он был, рассказывает Ушаков:

"Сани, ударяясь о заструги, постукивали полозьями. И малейший удар, каждый толчок отзывались у меня в пояснице. А таких ударов было самое меньшее по одному на каждом метре на протяжении всего 40-километрового пути. Они следовали друг за другом, сливались, и жестокая боль была беспрерывной. Когда становилось невмоготу, я давал сигнал к остановке и просил... дать передышку собакам.

Товарищи, конечно, понимали, что вызывало мою повышенную заботливость о собаках, но не высказывались на этот счет и старались казаться спокойными.

Наконец мы добрались до мыса Серпа и Молота. Я был вдвойне счастлив и оттого, что мы шли вперед, и оттого, что кончился этот мучительный день".

Через день боль начинает ослабевать. Опираясь на лыжную палку, Георгий Алексеевич уже может бродить по лагерю.

Но тут случилась другая беда: Журавлева поразила снежная слепота. Болезнь каюра добавила трудностей в тяжелом и без того путешествии.

Однако группа шла и шла вперед. И не просто шла, а наносила на карту пройденные участки пути. Это очень трудоемкое и тонкое дело - определить очертания и положение береговой линии, возвышенностей, рек, долин - словом, всего, что называют природными объектами. Чтобы определить долготу и широту - это делается каждые 70-120 километров маршрута, - необходимы солнце, точное время. Значит, нужны радиоприемник для получения сигналов точного времени, а также питание к нему. Все это хозяйство требует немалых забот, особенно в дороге.

Г. А. Ушаков и Н. Н. Урванцев в майском походе 1931 года (Северная Земля)

16 мая 1931 года исследователи вышли на самую северную оконечность архипелага. Это был торжественный момент. Ушаков пишет: "Здесь сливались воды двух морей - Карского и Лаптевых. К северу начинался Центральный бассейн Северного Ледовитого Океана. Мы стояли на крайней точке суши в этом секторе Арктики... Время от времени с севера набегали полосы тумана. Облачность резко менялась. Иногда крупными хлопьями падал снег. Солнце то и дело пряталось за тучи...

Так выглядела северная оконечность Северной Земли в день первого достижения ее людьми. Этими людьми были мы - посланники советского народа. Только Вася Ходов не присутствовал здесь, но и его труды в немалой доле были вложены в это дело. Наши общие усилия привели нас сюда. И теперь, остановив собак и сидя на санях, мы долго молча смотрели на открывшуюся картину и вновь переживали все трудности и радости пути".

По пути изучали геологическое строение Северной Земли, собирали образцы пород, вели и в походе метеорологические наблюдения, исследовали растительный и животный мир. Так журнал наполнялся цифрами, пометками, штрихами, линиями, которые потом, в домике на Домашнем, превращались в карту Северной Земли, отличавшуюся высокой степенью точности. Почти четыре десятилетия спустя академик С. В. Калесник, президент Географического общества СССР, писал:

"Через 16 лет после экспедиции Ушакова - Урванцева Северная Земля вновь подверглась топографической съемке и геологическим исследованиям. Это выполнили сотрудники Научно-исследовательского института геологии Арктики. В наблюдения первых изыскателей, конечно, были внесены дополнения и уточнения, но общая характеристика архипелага... полностью сохранила свое научное значение. Это еще раз свидетельствует об огромной тщательности, с какой вели исследования первопроходцы, несмотря на все трудности, стоявшие на их пути".

Пожалуй, это уникальный случай в истории географических исследований.

Василии Ходов

В то время как три члена экспедиции находились в походе, на островке Домашнем нес свою бессменную вахту радист Василий Ходов. Парень серьезный и молчаливый. Ему, самому молодому члену коллектива, выпало трудное испытание одиночеством. Не всякий закаленный полярник смог бы выдержать такое. Ходов выдержал. Ушаков напишет о нем: "...он заметно возмужал и по-прежнему был спокойным, выдержанным и уравновешенным. Обращаясь к нему, все чаще и чаще мы называли его уже не Васей, а Василием Васильевичем. Душевное равновесие и физическое здоровье его надежны. Арктика пришлась ему по душе... На него можно было надеяться".

Дел у Ходова хватало. Он регулярно вел переговоры с Землей Франца-Иосифа, с Ленинградом, столь дорогим ему городом. Пусть это только морзянка, но и она имеет свой голос, свои интонации. Была и черная тарелка репродуктора (незабываемые репродукторы двадцатых и тридцатых годов!), висевшая на стене. Она доносила живое и бодрое дыхание родной страны. Четыре раза в сутки Василий Васильевич передавал метеосводку, а для этого он должен был снять показания приборов. Вроде бы пустяки: всего 50 метров до площадки, где они установлены. А если пурга, если бешеный снежный вихрь, который ослепляет и валит с ног? Каких усилий стоит добраться при этом до будок с приборами и записать показания! Пунктуальный Ходов один раз все-таки снял эти показания с опозданием на несколько минут. Вышел из дому и видит: медведь стоит на задних лапах и обнюхивает будку с термометрами. Дело происходило уже полярным днем, и Ходов вышел из дому без оружия. Пришлось вернуться за карабином, уложить чересчур любопытного гостя и, встав на тушу, взять отметки.

Медведи действительно не давали скучать. За то время, пока Ушаков, Урванцев, Журавлев обследовали самую северную часть Северной Земли, восемь раз "хозяева Арктики" подходили к самому дому. А один ухитрился по спрессованному неистовыми ветрами сугробу забраться на крышу дома, чтобы заняться "изучением" заинтересовавшей его печной трубы.

Ходов выполнял также прибрежные ледово-гидрологические наблюдения и по заданию Ушакова следил за явлениями природы: таянием снега, вскрытием льдов, появлением птиц, залежкой на льду морского зверя.

Г. А. Ушаков и Н. Н. Урванцев в палатке. Перед окончанием похода в распутицу в 1931 году

Радист занимался и хозяйственными работами, благоустройством дома. Самым мучительным было ожидание, да не просто ожидание, а тревога за товарищей, которые, выполняя опасную работу, не имели возможности сообщить о себе. И потому мудрый Георгий Алексеевич накануне первого весеннего похода партии, 22 апреля 1931 года, написал и вручил "дорогому Василию Васильевичу" длинное письмо, в котором подробно рассказывал, что и как они будут делать в походе, по какому пути пойдет маленький отряд, перечислил "важные и ответственные обязанности", которые лежат на радисте во время их отсутствия. И в заключение наказал:

"Последней по порядку, но не менее важной Вашей задачей является обязанность беречь себя. Учитывайте, что Вы делаете такую же важную работу, как и члены экспедиции, отправляющиеся в маршрут. Какое-либо несчастье с Вами будет непоправимым ударом по работам всей экспедиции. Какой бы то ни было неоправданный риск своим здоровьем, и тем более жизнью должен быть совершенно исключен из Ваших поступков. В период вскрытия льдов (зная по личному опыту все опасности этого периода) я категорически запрещаю Вам морскую охоту или прогулку на лодке в плавучих льдах.

Зная, что Ваша жизнь в одиночестве не будет легкой, надеюсь, что все трудности Вы перенесете бодро и справитесь с ними, а возможные испытания встретите мужественно, как настоящий советский полярник. Вы имеете все данные для этого. Для сохранения Вашего здоровья советую как можно больше времени проводить в работах или прогулках вне помещения, одновременно не отказывая себе ни в чем из продовольствия, имеющегося в запасах экспедиции.

Срок нашего возвращения точно определить нельзя. Вам известно, что мы будем располагать продовольствием и кормом для собак на три-четыре месяца; однако это не дает права думать, что наше отсутствие по истечении этого срока будет означать нашу гибель. Необходимо помнить, что мы располагаем охотничьим снаряжением, будем пользоваться продуктами охоты и что, возможно, создадутся условия, не предусмотренные планом, которые могут задержать нас на значительно более долгий срок. В этом случае у Вас не должно быть оснований терять надежду на хорошее окончание нашего предприятия и добрую встречу".

Несомненно, письмо поддерживало в молодом полярнике уверенность и надежду на благополучный исход рейда, и все же...

И потому так обрадовался Василий, когда на исходе дня 29 мая три упряжки усталых собак и обросшие, загорелые и измотанные, но счастливые его товарищи появились у дома. Так завершился первый весенний исследовательский маршрут.

Сдержанный и молчаливый даже теперь, Василий выражал свою радость не словами, а вниманием, теплом, заботой. Старался предупредить каждое желание утомленных путешественников. Готовил еду, грел воду для мытья. И жадно слушал рассказы о трудных переходах. А о том, что происходило здесь, об этих самых восьми медведях, пожаловавших на базу, Ушаков узнал только после настойчивых расспросов.

Первая зимовка на Северной Земле навсегда решила судьбу Ходова. Всю свою дальнейшую жизнь он посвятил Арктике, став одним из ведущих работников радиосвязи Главсевморпути. Руководил строительством крупных радиоцентров на острове Диксон и на мысе Шмидта, возглавлял Московский радиоцентр, участвовал в поисках экипажа С. Леваневского.

Когда началась Великая Отечественная, Ходов добровольцем вступил в армию. Определили его в прославившую себя потом Отдельную мотострелковую бригаду особого назначения. Воевать пришлось в тылу врага. Там же стал членом партии. После Победы - снова Арктика, снова Главсевморпуть.

Высокий профессионализм, мужество и скромность - эти качества всегда отличали Василия Васильевича, был ли он просто радистом на далекой зимовке или начальником управления связи Главсевморпути.

Правило Ушакова-Урванцева

Всего лишь два дня пришлось отдыхать Ушакову, Урванцеву и Журавлеву после возвращения из первого маршрута. Торопила распутица, ожидаемая со дня на день.

План летнего похода продумали с особой тщательностью. Постарались предусмотреть все. Втроем на трех упряжках они должны пересечь Северную Землю до мыса Берга на восточном берегу. Здесь партия разделяется. Журавлев с образцами горных пород поворачивает по восточному берегу на север.

Забирает там оставленные весной коллекции и как можно быстрее проливом Красной Армии возвращается на главную базу, чтобы до полной распутицы оказаться дома. Ушаков и Урванцев от мыса Берга на двух упряжках продолжают двигаться по маршруту до полного его завершения.

От залива Шокальского им предстоит вернуться на западный берег Северной Земли. Если предполагаемый залив окажется действительно заливом, а не проливом, придется идти по уже обнажившейся суше. Продвижение на нартах станет невозможным. Тогда бросают все лишнее снаряжение, берут с собой только дневники, журналы съемки, научные инструменты и коллекции, всех собак запрягают в одну упряжку и пробиваются на западный берег. Предусмотрен и такой случай, как утрата всех собак. Тогда полярники оставляют себе шелковую палатку, оружие, боеприпасы, самое питательное продовольствие - шоколад, пеммикан^*, какао, молочный порошок и галеты, а также самое необходимое научное снаряжение, впрягаются в одну из нарт и завершают путь пешком.

^* (Брикеты из сушеного и растертого в порошок мяса, смешанного с жиром и ягодным соком. Отличается легкой усвояемостью и большой питательностью при малом объеме и весе. Есть также специальный пеммикан для собак.)

Вот что писал об этом походе Г. А. Ушаков:

"Предстоящий поход был, кажется, исключением в истории арктических путешествий. Обычно июнь здесь считается уже непригодным для санных исследовательских маршрутов. Правда, многие исследователи ходили в этот период по льдам, но их передвижения были вынужденными - перед ними стоял вопрос о спасении жизни. Нам же казалось, что если человек может идти по морским льдам, когда ему угрожает гибель, то он сумеет пройти по ним для проведения обычных работ. Мы были уверены, что самая буйная распутица не в силах остановить нас и только в худшем случае сможет задержать, замедлить наше продвижение, сделать его необычайно трудным. Мы ясно представляли картину предстоящего похода и положение, в котором можем оказаться, но сознательно шли на неминуемые трудности".

1 июня начался поход. Северную Землю удалось пересечь за неделю с небольшим. Главным противником снова оказалась пурга. Она то и дело стеной вставала перед путниками, задерживая продвижение, замедляя съемку. Однако это был враг, борьба с которым стала как бы привычным уже делом.

13 июня группа вышла к своему продовольственному складу, заложенному на мысе Берга еще во время апрельского похода. На другой день не без тревоги проводили Журавлева. Он забрал скопившиеся образцы горных пород и медвежьи шкуры. Ему одному предстояло пройти до базы 250 километров.

Через несколько часов Ушаков с Урванцевым тоже тронулись в путь, повернув на юг вдоль той линии восточного берега Земли, которая весьма приблизительно, а местами чуть ли не по наитию была нанесена на карту в 1913-1914 годах. Сразу же обнаружились крупные расхождения действительных очертаний берега с картой. Пришлось еще раз определять астрономические координаты. Затем двинулись дальше, на юг, к "заливу" Шокальского - так он обозначен на самой первой карте.

Исследователей крайне интересовал этот "залив". Если предположение экспедиции 1913-1914 годов окажется ошибочным и в действительности вместо залива здесь пролив, тогда полярники получают новые ворота между Карским морем и морем Лаптевых, между западной и восточной частями Советской Арктики. И это будет хорошим и крайне своевременным подарком стране, поскольку уже начиналось освоение Северного морского пути.

Ушаков и Урванцев предполагали, что это пролив. Они основывались на особенностях геологического строения Северной Земли.

18 июня путешественники вышли на мыс. Перед ними отчетливо вырисовывался пролив.

На другой день на одном из мысов южного берега удалось обнаружить признаки оловорудного месторождения. За это мыс получил название Оловянного. А олово потом действительно было найдено здесь.

20 июня началась распутица. Путь усложнился до предела человеческих возможностей. Но такой уж железной волей и чувством долга обладали Ушаков и Урванцев, что готовы были преодолеть непреодолимое. Снег превратился в густую вязкую кашу.

Сани, собаки и лыжи не держались на нем.

Ушаков так описывает дорогу в первый день распутицы: "...собаки совершенно выбились из сил, да и сами мы измучились не меньше. Но остановиться было нельзя. Справа - глетчер, а морской лед весь покрыт слоем снежной каши. Надо было выбраться во что бы то ни стало на мыс. Останавливались чуть ли не каждые десять метров. Передохнув, впрягались вместе с собаками в передние сани, оттаскивали их на новые десять - пятнадцать метров, потом, отдышавшись, шли за следующими санями. Охрипшими, сорванными голосами беспрестанно понукали собак. О передышке нечего было и думать. Нужно было идти к цели. Остановка могла кончиться печально...

Последние десять километров пути шли больше четырех часов. Только в полдень, миновав глетчер, наконец вышли на мыс. И собаки, и мы сами упали словно подкошенные на подсохшую землю".

И почти весь последующий путь (а он длился еще ровно месяц) был таким же, если не хуже. Академик Калесник считал, что, "если бы труд этот не был добровольным, его можно было бы подчас назвать каторжным".

18 июля съемка завершилась: конечная точка прошлогодней съемки сомкнулась с нынешним маршрутом. Теперь есть все данные для того, чтобы центральная часть Северной Земли легла на карту.

...Силы на исходе. Собачьего корма нет, продовольствие кончается. А до базы еще 25 километров!

Ушаков собрал остатки сливочного масла, пеммикана, шоколад, разделил на маленькие порции и раздал собакам. Самим осталась только кружка риса.

Преодолевая трещины, везли обессиленных собак на нартах. 20 июля они добрались наконец до своего островка. Но в тумане, обволакивающем округу, ничего не видно. Тревога охватывает Ушакова и Урванцева. Что там на базе? Вернулся ли Журавлев? Не случилось ли беды? Вот послышался лай собак с берега - они-то учуяли! - и из дома стремительно вылетают Ходов и Журавлев. Последним усилием перетащив сани через ледяной бугор, собаки валятся на землю в каких-нибудь 15 метрах от дома.

Ушаков отбрасывает в сторону хорей^*, порывисто жмет руки своим друзьям и без сил валится на нарты. Урванцев тоже падает на нарты, только слабая улыбка оживляет его лицо. А Ходов и Журавлев суетятся вокруг них. Они счастливы, они растеряны, ибо уже перестали надеяться, почти отчаялись увидеть своих товарищей. И не один раз подумывали о том, не сообщить ли в Москву об их тревожно долгом отсутствии.

^* (Длинный (не менее 3 метров) шест с костяным шариком на тонком конце, служит для управления собаками в упряжке.)

Сергей Журавлев

Двухсотпятидесятикилометровый переход на лыжах и на нартах от мыса Берга до базы охотник проделал всего за три дневных перехода. Это был настоящий рекорд. Он без колебаний пустился в этот путь. Что ему, промысловику, избороздившему вдоль и поперек Новую Землю, привыкшему ко многим неделям охоты в одиночку, какие-то три дня пути, хотя бы и без палатки!

Родился он в семье потомственных архангельских поморов, с 14 лет жил охотой. Именно в этом возрасте Журавлев попал на Новую Землю и навсегда полюбил ее. Он не просто зимовал там, а жил по 2-3 года безвыездно. Даже став к 24 годам отцом семейства, он не мог изменить своей привязанности: побыв какое-то время на материке, он снова отправлялся в Арктику, на Новую Землю.

Постоянная борьба со слепой стихией закалила его характер. Единоборство с ней укрепляло уверенность в собственных силах. Суровая Арктика влекла Журавлева неудержимо - там он, встречаясь с опасностью, мог приложить свой опыт, испытать волю и ловкость. Учиться довелось мало, хотя читать он любил. Но зато, по определению его североземельского начальника, Журавлев "получил высшее образование полярного охотника". И не удивительно, что Сергей Журавлев почитал охотничий промысел едва ли не единственным занятием, достойным настоящего мужчины. Поначалу он с известной снисходительностью относился к своим товарищам по экспедиции. Но увидев их в деле, познакомившись с тем, каких усилий, порою риска требует картографирование, охотник изменил свое отношение к занятиям своих североземельских друзей. Журавлев очень сожалел, что не умеет делать съемку местности. Какую карту Новой Земли составил бы он! Вряд ли кто лучше его изучил горы, речки, ледники, мысы и заливы за многие годы своих странствий по острову. Журавлев даже стал сомневаться, так ли велик его вклад в общее дело четверки. Ушакову приходилось убеждать своего товарища, что его труд в изучении Северной Земли столь же важен, как труд каждого из них.

Ушаков не ошибся в Журавлеве. А ведь нельзя сказать, что у него не было колебаний, когда решался вопрос, включать охотника в состав отряда или нет. Основания к тому имелись: может выпить лишнего, да и строптив. Во время первой встречи с промысловиком Ушаков прямо сказал ему об этом.

Охотник помолчал, а затем коротко, но твердо произнес:

- Знаю, на что иду. Слушаться буду.

Сильный, статный, подтянутый, с резкими уверенными движениями, он понравился Ушакову.

В октябре 1930 года, в первые недели пребывания на Северной Земле, товарищи отметили 38-летие Сергея Прокопьевича Журавлева. Это лучший, наверное, возраст для полярного промысловика.

В трудных рейсах по Северной Земле Журавлева как бы охватывало вдохновение, раскрывались все лучшие черты его характера, скрытые в обыденной обстановке под внешней грубоватостью. И если, скажем, на базе, на острове Домашнем, он сохранял полное равнодушие к могучим проявлениям арктической природы, то во время поездок, требовавших напряжения всех сил, особенно в пургу, в свирепый мороз, он приходил в восторг от их мощи, видя в них, должно быть, достойного противника.

Дом Североземельской экспедиции на острове Домашнем

Тут многое сближало Ушакова с Журавлевым. И Георгий Алексеевич признавался:

"Чем напряженнее складывалась обстановка, тем собраннее и вместе с тем оживленнее становились мы. Оба мы умели ценить борьбу и крепко верили друг в друга... Шутка, смех и песня были обычны в такие минуты. И наше настроение не было искусственным. Просто так проявлялась радость жизни и убеждение, что человек сильнее слепой стихии. Я невольно любовался своим спутником, а он, чувствуя это, вкладывал в нашу общую работу все свои силы, способности и опыт".

Продубленный северными ветрами, Журавлев был чужд, казалось бы, всякой сентиментальности. Однако он нежно любил своих детей. Часто вспоминал о них и не раз во время поездок, в палатке, когда они останавливались на ночлег, рассказывал о своих детях. Да Ушаков и сам был свидетелем сцены прощания Журавлева с семьей на пристани в Архангельске. Она врезалась Георгию Алексеевичу в память. Молчаливая Мария, жена охотника, с малышом на руках, и Валя, прижавшаяся к отцу. А тот, наклонившись к девочке, неотрывно смотрел в ее заплаканные глаза.

- Ничего, - не раз потом утешал Сергей сам себя, - вырастет и будет гордиться тем, что отец ее был участником первой Североземельской экспедиции.

И какой же жестокий удар нанесла судьба охотнику!

В январе 1931 года Василий Ходов принял радиограмму:

    Северная Земля Журавлеву
 Шурик и Валя безнадежно больны 
                               Мария 

Крайне встревоженный, Ходов показал телеграмму Ушакову. Как быть? Как перенесет горе близкий и дорогой всему маленькому коллективу человек?

Решили ничего пока не сообщать, а ждать следующей радиограммы. А тут, прямо на беду, замолчал эфир. Тщетно пытался установить радист связь. Когда она возобновилась, с Земли Франца-Иосифа передали другую радиограмму, отправленную сразу же после первой и только теперь принятую на Домашнем: "Дети умерли".

Вот и все...

Ушаков решил сообщить Журавлеву это страшное известие в пути: "Вдали от базы, наедине со мной ему легче будет пересилить горе. К тому же трудности перехода, огромное физическое напряжение неизбежно будут отвлекать его мысли от беды".

7 марта они вышли в поход. Первую стоянку устроили в 40 километрах от Домашнего. Ранним утром Ушакова разбудил холод, пробравшийся в спальный мешок. Вылез из палатки. На термометре - минус 32°, тихо. В палатке завозился Сергей, разжег примус. Закрутилась поземка. Начиналась пурга. "Вернувшись в палатку, - вспоминает Ушаков, - я рассказал Журавлеву о постигшем его несчастье... Кто любит детей, тот поймет его горе, а кто знает настоящую дружбу, почувствует мою боль за товарища...

Ветер усиливался. Его свист уже переходил в сплошной печальный вой. В другое время я бы не снялся с бивуака. Сейчас же надо было идти. Я вылез из палатки, быстро заложил обе упряжки и закрепил на санях груз. Оставалось снять палатку и свернуть постели.

Журавлев неподвижно сидел над примусом. По суровому лицу охотника одна за другой катились слезы. Широкие плечи сгорбились, придавленные горем. Казалось, не позови его, он так здесь и останется.

- Пойдем, Сергей!

- Как пойдем? Куда? - очнувшись, переспросил Журавлев.

- Пойдем вперед. Мы всегда должны идти вперед!

Я потушил примус, собрал постели и снял палатку. Журавлев машинально надел поданный мной совик^*. Моя упряжка тронулась навстречу шторму. Следом рванулись собаки охотника. Вместе с нами пошло и горе".

^* ( Верхняя зимняя одежда из меха молодого оленя, шерстью наружу, надеваемая через голову.)

Лишь на шестой день, если судить по записям Ушакова, охотник понемногу стал приходить в себя. Наверное, приводило его в чувство и то, что уж очень трудной была на сей раз дорога и стоял дьявольский холод - минус 34-36° с ветром. Во время обеда металлические ложки настолько обмерзали, что становились похожими на небольшие ручные гранаты. Волосы пристывали к меху спального мешка.

Георгий Алексеевич, когда появлялась такая возможность, рассказывал Журавлеву о гражданской войне на Дальнем Востоке, о доблести приамурских партизан. Журавлев тоже воевал под началом Блюхера. Было что вспомнить ветеранам... О радости побед и горечи потерь, о ранах, которые залечивает не только время, но и борьба, то есть жизнь.

И настал день, когда Журавлев, подавив свое горе, отдался снова всецело борьбе со стихией. Обращаясь к пурге, ветру, льдам, он кричал, как и прежде:

- Не удержишь, лешо`й! Все равно пройдем! Ничто не удержит!

За те два года, что Журавлев работал с Ушаковым, Урванцевым, Ходовым, значительно расширился его кругозор.

Вскоре после возвращения на Большую землю Сергей Прокопьевич Журавлев участвует в марте 1933 года в спасательной экспедиции, вывозившей промысловиков и строителей с Новой Земли. Затем он возглавил промысловую партию в бухте Марии Прончищевой. Задача этой зимовки не сводилась только к охотничьему промыслу. За два года пребывания здесь Журавлев провел предварительную разведку восточного Таймыра, объехав на собачьей упряжке все побережье моря Лаптевых, совершил с геологами несколько поездок в глубь полуострова.

Зимой 1937 года во время невероятно трудного перехода через весь Таймырский полуостров Сергей Прокопьевич тяжело заболел. Этот поход стал для него последним.

Карта архипелага

В первый год пребывания на Северной Земле исследователи нанесли на карту две трети Северной Земли. Теперь представление о ней стало неизмеримо более полным: известны очертания берегов, рельеф, степень оледенения, геологическое строение, растительный и животный мир, климатические особенности, режим окружающих льдов.

Выяснилось, что это архипелаг, состоящий из четырех крупных и нескольких мелких островов и островков, расположенных группами и в одиночку. Следовало дать название отдельным частям Северной Земли - ее островам, мысам, заливам и проливам. Традиционно имеют на это право первооткрыватели, и группа Ушакова воспользовалась им. Георгий Алексеевич с гордостью отмечает: "На карте Земли появились наименования, дорогие каждому советскому человеку, каждому другу Советского Союза: острова Октябрьской Революции, Большевик, Комсомолец, Пионер. Наименования островов, проливов, мысов, фиордов, заливов, гор свидетельствовали о том, что окончательное открытие и исследование Северной Земли проведено советскими географами; это говорило о мощи нашей социалистической Родины, достижениях советской науки и о нашем приоритете в изучении крупного района Арктики".

Итак, кончился первый год пребывания на Северной Земле. После последнего похода отдохнули всего неделю, а затем принялись готовиться к следующей полярной ночи.

Урванцев с помощью Василия Ходова вел ежечасные наблюдения над проливом, отснял островок Домашний, чтобы и его нанести на карту, а также перестраивал "магнитный домик" - превращал ту простую фанерную будку, где проводились магнитные наблюдения, в настоящий рабочий кабинет.

Ушаков и Журавлев занялись промыслом, чтобы добыть мясо на следующую зиму и весну. К началу новой четырехмесячной ночи склад был полон.

Вторая полярная ночь прошла вполне благополучно. Зимовщики разработали хорошо продуманный план завершения исследовательских работ. Оставались неизученными два острова - Пионер и Большевик. Большевик - большой остров, находится он на самом юге архипелага, за проливом Шокальского. От базы до него почти 300 километров. Добраться до острова, обойти его и вернуться обратно - это 1100-1200 километров.

Здесь тоже нужны промежуточные продовольственные склады. Но сразу значительное количество груза туда не забросишь. Поэтому доставляли поэтапно: сначала на небольшой островок у самой Северной Земли, с появлением солнца - на остров Октябрьской Революции.

Появления солнца зимовщики ждали с большим нетерпением. Однажды, позавтракав, они вышли из дома и не возвращались до тех пор, пока не произошло это чудо: над горизонтом поднялась узкая-узкая багровая полоска, проглянули солнечные лучи, а вслед за ними показался край солнца, и вот оно выплыло все. И теперь каждый день светило будет появляться над землей, задерживаясь на небосклоне с каждым разом все дольше и дольше.

У ледяной пещеры на Северной Земле

В марте Ушаков и Журавлев совершили два вспомогательных похода для закладки продовольствия на пути предстоящего большого маршрута, впервые при этом пересекли пролив Шокальского. А в апреле (это было 13-го) Ушаков и Урванцев вышли в самый дальний свой маршрут, по острову Большевик, который продолжался полтора месяца. Обследовали всю его береговую линию, проехали вглубь острова и там увидели свежие следы оленей и песцов. Выходит, животный мир здесь гораздо богаче, чем на северных островах архипелага.

Выпадали очень трудные, как и в прежних походах, дни. И тогда Ушакову снились кошмарные сны, в которых он обычно попадал в ледовую ловушку. В Арктике мало сюжетов для легких снов...

Когда путники, пройдя весь южный берег острова Большевик, двинулись по восточному, они действительно попали в ловушку. Берег - отвесные скалы, покрытые голым щебнем. Тут не пройдешь. Вплотную к скалистому берегу прижимается ледяной вал шириной не меньше 100 метров в самом узком месте, притом льды вскрытые, не спаянные в единый неподвижный массив. Под действием, должно быть, прилива они вздымаются, зловеще скрипят и наваливаются на скалы. А за этой полосой - черные разводья и плавучие льды. Дальше на север, километрах в трех, берег набирает высоту, достигающую 300-350 метров.

Что делать, куда податься?

Возвращаться к начальной точке маршрута и обходить остров с северо-востока? Или, удалившись от берега в глубь суши, найти проход через ледники и горы? Но в том и другом случае какая-то часть восточного берега не будет нанесена на карту, останется на ней такой же приблизительной, неточной, как на карте Вилькицкого.

Ушаков и Урванцев не изменили своему железному правилу: не возвращаться назад, сделать все намеченное. И они находят третий, казалось бы немыслимый, выход: прорубить дорогу через непроходимый ледяной вал, подпиравший скалистые берега, выйти на плавучие вскрытые льды и по ним продолжить маршрут, чтобы непременно нанести очертания этого участка суши на карту. А главное, надо спешить, пока первый же более или менее сильный ветер не отнесет вскрытый лед вместе с людьми и собаками в открытое море.

Запись Г. А. Ушакова 15 мая в дневнике достаточно красноречиво свидетельствует о том, какую титаническую работу им пришлось проделать:

"Четыре часа без передышки мы работали топорами, скалывали и валили набок отдельные льдины и вырубали ступеньки в других. Прорубались, точно в лесной чащобе. В результате получился узкий извилистый коридор, через который можно было пробраться пешком, но никак не на санях. Настоящий бой только начинался.

В бой не выходят без знамени. Пробив ледяной коридор и выбравшись на первую площадку, мы подняли здесь наш флаг. Красное полотнище зардело вызовом всем враждебным силам, символом настойчивости и воли.

В рюкзаках начали переноску груза. 100 метров вперед с тяжелой ношей на спине и с шестом - для равновесия - в руках и 100 метров назад налегке. За обратный путь надо было отдохнуть. Сбросили меха, потом свитеры, работали в одних рубашках. Катился пот, пересыхало в глотке. Примус еле успевал натапливать воду для утоления жажды. Перенесли весь груз, потом сани. Попробовали пустить самостоятельно нескольких собак. Они попали в ледяные колодцы, беспомощно скулили и звали на помощь. Пришлось сделать еще много рейсов, чтобы каждую собаку перенести на руках".

И сразу, не задерживаясь, они двинулись дальше, к северу. Преодолевая трещины и ледовые нагромождения, лавируя между ними, они снимали берег.

Только на десятом километре пути остается позади последний утес. Берег становится доступным, скалы постепенно отступают в глубину острова. И тут, выбравшись на твердый берег, Ушаков и Урванцев поворачиваются и безмолвно, не в силах произнести ни слова, смотрят на дорогу, которую они все-таки прошли. Там уже плещется вода, и крепнущий ветер все дальше и дальше относит льдины, на которых остался след их саней.

Никогда еще два исследователя не были так близки к гибели, как в тот день, 15 мая. Может, это и есть то самое безумство храбрых, которому поются песни?..

Вот и достигнута крайняя северная точка острова Большевик. Снят весь его северозападный берег. В карту, составленную 18 лет назад, внесены весьма существенные поправки. 22 мая маршрут вокруг острова замкнулся.

А еще через несколько суток Ушаков и Урванцев возвращаются на базу. Позади - 1119 километров пути!

Теперь остается неисследованным лишь Пионер, последний из четырех основных островов архипелага. Но он недалеко от базы и невелик по сравнению со своими собратьями. Его съемка не представит особых трудностей, как полагают исследователи.

И действительно, на то, чтобы заполнить последнее белое пятно на карте Северной Земли, ушло всего несколько дней - с 1 по 8 июня.

И едва путешественники вернулись домой, поднялся сильнейший шторм. Но дело было сделано, и какое дело! Родина и весь мир получили карту последнего крупного участка суши в Северном полушарии, до того почти неизвестного человеку. Без малого 37 тысяч квадратных километров - вот что такое Северная Земля. Для ее съемки пройдено в общей сложности около 5 тысяч километров, определено 17 астрономических пунктов.

Василий Ходов отстучал рапорт об окончании экспедиции.

Вскоре Москва сообщила о предстоящем выходе из Архангельска двух кораблей: "Сибирякова", который отправлялся в сквозное плавание по Северному морскому пути, и "Русанова", которому предстояло снять ушаковскую четверку.

Николай Николаевич Урванцев в это время сантиметр за сантиметром наносил на лист ватмана последние линии обширного архипелага.

Геолог Николай Урванцев

Они были наслышаны друг о друге задолго до первой встречи. Об эпопее освоения острова Врангеля знали все, причастные к арктическим делам, и фамилия Ушакова была хорошо известна полярникам. А что касается Н. Н. Урванцева, то его полярный стаж исчислялся с 1919 года. Закончив незадолго до того горное отделение Томского технологического института, он приступил к систематическим исследованиям низовий Енисея. Открыл месторождения медно-никелевых руд и ряд угольных.

В Норильске сохраняется небольшой деревянный дом, построенный почти 60 лет назад. Там жил геолог Урванцев - один из первооткрывателей Норильского рудного района. Его и сейчас называют "домом Урванцева". С этого дома началось строительство современного города Норильска.

В январе 1930 года геолог вернулся из очередной экспедиции, которая обследовала северо-запад Таймырского полуострова, составила карту изученной части Таймыра, провела интересные геологические исследования.

Вскоре после возвращения в Ленинград Николай Николаевич узнал о проекте обследования Северной Земли, предложенном Ушаковым. Его очень интересовала эта земля уже хотя бы потому, что она геологически являлась как бы продолжением Таймырского полуострова. Он думал через какое-то время заняться ее исследованием. Ну, а если туда уже готовится экспедиция, тем лучше: геолог Урванцев примет в ней участие.

Первая встреча Ушакова и Урванцева состоялась совершенно случайно, хотя, не будь ее, они все равно через несколько дней познакомились бы.

Встретились они в вагоне поезда Ленинград - Москва.

Соседом Ушакова по купе оказался неразговорчивый человек 35-40 лет, среднего роста, худощавый, слегка сутуловатый, с толстыми линзами очков.

Георгий Алексеевич обратил внимание, как ловко и основательно устраивается на своем месте его случайный попутчик, как аккуратно, в строгом порядке раскладывает он свои вещи. Да, подумалось Ушакову, этот молчаливый товарищ, по-видимому, часто путешествует и привык к походной жизни.

В конце концов они познакомились, разговорились, подивившись тому, как судьба свела их в одном купе. И всю ночь, пока поезд шел до столицы, проговорили о североземельской экспедиции. Мысли их во многом совпадали. Во всяком случае, главные принципы, на которых основывался план Ушакова, геолог полностью разделял. И когда мимо вагонных окон замелькали подмосковные поселки и настала пора собираться, Георгий Алексеевич сказал:

- Что ж, Николай Николаевич, продолжим нашу совместную поездку до Северной Земли?

Урванцев утвердительно кивнул головой и протянул ему руку.

Вся прошлая жизнь подготовила Николая Николаевича Урванцева к этой экспедиции. Он обладал разносторонними и прочными знаниями, опытом многих походов по Заполярью. Он умел делать чуть ли не все, что требуется для жизни и работы в условиях Севера. Именно по его плану в Архангельске изготовили дом, в котором четверка жила на острове Домашнем и который потом использовался многими сменами зимовщиков. Еще в студенческие годы Николай Николаевич имел богатую практику топографо-геодезических съемок на изыскательских работах в Сибири. Главное, помимо геологической разведки, что предстояло сделать ему на Северной Земле, - это составление вместе с Георгием Алексеевичем точной карты архипелага. И эта работа была выполнена превосходно благодаря их совместным усилиям. Особенно если принять во внимание примитивность оборудования, которым они располагали.

Поскольку Николай Николаевич отвечал за научную часть, на его попечении находился весь научный инструментарий. Это обязывало его приспосабливать приборы и инструменты к специфическим условиям работы на морозе. Когда полярная ночь вынуждала прекращать полевые маршруты, Урванцев преимущественно занимался обработкой материалов и нанесением на карту снятых частей архипелага. Работа кропотливая. Сначала необходимо вычислить астрономические пункты (это 6 тысяч различных операций), затем вычислить и вычертить географическую сетку и нанести на нее все, что заснято. Кроме того, нужно было систематизировать геологические материалы и уложить должным образом коллекции в ящики. Требовали обработки и дневники. Чтобы создать хотя бы минимальные условия для этой "кабинетной" работы - тишину, некоторую изоляцию, Николай Николаевич и взялся с помощью остальных товарищей за переоборудование "магнитного павильона" в "кабинет для научных занятий".

Усилий и изобретательности тут потребовалось немало. Домик для магнитных наблюдений строили в первую осень пребывания на Северной Земле. Он стоял в 80 метрах от жилого дома, чтобы избежать помех, которые оказывают железные детали и инструменты, радиоволны, электричество на магнитные измерения, и представлял собой каркас из деревянных брусков, обшитый фанерой внутри и снаружи.

В начале октября 1931 года Урванцев капитально переоборудовал это примитивное сооружение: сделал обшивку из толя, настлал дощатый пол, изнутри стены и потолок утеплил толем и бумагой, обил вагонкой. Появились полки, большой рабочий стол. Совместными усилиями пристроили к домику сени, чтобы дверь не заносило снегом. "Обстановка" комнаты дополнилась маленькой железной печуркой с регулируемым пламенем. При магнитных наблюдениях ее уносили подальше от домика, но во время картографических и прочих работ она исправно несла свою службу, потребляя минимум топлива. Для тепла снаружи до самой крыши стены обваловали снегом. И вот кабинет размером 1,9 на 1,9 метра готов!

Хорошо работается в этом домике без окон! Если в "кабинете" нельзя сделать и шагу, можно только встать и потянуться, то для разминки достаточно пространства за дверями. Иногда Урванцев выходит в ночь, чтобы пробежать несколько десятков метров. Тогда за ним устремляются щенки и устраивают веселую кутерьму.

Впрочем, "кабинет для научных занятий" привлекает внимание и не совсем безопасных "прохожих". Однажды, закончив очередные наблюдения, Урванцев отворил дверь домика и, как обычно, не раздумывая, шагнул вперед. И нос к носу столкнулся с медведем, стоявшим у самых дверей. Геолог молниеносно отскочил назад и захлопнул дверь. Что делать? Оружия с собой нет, да и быть не может, поскольку проводился сеанс магнитных наблюдений. Рядом шумит зажженный примус. Николай Николаевич хватает его и настораживается. Если вломится в дверь, прикидывает он, суну в морду горящий примус - и в дом за винтовкой. Проходят минуты - все тихо. Осторожно приоткрывает дверь и выглядывает: медведь уже отошел от домика на несколько шагов, повернувшись к двери спиной. Урванцев ставит примус, стараясь не шуметь, выскакивает за дверь, забегает за павильон и под его прикрытием стремглав бросается к жилищу.

В периоды между походами Николай Николаевич не ограничивался только научной обработкой материалов в своем импровизированном кабинете. Он читал своим товарищам лекции на самые различные темы.

На исходе 1931 года зимовщики устроили праздничный новогодний вечер. Он открылся сообщением Ушакова о плане весенних работ. План обсудили во всех деталях. Активное участие в организации вечера принял Урванцев.

Николай Николаевич рассказывает об этом вечере:

"После Ушакова выступил я с докладом на тему "Время в математике, истории и геологии", в котором коснулся, между прочим, метода определения абсолютного геологического времени на основании распада радиоактивных минералов в горных породах. Это было для всех ново и произвело значительное впечатление. После докладов устроили ужин, сервированный общими силами, а на улице сожгли несколько ракет и магниевых факелов, чем крайне изумили щенков.

Такие вечеринки действуют очень благотворно. Они вносят свежую струю в повседневное однообразие жизни и в темное время способствуют общей спайке и взаимному пониманию".

Большая часть жизни Николая Николаевича, полная нелегких испытаний, по существу, была посвящена поискам рудных сокровищ Таймыра, которые скрывал в своих недрах этот громадный суровый полуостров. Н. Н. Урванцев - один из главных разведчиков его неисчислимых природных богатств. Но он не только находил, но и активно участвовал в их освоении. Велика его роль в становлении Норильского горно-металлургического комбината. Многие годы жизни он отдал этому делу - уже после Северной Земли.

Работая в Ленинграде в Институте геологии Арктики, Николай Николаевич чуть ли не каждое лето наведывался в Норильск, и не как турист, а как консультант, как наставник.

В 1961 году - это была отнюдь не последняя его поездка, а было ему уже 68 лет - Урванцев писал одному из своих корреспондентов:

"Летом я сделал хорошую поездку по маршруту: Красноярск - Игарка - Норильск - Хатанга - Диксон. Побывал во всех наших геологосъемочных партиях, работавших в районах Северной, Курейки, Котуя и Нижней Таймыры. Усиленно пропагандировал идею поисков газа и нефти в районе Норильска и Дудинки. С радостью узнал, что эти поиски стали реальностью. Начали бурить в районе Пясинского озера и реки Рыбной".

Прощание с Северной Землей

28 июля из Архангельска выходит "Сибиряков".

Ночью 13 августа судно бросает якорь в 30 милях от Домашнего. Густой туман мешает капитану Воронину двигаться дальше в неизвестных ему водах. Весь экипаж с нетерпением ждет встречи с мужественной четверкой, и потому радиорубка ледокола забита людьми до отказа. Шмидт и Воронин, научный состав экспедиции, журналисты - все, кто мог под любым предлогом оказаться здесь, находятся в эти минуты в радиорубке. По радио связь установили давно, и сейчас дребезжащий репродуктор доносит голос Ушакова. Он сообщает данные о глубинах около острова, румб, по которому лежит станция.

Медленно, ощупью двигается ледокол к острову. И вот спустя несколько часов островитяне начинают различать в рассеивающемся тумане зыбкие очертания корабля.

Североземельцы, приодетые, на мотоботе подходят к "Сибирякову".

Ревет корабельный гудок, на мачтах появляются флаги расцвечивания, спускается парадный трап. По нему поднимаются взволнованные и счастливые первожители Северной Земли. На них направлены кино- и фотоаппараты. Североземельцев поражает не столько, может быть, сама встреча, сколько несметное, на их взгляд, количество людей, толпившихся на палубе судна. Еще бы! Два года их мир ограничивался только ими. А здесь - десятки сибиряковцев, и каждый стремится обнять героев. В течение по крайней мере часа, как им кажется, они переходят из одних объятий в другие.

Кают-компания, естественно, намного просторнее радиорубки, но сейчас и она забита так, что нельзя пошевелиться.

Ушаков и Урванцев выступают с неофициальным отчетом - коротко рассказывают о маршрутах и исследованиях, об основных итогах, добытых двухлетним нечеловеческим трудом, о главном результате этого труда - карте архипелага.

Последние слова Ушакова встречены аплодисментами. Карта Северной Земли необходима уже здесь, на "Сибирякове". С ее помощью можно решить вопрос, каким путем пройти в море Лаптевых: то ли одним из проливов - Шокальского или Красной Армии, то ли обойдя Северную Землю с севера. Все взвесив, руководство экспедиции выбирает последний вариант - вокруг Северной Земли. С карты снимается копия. Труд Урванцева - Ушакова получает первое практическое применение.

Ровно на сутки задержались сибиряковцы у острова Домашнего. Многие из них, конечно, побывали на берегу, познакомились с хозяйством островитян, не переставая, расспрашивали обо всем и поражались всему.

Задерживаться "Сибиряков" не мог, не имел права, нужно было спешить. Еще никому не удавалось за одну навигацию пройти весь Северный морской путь. Снова Шмидт и Воронин, все, находящиеся на корабле, прощаются с североземельцами, но теперь без той тревоги, что два года назад. Поручение Родины выполнено, люди здоровы, и скоро "Русанов" заберет четверку домой.

И действительно, не успела корма "Сибирякова" растаять в призрачном свете полярного дня, как вдали показался "Русанов".

На нем прибыла новая смена зимовщиков, которой предстояло нести эту нелегкую, но становившуюся уже обычной благодаря накопленному опыту вахту на полярной станции. Началась выгрузка имущества и запасов для зимовщиков, передача того, что сохранилось на Домашнем.

16 августа суровая земля останется позади. Жаль, трудно ее разглядеть - туман как моросящий дождик. Только красный флаг, поднятый два года назад, пламенеет несмотря ни на что! Хорошо еще видна коса, куда на прощальный гудок выбегают собаки и с недоумением и тревогой смотрят на отходящее судно.

На Домашнем с новой сменой осталась большая часть собак. Немало добрых слов, согретых теплом и дружеской улыбкой, посвятил Ушаков этим верным друзьям и помощникам в своем дневнике. И на последних его страницах он снова обращается к ним:

"Все они, погибшие и оставшиеся в живых, были нашими верными помощниками. Они делили с нами все тяготы и невзгоды. Часто на них падали не меньшие трудности, чем на нас самих, и во многом нашей победой мы обязаны их выносливости.

7 тысяч километров пути в метелях, морозах, хаосе айсбергов, в неразберихе торошенных льдов, темноте полярной ночи, в ледяной воде и снежной каше, по гололедице, обнаженным камням, по сугробам рыхлого снега - вот общий итог всех наших маршрутов, походов по закладке продовольственных складов и охотничьих поездок. Мы бы не проделали этот путь без помощи наших четвероногих".

На возвращение в Архангельск у "Русанова" ушло больше месяца: по пути исследовали пролив Шокальского - его глубины, возможности судоходства, в районе мыса Оловянного соорудили небольшой домик и оставили там запас продовольствия для будущих исследовательских работ, а на мысе Челюскина построили новую полярную станцию.

Только 24 сентября "Русанов" вошел в Архангельск.

Здесь местной конторе Госторга зимовщики сдали всю охотничью добычу и произвели полный расчет с кредиторами. Журавлев остался со своей женой, пережившей тяжелую утрату. Урванцев и Ходов на несколько дней направились в Ленинград, а начальник экспедиции - в Москву.

Арктической комиссии были представлены отчеты и карта, а в Центральном Комитете партии заслушано сообщение Ушакова об итогах экспедиции.

24 октября 1932 года "Известия" опубликовали карту Северной Земли и статью председателя правительственной Арктической комиссии С. С. Каменева "Подвиг Ушакова". В ней говорилось:

"Белому пятну на месте Северной Земли в Северном Ледовитом океане предстояло оставаться незаполненным на очень долгие времена, если бы за обследование этой Земли не взялись новые, пролетарские исследователи, не зараженные дореволюционными открывательскими настроениями и всяческой ненужной "арктической романтикой"...

Экспедиция т. Ушакова дала нам образцы, как должны быть организованы проникновения в неизвестные арктические пространства, дала пример, как надо ориентироваться в этой обстановке неизвестности. Само собою разумеется, что в основу борьбы с неизвестностью должны быть положены исключительная отвага, решимость, напористость, выносливость и наука. Надо знать очень многое, начиная от езды на собаках и кончая владением точнейшими инструментами геодезии, астрономии, геологии, надо знать много других дисциплин, - тогда пройдешь тысячи километров, тогда не заблудишься, тогда точно определишь свое местонахождение, тогда нанесешь весь пройденный путь на карту, тогда определишь геологическое строение земной поверхности, которую исследуешь, и тогда по нескольку десятков дней будешь в состоянии находиться в полной оторванности на многие сотни километров от стоянки, среди льдов и буйной арктической стихии.

...Было достаточно случаев, характеризующих капризы, а порой и буйство арктической природы. Но человек - в данном случае участники экспедиции, а их было только четверо: тт. Ушаков, Урванцев, Ходов и Журавлев - оказался сильней, победил, добился своего, и добился не с помощью удачного случая, а двухлетней борьбой и решимостью".

Здесь нельзя не сказать о той роли, которую сыграл С. С. Каменев в организации Североземельской экспедиции. И не только ее - в подготовке и осуществлении того планомерного наступления на труднодоступные районы Заполярья, которое стало развертываться с начала тридцатых годов.

Главнокомандующий вооруженными силами республики с июля 1919 года по апрель 1924 года, Сергей Сергеевич в то время, о котором идет речь, был заместителем наркома по военным и морским делам и заместителем председателя Реввоенсовета СССР. Вскоре после событий, связанных с полетом У. Нобиле на дирижабле "Италия", в стране была образована правительственная Арктическая комиссия. Возглавил ее С. С. Каменев. Практически комиссия эта руководила всеми делами, свершавшимися тогда в Заполярье и принимавшими год от года все больший размах. Впрочем, предоставим лучше слово Г. А. Ушакову, который после кончины С. С. Каменева в 1936 году от имени всех полярников страны писал:

"Ведя огромную работу в Красной Армии, С. С. Каменев уделял много внимания самым разнообразным областям жизни своей родины. Он был не только активным участником, но и руководителем целого ряда обществ, и везде, где он работал, всюду проявлялся его кипучий темперамент, большой опыт и организаторский талант.

Очень ярко это сказалось в его активном участии в организации побед большевиков в Арктике...

Беспредельная вера в нового человека нашей эпохи, в большевика и большевистский коллектив и в нашу отечественную технику была чертой Сергея Сергеевича.

Когда в 1930 году мною был представлен проект экспедиции для исследования Северной Земли и нанесения ее на карту силами четырех человек, многие отнеслись к этому скептически, а некоторые называли этот проект просто авантюрой. Первыми, кто поверил в осуществимость проекта, были С. С. Каменев и О. Ю. Шмидт.

Только благодаря их активной поддержке и беспрерывному вниманию к маленькому коллективу Северная Земля была обследована, и в 1932 году североземельцы могли представить председателю правительственной Арктической комиссии т. Каменеву первую карту Северной Земли".

18 декабря 1932 года газеты сообщили о том, что "Президиум ЦИК СССР постановил за исключительные заслуги в деле исследования Северной Земли наградить орденом Ленина начальника экспедиции на Северную Землю тов. Ушакова Г. А. и инженера-геолога тов. Урванцева Н. Н., а также орденом Трудового Красного Знамени - радиста тов. Ходова В. В. и охотника тов. Журавлева С. П.".

...Когда в послевоенные годы встал вопрос о присуждении Ушакову ученой степени доктора географических наук, какой-то не очень сведущий человек спросил, а где же его диссертация, как с защитой? Академик В. А. Обручев ответил: - Его диссертация на всех картах мира.

"Географическим подвигом века" назвал Э. Т. Кренкель подвиг Североземельской экспедиции.

После возвращения с Северной Земли Ушаков стал ближайшим помощником О. Ю. Шмидта, его заместителем по Главному управлению Северного морского пути.