Возвращение долга (Корякин Владислав Сергеевич)

Корякин Владислав Сергеевич

Родился в 1933 году в Архангельске. Окончил Московский институт инженеров геодезии, аэрофотосъемки и картографии. По профессии гляциолог, специалист по изучению ледников. Кандидат географических наук, действительный член Географического общества Союза ССР. С Арктикой познакомился в 1956 году. Зимовал на Новой Земле и в Антарктиде. Участвовал в экспедициях на Шпицберген, Северную Землю, плавал в арктических морях. Начиная с 1971 года его очерки и статьи публикуются в журналах "Вокруг света", "Природа", в альманахах "Летопись Севера", "Земля и люди", "На суше и на море". В настоящее время готовит к печати научно-популярную книгу "Маршрутами гляциолога".

Рассказ

В поисках спасательного жилья...

Россыпь морзянки, казалось, грозила затопить эфир. Радисты береговых станций по всему восточному побережью, принимая сообщение с пометкой "срочно", дублировали его для рыбаков микрофоном - предупреждение о шторме.

В это время на далеком острове посреди забитого льдом океана два человека в плотных облаках мелкого снега, поднятого ураганным ветром, вот уже много часов медленно продвигались к берегу по леднику в поисках спасительного жилья...

Целая цепь событий предшествовала этому отчаянному маршруту. Судно в тот год запоздало, выгрузка из-за непогоды и дрейфующего льда затянулась. Люди на экспедиционной базе вымотались настолько, что у них уже не оставалось сил, чтобы проводить судно, с последним отблеском зари отплывавшее на Большую землю. Без передышки стали готовить санно-тракторный поезд для похода на научную станцию в центральной части острова. Солнце уже не поднималось над горизонтом, хотя около полудня было довольно светло.

В балке с выразительным названием "Отшельник" остался Димка Горелов, двадцатипятилетний поджарый парень, с остриженной наголо головой и курносым носом, украшенным очками. За полтора года работы в экспедиции он достаточно освоился с обстановкой временной обители: ржавой чугунной печкой у входа, двухэтажными грубо сбитыми койками вдоль стен, узким столиком между ними у единственного окна, вечно заваленного снегом. Отсюда он каждый день выходил к теодолиту у вехи, расположенной километрах в трех, чтобы отнаблюдать последнюю точку теодолитного хода, - без этого вся работа, на которую ушло много сил и времени, пошла бы насмарку.

Косые струи поземки с шуршанием неслись у его ног, сумерки наступающей ночи скрывали то единственное, что было сейчас необходимо видеть, - одинокий силуэт далекого гурия, сложенного из каменных глыб на гребне морены у края ледника. Светлого времени, пригодного для наблюдений, оставалось не более двух часов. Несколько дней подряд Горелов "выхаживал" эти часы, оставляя на снегу замысловатые цепочки следов, которые через несколько часов заносила поземка. Однажды среди ночи он был поднят развеселой ватагой ребят, возвращавшихся на береговую базу.

- Можешь ехать с нами, - сказал ему старший в группе. - Борька разрешил, сам он будет здесь дня через три. А уходить тебе одному запрещено категорически. Давай с нами - отмоешься, отметим начало второй зимы, уже последней...

- Мне эти трое суток тоже дороги, - ответил Горелов и решительно отказался принять приглашение товарищей.

- Как знаешь...

Они попрощались, и вскоре гул трактора растворился в полярной ночи, наполненной сухим вкрадчивым шелестом поземки. Звук этот слышался непрерывно и постоянно, вытеснив все остальные звуки большого мира. Так же постоянно тикал барограф под потолком балка. С наступлением полярной ночи слух стал основой его восприятия мира, с которым было трудно свыкнуться. Однажды Горелов проснулся от непонятного шума - с плеском обвалился талый снег в ведре. Порой потрескивало рассыхающееся дерево от жарко натопленной печки. И снова шелест поземки - вкрадчивый, бесконечный, не прекращавшийся. Одно из самых суровых испытаний, которым Арктика подвергает человека, - это монотонность окружающего и бедность впечатлений при постоянном нервном напряжении. Зрение в сумерках надвигающейся ночи не могло принести чего-либо нового. Ночью поверхность снега и неба, не разделенных привычной линией горизонта, сливалась в сплошную темную пелену. Как-то Горелову показалось, что он поражен особой серой слепотой. И только очертания рукавицы, лежавшей рядом, помогли восстановить его спокойствие. Днем сумерки мало что меняли в окружающем мире. Выйдя из балка, он видел на переднем плане заструги. За ними, дальше к горизонту, бугрилась неровная поверхность ледника, упиравшаяся в темную полосу моря. Где-то сбоку из-под снежной пелены выступали каменистые склоны хребта. Когда поднимался ветер, ледник, горы, море, заструги начинали терять очертания, меркнуть и растворяться в несущейся снежной массе.

Прошло трое обещанных суток, а людей, которых ожидал Горелов, не было. Он начал всерьез опасаться за них и однажды отправился им навстречу. Поднялся по крутому скату барьера, стал обшаривать в бинокль бескрайнее белое пространство. Сплошная белизна в синеватых тенях заструг, похожих На Замерзшие на бегу волны, уходила в бесконечность, сливаясь с белесым, сумеречным небом. Он прошагал несколько километров в поисках человеческих следов, но напрасно. На всякий случай он оставил на вехе свою старую штормовку, и, когда он повернул к балку, она развевалась у него за спиной, словно сигнал бедствия. Возвращаясь в балок, он сжег лампочку в электрическом фонарике, и это было настоящим несчастьем: теперь он не мог работать теодолитом, даже если бы появилась видимость. Все же он каждый день выходил из балка в надежде встретить людей, а они все не шли и не шли...

Они опаздывали почти на неделю. И тревога за них стала его постоянным спутником. Он прикидывал: до базы добраться довольно легко - около тридцати километров вдоль тракторного следа, который в "дневное" время с трудом, но все же можно различить. Он подсчитал оставшиеся у него запасы - десяток суточных рационов. Свечи теперь надо было строго экономить, и он старался побольше спать, а когда не мог, то часами лежал в темноте с открытыми глазами, вслушиваясь в звуки поземки. Отсутствие людей его очень тревожило. О предстоящей встрече с человеком, которого не любил и которому не верил, Горелов уже не думал. Борис (по кличке Боб), расчетливый, неплохо разбиравшийся в людях, умевший расположить их и незаметно подчинить, обладал реальной властью далеко за пределами скромной должности начальника отряда. Еще в начале экспедиции, обнаружив настороженность Горелова, он с улыбкой "уничтожил" потенциального оппонента в глазах окружающих всего одной фразой: "Димка хороший парень, но романтик..." Кто же в современной экспедиции всерьез воспримет романтика, даже если он хороший парень?!

В тот день Димка проснулся с необычным ощущением: что-то изменилось в мире... Потом понял: не шелестела поземка и не было слышно шума ветра. Он наскоро оделся и выскочил из балка в морозный воздух, едва не вскрикнув от удивления. Добрая, дружественная тишина стояла вокруг. Глубокие синие тени лежали на леднике и дальних горах. Их заснеженные вершины щедро позолотило невидимое солнце, с конца прошлого месяца не поднимавшееся из-за горизонта.

Привычно посмотрев на юг, он вдруг насторожился. Потом ворвался в балок и, схватив бинокль, стремительно вскарабкался по сугробу на крышу. Нетерпеливо отфокусировав окуляры, он увидел три силуэта, растянувшиеся цепочкой на склоне барьера, крутым перегибом рассекавшего ледник от края до края.

Спрыгнув с крыши, он быстро расшуровал печку. Когда загудело сильное ровное пламя, залил воду в кастрюлю, на праздничный обед израсходовал чуть ли не половину имевшихся в запасе продуктов. Пока варево закипало, Дмитрий несколько раз, не скрывая нетерпения, поднимался на свой наблюдательный пункт. Теперь уже видел невооруженным глазом, что впереди длинным скользящим шагом бежал Борис с небольшим аккуратным рюкзачком за спиной. Вплотную к нему, сгибаясь под необъятной ношей, катился Славка Баев, придерживая на ходу огромные болтающиеся на лямках рукавицы. Последним, стараясь не отставать, на своих коротких лыжах с торчащими во все стороны штангами ручного бура степенно вышагивал Петрович. У всех троих иней обильно выбелил бороды, казалось, пар валил с распаренных лиц. Горелов от избытка чувств исполнил на крыше танец восторга и спрыгнул вниз.

- Здравствуйте, друзья! Я приготовил для вас горячий суп! - радостно проорал он.

- Кончай цитировать классиков, - сказал ему Борька, стискивая руку и улыбаясь от уха до уха.

- Хау ду ю ду! Не Нансен ли вы? - продолжал веселиться Горелов.

- Да, - заключил Борис. - Пожалуй, одиночество на тебе не сказа-лось.

- Твоя? - плотный, широкоплечий Славка с румянцем, пробива-ющимся из-под густых зарослей бороды, показал Горелову замызганную, почерневшую от копоти штормовку. - Пригодилась. Махнули бы в сторону, да Борис углядел.

- Точно, - откликнулся тот. - Что, петлял? Нас, что ли, Димка, искал?

- Конечно, искал, - отозвался Горелов. - Вы же все сроки к чертям нарушили. Сколько же ждать? Еды в обрез... О помощи с базы думал.

- Нарушишь... - Борька звучно высморкался. - Петрович в ночь кончил бурить. А насчет базы панику поднимаешь зря.

Балок неожиданно оказался тесным. Горелов видел, как люди, срывая с бород и усов куски льда, нетерпеливо поглядывают на кастрюлю. Сидя на койке с миской на коленях, весь в облаке пара от густого варева, Борис поинтересовался:

- Чего достиг? Зря небось время потерял?

- Да фонарь сжег, будь он проклят. Погода только сейчас установилась. Я пойду, ребята? - с надеждой в голосе сказал Горелов.

- Между прочим, ты теперь в моем отряде, - сказал Борис. - Ясно?

- Что ж тогда теодолит по дороге не прихватил? Мимо ведь шел... - в

упор сказал Горелов. - Тронемся на базу, тогда командуй...

- Слава, дай ему фонарь, - выдержав паузу, приказал Борис. - Потом сочтемся.

- Хорошо, и я пойду, - вызвался Славка, облизывая ложку. - Кружечку чайку прикончу, а то жажда одолела, ладно?

- Выручи, Славик, - сказал с благодарностью Горелов и добавил, обращаясь к Борису: - Вернемся в темноте, часика через три.

Подходя к вехе, оглянувшись, он увидел у себя за спиной крохотный силуэт Баева. Быстро установил теодолит, поймал в перекрестке нитей очертания далекого гурия, четко проектировавшегося на фоне снежника, и, подсвечивая фонариком в микрометр, поставил отсчет по нулям. Потом попытался отыскать веху в сумеречном море застругов, но безуспешно. Подошел, отдуваясь от быстрой ходьбы, Баев.

- Слава, придется на вешку ставить фонарь. Отсчет снимем, когда вернешься ко мне...

Пока его товарищ уходил в сгущавшийся сумрак, Горелов наслаждался тишиной. А там, куда ушел Баев, минут через десять - пятнадцать зажегся крохотный, словно булавочная головка, огонек. Горелов вернулся к инструменту, ощущая сквозь шерстяные перчатки морозную стылость металла. "А ведь все идет по-нашему", - с удовлетворением отметил он, останавливая перекрестье нитей теодолита на светящейся точке.

Наступившая тишина дышала морозом. И после длительного напряжения он ощутил приятную расслабленность. Впереди ждал натопленный балок, люди, по которым он изрядно стосковался, и плотный ужин. Голод уже давал себя чувствовать. В темноте хрустел снег под ногами возвращающегося Славки. Чтобы снять очередной отсчет, записать его в журнал наблюдений и сложить инструмент, понадобилась всего минута.

Наконец они тронулись к жилью, изредка посвечивая на свои следы фонариком. Вдруг Слава выругался.

- Ты чего? - поинтересовался Горелов.

- А, чтоб его... Сдох гад... фонарь.

- Бог с ним, дойдем.

Они шли рядом, стараясь выдерживать направление. Вдруг откуда-то из наступившего сумрака возник осторожный, вкрадчивый шелест поземки. Вслед за ним в спину ударил первый тугой порыв ветра. Потом порывы пошли один за другим, и былое спокойствие сменилось настороженностью, быстро перешедшей в тревогу. Ветер крепчал и крепчал, подымая снег все выше и выше.

Вскоре Горелов и Баев вовсе потеряли свои следы.

Теперь они шли уже на некотором расстоянии друг от друга, чтобы в поисках следов охватить пространство пошире, но и так, чтобы не потерять друг друга в начавшейся ночной метели. Не найдя балка, они пошли зигзагами, стараясь выйти на прежнее место, пересекая ледник по различным направлениям. Иногда им казалось, что они видят тусклый свет в окошке балка, но каждый раз их обманывали низкие звезды за завесой метели, поднимавшейся выше и выше. После двух часов непрерывных судорожных поисков они оказались в незнакомой, неровной части ледника. Сквозь колеблющуюся снежную завесу различались очертания трещин.

- Черт, врезались... - сказал Горелов. - Мы подошли слишком близко к горам. Опасно. Будем уходить в противоположном направлении примерно с километр минут пятнадцать... отметь по твоим светящимся...

Пожалуй, лишь сейчас Горелов в полной мере осознал сложившуюся ситуацию. Принять ее как неизбежность было равносильно добровольной гибели, реальный же выход мог быть только один - стремительный бросок на север, к морю. Там восстановить свое местонахождение по береговой черте и затем выходить к экспедиционной базе. Каждый час промедления в этом взбесившемся безысходном мраке, в леденящем ветре и слепящей пурге мог оказаться роковым.

- Пошли?

- Поищем еще, - помедлив, ответил Баев. - Нас же хватились, Борька с ума сойдет...

Но Горелов мысленно уже оценивал местность по предстоящему маршруту, отбирая то главное, что должно было решить их судьбу. С полосой трещин километрах в восьми-десяти на пути их движения надо было разминуться, не допустив значительных отклонений от избранного направления. Задача достаточно сложная для местности, лишенной заметных ориентиров. К тому же Горелов допустил непростительную оплошность: обычно он носил компас в петле нагрудного кармана, а сейчас в спешке оставил его в балке. И вот теперь, когда требовалось найти выход, он долго таращил в темноте слезящиеся от ветра глаза, разглядывая Полярную звезду, зависшую над самой головой. Выбрал для ориентира Арктур, светивший значительно ниже и ярче. Пора было принимать решение...

- Время, - требовательно произнес Горелов.

- Девятнадцать с четвертью, - откликнулся Слава.

- Пора, - сказал Горелов. - Время сообщай мне каждый час. Каждый час звезда уходит примерно на градусов пятнадцать вправо. Следи за рельефом. Наши ориентиры пока только звезды, ветер и заструги.

Они тронулись рядом, почти плечом к плечу. Казалось бы, разумнее идти друг за другом, но сейчас было важнее видеть, чувствовать друг друга рядом.

Могучий ветер подгонял ночных путников, вздымая вокруг тучи сухого снега. Звезды порой тускнели, растворяясь в ночи, и тогда в груди у Горелова холодело. В такт шагам он то и дело старался нащупать через подошву валенка гребешок застругов, а порой для верности останавливался и ощупывал его рукой.

- Нормально, - говорил он тогда, - так держать!

Слава на ходу произнес:

- Двадцать часов.

- Три "кэмэ" наши, - констатировал Горелов, - давай чуть-чуть возьмем левее, оставим зону трещин у нижнего барьера справа.

Еще через час они ощутили заметный уклон, и сразу появился рыхлый снег.

- Нормально, - с удовлетворением отметил Горелов, - нижний барьер проходим, как по карте.

Уже появилось чувство усталости. Но передышки позволить себе они не могли, потому что Слава был экипирован слишком легко: в штормовке, надетой на свитер, и в горных ботинках. Горелов только успел об этом подумать, как вдруг увидел, что его товарищ идет раскачиваясь, шатаясь. При резких порывах ветра он начинал порой странно кружиться, взмахивая руками, будто пытаясь обнять что-то невидимое.

- Слава! - прокричал Горелов товарищу в опушенную инеем черную дыру капюшона. - Как ты себя чувствуешь?

- Ничего, слегка приустал.

- Отдай мне треногу, лучше будет обоим.

- Не отдам, не дам, - упрямо твердил Славка сдавленным голосом и снова, покачиваясь, упрямо шагал вперед.

Отпускать его от себя в таком состоянии было опасно. Тогда Горелов, перебросив свободную руку Славы себе на шею, своей левой обнял его за талию. Так они отправились дальше.

- Скажи время, Слава.

- Без десяти.

- Должны быть у развилки на краю. Вправо, влево сплошные трещины. Внимательнее!

Они продолжали идти в обнимку, и Горелов с каждым шагом чувствовал, как тяжелеет Слава. Он все больше наваливался на плечо спутника. И вдруг Дмитрий почувствовал, как тело Баева напряглось, и тут же услышал его хриплый, срывающийся голос:

- Гляди...

Пелена несущегося снега как будто порвалась. На мгновение перед путниками возникла темная бесформенная масса.

- Видел? - все тем же срывающимся голосом сказал Баёв и снова спро-сил: - Видел?

Глаза Горелова от напряжения были готовы лопнуть. Снова пурга на мгновение ослабла, и все повторилось вновь.

- Слава, мы на краю ледника... Морена - вот что!

А в это время в балке происходили свои события. Петрович, проснув-шись, долго лежал с закрытыми глазами, стараясь не шевелиться, чтобы не чувствовать усталости, накопившейся за последние дни. "Ну и ветрило!" - подумал он, прислушиваясь к потрескиванию балка, когда порывы ветра становились особенно зверскими. Сквозь прикрытые веки он ощутил свет свечи. Борис нервно расхаживал по узкому пространству между койками. "С чего это он не в настроении?" - лениво подумал Петрович, потянулся в мешке и поделился мыслями:

- Ну и дрыхнут же парни, теперь им все нипочем.

- Кто? - отрешенно спросил Борис.

- Как кто? - Петрович кулаком ткнул в ближайшую койку.

Она оказалась пустой.

- Где ребята?

- У тебя могу спросить. Их нет уже шесть часов. Давно темь.

- Обстановочка, - сквозь зубы произнес Петрович. - Ты им сигна-лил?

Препираться не имело смысла. Наскоро одевшись, Петрович вышел наружу, прихватив ракетницу. Ночной ураган всей яростью обрушился на него. Ветер даже не дал взлететь ракете, сбросив ее на ледник. Петрович, вернувшись в балок, заменил ракетницу на карабин. Два гулких выстрела полыхнули в пургу.

В балке Борис продолжал расхаживать в узком пространстве. Прежнее спокойствие оставило его.

- Как я мог! - прорвалось у него. - Как я его отпустил?

- Кого? - спросил Петрович, сидя на койке. Лицо у него горело от ветра.

- Баева.

- Почему только Баева? Их же двое.

- Да, двое... Но Горелов его угробит. Он сильнее, одному ему даже лучше... И если Славка погибнет, мне лучше не возвращаться... Ты не понимаешь...

- Чего не понимаю? - насторожился Петрович.

- Знаешь, как Баев попал к нам? Его отцу даже академик не смог отказать.

- Ты что? - Петрович поднялся. - Я выйду, а ты, Боря, в руки себя

возьми. И держи крепко-крепко, сволочь...

Снова два гулких выстрела за стенами балка...

До конца своего пребывания в балке они молчали. Говорить больше было не о чем...

...Буквально через десяток шагов путники уперлись в нагромождения мерзлого камня и теперь наглядно могли оценить, насколько плотная пурга накрыла их, - ледника за спиной у них как не бывало. Каменистый склон уходил куда-то вверх. Карабкаясь по нему, то и дело опускаясь на четвереньки, они вскоре вылезли на гребень. Поток снега вновь чуточку ослабел, и впереди обозначился темный силуэт.

- Гурий... Твой? - с хрипотой выдохнул Баев.

- Похож... Твой, мой... Нет у нас права на ошибку, Слава... Снова на север и вперед... к морю.

Снега здесь несло все-таки меньше. Угадывалось темное каменистое пространство, пестрое от снежных пятен. "Что за чертовщина!" - удивился про себя Горелов. Он напряг зрение еще раз, но слабая точка огня или расплывчатое нечеткое пятнышко оставались на месте. Неподалеку он различил второе.

- Слава, внимательнее. Как будто огоньки справа по курсу? - Он указал направление взмахом руки.

- Как будто.

- Сколько?

- Похоже, два.

Они пошли в направлении огней. Но свет только дразнил их надежду, прятался и отодвигался. Эта охота за призраком спасения грозила обессилить.

- Давай прежним курсом. Достукались мы до коллективных галлюцинаций или опять видим низкие звезды за поземкой. Тут и не такое увидишь.

- Думаешь? - сказал Слава.

- Уверен. Мы в десятке километров от базы по прямой. Три часа ходу. Сколько сейчас?

Слава долго разглядывал часы.

- Полночь.

- Пошли. Нельзя нам здесь оставаться. Идем.

И они снова двинулись, сберегая остатки сил. Двинулись с последней отчаянной надеждой добраться до знакомых мест. Снова начался подъем - Долгий, медленный и пологий. Звезд уже не было видно. Ветер с неослабевающей яростью толкал их в спину, временами опрокидывая на камни. Но они снова поднимались и снова шагали, стараясь не потерять друг друга из виду. Горелов уже ни о чем не думал, он просто поднимался куда-то вверх, где все должно было разрешиться само собой - остаться жить или Умереть. Все чаще он останавливался, поджидая Баева, силуэт которого то и Дело терялся в темноте. Теперь они почти не разговаривали на ходу, сберегая силы.

Но вот, нагнав Горелова, Слава с трудом произнес:

- Мне надо отдохнуть.

- Еще немного, Слава. Совсем немного. Попозже, ладно?

Горелов поспешно тронулся вперед, увлекая спутника, ковыляющего сзади. Сейчас Дмитрий совершенно отчетливо представил, насколько это нереально - продержаться до полуденного рассвета в каком-либо укрытии целых девять часов!

Они проходили большой валун, и Горелов ускорил шаг, чтобы избежать соблазна. Баев все-таки настиг его.

- Подходящее место, Дима. Совсем немного отдохнем...

- Дует здесь... Давай поищем еще. Где-то подъем кончится, а там будет где укрыться... Еще немного.

Вдруг Славка с силой вцепился ему в ватник:

- Смотри!

Они оказались на краю совсем иного мира. Он раскинулся у них под ногами темной плоской равниной, пестрой от многочисленных снежников. Вдали можно было разглядеть изгибы берега, плоские караваи островов и мягкие очертания горных хребтов, размытые ночным сумраком. Ветер здесь затихал, и масса снега сплошным шлейфом опускалась к подножию.

Вдали, на одном из островов, равномерно вспыхивал и гас красный глаз маяка, странным образом не вписываясь в очертания побережья. И потому ночной пейзаж не стал для Горелова частью карты, которую он цепкой памятью профессионала держал в сознании. Постепенно, изгиб за изгибом он расшифровал сложный контур берегов. И все стало на свое место.

- Горы Исследователей, Слава... Вот где мы. До равнины под нами - двести метров, до базы - шесть километров. Наша взяла...

Горелов сразу отстал от своего товарища, потому что в валенках, скользивших по крутому, плотно сбитому ветром снежнику, ему было трудно идти. Вдруг снизу, чуть сбоку, где должен был находиться Слава, послышался грохот камней, и тогда Горелов, не выбирая пути, бросился на звук опасности. Он успел сделать шаг, другой и тут же, поскользнувшись, утратил опору под ногами, опрокинулся на спину и стал скользить по склону, стремительно набирая скорость. В отчаянной попытке задержаться он невероятным усилием перевалился на живот. Камни у подножия горы с каждым мгновением вырастали в размерах, стремительно приближаясь. Горелов напрягся. Распрямив спружиненное тело, вписал его в траекторию полета и для страховки выбросил вперед ноги. После удара чудовищной силы он долго приходил в себя. Возвращался из небытия под звон тысячи колоколов, сквозь который прорывался голос Славки, звавший его из темноты.

Разумеется, на базе их никто не ждал. Дежурный метеоролог отправился на очередные наблюдения. Морозило, с ледника доносились порывы ветра, море колыхало у берега шугу. Светили редкие звезды, небо постепенно затягивало. Возвращаясь, дежурный услышал, как гремит галька под ногами людей, шагающих вдоль берега к базе. "Кого это несет?" - удивился метеоролог и тут же разглядел два белых силуэта. "Мы из Отшельника", - сказал один из них голосом Димки Горелова.

Что за вид был у ребят, когда им помогали подняться по ступеням к тамбуру!.. Славу била крупная дрожь. Брюки у Горелова были разорваны и пропитаны кровью, ватник плотно набит мелким снегом.

Подняли врача, он тут же сделал пострадавшему перевязку.

- Ничего страшного, - было его заключение. - Ушибы, сорвана кожа, синяки. Дайте ребятам водки.

- Север любит сильных, а сильные любят выпить, - прокомментировал рецепт наш завхоз, одновременно внештатный корреспондент и летописец экспедиции.

Никто не засмеялся. При электрическом свете лица ребят выглядели страшно: до черноты исхлестанные ветром, заострившиеся, в клочьях отросшей щетины. У Горелова появились у рта резкие прямые складки, которых раньше не было. Взгляд его глаз, поблескивавших из глубины глазниц, было трудно выдержать. Возможно, его лицо выглядело таким просто без очков. Он отказался от водки, попросил бутылку красного и отправился в свою комнату, в двух словах рассказав о случившемся.

Из-за метели вездеход пробился к Отшельнику только на третьи сутки. Борис едва не упал в обморок, увидев Баева: двое в балке мысленно похоронили своих товарищей. Отсюда всех вывезли на базу, а Петровича забросили по пути на выносную станцию.

Первые дни на базе Горелов все делал как в полусне. Особенно это было заметно, когда он разговаривал с людьми. Кто-то назвал его ходячей сомнамбулой... Слава предпочитал спать, изредка появляясь в кают-компании. Оба словно что-то потеряли, стали вялыми и ко всему безучастными. Однако дело не могло ждать, и вскоре Баев выехал на станцию к Петровичу, где, по всеобщему мнению, он обрел былую форму. Горелов два зимних месяца "камералил" - обрабатывал результаты летних наблюдений. В феврале на промер в заливе он отправился с видимым удовольствием - это заметили все. Позднее, уже в самый разгар полярного дня, он посетил горы Исследователей и не нашел места спуска - кругом были только неприступные обрывы.

В ту страшную ночь они прошли более сорока километров. На зимовке считали, что выпавшие испытания сделают их близкими друзьями, но этого не произошло. Дело, по-видимому, было в отношении к этому событию. Слава как будто гордился увлекательным приключением, не заметив, впрочем, как Борис аккуратно подвел его к такой точке зрения. Баев любил рассказывать о ночном переходе. Реакция Горелова на все попытки выяснить отношение к ночным событиям была резкой и неприступной. Он накрепко, непроницаемо замкнулся и не желал касаться этой темы. Недаром Борька всегда сожалел, и повторял это многократно, что характер у Горелова чересчур сложный и обидчивый.

Между тем к самому Борису отношение стало меняться - постепенно, незаметно и неотвратимо, причем без каких-то особых причин. Он долго делал вид, что ничего не случилось, но однажды в кают-компании наш механик дядя Паша изрек с типичными гореловскими интонациями:

- Не пыжься, Боба. Ты теперь как айсберг на мели. Отлив, а до низкой воды еще далеко... Не климат здесь для тебя...

Боба как-то заскучал и вскоре необычно рано ушел спать. С тех пор его наступательная активность в отношениях с людьми дала трещину. Где-то он по-крупному проиграл. Не мог не проиграть...

После возвращения на Большую землю их пути разошлись. Горелов регулярно возвращался в Арктику. Слава ушел в другой институт - все жалели об этом. Он быстро "защитился" и, судя по публикациям, рос на глазах. Борис после возвращения из экспедиции стал предпочитать байдарочные походы. О той ночи стало известно многим, и особенно новички часто спрашивали Бориса. Однажды он исчез и не появился - сообразил и не стал ждать совсем низкой воды... Его скоро перестали вспоминать.

Прошло десять лет. Горелов вновь оказался в Москве, возвратившись с очередной зимовки, на этот раз с другого края планеты. Возвращение не принесло ему радости, и причиной тому была женщина. "Это нарушение всех правил", - оставалось ему наивно констатировать. "У тебя свои правила, у нас свои, я тебе все честно сказала..." - услышал он в ответ. "Черт возьми, да она под стать Бобе..." - совсем не к месту подумал Горелов.

В ту скверную пору он неожиданно получил приглашение на юбилейную встречу участников экспедиции, в которой произошло то памятное событие. Горелов явился, когда веселье было в разгаре. Дверь ему открыл сам Славка, с тех пор изрядно пополневший, раздавшийся в плечах. Они от души хлопали друг друга по спинам и настолько увлеклись, что не обращали внимания на гул голосов и клубы табачного дыма из гостиной.

- Все собрались? - поинтересовался наконец Горелов.

- Почти. Петрович на полярке, еще зимует, нам с тобой пример.

- А другие?

- Исключая Бобу. Хватило ума не прийти. Кое-чего достиг, хотя не все с ним здороваются... Черт с ним... Главное, наше с нами, и та ночь тоже...

- Да, незабываемая ночка, будь ей трижды и четырежды.

- Не прав ты, Димка. Я ее часто вспоминаю, особенно когда жареным пахнет... Она многое тоже показала. Но сначала дай я познакомлю тебя с женой.

По коридору навстречу им шла миловидная женщина. "Почему она так странно смотрит на меня?" - подумал Горелов.

- Вот вы какой! - услышал он словно во сне.

Кто-то голосом Славки произнес:

- Знакомься... Это тот человек, который спас меня десять лет назад...

У Горелова перехватило дыхание, что-то сдавило ему горло. Ему все-таки возвратили старый долг вовремя и сполна.

"Метелица" в Арктике (Швецова Людмила Павловна)

Родилась в 1941 году в Минусинске (Красноярский край). По профессии журналист. Окончила факультет журналистики Московского государственного университета Член Союза журналистов СССР, действительный член Географического общества СССР. Неоднократно бывала в Заполярье, на дрейфующих станциях. О Севере пишет с 1967 года. Автор сценария, книги "Завод и люди", многих статей в журналах. В настоящее время работает старшим редактором в Главной редакции информации (программа "Маяк") Гостелерадио СССР.

Очерк

Радистки лыжной команды

 Вставай, Седов, отважный сын земли! 
 Твой старый компас мы сменили новым, 
 Но твой поход на Севере суровом 
 Забыть в своих походах не смогли...

Н. Заболоцкий

Атомоход лыжницы увидели не сразу. Вначале услышали... когда спали. Разбудил мощный рокот турбин, гул и треск рушившегося льда.

Атомоход "Ленин" шел своим обычным рейсом, ломая ледовое торосистое поле. И моряки, конечно, не ждали, что тут, на восьмидесятом градусе северной широты, возможна встреча с людьми. А люди - десять женщин на лыжах - рады были безмерно этой встрече и встревожены: ведь ледокол шел поперек их пути, а путь предстоял еще долгий.

Заторопились. Из-за торосов подойти близко к кораблю не смогли, но вскоре успокоились: атомоход не перережет им путь к острову Хейса. Словом, разминулись.

Век нынешний встретился с веком минувшим.

Десять хрупких фигурок в бесконечном пространстве холода и торосов. Кто они? Почему вот уже несколько лет подряд радисты полярных станций в первые весенние дни передают друг другу шутливое предупреждение: "Внимание! По Арктике прогуливаются женщины!"

И все начинают готовиться к встрече, ловят морзянку Татьяны Ревтовой- радистки лыжной команды. Следят за переходами, волнуются, когда лыжницы не выходят в эфир в назначенное им время.

Как это начиналось

В 1966 году группа московских лыжниц "Метелица" под руководством мастера спорта Валентины Кузнецовой впервые прошла по маршруту Москва - Ленинград. Расстояние семьсот двадцать пять километров было преодолено за семь с половиной суток. Затем состоялись пробеги Москва - Смоленск, СССР - Финляндия, посвященный столетию со дня рождения Владимира Ильича Ленина. От Москвы до финского города Торнио - две тысячи шестьсот километров.

Тогда финские журналисты прямо на границе устроили пресс-конференцию:

- Не утратите ли вы женственности после такого долгого и трудного пути?

Девушки смеялись:

- Приезжайте в Торнио на танцы.

- Когда?

- Сегодня!

- Да что вы!.. Вам, смотрите, надо еще столько пройти!

- Пройдем!

Около пяти тысяч финнов сопровождали советских спортсменок на лыжах от границы до финиша - города Торнио.

Президент Финляндии Урхо Калева Кекконен сказал тогда на приеме:

- "Метелица" не только установила замечательное спортивное достижение, рекорд, но и дала новые доказательства дружбы между нашими народами.

После этого перехода лыжниц "Метелицы" занесли в Книгу Почета ЦК ВЛКСМ.

В 1974 году спортсменки прошли через тундру и по отрогам Заполярного Урала до Северного Ледовитого океана. Триста километров по хребту Пай-Хой за тринадцать дней!

1975 год. Новый переход по Таймыру, посвященный Международному году женщин. Для похода выбрали самый "женский" участок Арктики - пятьсот километров от бухты Марии Прончищевой (в море Лаптевых) через мыс Восьмого Марта до залива Терезы Клавенес - у мыса Челюскин.

1976 год. "Метелица" на островах Северной Земли.

Все десять лет бессменный капитан команды - Валентина Кузнецова.

Однажды наблюдательный собеседник Вали пошутил:

- Ну и глаза... стреляют, как винчестеры!

- Да, бывают у Валентины и такие глаза, но чаще они теплые, ласковые. Никогда не повысит она голос, но мягкой требовательностью добьется своего. Умеет и выслушать с предельной заинтересованностью, всегда поможет, поддержит. Успевает делать тысячи дел, только диву даешься - откуда у нее столько силы, энергии! Дома у нее дочь Иринка, студентка, муж - верный помощник во всех делах "Метелицы".

Перед экспедицией в двухкомнатной квартире Валентины - штаб. Здесь же останавливаются те, кто приезжает из других городов.

Впрочем, дадим слово ей самой. Вот выдержки из ее дневников:

"Если попытаться нарисовать общий, объединенный портрет "Метелицы", то она будет выглядеть как милая, симпатичная женщина. Возраст - 35 лет. Вес - 65 килограммов, рост - 165 сантиметров. Спортивное звание - мастер спорта. Образование - высшее (технико-медико-гуманитарное).

Если цели первых походов были чисто спортивными (пройти на лыжах дальше, больше, быстрее), то теперь мы проводим экспедиции по программам Института медико-биологических проблем".

Каждую весну, как только подует легкий теплый ветерок, члены команды "Метелица", где бы они ни находились, съезжаются в Москву, чтобы отправиться в очередную экспедицию. Лыжные переходы по Арктике помогают решать многие вопросы, интересующие медиков, психологов, пищевиков. Всю проблему можно сформулировать так: выживаемость в суровых климатических условиях Севера. Она подсказана необходимостью освоения человеком высоких широт.

Исследования можно разграничить по двум направлениям: во-первых, техническое - защита людей от охлаждения, испытание специальных костюмов и обуви, а также различных средств транспорта в передвижении групп; во- вторых, медико-биологическое - режим труда и отдыха, питание, приспособление организма к низким температурам, интенсивной физической нагрузке, психологической совместимости характеров и т. д.

В каждой экспедиции участницы ведут дневники, отвечают на сотни вопросов.

"Главное - добраться до старта, а на финише будем обязательно!" - эти слова из песни альпинистов часто вспоминались лыжницам "Метелицы" во время экспедиции 1978 года по Земле Франца-Иосифа (ЗФИ). Из-за нелетной погоды десять дней пришлось добираться до места старта.

Солнцем, теплом и первыми зелеными листочками на деревьях провожала путешественниц Москва. Норильск встретил пургой и томительным ожиданием.

И только через десять дней удалось добраться самолетом до острова Греэм-Белл в архипелаге Земли Франца-Иосифа.

8 мая. Старт с острова Греэм-Белл. Курс на юго-запад через залив Матусевича. Ориентиром служила Земля Вильчека. Груз общим весом семьсот килограммов распределен по нартам и рюкзакам. Лыжи, изготовленные Мукачевской фабрикой в Закарпатье, отлично служили для переправы через трещины шириной до двух метров.

Снаряжения взяли много: тут и радиостанция с аккумуляторами, и надувные лодки, и пиротехника, и оружие, и альпинистское снаряжение, и киноаппаратура, и кинопленка, и медикаменты, и съестные припасы, и палатки. Хорошо, что большая часть продуктов была взята в виде сублиматов, это существенно уменьшило их вес.

Дальнейшее описание из путевых дневников:

"Здравствуй, океан! Мы так стремились к тебе, мы так мечтали о тебе. Встречай нас! Похоже, что океан нам рад. Солнце ослепительно улыбается. Выстраиваемся цепочкой и идем. Наверное, со стороны выглядим красиво: на нас яркие разноцветные пуховки, в тон им окрашены рюкзаки и нарты. Входим в торосы и сразу замечаем, насколько труднее тут идти. Тяжелые нарты переворачиваются, приходится останавливаться и перепаковывать груз. Первый день шли медленно. Сделав шесть переходов, остановились на дневку. Солнце расцвечивает все необыкновенными красками, а наша палатка напоминает шатер шамаханской царицы. Делаем вокруг нее снежную стенку, чтобы пурга вдруг не унесла нас вместе с палаткой.

На всем первом маршруте путь был очень извилист, пролегал через торосистый лед, иногда прикрытый глубоким снегом. Приходилось буквально пропахивать себе дорогу, поднимая и удерживая нарты руками. Температура колебалась от плюс двух до минус восемнадцати градусов. Ветер преобладал юго-восточный, пять-десять метров в секунду. Во время метели и пурги он бывал северо-восточным и достигал двадцати пяти метров в секунду.

Раньше всех в нашем лагере встает Римма Диденко, которая взяла на себя самую трудную обязанность - разжигание примусов. Римма- инженер-конструктор. За ее плечами более десяти сложнейших экспедиций в пустынях, в горах и на Севере. Собранная, все продумывавшая заранее, она успевает везде и может сделать все. В походе не расстается с киноаппаратом.

Через день мы выходим на связь. В установке антенны принимает участие вся группа. Руководит этими работами Таня Ревтова - радистка, мастер спорта СССР. Благодаря ей группа имеет возможность регулярно посылать свои корреспонденции на Большую землю. Радисты полярных станций на островах Рудольфа, Среднем, Хейса знают почерк Татьяны, ловят в эфире сообщения и оперативно передают их дальше. Таня работает инженером-программистом на одном из московских заводов. В лаборатории журнала "Радио" для нее была специально изготовлена портативная малогабаритная радиостанция "Оптимист". Она безотказно служила все время похода.

Как приятно идти, когда небо чисто, солнце светит ярко, недаром все полярники отмечают красоту пейзажей ЗФИ. При ясном небе хорошо просматривается горизонт, четки очертания островов, что очень важно для штурманов. Но погода на Земле Франца-Иосифа неустойчива. Большую часть пути нам пришлось идти вслепую в белой мгле, ориентируясь только по компасу. Вот потому-то и не раз вспоминали мы напутствие Валентина Ивановича Аккуратова - заслуженного штурмана СССР. Сорок лет он провел в Арктике и хорошо знает острова ЗФИ.

Тоня Егорова и Тамара Афанасьева - штурманы нашей команды - терпеливо разыскивают среди торосов и белой мглы единственно нужный путь. Тоня окончила Московский авиационный институт и там же работает, она мастер спорта по лыжам. Тамара Афанасьева - дебютант в команде, летает штурманом в гражданской авиации".

Из дневника Т. Афанасьевой:

"Меня как-то спросили: "Тамара, ты уже столько лет на Севере, наверное, с Арктикой на "ты"?" Я ответила: "С Арктикой на "ты" быть нельзя. С Арктикой всегда нужно быть на "вы", очень предупредительной, осторожной".

Теперь в лыжном походе снова убеждаюсь в справедливости такого мнения. Быть авиационным штурманом совсем не то, что идти по земле. Там, в кабине самолета, все приборы рядом, а здесь вокруг то снегопады, то туман. Даже острому глазу ухватиться (е за что. Всего лишь несколько дней было солнечных, да и то лишь в отдельные часы. Не всегда удавалось разглядеть острова, ледники, айсберги. Я постоянно была начеку - как бы не ошибиться. Нужно было внимательно следить за всем окружающим, как бы не сбиться с курса, не уйти куда-нибудь в сторону...

Ну и денек! Сплошная белая мгла. Где низ, где верх - не понять. Идти тяжело. Делаем остановки, чтобы передохнуть, а останавливаться надолго нельзя - моментально коченеешь. И все-таки я уверена, что никто не жалеет о том, что мы сейчас в океане, а не дома у телевизора. Кто-то из моих подружек говорит: "Туризм - лучший отдых!" Остальные дружно хохочут".

Солнца и голубого неба ждали не только штурманы, ждала их и Ольга Грошенко - кинооператор. Она работает на Свердловской киностудии. Не одна сотня километров пройдена ею в переходах высшей категории трудности (как летом, так и зимой). А ее фотографии не раз публиковались и в нашей, и в зарубежной печати.

Ольга решила снять цветной фильм о "Метелице". Взяла с собой кинокамеру "Конвас". Но к сожалению, часто подводила погода, да и отпускать Ольгу далеко от группы было рискованно. Ведь в океане они не одни, где-то рядом может показаться хозяин Арктики - белый медведь. С первого дня похода лыжницы всматривались в каждый торос: а вдруг шелохнется?

Каждый день приносил что-то новое. Еще на Диксоне в управлении Гидрометслужбы они ознакомились с ледовой обстановкой на островах ЗФИ. На картах были нанесены и полыньи, и заснеженные - поля, и торошение. Женщины были готовы ко всем неожиданностям. В проливе Вандербильта у берегов острова Лa-Ронсьер появился мокрый снег. На следующий день белая мгла, сильное торошение, полыньи. Вскоре пригодился альпинистский опыт Гали Рожальской. Она организовала страховку на самых сложных участках пути.

Галя - мастер спорта международного класса. В числе немногих женщин страны удостоена звания "Снежный барс" за покорение всех "семитысячников" СССР. Работает диспетчером на Челябинском металлургическом заводе.

Из дневников:

"Во время очередного перехода мы увидели впереди зверя. Рассмотрев в бинокль, установили, что это огромная медведица с маленьким медвежонком.

Заметив нас, она изменила свой путь, а мы уплотнили ряды, перестроились в колонну по три. Наши оруженосцы Ира и Марина приняли "готовность номер один", а остальные приготовили пиротехнические патроны. Затем двинулись прежним курсом.

Медведица тем временем пересекла наш путь и снова появилась, теперь справа от нас на торосе. Она явно следила за нами. Затем исчезла, но через два-три часа появилась вновь и так сопровождала нас до конца дня.

Встали мы на ночевку на открытом месте. Медведица осталась сидеть на торосах. Что-то она собирается делать дальше?.. Устанавливая палатку и разбивая лагерь, мы старались не упускать ее из виду. Марина Томашевская с карабином и биноклем была выделена для наблюдения.

Мы находимся рядом с островом Грилли, где, по рассказам полярников, предполагалось большое количество медведей.

Перед сном снова просматриваем горизонты: Римма увидела трех медведей, потом Тамapa насчитала уже пять. В ответ им раздался насмешливый, спокойный голос Иры: "Пора отбирать бинокль". Да, нужно отдыхать, но тревожимся, как пройдет ночь. Установили "дежурство по медведям".

Однако шутки шутками, но как-то, проснувшись, мы обнаружили рядом с палаткой совсем свежие следы медведя. Оказалось, что нам по пути. Наша лыжня идет параллельно его следам. Вскоре вдалеке показался и сам медведь, уходивший от нас в сторону.

И в дальнейшем нас еще не раз сопровождали медведи. Когда однажды в день вынужденного отдыха мы поставили палатку на мысе острова Куни, к нам в гости пожаловала очаровательная мама-медведица с большим медвежонком. Видимо, ее заинтересовала наша красивая разноцветная палатка-шатер".

Кстати, ночевка на острове Куни - это единственный раз, когда местом отдыха им служила твердая почва - под палаткой была земля.

В этот день разыгралась пурга, видимость была нулевой. Еще вчера вокруг была тишина. Только ветер пел струями летучих снегов, да скрипел наст под лыжами и санями, и душу охватывало чувство умиротворенности, этакое ощущение вечности. Утром Арктика подала голос. Поднялась страшная пурга, как будто начался шабаш всех северных ведьм. И странно, что сквозь эту ревущую бездну снега все же просвечивало солнце. Кажется, еще мгновение - и палатку унесет ветром, как ковер-самолет. Выйти из нее было невозможно.

А внутри было по-домашнему хорошо. Для этой экспедиции в Москве сшили новую двойную палатку и к тому же с наветренной стороны утеплили ее специальной пленкой, предложенной на испытание.

Вынужденный отдых во время пурги лыжницы используют, ремонтируя снаряжение, заполняя дневники. На Ирином платочке вышили свои автографы (групповой подарок в день рождения Ирины).

Получили телеграмму от Г. Е. Лазарева и Юли Чуковой из города Жданова, где проходило торжественное заседание Географического общества СССР в честь 100-летия со дня рождения Г. Я. Седова. После этого показалось, что Арктика стала теплее, ближе всем им.

Таня Ревтова устроила небольшой концерт, порадовала новой песней.

Гитара Тани прошла с ними по всем северным маршрутам "Метелицы", побывала на Таймыре, мысе Челюскин и Северной Земле. Гитара поднимает настроение. В такие минуты каждая вспоминает свой дом и друзей.

Но долго отдыхать нельзя. Записывают в дневнике свои замечания по снаряжению и питанию. По программе Института медико-биологических экспериментов выполняют психологические тесты.

Из дневников:

"Все мы уже малость устали. Ветер то с одной, то с другой стороны. Идет снег - холодный и липкий. Но девчонки наши не стонут, а упрямо идут вперед, хотя страдают от жажды. Всем хочется пить, а термосов у нас всего два. Ничего, к утру напьемся.

Сделали девять переходов. Сильно вымокли. После ужина стали сушиться. Повесили над примусами в палатке свои вещи, но все их так и не сумели высушить. Мокры и спальные мешки, ботинки, пуховки, рукавицы. Ночью многое старались сушить прямо на себе. Утром, к счастью, показалось солнце. Все, что можно, вынесли и палатки, вывесили досушиваться. Провели медицинское обследование, потом начали лечиться. Кто мажет мазью "лихорадки", кто заклеивает лейкопластырем потертости на ногах. У многих отеки лица, потрескались губы. Но настроение по-прежнему отличное".

Конечно, женский коллектив представляет определенный научный интерес. В сложной обстановке всегда возможны маленькие группировки, выявляются разные интересы, симпатии, настроения. Кроме того, у женщин более ярко, чем у мужчин, выражены эмоциональные реакции на все окружающее. В одинаковых с мужчинами условиях женщины получают большую нагрузку - физическую и психологическую.

Все остальное отступает на второй план, но существенны, ощутимы даже самые маленькие штрихи в отношении друг к другу - во внимании, заботе, помощи. Особенно дороги подругам юмор Тони Егоровой, всегда ровное, спокойное настроение Тани Ревтовой, участливость, чуткость Тани Кузнецовой.

Таня - добрый Айболит в команде. Она кандидат медицинских наук, специалист по физиологии сердца, к тому же инструктор по альпинизму и хорошая лыжница.

Ирина Соловьева - научный руководитель группы, мастер спорта. Увлекается парашютом, за плечами полторы тысячи прыжков. Занимается вопросами инженерной психологии.

Из дневников:

"Мы все время думаем о наших родных, о наших детях. Иногда мысленно устраиваем маленькие праздники. Например, разглядываем рисунки Алены и Алеши (детей Ирины Соловьевой), захваченные ею из дома. Как радуют нас цветы и зелень, нарисованные карандашами, когда вокруг метет пурга.

В самый трудный день, когда мы находились на острове и была непогода, и медведица рядом, вот именно в этот день мы получили несколько радиограмм с материка от наших друзей-туристов. И сразу укрепилась вера в свои силы - пройдем! Конечно, пройдем хорошо! Ведь нас так поддерживают, так нас ждут дома".

А пурга не утихает, заставляет часто выходить наружу, чтобы укрепить палатку. Не раз с благодарностью вспоминала "Метелица" коллектив Дома моделей спортивной одежды. Экспериментальные костюмы, которые дали им на испытание, легки, удобны, не продуваемы. К тому же все они в них красивы, на радость кинооператору. Костюмы разноцветные, и лыжницы могут издали узнать друг друга, даже когда они в масках.

На опыте предыдущих экспедиций отработано несколько вариантов масок (от марлевых до меховых) для защиты лица от горячего, обжигающего солнца, а также от мороза и ветра. Хорошо зарекомендовали себя и горнолыжные очки со сменными фильтрами.

Из дневников:

"Когда устанешь, иногда вспоминаешь вопросы, которые нередко нам задавали: "Зачем это вам надо? Ведь на Севере опасно, трудно, а у вас семьи". Но недаром говорят, что люди заболевают Севером! Да, человеку необходимо на какое-то время освободиться от привычного ритма жизни, остаться наедине с природой и мыслями, "обновить" душу, найти себя вновь! Как хорошо вот так пройти пешком по родной "земле", все увидеть своими глазами!"

В наше время, когда ледокол "Арктика" прошел к Северному полюсу, "макушка планеты" не стала ближе к Большой земле. Крайний Север остался таким же, как и сотни лет назад, - с лютыми холодами, фантастическими торосами, айсбергами, пургами. Но Арктика не страшна людям мужественным, выдержанным, знающим ее опасности.

Из дневников:

"Осталось очень мало нам идти. Близок остров Хейса, до него каких-то восемнадцать километров. Радостно сознавать, что курс мы выдержали точно!. Всю предпоследнюю ночь не спалось: не давал покоя огромный птичий базар рядом на высокой базальтовой скале. Да, уж раз много птиц, значит, можно быть уверенным в том, что где-то недалеко вода, разводье.

Кокда мы стали собираться, чтобы проделать последний бросок, вдруг вдали были замечены быстро перемещающиеся черные точки, явно не похожие ни на медведей, ни на других зверей, которые могут быть в этом краю.

Взяли мы бинокль и увидели: бегут собаки, тянут за собой нарты, а на нартах - вооруженные люди. Ну, мы, конечно, начали по этому поводу острить: "Нас окружают, девушки, готовьтесь принять бой." Все засмеялись и, конечно, очень обрадовались - так это было неожиданно. Ведь до того дня в общем-то мы не видели людей на всем сложном, большом маршруте своем.

Итак, шумно приветствуемые полярниками, мы вместе с ними пришли на остров Хейса. Приятно было видеть, как весь поселок арктической обсерватории встречал нас иллюминационными огнями.

Радостно было слышать возгласы:

- Здравствуй, дорогая "Метелица"!

- Мы так долго вас ждали!

Потом нас разместили на отдых в очень уютных, хороших, теплых комнатах со всеми удобствами. Пригласили обедать. И тут совсем растрогали нас огромным транспарантом над столом: "Дорогая "Метелица", мы вас приветствуем и любим!"

Можно представить себе наш восторг при виде окрошки со свежими огурцами и зеленым луком. Все это, оказалось, выращено в местной теплице. Не верилось, что мы в высоких широтах. И конечно, сердце радовалось: вот какой теплой, обжитой, уютной становится наша Арктика!

За три дня, проведенные на острове Хейса, мы крепко подружились с коллективом обсерватории имени Кренкеля.

Возвращаясь на Большую землю самолетом, мы увозили воспоминания о теплой встрече, а также интересные сувениры, памятные значки. И думалось - вот она какая, Арктика! Кто побывал в Арктике единожды, обязательно вернется вновь!

И вспомнились прекрасные строки Ангуана Сент-Экзюнери: "Хотел бы я знать, зачем звезды светятся? Наверное, затем, чтобы рано или поздно каждый мог отыскать свою звезду".

Исследования Антарктического шельфового ледника

В январе 1979 г. завершились работы по проекту "Шельфовый ледник Росса", в которых участвовали гляциологи СССР и США.

Методами термического бурения в 480 км к югу от внешней кромки шельфового ледника были пройдены три скважины диаметром от 51 до 76 см. Первая из них прошла 412 м льда, достигла воды. В скважину была опущена специальная телевизионная камера, которая позволила обнаружить резкое изменение в текстуре льда, происходящее на глубине около 400 м. С глубины 410 м шельфовый лед изборожден трещинами и туннелями.

На глубине до 300 м лед имел светлую окраску и длинные волнистые следы, оставленные, очевидно, морской зыбью. От 300 м и ниже цвет льда становился темнее, а волнистые следы - короче. На нижней поверхности шельфового ледника эти следы совсем незначительны, сглажены.

В скважину опускали приборы для измерения теплового потока от морских вод к нижней поверхности ледника. Запись данных на магнитную ленту автоматически осуществлялась на поверхности ледника в течение всего южнополярного зимнего сезона 1979 г.

Во вторую скважину было погружено ультразвуковое оборудование, которое регистрирует интенсивность процессов замерзания и таяния воды на самом дне ледника. Этой же цели служил установленный там кварцевый термометр.

Третья скважина использовалась для сбора проб воды и осадочных пород дна. 25 колонок донного грунта показали, что дно здесь является довольно каменистым. Подняты несколько образцов камней для изучения. Дно покрыто слоем песчаного ила толщиной около 15 см, в котором содержались остатки гастропод (брюхоногих моллюсков) и фораминифер. Кроме того, было поднято около 4 тыс. экземпляров живых амфипод, принадлежащих к пяти различным видам, и несколько копепод.

Измерители течений, также опускавшиеся в скважины, зарегистрировали данные, которые в сопоставлении с информацией, собранной в свободных от льдов районах моря Росса, позволят сделать новые заключения относительно взаимодействия льда с морской водой под шельфовым ледником и у его внешней кромки.

Советские гляциологи, работая в том же районе, пробурили скважины глубиной 416 м и получили колонки льда длиной по 381 м. На глубине 410 м наблюдалась четкая граница между пресным и солоноватым льдом. Шесть метров солоноватого льда были испещрены серыми включениями, очевидно представляющими собой "карманы" рассола. В солоноватом льде обнаружены отчетливые полосы толщиной до 1 см, ориентация которых совпадает с направлением основных течений, существующих под шельфом.

Отмечается, что советские полярники сумели пройти всю 416-метровую толщу шельфового ледника всего за 12 суток. Общая масса поднятой ими колонки составляла 4 тыс. кг. Она направлена для хранения и перво-начального изучения в лабораторию геологического факультета университета штата Нью-Йорк (Буффало, Нью-Йорк), где это исследование возглавит И. А. Зотиков (Институт геофизики АН СССР).