Новоселы острова Врангеля

Встреча с Йероком

"Ставрополь" вошел в бухту Провидения ранним июльским утром 1926 года. С борта парохода хорошо были видны строения фактории, небольшое здание школы и эскимосский поселок - несколько десятков яранг. Протяжный гудок парохода возвестил о прибытии. С берега возбужденным лаем откликнулись собаки.

Якорные цепи еще не натянулись, а к борту "Ставрополя" уже подходил вельбот, полный народу. Первым по трапу поднялся смуглый светловолосый человек в клетчатой кепке. Смуглолицый безошибочно выделил в толпе, стоявшей у борта, начальника экспедиции, подошел к нему и представился:

- Павлов...

Георгий Алексеевич Ушаков слышал о Павлове еще во Владивостоке и очень хотел, чтобы он отправился с ним на остров Врангеля.

В бухте Провидения уже знали об экспедиции, которая направлялась на остров Врангеля для организации там советского поселения. Знали потому, что Дальневосточное управление Госторга заранее приобрело и содержало здесь ездовых собак для Ушакова и его спутников. Значит, особых объяснений не требовалось, и Георгий Алексеевич прямо спросил у Павлова:

- С нами на остров Врангеля?

- А надолго?

Что мог ответить на это будущий начальник острова?

Плановый срок зимовки - два-три года. Но можно ли поручиться, что ледовые условия позволят своевременно снять зимовщиков? Такого ручательства в те годы никто дать не мог. Может, два-три, может, все четыре... Вот хороший промысел можно обещать. Есть богатые лежбища моржа, есть медведь и песец. Ведь не зря же кое-кто давно имеет виды на этот остров. Остальное выяснится на месте.

Павлов думал недолго. В знак согласия они обменялись крепким рукопожатием. Промысловик решил за себя, за Асенго и свою годовалую Юльку.

Иосифа Мироновича Павлова хорошо знали на Чукотке. Окончив учительскую семинарию в Петропавловске-Камчатском, он приехал в 1917 году в бухту Провидения и стал учить детей. Привязался к этому краю и навсегда остался здесь. Изъездил полуостров вдоль и поперек, хорошо изучил быт и язык местного населения,- женился на эскимосской девушке Асенго. Ловкий и опытный охотник, для эскимосов и чукчей он стал своим, ему доверяли, дорожили его дружбой. "Наш Ивась" - так звали его здесь.

Договоренность с Павловым - хорошее начало. Но этого мало. Чтобы основать постоянное поселение - первое на далеком острове, нужно набрать еще охотников-промысловиков с семьями.

Ушаков в шлюпке направился к берегу, к эскимосскому становищу. И нескольких шагов не успел сделать по отмели, как из ближайшей яранги, поставленной прямо на берегу, с отчаянным криком вылетела почти голая девушка-эскимоска, за ней - другая... Следом - пожилой, но, видимо, еще сильный эскимос с гарпуном в руке. Размышлять было некогда. Едва эскимос поравнялся с ним, Ушаков подставил ногу, и тот упал, выронив гарпун. Какие-то секунды понадобились упавшему, чтобы вскочить на ноги, подобрать гарпун и замахнуться на незнакомца. Но под его твердым взглядом рука эскимоса как бы в нерешительности повисла в воздухе.

Так они стояли друг против друга несколько мгновений - стройный, выше среднего роста Ушаков и полуголый приземистый старик. Лишь чуть подрагивал кончик гарпуна, занесенного для удара. Георгий Алексеевич твердо смотрел в налитые пьяной кровью глаза охотника. Малейшее движение, любое проявление нерешительности - и гарпун пронзит его. Наконец, удивленный спокойствием неизвестного, эскимос спросил:

- Ты всегда так делаешь?

- Всегда!

- Может быть, ты хорошо делаешь, - заключил он и, опустив гарпун, направился в ярангу.

Минуту спустя вернулись девушки. Из их бессвязных объяснений Ушаков понял, что старик - их отец Йерок, "большой охотник", "самый большой". У какого-то матроса с парохода "Анадырь", пришедшего в бухту несколько раньше "Ставрополя", он раздобыл спирту. И не случись здесь Георгия Алексеевича, обезумевший от алкоголя охотник мог убить своих дочерей...

Случай этот не имел, казалось, отношения к тому делу, ради которого Ушаков прибыл сюда. Но именно случай этот и помог ему. Для разговора о переселении на остров Врангеля Георгий Алексеевич зашел в одну ярангу, другую. Везде его встречали с искренним радушием, с традиционным для обитателей этих краев гостеприимством, но переселяться отказывались. Пусть побережье оскудело промысловым зверем, пусть жизнь в последние годы стала вовсе полуголодной, но покинуть землю предков, покинуть родные места - на это промысловики не решались. И Ушаков ни с чем вернулся на "Ставрополь"...

Трудно сказать, сколько сил и времени пришлось бы потратить на вербовку переселенцев, если бы не тот самый Йерок. Придя в себя после долгого сна, он вспомнил о неожиданной встрече с неизвестным. Узнав от соседей о цели его приезда, Йерок решил ехать с ним - он верит этому бесстрашному русскому. И старый охотник отправляется к Ушакову на "Ставрополь", чтобы сообщить ему о своем решении.

Теперь с Ушаковым Павлов и Йерок - самые уважаемые в поселке люди. И это меняет настроение эскимосов: к переселенцам присоединяется еще несколько семей.

Правда, бедняки, ничего не терявшие при переселении.

"Все их имущество, - напишет позднее Ушаков, - поместилось на один кунгас, оно состоит из грязных, изодранных и вытертых оленьих шкур, проржавевшего оружия. А у некоторых и этого нет: Кивъяна - без яранги, а Етуи - без ружья. На шесть семей один вельбот, одна байдара, полторы упряжки собак и не больше полусотни патронов".

Много лет спустя в одном из писем на материк старожилы острова Врангеля вспоминали:

"Всем нам было тяжело оставлять землю наших отцов и ехать на неизвестный остров, куда нас звал умилек Ушаков. С каждым из нас долго говорил Ушаков. Мы ему поверили. Поехали. Он нам сказал правду. Мы нашли хорошую жизнь".

На борт "Ставрополя" поднимаются семьи Таяна, Тагью, Кмо, Етуи, Нноко, Кивъяна. На палубу ложатся свернутые яранги, нарты, всевозможные домашние пожитки, промысловое снаряжение. Погружаются собачьи упряжки.

На мысе Чаплина, куда из бухты Провидения заходит пароход, к переселенцам присоединяются еще три чукотские семьи - Палю, Аньялика с двумя братьями и Аналько с двумя сыновьями. Не хотелось, по правде сказать, начальнику брать Аналько - местного шамана. Но Палю и Аньялик не соглашались отправиться без него. Ушаков уступил, подумав про себя не без улыбки: "Вот и еще одна задача - кто кого: большевик или шаман?"

Считая семью охотника Скурихина с Камчатки, который еще в Петропавловске вошел в состав будущего поселения, на пароходе собралось двенадцать охотничьих семейств да еще семьи Ушакова, врача Савенко и Павлова. Почти 60 человек! Им и предстояло стать первыми жителями на далеком острове.

9 августа "Ставрополь" подошел к южному берегу острова Врангеля. Вот как рассказывает об этом Г. А. Ушаков:

"Учащенно билось сердце каждого участника экспедиции, когда мы быстро начали приближаться к четко вырисовывающемуся берегу. Мрачными темными великанами дыбились береговые скалы над белой полосой прибрежных льдов и на фоне их выглядели еще угрюмее. Остров казался безжизненным.

Однако чем ближе мы подходили к берегу, тем становилось яснее, что и на этом затерянном во льдах острове жизнь бьет ключом. Вот с громким криком пролетает стая чаек. За ними, часто взмахивая крыльями, словно торопясь куда-то, несется кайра. На воде крутятся кулички-плавунчики. Рядом с кораблем показывается голова любопытного тюленя".

С борта спустили катер. Ушаков и капитан Миловзоров отправились на нем вдоль берега, чтобы выбрать место для поселка - здесь ли, в бухте Роджерс, или немного дальше, в бухте Сомнительной...

Почему именно в 1926 году, когда еще не могло быть и речи о сколько-нибудь широком освоении безлюдных северных территорий, возникла необходимость создания поселка на острове Врангеля?

Все готово, флаг поднят. В дорогу! (остров Врангеля)

В 1925 году стало известно, что в Канаде готовится новая, третья экспедиция^* для высадки на остров Врангеля. Об этом же довольно откровенно заявил в своей книге, выпущенной в том же году, и один из канадских полярных путешественников - В. Стефансон: "Мы хотим иметь остров Врангеля для развития воздушных путей, чтобы он был базой для дирижаблей и самолетов точно так же, как Фолклендские острова служат базой для наших кораблей и крейсеров".

^* (Пользуясь тяжелым положением Советского Союза в годы гражданской войны, англичане дважды пытались присоединить остров к владениям английского короля. Первая экспедиция, состоявшая всего из пяти человек, кончилась трагически. Членов же последующей, второй экспедиции сняли с острова советские моряки, посланные Советским правительством на корабле "Красный Октябрь" в 1924 г.)

Именно поэтому Советское правительство и приняло решение создать на острове постоянное поселение. Организация такого поселения и научной станции была поручена Дальневосточному управлению Госторга. Первым делом нужно было подыскать человека на должность начальника экспедиции, слух о которой быстро разошелся по краю. Не менее двадцати человек пожелали принять участие в ней. Среди них оказался и молодой коммунист Георгий Алексеевич Ушаков.

Мог ли мало кому известный тогда работник дальневосточного Госторга рассчитывать на то, что предпочтут его кандидатуру? Мало вероятно... Его молодость, отсутствие какого бы то ни было арктического опыта и специального образования - все это достаточные на первый взгляд основания, чтобы отклонить такую кандидатуру. Хорошо все это понимая, Георгий Алексеевич пишет в конце 1925 года уполномоченному Наркомвнешторга и Госторга РСФСР по Дальнему Востоку письмо. И сегодня оно поражает ясностью и широтой видения задачи, конкретностью намеченной программы действий, трезвой оценкой своих возможностей и стройной логикой аргументов:

"В начале июня текущего года по согласованию с Приморским губкомом РКП(б) я обратился к Вам по телеграфу с просьбой командировать меня для работы на Камчатку. В конце октября, по приезде в Хабаровск, я устно повторил свою просьбу о посылке меня на Север. Вопрос Вами был оставлен открытым.

Мне кажется, что моя просьба произвела на Вас впечатление поступка необдуманного: решения, принятого наспех, питаемого ребяческим романтизмом. Мне хочется попытаться доказать Вам, что мое решение глубоко продумано.

Я уже давно решил посвятить свою жизнь исследованию нашего крайнего северо-востока.

Мною учтены все трудности намеченного пути, все данные моего характера, взвешены все "за" и "против".

Недолгая остановка в пути (остров Врангеля)

Родился и вырос я в суровой обстановке Яблонового хребта, и эта пройденная мною школа дает мне право надеяться, что следующая ступень еще более суровой школы жизни на северо-восточной окраине будет пройдена успешно.

Приняв решение, я занялся проработкой специальной литературы, посвященной данному вопросу. Связь с компетентными лицами и учреждениями облегчила мне эту задачу. В настоящее время мне удалось установить связь со всеми отделами и учреждениями Академии наук СССР, прямо или косвенно заинтересованными в научно-исследовательской работе на северо-восточной окраине Союза. Эта связь дает в мои руки как руководящие материалы, так и конкретные указания к предстоящей практической работе.

Все сказанное выше должно убедить Вас, что я собираюсь отправиться на Север не ради любопытства туриста или выгод гастролера, а ставлю перед собой глубоко продуманную задачу, к решению которой веду подготовку по всем доступным мне линиям...

Едва ли представляется возможность посылки ученого "с именем", принимая во внимание кабинетный характер таких людей, а также все трудности и риск предстоящей продолжительной поездки. А если это и удастся осуществить, то все же целесообразность посылки такого лица будет сомнительна, так как нет ученых, не имеющих за плечами солидного возраста.

Наш север и северо-восток не исчерпываются одной Землей Врангеля. Область потребует много сил и времени, и поэтому целесообразнее послать человека, у которого жизнь впереди и которого хватит не на одну Землю Врангеля.

Все вышесказанное заставляет меня (еще раз напомнив, что мое решение глубоко обдумано, твердо и предопределяет план всей моей жизни) снова обратиться к Вам с просьбой о выдвижении моей кандидатуры для работы на Земле Врангеля".

Письмо, видимо, возымело действие. Ушаков назначается уполномоченным крайисполкома "по управлению островами Северного Ледовитого океана Врангеля и Геральд с 8-го сего мая (1926 года), с местопребыванием на острове Врангеля", а также заведующим факторией Совторгфлота. В инструкции, данной ему по этому поводу, между прочим, говорилось: "...принять все меры к максимальному использованию пушных богатств острова, причем строго следить, чтобы это использование не носило характера хищнического избиения Зверя".

Какая существенная разница с практикой, продемонстрированной зарубежными "охотниками" на том же острове! Промысел зверя на самой далекой нашей окраине только-только начинался, а советские органы власти заботились о рациональном его ведении.

На плечи молодого человека легла вся тяжесть миссии основателя первого поселения на острове Врангеля. Тяжесть, которую сегодня трудно представить себе в полной мере. К Георгию Алексеевичу очень подходило слово "начальник", если употреблять это слово в его буквальном, изначальном смысле: тот, кто начинает дело, кто стоит в начале пути.

Парень из амурской тайги

Ушаков писал впоследствии о себе:

"Я начал работу в Арктике, когда слово "полярник" еще редко встречалось в нашем языке. Советская работа в полярных областях только развертывалась.

Мне давно хотелось увидеть страны полуночного солнца, побывать в морских льдах, поохотиться на моржей и белых медведей и особенно увидеть полярное сияние. Я мечтал об этом с тех пор, как, будучи еще подростком, прочитал несколько книжек о путешествиях в полярные страны. И тогда я начал грезить этим, потому что любил суровую природу, преодоление всяких трудностей, борьбу со стихией и приключения".

Родился Георгий Алексеевич в Лазарево, небольшой таежной деревушке, ныне Амурской области, в 1901 году в семье крестьянина-казака. Вокруг - узкие полоски пашни, зыбкие болота, непроходимая тайга. С раннего детства его отличали жгучий интерес ко всему неизвестному и неуемная тяга к знаниям. А в деревне всего одна книжка - пушкинская поэма "Руслан и Людмила", да и в той недоставало нескольких страниц. Хорошо, что отец Егорки знал их наизусть. Знал он не только про Руслана; держал в своей памяти сказки о царе Салтане, о золотой рыбке.

С помощью отца Егор рано обучился грамоте и часто читал сказку сверстникам, а иногда и взрослым казакам.

Детство в дальневосточной тайге, особенно в те времена, - суровое детство.

"Уже с десяти лет, - вспоминал Георгий Алексеевич, - я нередко сопровождал старших братьев на охоте на крупного зверя в дальневосточной тайге. Здесь я впервые увидел могучие паводки таежных рек; бывали случаи - спасался от грозной, но захватывающей по красоте стихии лесных пожаров; в лунном свете августовских ночей видел лося, отзывающегося на звук охотничьей трубы; отсиживался на березе от разъяренной медведицы; прислушивался к шороху змей в травах Амурских болот; следил за распусканием почек весной и за переходом зелени в багрянец осенью; спал в зимние морозы у костра и наблюдал в ночной темноте фосфорический свет рысьих глаз, а в двенадцать лет увидел прыжок тигра, смертельно раненного охотником".

Жажда знаний привела Ушакова в Хабаровск. Ему тогда было четырнадцать лет. Он поселился в ночлежном доме, а на жизнь зарабатывал продажей газет. Жалкое пристанище, скудный заработок, но жить можно, а главное - учиться в городском училище.

Неожиданно ему повезло. Однажды к нему подошел стройный, военной выправки человек. Спокойный взгляд его глубоко посаженных глаз изучающе задержался на уличном продавце газет. Что-то в подростке привлекло его внимание: то ли достоинство, с которым держался паренек, то ли умные глаза и скрытая энергия во всех его движениях. Это был В. К. Арсеньев, выдающийся исследователь Дальнего Востока, писатель, в ту пору директор Хабаровского музея.

О той роли, какую он сыграл в жизни Ушакова, рассказывает сам Георгий Алексеевич:

"Случай однажды свел меня с интереснейшим человеком - самым значительным из всех тех, кого я видел до сих пор. Пятнадцати лет я оказался в роли полевого рабочего, или скорее мальчика на побегушках, в отряде В. К. Арсеньева - знаменитого исследователя Уссурийского края, знатока и тонкого ценителя природы, превосходного писателя.

В. К. Арсеньев вытащил меня из хабаровского ночлежного дома...

Целое лето я провел в тайге бок о бок с этим замечательным исследователем, учась у него разбирать сложную жизнь природы, заслушиваясь по вечерам увлекательнейшими рассказами о путешествиях".

Свершилась Великая Октябрьская революция. Ушаков мог продолжить учебу уже в советской школе. Но недолго пришлось ему заниматься науками: враги революции развязали гражданскую войну, началась интервенция. Решалась судьба Дальневосточного края, всей России.

Где мог, где должен быть сын "изробившегося" крестьянина, слушавший вечерами у костра увлекательные рассказы Арсеньева о доблестных сынах русской земли? Он делает единственно возможный для себя выбор: вступает в ряды борцов за Советскую власть.

Многое испытано, многое пережито этим юношей в последующие пять-шесть лет: партизанские тропы в родной тайге, большевистское подполье, бои в Приморье. В короткие периоды затишья - занятия в учительской семинарии, потом - в Дальневосточном университете.

Но и после освобождения Приморья, в котором молодой коммунист принимал активное участие, закончить университет ему не удалось. По заданиям крайкома партии он работает в деревне, затем в конторе дальневосточного Госторга.

И вот теперь назначение на остров Врангеля. Подготовка экспедиции оказалась делом трудным, прежде всего потому, что все, или почти все, делалось впервые.

Ровно через десять лет Отто Юльевич Шмидт отметит, что на пути приобщения Заполярья к социалистическому строительству заселение и освоение острова Врангеля было одной из самых первых, если не самой первой вехой. Серьезное освоение Арктики в ту пору, по существу, еще не начиналось - оно развернулось несколько лет спустя.

Георгий Алексеевич в деле освоения или, лучше сказать, обживания Арктики был пионером. Впрочем, в связи с ним еще не раз придется применять это почетное слово - пионер.

Итак, начались многомесячные сборы.

Длинный-длинный список всего необходимого для экспедиции включал сотни наименований: собаки, нарты, снаряжение для них, меховая одежда и меха, оружие и боеприпасы, хозяйственные и строительные материалы, разнообразное продовольствие, медикаменты, научное оборудование, приборы. Многое из того, что требовалось, пришлось закупать за границей.

Сборы усложнялись еще и тем, что Ушаков, отправляясь в Арктику, не обо всем имел четкое представление, скажем о программе научных работ и ее выполнении. Он консультировался с научными учреждениями, с Академией наук, подбирал литературу. Средств было отпущено мало. Часть научного оборудования и приборов, не говоря уже о литературе, Георгий Алексеевич приобретал на собственные деньги. Возникли сложности с радиоустановкой. Коротковолновой связи в Заполярье еще не существовало. Эксперименты с нею только-только начинались в Арктике. Длинноволновый же передатчик слишком громоздок и весьма сложен для установки. Его не успеешь установить за то короткое время, что пароход будет стоять у острова. И Ушаков отказывается от радиосвязи.

Главная забота руководителя экспедиции - люди будущего поселения. Прежде всего - охотники, промысловики. Эта проблема была решена примерно так, как задумал Ушаков еще во Владивостоке.

Новому поселению нужен был врач. Георгий Алексеевич поместил объявление об этом во владивостокской газете "Красное знамя". Одним из первых по объявлению пришел Николай Петрович Савенко и после откровенной и обстоятельной беседы с ним Ушакова был зачислен врачом экспедиции. Едва ли не самым сложным оказался поиск подходящего судна. Но вот наконец подобрано и судно - видавший виды пароход "Ставрополь" во главе с опытным капитаном П. Г. Миловзоровым.

15 июля экспедиция отбывала из Владивостока. Проводить ее пришло много народу. Все были взволнованы, понимая, что отплывающим предстоит почетная, но трудная миссия.

Судно сделало короткие остановки в Петропавловске-Камчатском, бухте Провидения и на мысе Чаплина. Льды в тот год не препятствовали продвижению, и "Ставрополь" 8 августа 1926 года достиг берегов острова Врангеля без особых осложнений.

Самый трудный год

После тщательной разведки на катере, осмотра бухты Сомнительной поселок решили возводить в бухте Роджерс. Здесь ровный берег, возвышающийся метров на десять - двенадцать над морем. А главное, высокие холмы защищают бухту от суровых северо-западных и северных ветров.

Пароход стоял у острова всего неделю. Днем и ночью шла разгрузка судна. А на берегу спешно собирался бревенчатый дом. К концу недели барометр стал падать, и, чтобы не подвергать судно риску, Ушаков решил не задерживать его, хотя работы было еще непочатый край.

15 августа "Ставрополь" поднял якорь и вскоре исчез из виду. Зимовщики, оторвавшись от дел для недолгого прощания, снова вернулись к своим заботам. А их более чем достаточно. Прежде всего нужно закончить сборку жилого дома, стоявшего без окон и дверей, настлать потолок, соорудить печи, построить склад.

Работали несколько дней почти круглосуточно: короткий сон в холодных палатках - и снова за топоры. Наконец дом готов. Печи натоплены, в комнатах (по морской традиции их называют здесь каютами) по-настоящему тепло и уютно. Впервые после высадки на берег полярники могли по-человечески отдохнуть.

Но аврал еще не закончен. Нужно достроить склад. Почти сотня тонн разных грузов лежит на берегу под открытым небом. Продукты, овощи в том числе, может засыпать снег, и часть продовольствия погибнет. Еще несколько дней штурма, и склад готов. На очереди теперь другая работа: в пакгауз нужно перенести тонны грузов. Все островитяне участвуют в этой однообразной утомительной работе.

А время бежит, время не ждет. Вот-вот грянут морозы, опустится полярная ночь. Остров окружат сплошные льды. Охота станет невозможной, поскольку тюленя и моржа можно добыть только у открытой воды. Не будет охоты - переселенцы останутся без мяса. Такого допустить нельзя. Свежее мясо - основной продукт питания чукчей и эскимосов. Даже не столько мясо, сколько жир моржа, тюленя, белухи. Жир необходим также для отопления и освещения яранг. Так веками складывалась жизнь на побережье северных морей. И какие бы продукты - даже мясные консервы, колбасы, сосиски, не говоря уже о крупах и муке, - ни имелись на складе, они не спасут положение. Без мяса поселок обречен. Это прекрасно знал Ушаков. К тому же ездовые собаки - их на острове больше сотни - ежедневно требуют свои 60-70 килограммов свежего мяса. А собаки - единственный вид транспорта на острове, и о них тоже нужно заботиться.

Однако наладить регулярную охоту оказалось не так просто. В августе и сентябре переселенцам удавалось изредка добыть одного-двух моржей. Это бывало, когда в бухту заносило "черную" льдину - льдину, на которой распластывались моржи, чтобы погреться под скупыми лучами уходящего солнца.

Сезон охоты на моржей заканчивался. Охота становилась изнурительным трудом, а главное - весьма опасным. Началась подвижка льдов, обычная в это время года. Хрупкий вельбот могло вынести в открытое море, льды - раздавить его.

Один такой выход восьми человек на вельботе за моржами продолжался несколько часов. Льды повредили и чуть не раздавили его. Добыли охотники две туши. "Голодные, измученные борьбой со льдами, - пишет Ушаков, - мы сидели на твердой земле и посматривали на нашу добычу, лежавшую на отмели. Эти две туши могли стоить нам жизни. Но недостаток мяса зимой грозит еще более тяжкими последствиями".

И только крайняя нужда в свежем мясе вынуждала Ушакова рисковать самому и допускать, чтобы подвергались опасности другие. Кроме того, одна бухта Роджерс не могла обеспечить всех мясом, а теперь тем более: вот-вот ее совсем закроют льды. Георгий Алексеевич понимал, что надо искать другие места для охоты на острове, при этом не ограничиваться только морским промыслом.

Еще в августе, когда "Ставрополь" стоял в бухте, на воду был спущен гидроплан. Вместе с летчиком О. А. Кальвицей Ушаков облетел остров и пытался запомнить места, подходящие для промысла. Это прежде всего бухта Сомнительная и северная часть острова. Значит, нужно хотя бы несколько семей переселить в бухту Сомнительную, находящуюся километрах в тридцати западнее поселка.

Пришлось вести трудные переговоры, долго убеждать, доказывать. Наконец две семьи согласились поехать вместе с Ушаковым, чтобы посмотреть и, может быть, там остаться. В начале сентября переселение состоялось. Благополучно прошли на вельботе к бухте и, найдя удобное место неподалеку от нее, возвели из плавника, собранного тут же, две яранги.

Ушаков возвратился на главную базу довольный. Но его несколько беспокоило, сумеет ли он вовремя прийти им на помощь, если что случится. Впрочем, дело сделано, и начало новому поселку положено.

Вскоре охотникам повезло: в бухте Сомнительной они обнаружили огромное количество моржей. Добыча была богатой. До середины зимы переселенцы теперь обеспечены мясом.

И вот закружила первая метель. Установился санный путь. Настала пора поездок по острову. Еще до этого Ушаков с Павловым и несколькими промысловиками побывали в северной части острова, совершив туда трудный пеший переход. Северная часть оказалась довольно удобной для поселения: тихие бухты, ручьи и речушки, стекающие в них. Много плавника - хватит и для построек, и для топлива. А главное - есть морж, есть медведь, еще не израсходовавший летний и осенний жир. Но эскимосы переселяться туда все же не решались. Даже Йерок, самый беззаветный и преданный помощник Ушакова, не смог отважиться на такой шаг. Сидя у костра на северном берегу, Йерок объяснял своему "умилеку", почему он и другие охотники не хотят переселяться сюда.

- Черт живет тут.

- Если черт живет здесь, значит, он есть и на Роджерсе. Но ведь там вы его не боитесь.

- Верно, черт на Роджерсе тоже есть, но там мы живем с тобой и поэтому не боимся. Ты большевик, а черт большевика боится и нас поэтому не трогает...

Обратный путь из-за капризов погоды оказался особенно трудным. И это еще более укрепило веру эскимосов в то, что на севере хозяйничает черт и он не желает, чтобы туда переселялись.

Так большая часть населения и осталась в бухте Роджерс. Поэтому-то колония к середине первой зимы оказалась в крайне трудном положении. Скудные запасы свежего мяса кончились. Собак пришлось кормить вареным рисом, и стая их уменьшалась на глазах.

Право на риск

Ушакову вместе с Павловым и Йероком пришлось немало погонять по острову в поисках медведей. Одна такая поездка имела роковой исход. Ушаков, Йерок и два их спутника провалились под лед. Выбраться-то они выбрались, но им предстояло в мокрой одежде идти 70 километров до дома. И они прошли эти километры. Но какой ценой! Заледеневшие кухлянки при движении ранили тело, холод пронизывал насквозь. Дома, чтобы снять одежду, пришлось разрезать ее.

Георгий Алексеевич тяжело заболел острым воспалением почек. Тогда же заболел и Йерок. Организм старого охотника, десятилетиями сопротивлявшийся нужде и лишениям, на этот раз не справился с болезнью. 15 января он скончался.

Ушаков очень переживал эту утрату. Он писал:

"Больно сжалось сердце. В памяти пронеслись эпизоды нашей совместной жизни... Встала перед глазами его маленькая, приземистая фигура, освещенная светом костра, когда он поддержал меня, горячо выступив против суеверий своих сородичей. Пронеслись в памяти картины совместной охоты и длинные вечера, проведенные в палатке около сооруженной им жировой лампы...

Я терял человека, который понимал меня, был незаменимым товарищем, с которым нас крепко сроднили пять месяцев совместной жизни и борьбы".

Болезнь Ушакова и смерть Йерока ухудшили и без того трудное положение колонии. Теперь оно стало просто критическим. В суеверном страхе никто не осмеливался ходить на охоту. И эскимосы решили покинуть остров, отправиться по льду пролива на материк.

Эскимосы у летней яранги на острове Врангеля

Ушаков еще тяжело болел, когда Павлов сообщил ему эту тревожную весть. Более странного и страшного решения нельзя было и придумать! Не только потому, что оно сводило на нет все усилия Георгия Алексеевича. А прежде всего потому, что вряд ли кто смог бы пройти 150 километров по льду пролива Лонга в мороз и пургу, да еще с ослабевшими женщинами и детьми, со всем домашним скарбом, когда не каждая семья имеет пригодную собачью упряжку.

Безумная мысль!

Совет охотников, устроенный у постели больного, не принял никаких разумных решений. Промысловики отказались идти охотиться на север, даже в сопровождении Ушакова. Почему? Ведь еще недавно они считали, что черт или злой бог, словом, Тугнагак, как он у них именуется, боится их начальника, большевика. Но теперь Ушаков болен, слаб, и черту он не страшен.

"Хорошо, - решает Ушаков, - я поеду на охоту. Поеду один. Даже Павлова не возьму с собой. Поеду сейчас. Еще день-другой, и случится непоправимое. Начнутся сборы, и тогда уже не остановишь. А эскимосы должны увидеть, что даже слабый, больной большевик не боится черта, что нет никаких чертей, черт бы их побрал совсем! Они должны понять, что нужно браться за охоту, и тогда все будут спасены. Есть обстоятельства, когда большевик не только имеет право, но и обязан пойти на риск".

- Иосиф Миронович, - обратился Ушаков после долгого раздумья к Павлову, - готовь собак. Я поеду. Без тебя.

- Да ты что, Алексеич?! В своем ли уме? Не боишься ихнего черта, побойся бога!

- Так надо, Мироныч. Надо. Для дела. А за меня не бойся. Тебе со мной ехать и не нужно. Не тот эффект будет, если что добуду не один.

С трудом натянул кухлянку. Павлов уложил на нарты палатку, спальный мешок, сверток с продуктами.

Удача всегда со смелыми!

"Через четыре часа пути, - вспоминает Ушаков, - собаки подхватили и, распалясь охотничьим азартом, понесли по свежему медвежьему следу. Через час огромный зверь лежал у моих ног.

Но торжествовать было еще рано. Предстояло самое трудное: надо было освежевать зверя. Лежа на снегу, корчась от боли, кусая губы, чтобы удержать стон, обливаясь холодным потом и поминутно вытягиваясь во весь рост, чтобы отдохнуть, я освежевал уже коченевшую на морозе тушу медведя, втянул на нарту шкуру и немного мяса. Но на большее я был уже не способен. Голова кружилась. Силы иссякали. Направив собак на пройденный след, я лег на нарту и привязал себя ремнями. Последняя мысль была о том, чтобы собаки не встретили нового медведя и не потеряли свой след..."

Очнулся дома только на третий день, в постели, окруженный переселенцами. Заметив, что "умилек" пришел в себя, они сгрудились вокруг начальника и заговорили о заготовке мяса... на будущую зиму. Мысль о возвращении на материк была оставлена навсегда. А через неделю несколько промысловиков отправились вместе с Ушаковым на охоту в северную часть острова.

Самое трудное время миновало. И уже смело можно было утверждать, что за первую зиму на острове Врангеля появился не только поселок, но и сложился коллектив - дружный и вполне жизнеспособный. Конечно, с вековыми суевериями нельзя покончить за такой короткий срок, но вера в черта или злого бога сильно пошатнулась, а авторитет Ушакова еще более возрос.

15 августа 1927 года появилась шхуна под американским флагом. Несколько дней она крейсировала неподалеку от берега. "Друг или враг?" - спрашивал себя Георгий Алексеевич.

На всякий случай Ушаков приказал всем мужчинам вооружиться и дать отпор незваным пришельцам, если те предпримут какие-либо враждебные действия. Несколько дней положение оставалось напряженным, но 18 августа шхуна исчезла с горизонта и больше не появлялась.

Остров становится родным

Трудности первой зимовки многому научили новоселов. Они поняли, что в одной бухте не прокормишься, и согласились на расселение. Тяжелые испытания первого года ушли в прошлое.

Теперь Ушаков мог заняться научной, исследовательской работой. Именно здесь, на острове Врангеля, он приобрел тот опыт полярных исследований, который столь блестяще проявился в последующие годы, особенно на Северной Земле.

В октябре 1927 года, когда установился санный путь, Ушаков вместе с Павловым попытался объехать остров и нанести на карту его очертания. В пути находились почти месяц, но прошли не так много: снегу было маловато - собаки едва тянули нарты, не хватило продовольствия, к тому же световой день, когда только и можно работать, катастрофически укорачивался. Повернули домой.

Запись в дневнике подводит итог:

"4 ноября 1927 года. Вот мы и дома. Бесславная поездка, отнявшая почти месяц. Что же нам удалось сделать? Во-первых, заснять около 200 километров маршрута, во-вторых, собрать образцы пород из десяти обнажений... Но главное - мы теперь имеем необходимый опыт для будущей работы по съемке острова".

Трудна Арктика для исследований. Осенью двигаться на нартах трудно - снега почти нет, а светлое время на исходе. Зимой есть снег, но нельзя работать в беспросветном мраке полярной ночи, да еще в пургу, которая свирепствует по многу дней подряд. Наступает весна, начинается светлое время, но снег уже почти не держит нарты, а потом и сходит совсем.

Следующую поездку вокруг острова Ушаков предпринял весной 1928 года. Подготовили ее по всем правилам: в заранее намеченных местах маршрута заложили продовольствие, запасы корма для собак и необходимое снаряжение. На этот раз "кругосветка" удалась. Погода благоприятствовала путешественникам. Они прошли вокруг всего острова, нанося на карту свой путь, береговую линию, местами довольно прихотливую, реки и речушки, стекающие к морю, давая названия мысам, бухтам, равнинам, устьям рек. Так появились на карте, составленной Ушаковым, - первой достоверной карте острова Врангеля - тундра Академии, коса Чичерина, утес Большевик... Через 40 дней путешественники вернулись в бухту Роджерс.

Карта острова Врангеля, может быть, самый важный, но не единственный итог научных исследований Георгия Алексеевича и его помощников. Были собраны данные о ледовом режиме омывающих остров вод, о геологическом строении, животном и растительном мире. При активном участии переселенцев были составлены богатые и ценные коллекции, оформленные Ушаковым по всем правилам.

Все три года велись регулярные метеорологические наблюдения. Их поручили врачу Савенко. Строки из его дневника дают представление о том, каких усилий требовала эта работа в условиях полярной ночи:

"29 декабря 1928 года. Сегодня проснулся около 5 часов утра. Спал под меховым заячьим одеялом. В комнате температура 7° ниже нуля... Открыв дверь тамбура, увидел, как и всегда, сплошную стену плотного снега. Начал копать и выбирать снег. Через час сделал в снегу небольшой проход, не дойдя еще до конца снежной стены. Я забрался в сделанный мною проход и, действуя там лопатой, буравил снежную стену. Ровно в 7 часов я был уже на станции. Весь путь от тамбура до станции (50 метров) я прополз, так как подняться абсолютно невозможно. Порой ветер переходил в ураган. Фонарь держал в зубах. Захватывало дыхание. Температура ниже - 37°С. Едва успел взять отметки максимального и минимального термометров, как задуло ветром фонарь. В темноте, не видя никаких ориентиров, пополз домой. Через 15 минут был уже в тамбуре и, забрав фонарь, вновь пополз на станцию. На этот раз удалось взять все отметки. В 8 часов 45 минут утра был уже дома".

Много обязанностей взвалил на свои плечи начальник острова помимо прямого своего служебного долга. Он стал превосходным охотником за морским зверем, ни в чем не уступая профессионалам промысловикам. В совершенстве овладел далеко не простым умением управлять собачьей упряжкой в дальних поездках по трудным дорогам, а то и по бездорожью, быстро устраиваться на ночлег во льдах в любую погоду. "Он все делает, как эскимос", - говорили о нем сами эскимосы. Это была высшая похвала. Ну и, конечно, Ушаков успешно управлял всеми хозяйственными делами фактории, заботясь о промысловиках и строго соблюдая интересы государства. Сколь ни многочисленны были его заботы, он оставался все тем же внимательным другом и старшим товарищем эскимосов и чукчей - терпеливым, деликатным, но непреклонным, когда этого требовали интересы всего поселения и государства.

Вместе с Павловым и Савенко Ушаков настойчиво боролся с суевериями эскимосов. Сколько раз - в яранге или у костра во время поездок - рассказывал он о большевиках, о партии Ленина, об Октябре, круто изменившем жизнь всех народов России и конечно же и их, народов Севера, жизнь.

Вот одна из записей в дневнике:

"18 апреля. Занимался с эскимосскими ребятами. Способности у них очевидные. Они хорошо рисуют, быстро усваивают письмо. Чтение дается им труднее, вероятно, это объясняется отличием звуков русского языка от эскимосского". Личный пример, как всегда, убеждает больше, чем что-либо другое. В письме старожилов острова, опубликованном к 10-летию заселения острова Врангеля, рассказывается о таком случае: "...один раз мы с Ушаковым шли пешком через остров. Началась пурга, потом сильный туман. Мы шли очень долго, устали, думали - умрем. Тогда Ушаков нашел у себя в сумке и делил с нами маленькие кусочки мяса и хлеба, и мы остались живы. Тогда мы узнали, что советские люди не боятся опасности. И мы узнали, как большевик относится к эскимосу".

В борьбе с суевериями Ушаков был очень изобретательным. Чтобы заставить эскимосов и чукчей добровольно отказаться от "услуг" шамана, а самого шамана - жить по законам нового, советского общества, нужно было всенародно уличить его в обмане. И Ушаков выбрал для этого подходящий момент.

...Среди трех семей, которые согласились переселиться первыми на северную сторону острова, была и семья шамана Аналько. То ли он хотел этим согласием продемонстрировать свою лояльность по отношению к "умилеку", то ли показать, что он, шаман, всегда сумеет договориться с Тугнагаком, то ли, скорее всего, чтобы избавиться от соседства с начальством в бухте Роджерс. Во всяком случае, вместе с Кмо и Етуи он обосновался на севере, у косы Бруч. И тут развернул во всю свою "деятельность": "общение с духами", прорицания, врачевание (все это действо называется "камлание"). К нему стали ездить поселяне - не в открытую, правда, а под тем предлогом, что направляются в гости, к родственникам.

Убедить поселенцев, что "камлание" Аналько, его "общение с духами" - просто-напросто жульничество, Ушакову долго не удавалось. Никакие слова не помогали.

- Мы же не малолетки, - обижались эскимосы. - Нас нельзя обмануть. Аналько действительно может разговаривать с Тугнагаком, может задобрить его подарками, и тогда он нам не сделает зла.

Однажды - дело было во вторую зиму - Ушаков увидел, что несколько нарт направились на север, к косе Бруч. "Не иначе как к шаману", - подумал он. Немного подождав, Ушаков и Павлов поехали за ними. Вот и новый поселок в три яранги. "Умилек" со своим спутником подходит к яранге Аналько.

Оттуда доносится дробь бубна, завывание и пение шамана. "Камлание" идет полным ходом. Ушаков внимательно слушает, а Павлов переводит ему. Аналько громко обращается за помощью к Тугнагаку. В этот момент Георгий Алексеевич остолом^* сильно бьет по стене. В яранге воцаряется молчание, которое нарушает чей-то испуганный вскрик. Шаман снова взывает к злому духу. Ушаков еще два раза бьет остолом. Вдохновленный столь очевидной поддержкой Тугнагака, Аналько начинает торжественно пророчествовать...

^* (Остол - крепкая палка с острым наконечником. Используется при езде на нартах для их торможения. )

Ушаков и Павлов входят в ярангу. Шаман на полуслове обрывает речь. Немая, но выразительная сцена... Как ни в чем не бывало Ушаков проходит вглубь и подсаживается к эскимосам.

- Хотите, чтобы я повторил все, что сейчас обещал вам Аналько? Хотите? Пожалуйста! - Ушаков дословно пересказывает пророчество шамана. Все удивлены.

- А вы слышали удары в эту стену? - спрашивает "умилек".

- Да! Да! А как же, это был сам Тугнагак!

- Очень хорошо! Значит, Тугнагак - это я. Я стучал в стенку вот этим остолом.

- Ну вот что, Аналько, - обращается Георгий Алексеевич к шаману. - Теперь все видят, как ты обманываешь людей. Меня принял за Тугнагака. А никакого Тугнагака нет. Где он? Разве он смог помешать охоте, когда вы все дружно взялись за промысел и перестали бояться того, чего нет. Есть теперь у вас мясо?

- Да, умилек, мясо у нас есть.

- Мешает кто-нибудь вашей охоте здесь, или в бухте Сомнительной, или в бухте Песцовой, или в тундре Академии?

- Нет, умилек, никто не мешает.

- Так вот, Аналько, если ты мужчина, возьмись за настоящее мужское дело, займись охотой. Жить жульничеством я тебе больше не дам.

Следующим утром все направились в бухту Роджерс. Поехал с ними и Аналько. Здесь Ушаков собрал всех островитян. Решили дружно: больше в "камлании" не участвовать, к шаману не обращаться. Аналько молчал, о чем-то размышляя. Когда разговор закончился, он взял ножницы и протянул их Ушакову.

- Вот, - показал он напрядь волос, свисавшую на лоб.- Режь. Шамана больше нет. "Камлать" Аналько больше не будет.

Так шаман сменил профессию. Он сам соорудил себе промысловую байдару, стал охотником. И даже очень неплохим.

Тревога на материке

Прошел год, как на острове Врангеля обосновались переселенцы. А на материке забеспокоились. Что с ними? Живы ли они, здоровы? Ведь никаких вестей за год. И хотя поселение, по расчетам, было обеспечено продовольствием и всем необходимым не менее чем на два года, мало ли что могло случиться. Как обстоит дело с охотой, во Владивостоке тоже не знали.

По заданию правительственных организаций на лето 1927 года была запланирована Северная воздушная экспедиция. Ее задача - изучить условия полетов над малодоступными полярными областями и установить воздушную связь с островом Врангеля. В состав экспедиции входили летчики Б. И. Кошелев и Э. М. Лухт.

Кошелев, несмотря на плохую погоду, вылетел с мыса Северного (это на материке, почти напротив острова) и благополучно посадил машину в бухте Роджерс. На следующий день сюда же опустился и второй гидросамолет.

Годы спустя пилоты рассказывали, что никогда - ни ранее, ни потом - им не оказывали такой радушной встречи. Как самых дорогих гостей их ждали в каждой яранге. Еще бы! Первые посланцы с материка, свежие вести с родины. Ушаков рад был получить комплекты центральных и дальневосточных газет.

Он записал в дневнике:

"15-18 июля. В жизни нашей колонии произошло событие чрезвычайной важности. Совершенно неожиданно к нам прибыли два самолета с Большой земли. Эти самолеты, пилотируемые летчиками Кошелевым и Лухтом, направлялись для обслуживания колымских рейсов и попутно доставили нам письма и годовой комплект газеты "Правда". Ровно год мы не имели никакой связи с материком - ведь радио у нас не было".

Радовались и летчики: на острове полный порядок, все здоровы, есть продукты, охота идет успешно, настроение хорошее. Ушаков передал на материк письмо. Он сообщал, как устроились переселенцы, уверял, что продуктов хватит еще на два года по меньшей мере. И просил разрешения после окончания планового двухлетнего срока остаться на третий год, чтобы полностью завершить программу научных исследований.

Лухт и Кошелев улетели, забрав с собой часть пушнины, заготовленной промысловиками. Начальник острова был особенно рад тому, что новоселы начинали возвращать стране свои долги.

Просьбу Ушакова во Владивостоке приняли во внимание и следующим летом смену ему и его товарищам не послали. Но капитану Миловзорову, направлявшемуся к устью Колымы на все том же "Ставрополе", дали задание зайти в бухту Роджерс на обратном пути, чтобы доставить туда фрукты, овощи, топливо, почту, литературу, забрать оттуда пушнину. Однако льды на этот раз не пустили "Ставрополь" к острову, Миловзорову пришлось повернуть на юг.

Запасов на острове действительно хватило, как рассчитывал Ушаков, и третья зима прошла вполне благополучно. Постепенно создавался новый для охотников уклад жизни. Рядом с ярангами появлялись избы из плавника. С бедностью и неустроенностью давно было покончено. Даже одежда - это особенно бросилось в глаза всем, прибывшим с материка в 1929 году, - стала добротнее, лучше, чем у "береговых" эскимосов и чукчей.

Правительственная Арктическая комиссия дала своим дальневосточным организациям задание: во что бы то ни стало снять в 1929 году зимовщиков с острова и завезти туда все необходимое для новой смены и переселенцев. По прикидкам, сделанным во Владивостоке, запасы продовольствия и снаряжения у первопоселенцев подходили к концу, если уже не кончились. Это предположение снова встревожило общественность края. Как доставить смену зимовщикам, если ледовая обстановка будет тяжелой? Выход один: послать судно, которое способно преодолеть льды. Такого судна в восточном секторе Арктики не было. Тогда Арктическая комиссия решила перебросить ледорез "Литке" из Черного моря во Владивосток, а оттуда - к острову Врангеля.

Во Владивостоке начинают готовить новую партию зимовщиков, продовольствие, снаряжение. На этот раз решено во что бы то ни стало установить на острове радиостанцию.

Прибывший во Владивосток "Литке" 14 июля снова отправляется в плавание. Ему удается добраться до острова, хотя ледовая обстановка и на этот раз нелегкая. Двадцать дней дрейфовал ледорез во льдах. И все-таки пробился - пробился потому, что все, находившиеся на борту этого судна, считали себя участниками спасательной, к удивлению Ушакова и его товарищей, экспедиции.

29 августа, через полтора месяца после выхода в рейс, ледорез входит в бухту Роджерс. Раннее утро. Берег выглядит необитаемым, и это еще более усиливает тревогу. Капитан не выдерживает, и "Литке" взрывает тишину басом своего гудка. В окнах фактории замелькали неяркие огоньки. Кто-то - Ушаков, Павлов, Савенко? - сбегает с крыльца, несется к берегу, на ходу салютуя выстрелами из винтовки. На высокой мачте у дома поднимается красный флаг. Давно, видимо, подготовленный, на берегу вспыхивает большой костер. Теперь здесь - уже все население поселка. Собаки своим лаем и бестолковым метанием усиливают праздничную суету. Гремят нестройные салюты.

С корабля в бинокль видны красные полотнища на доме, на складе. На кумаче - "Да здравствует СССР!", "Добро пожаловать", "Привет новой смене!"

Наконец от берега отплывает байдара, полная островитян. По спущенному парадному трапу на борт первым поднимается Ушаков. За ним - Савенко и Павлов, несколько промысловиков.

"На голодающих не похожи, - с удивлением отмечают про себя литкенцы. - Загорелые, крепкие, будто после курорта. Дай бог всем такими быть".

Ушаков спокоен, невозмутим. Он не спеша сдвигает на лоб темные очки, белозубо улыбается. Капитан выходит вперед, протягивает обе руки и представляется:

- Дублицкий.

- Ушаков.

Обнимаются крепко, по-мужски, без слов. А уж затем Ушакова и приехавших вместе с ним принимают в свои объятия команда и корреспонденты. Больше волнуются литкенцы. Начальник острова самообладания не теряет, В набитой до предела кают-компании идет оживленный обмен новостями. Островитян интересуют новости с Большой земли - ведь два года после краткого визита самолетов не было вестей. А корреспондентов и всю команду - созданная их воображением "правда" о жизни на острове.

- Не понимаю, - удивляется Ушаков,- зачем надо поднимать такую тревогу. Ведь достаточно заглянуть в накладные, посмотреть, что мы взяли с собой. Огнестрельных припасов у нас осталось еще года на два. Мы прекрасно можем провести не только четвертую, но и, пожалуй, пятую зиму.

Праздник встречи длился недолго: забот хватало - построить дом для радиостанции, смонтировать ее, соорудить некоторые другие строения. А Георгию Алексеевичу нужно сдать остров со всеми его людьми и хозяйством новой смене, новому начальнику - А. И. Минееву.

Никто из промысловиков-переселенцев не пожелал покинуть остров, хотя каждый из них горестно переживал предстоящую разлуку со своим "умилеком". Остался и Павлов - его уговорил Минеев. Правда, ни Минеев, ни Павлов не знали, что их смена продлится целых пять лет.

Передача дел и хозяйства фактории была недолгой. Ушаков вел всю отчетность в двух экземплярах. Один он оставлял своему преемнику. "Мы подписали итоговые выписки из товарной книги и книги должников, - писал потом Минеев, - и на этом передача дел закончилась. Я не имел случая потом жалеть о такой быстроте, так как остатки, показанные в книгах Ушакова, точно соответствовали остаткам на складе".

"Литке" простоял у берега немногим более недели. Наконец в ночь на 6 сентября ледорез медленно двинулся в путь. А на мостике рядом с капитаном еще долго стоял Ушаков, глядя в ту сторону, где оставался остров метелей.

"Умилек" острова Врангеля

Миновали годы - и какие годы! Уже нет в живых ни одного из взрослых переселенцев, вместе с Ушаковым приехавших на остров Врангеля. Володя Павлов^*, родившийся на острове в 1928 году, давно уже приобрел солидный опыт зимовок на полярных станциях. Нет и самого Георгия Алексеевича. И остров Врангеля стал совершенно другим. Конечно, он по-прежнему остался краем вьюг и метелей, но как же преобразился! Ушли в прошлое яранги. В поселке Ушаковском построены хорошие дома с электрическим освещением. Здесь есть все, что нужно современному городку: школа, клуб, магазин, почта, больница.

^* (Володя Павлов - сын И. М. Павлова - после смерти родителей воспитывался в семье Г. А. Ушакова, стал связистом и уехал работать в Арктику.)

Многотысячное стадо оленей бродит по тундре Академии. Успешно приживаются здесь переселенцы из Канады - овцебыки. Остров этот теперь называют "родильным домом" белых медведей, здесь уникальный арктический заповедник. Животный мир его стал значительно богаче, разнообразнее по сравнению с досоветскими временами. И многое из всего этого - результат труда первых поселенцев - Георгия Алексеевича и его товарищей.

Удивительно ли, что среди жителей острова Врангеля, среди сибирских эскимосов и чукчей живет и будет жить легенда о первом русском - советском "умилеке" Ушакове, легенда, похожая на правду, как правда об Ушакове похожа на легенду.

Книгу об острове Врангеля Георгий Алексеевич писал очень долго. Уже вышло несколько изданий его прекрасной книги о Северной Земле, появились ее переводы на иностранные языки, а незавершенная рукопись "Острова метелей" все еще лежала на его письменном столе. И увидела она свет после кончины автора. Весьма возможно, что работа над книгой "Остров метелей" затянулась потому, что автору ее очень хотелось побывать снова на месте первого своего арктического крещения. Незадолго до смерти он писал на остров Врангеля одному из последних остававшихся тогда в живых соратников по освоению острова - охотнику Нануну:

"Больше всего мне хотелось бы снова побывать на Врангеле, посмотреть на знакомые картины, а потом сесть рядом с тобой и поговорить о прожитом и о тех друзьях, которые ушли из жизни, но в моей памяти все еще остаются живыми. Может быть, это еще и сбудется".

И вот что интересно. Пафос его последней книги - "Остров метелей" - не в рассказе об освоении, что было бы естественным, не в описании трудных пионерских маршрутов - ведь Ушаков привез на материк первую достоверную карту острова. Главное в этой книге - повествование о друзьях-эскимосах. Автор умалчивает о многих своих рискованных поездках и приключениях на острове - о них мы знаем из его дневника да из рассказов соратников, - зато самым подробным образом передает эскимосские сказания и легенды, обстоятельно описывает их быт, врачевание, верования, брачные обряды, охотничьи обычаи и многое другое. Но Ушаков не только изучал все эти стороны жизни эскимосов и чукчей. Он настойчиво - и вместе с тем деликатно и умело - боролся с суевериями, вредными традициями, ненавязчиво внедрял новые обычаи, занимался просвещением и воспитанием, особенно молодого поколения. И в этом отношении Георгий Алексеевич был одним из первых проводников ленинской национальной политики на дальних окраинах Союза.

...Идут первые дни пребывания на острове Врангеля. Всего неделю назад ушел "Ставрополь". А Георгий Алексеевич уже объявил промысловикам: как только закончится установка яранг и самое необходимое хозяйственное обустройство, будет праздник обоснования. Переселенцы с ликованием встретили это сообщение. Началась подготовка к состязаниям в беге, стрельбе, борьбе.

И вот пришло 12 сентября. Выдался добрый денек. Красные флаги расцветили поселок. Открывается праздник. Ушаков раздает подарки тем, кто особенно активно помогал в строительстве фактории. Потом охотники состязаются в стрельбе. Первые призы получают Нноко и Йерок. А после обеда - самая интересная часть праздника: любимые жителями Чукотки соревнования в беге и борьбе. Под вечер, в заключение праздника, - эскимосско-чукотский балет.

Беседы со взрослыми, занятия с детьми, совместная охота, поездки, вечера в ярангах... Да разве расскажешь о всех сторонах деятельности большевика, для которого здесь, на острове, главным было приобщение эскимосов и чукчей к активному строительству новой жизни. И за это - безграничное доверие с их стороны к своему "умилеку". А в слово это, не поддающееся точному переводу на русский язык, эскимосы вкладывают очень многое: старший в роде, глава семьи, вожак-кормчий на промысловой байдаре, самый удачливый охотник, руководитель промысла на крупного зверя, самый уважаемый человек в племени, старейшина, хозяин...

Не случайно так высоко оценил деятельность Г. А. Ушакова на острове Врангеля Михаил Иванович Калинин. Письмо от него Георгий Алексеевич получил в январе 1930 года в связи с награждением орденом Трудового Красного Знамени. Председатель Центрального Исполнительного Комитета Союза ССР писал:

"Уважаемый товарищ, Георгий Алексеевич!

В течение трехлетнего пребывания Вашего - с августа 1926 года по сентябрь 1929 года - на островах Врангеля и Геральд в качестве Уполномоченного Дальневосточного крайисполкома, Вы, как первый начальник названных островов, назначенный Советским Правительством, проявили большую энергию и показали себя энергичным руководителем по изучению и освоению этих островов. Вы закрепили эти острова за Союзом путем создания там селений в своеобразных и исключительно тяжелых арктических условиях; Вам удалось создать среди селенцев-эскимосов коллектив с трудовой дисциплиной и наладить правильную охоту, обеспечивающую существование селенцев. Ваш личный пример, товарищеское влияние и авторитет дали возможность заложить в миросозерцании эскимосов начала культурного развития.

Вы собрали большой научный материал, могущий дать новые данные по вопросам навигации и жизни за Беринговым проливом.

Годовое запоздание смены не сломило Вашей энергии, а дало новый толчок для работы: Вы создали по выработанному Вами плану запасы и подготовили селенцев к новой зимовке.

Учитывая перечисленные Ваши заслуги, Президиум Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета, согласно ходатайству Дальневосточного крайисполкома, в заседании своем от 20 января 1930 года постановил: наградить Вас орденом Трудового Красного Знамени".