Конец новой Колумбии (Шенталинский Виталий Александрович)

Родился в 1939 году в Кемерове. Журналист. Окончил Ленинградское арктическое морское училище, затем факультет журналистики МГУ. В 1960 - 1963 годах зимовал на полярной станции острова Врангеля, в последующие годы трижды участвовал в экспедициях по изучению белых медведей. Много лет работал журналистом в Магаданской области. Очерки, рассказы и стихи публиковались в сборниках "Озябший меридиан", "На высоких широтах", "Нас разделяет океан", в альманахе "На севере дальнем", в журналах "Вокруг света", "Смена", "Москва". Автор книги стихов "Вместе с птицами". В настоящее время работает над документальной повестью об острове Врангеля, готовит новую книгу стихов.

Член Союза журналистов и действительный член Географического общества Союза ССР.

Очерк

Экспедиция

В 1924 году экспедицией, руководимой замечательным русским ученым и моряком, гидрографом Борисом Владимировичем Давыдовым, был поднят советский флаг на острове Врангеля. Автору удалось найти людей, близко знавших Б. В. Давыдова, собрать в архивах новые сведения о судьбе этого человека. А несколько лет назад были обнаружены дневники исследователя, повествующие о его полярных экспедициях. Автор использовал также появившиеся в последнее время за рубежом публикации, которые проливают свет на историю борьбы за остров Врангеля Канады и США и содержат факты и подробности, ранее нам не известные.

Телеграмма

Ограждение вод Амурского лимана уже заканчивалось, когда Давыдова вдруг вызвали во Владивосток к командующему флотом В. В. Селитренникову.

- Очень ждем вас, Борис Владимирович,- обрадовался командующий, когда Давыдов явился к нему. - Получена срочная телеграмма из Москвы. Мы должны снарядить Особую гидрогра-фическую экспедицию. Куда бы вы думали? На остров Врангеля!

Он взял со стола папиросу, окутал себя облаком дыма и, подойдя к стене, привычным жестом отдернул шторку перед картой.

- Уже третий год канадцы хозяйничают на острове и не думают оттуда убираться. Дипломатические переговоры пока ни к чему не привели. Так вот, надо доказать, что мы в состоянии охранять свои государственные границы. Экспедиция должна подтвердить наши права на остров и поднять там советский флаг. Вы, Борис Владимирович, единственный человек, которому можно поручить это дело.

- На чем идти? - спросил Давыдов.

- На "Надежном".

- "Надежный"? - Давыдов поперхнулся. - Вы серьезно, товарищ командующий? Да это же брандвахта! Он и строился специально для работы в порту. Запаса угля у него на восемь дней. Восемь дней и Ледовитый океан! Нет, "Надежный" не годится!

- Это единственное ледокольное судно, которое у нас есть, послать больше нечего,- сказал командующий и, видя, что Давыдов все еще сомневается, предложил: - Давайте встретимся завтра. Подумайте, взвесьте все. Учтите только, если иностранцы в этом году еще раз высадятся на острове, отстоять его будет куда трудней. Дальревком обещает всех поднять на ноги, сделать все возможное для этого дела. Потому что идти на остров необходимо. Необходимо!

Борис Владимирович Давыдов

Было уже поздно, когда Борис Владимирович вышел из штаба, но город, казалось, только сейчас и начинал жить в полную силу. В центре все пестрело, все кричало и спешило: и праздная толпа, и извозчики, грохочущие по наклонным мостовым, и даже стены домов, сплошь залепленные афишами и объявлениями (как мыльные пузыри возникали и лопались акционерные общества, распродавалось с торгов имущество уехавших за границу "бывших", спешно менялись фамилии, комсомольский клуб приглашал на диспут о свободной любви). Рестораны, ларьки, бары работали до поздней ночи.

На набережной от ветра, тянувшего с моря, голова сразу посвежела. Сколько раз прощался он на этом пятачке земли, сколько раз сюда возвращался! Да с девятьсот десятого почти каждый год. И всегда желают одного и того же - "легкого плаванья", и не было у него ни одного легкого плаванья...

Уже около своего дома Давыдов с удивлением обнаружил, что он, собственно, решил - плыть или не плыть. Сейчас все казалось возможным. Если нажать, Дальзавод отремонтирует судно ударным темпом, а уголь для бункеровки в пути можно заранее забросить в Петропавловск и бухту Провидения.

На следующий день он дал согласие возглавить экспедицию.

Из "родословной" далекого острова

"Первое сведение о существовании найденной земли было сообщено образованному миру лейтенантом русского флота Фердинандом Врангелем... Я назвал ее Врангелевой землею, желая принести должную дань этому человеку".

Американский китобой Томас Лонг, 1867 год

"...Императорское правительство пользуется случаем и подчеркивает, что оно считает следующие острова составляющими неделимое целое с империей: о. Генриетта, о. Бенетта, о. Жанетта, о. Геральд и о. Уединения, которые вместе с Ново-Сибирскими островами, о. Врангеля и другими, расположенными близ Азиатского берега империи, образуют продолжение материка Сибири в северном направлении".

Из ноты русского правительства иностранным государствам, 1916 год

"Я, Аллан Редьярд Крауфорд, уроженец Канады, британский подданный, и нижеподписавшиеся члены Врангелевского островного отряда Стефансоновской арктической экспедиции... сего числа поднимаю канадский флаг и объявляю этот остров, известный под именем острова Врангеля, состоящим в настоящее время во владении его величества Георга, короля Великобритании и Ирландии...

Подписанное вложено в этот гурий 16-го дня сентября 1921 года от Рождества Христова. Боже, храни короля!"

Капитан

Быть капитаном - это не профессия, это судьба.

Сколько Борис Давыдов помнил себя, столько он помнил и море. Он родился 9 июля 1883 года на Васильевском острове Петербурга, в семье штурмана дальнего плавания. Раковины, якоря, посвист ветра в вантах, огни чужих далеких городов, невозмутимые адмиралы и счастливые юнги, бутылки с записками и летучие голландцы - этот "волшебный сундук" морской романтики был у него с детства.

Мать (отца тогда уже не было в живых) определила двенадцатилетнего Бориса в Морской кадетский корпус - "колыбель флота", из стен которого за двести лет существования вышли едва ли не все лучшие русские мореходы.

В мае 1901 года Борис Давыдов окончил корпус. Ему было присвоено звание мичмана и вручена Нахимовская премия, которой награждались выпускники, проявившие особую одаренность. И скоро простился с родными: минный заградитель "Амур", куда его назначили служить, отправился в далекое плавание в Порт-Артур, на укрепление Тихоокеанской эскадры.

А потом была война с японцами. Давыдов пережил всю осаду Порт- Артура, будучи старшим штурманом сначала на "Амуре", потом на крейсере "Паллада". Вместе с командиром "Амура", капитаном второго ранга Ивановым, молодой офицер составил дерзкий план минных заграждений и поставил их под самым носом у вражеской эскадры. В результате были потоплены два броненосца противника. Операции "Амура" вошли славной страницей в историю русского флота, они были едва ли не единственным успешным действием наших моряков в этой несчастной войне.

Когда генералы-предатели сдали Порт-Артур, Давыдов, как и другие патриотически настроенные офицеры, чтобы разделить участь своих матросов, добровольно пошел в плен к японцам. Заглянув смерти в глаза, он возненавидел войну. Научившись убивать, понял - это не его специальность. Воевал он храбро, получил несколько боевых орденов, но не мечтал стать адмиралом. Его тянуло другое... "Как нужна флоту,- думал он,- настоящая, подробная научная опись морей и побережий, в особенности дальневосточных! Мы вышли к Тихому океану более двух с половиной веков назад, а до сих пор не имеем ни хороших современных карт, ни надежных лоций..."

Кончилась война, пленных отправили в Россию. Давыдов снова в Петербурге - он слушатель гидрографического отделения Морской академии. Два года напряженной работы. Книги, приборы, лекции. Еще два года в Пулкове - практические занятия по астрономии и геодезии. Здесь Давыдов провел свое первое научное исследование - разработал новый метод определения долгот по азимутам Луны, который давал возможность морякам более легко и точно найти свое местонахождение при плавании в высоких широтах Арктики. Почему в Арктике? Ближайшее будущее Давыдова уже определилось: он был включен в состав готовящейся с большим размахом Гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана.

Говорят, все, что нужно моряку, - это свой берег и чтобы любимая ждала на берегу. Давыдов встретил такую женщину, - встретил, чтобы всю жизнь расставаться. Ее звали Верой. Весной 1910 года Борис Владимирович простился с молодой женой и отправился во Владивосток, где снаряжалась его экспедиция. Вскоре после прибытия с Балтики специально построенных для полярного плавания ледоколов "Таймыр" и "Вайгач" Давыдова вызвал начальник экспедиции И. С. Сергеев.

- Поздравляю, старший лейтенант, - сказал он, выслушав рапорт, - вы назначаетесь командиром "Таймыра". Имейте в виду, я подниму свой брейд-вымпел на вашем корабле. Так что не ждите покоя.

Три года подряд Давыдов входил Беринговым проливом в арктические моря. Далеким прошлым казались и Петербург, и война, и сам он - прежний. Был капитанский мостик, была каюта и в ней груда записей, вычислений, таблиц - материалы к лоции от мыса Дежнева до устья Колымы, которую он готовил. Как раз тогда был поднят русский национальный флаг на острове Врангеля. Моряки "Вайгача", высадившись там, установили первый астрономический пункт, провели серию магнитных и геодезических наблюдений.

Вместе с Давыдовым в экспедиции участвовала блестящая плеяда талантливых офицеров-гидрографов: Неупокоев, Брусилов, Жохов, Лавров. По-разному сложилась потом их судьба; имена одних навсегда вошли в историю отечественной гидрографии, стали в ней "классическими", другие не успели сказать свое слово в науке - жизнь их рано оборвалась. Для самого же Давыдова эти полярные плавания - только начало его исследовательской работы. Но как раз в них заложил он фундамент своих знаний о северо-восточных морях, как раз в это время сложился и как ученый, и как мореплаватель, и как личность.

В год своего тридцатилетия Давыдов стал начальником Гидрографиче-ской экспедиции Восточного океана и снова ушел в плавание.

Девять лет без перерыва работала экспедиция в тихоокеанских морях, обследуя побережья и острова, каждый риф, каждую мель на своем пути. Давыдов сумел создать на Дальнем Востоке целый штат отличных гидрографов, разработал новые методы и приемы в изучении моря. Свой опыт он обобщил в брошюре "Некоторые практические указания при работе по съемке берегов с моря" (Петроград, 1916). Под этим скромным названием содержалось по сути первое и в России, и за границей специальное руководство по морской съемке.

Инструкция требовала, чтобы курсы корабля, ведущего морскую съемку, прокладывались в четырех милях от берега. Давыдов же считал, что нужно ходить не дальше двух миль: при такой дистанции лучше будет изучен берег и ошибок будет меньше. Но чтобы уберечь судно от гибельного риска, необходим особый талант мореплавателя.

- Есть два типа берега, - говорил Давыдов, - один крутой, "честный", к нему можно подходить близко; и есть другой - "шептун", "подлый" берег; он спускается к морю небольшими обрывчиками, около него обычно видны надводные камни и буруны - тут будь осторожен!

Но бывает, не только в море - и на земле надо выбирать между двумя берегами...

Когда во Владивостоке были созданы Советы, Давыдов, как все офицеры, снял погоны. Но скоро к власти вернулись белые, и погоны опять появились на мундирах, не успев потускнеть. Один Давыдов явился в Морское собрание без них.

- Где же ваши золотые погоны, господин полковник? - язвительно спросил кто-то.

- Милый человек,- ответил Давыдов,- я не мальчик. Если я снял погоны, то не для того, чтобы нацепить их через неделю...

В это время к нему зачастили иностранцы с разными "заманчивыми" предложениями:

- Господин Давыдов, мы уважаем ваши патриотические чувства, но сейчас, чтобы сохранить жизнь, вам лучше уехать. Ваши знания... поверьте, у нас их ценят не меньше. Мы предоставим вам идеальные условия...

- Я лучше буду с русским мужиком землю пахать, чем кормиться на ваше золото! - ответил Давыдов.

Это и был его "честный" берег.

Несмотря на постоянные угрозы интервентов, недостаток средств и личного состава, отсутствие всякой связи с гидрографическим центром в Петрограде, экспедиция не прерывала работ. Только в 1921 году, когда во Владивостоке произошел очередной контрреволюционный переворот, Давыдов не вышел в плавание. В этих условиях важно было сохранить хотя бы имущество экспедиции и, главное, результаты многолетних исследований. Оккупанты маршировали по улицам города, а он с немногими сотрудниками продолжал работать: составлялись новейшие карты исследованных мест, дописывалась лоция Охотского моря. На глазах у Давыдова белые захватили и угнали судно экспедиции - транспорт "Охотск". Протестовать было бесполезно: обозленные поражением, белогвардейцы могли свести последние счеты с бывшим царским полковником, которому оказалось не по дороге с ними.

После твердого установления Советской власти в Приморье Давыдов был назначен начальником Управления по безопасности кораблевождения на Дальнем Востоке. А вскоре вышла в свет его "Лоция побережий Охотского моря и восточного берега Камчатки". Этот главный труд Давыдова, в который он вложил все свои знания и опыт, открывал новую эпоху в исследовании дальневосточных морей. Лоция охватывала береговую линию в одиннадцать тысяч километров и базировалась на ста одиннадцати астрономических пунктах, сто шесть из которых были определены самим автором. Давыдов был награжден Золотой медалью имени Литке - высшей научной наградой, присуждаемой за особо выдающиеся заслуги в области географии.

В начале лета 1924 года Давыдов руководил установкой навигационного ограждения в Амурском лимане. И вот - новое назначение!

Лозунгом тех дней во Владивостоке был: "Даешь красный Врангель!" В аварийной спешке готовили экспедицию. Сколько раз опускались руки, сколько раз казалось, что все рушится и что будущее плавание - безнадежная авантюра! Совершенно необходимую в Арктике теплую одежду, например, купили в Харбине и доставили на борт за несколько часов до отправления, в последнюю минуту грузили квашеную капусту - чуть не остались без этого нехитрого снадобья. Да и был ли вообще в истории случай, чтобы полярное плавание готовилось какой-нибудь месяц? Американцы, прослышав о походе, объявили по радио, что это безумство - посылать людей в Арктику на таком маленьком корабле, предвещали морякам верную гибель...

В составе экспедиции насчитывалось восемьдесят человек, в основном это были краснофлотцы комсомольского набора - "от сохи и станка". Отправлялись вместе с Давыдовым и его давние сослуживцы по экспедиции Восточного океана - гидрографы Ивановский, Грагайтис и Чеботнягин. Комиссаром был назначен М. А. Доминиковский, помощником Давыдова - Г. Д. Красинский, командиром экспедиционного судна - Е. М. Воейков.

20 июля порт был украшен флагами расцвечивания. На корабль прибыл командующий флотом, он объявил приказ о походе и пожелал команде удачи. Прогремел "Интернационал", канонерская лодка "Красный Октябрь" (так теперь назывался портовый ледокол "Надежный") отдала швартовы. От острова ее отделяли три тысячи миль пути.

Из воспоминаний о Б. В. Давыдове

"Б. В. Давыдова можно считать главным действующим лицом экспедиции за годы его командования ледоколом. Небольшого роста, худощавый, с огромным лбом, очень подвижный, всегда оживленный и бодрый, ровный и мягкий в обращении, он служил наглядным примером высокого понимания долга. Это был неутомимый и в высшей степени добросовестный и умелый исследователь".

Л. М. Старокадомский, участник плавания на "Таймыре"

"Б. В. Давыдов был очень эрудирован во всех вопросах. Прекрасный специалист, он любил порядок в работе. Астрономические наблюдения выполнял сам. Все вычисления делал сразу после наблюдений, в тот же день. Вычислял он быстро и цифры писал так четко, что они производили впечатление отпечатанных на машинке. Вся работа шла без спешки и суеты.

С подчиненными всегда был справедлив и корректен".

И. Т. Колбягин, участник плавания на "Красном Октябре"

"В год похода на остров Врангеля Б. В. Давыдову исполнилось сорок два года. Выглядел он так: подтянутый, с большой бритой головой, на лице выделялись карие, с лукавым и добродушным прищуром глаза, короткие усы.

Борис Владимирович был нетерпим к порокам; человека, скомпрометировавшего себя однажды, вычеркивал из списка друзей. Но для настоящего друга он готов был сделать все возможное и невозможное. Ближайшими его друзьями были гидрографы-моряки Лавров, Евгенов, Неупокоев, Ахматов, а из старшего поколения - академик Шокальский".

Г. А. Кобылий, племянник Б. В. Давыдова

С той стороны

За два дня до выхода из Владивостока "Красного Октября" из Нома отправилась к острову Врангеля быстроходная американская шхуна "Герман". Ей предстояло пройти до цели плавания шестьсот пятьдесят миль.

Капитан шхуны, опытный арктический мореход Лэн мог не сомневаться в успехе: власти Аляски уже знали о подготовке советской экспедиции и сделали все, чтобы опередить ее. Перед отходом Карл Ломэн, устроитель плавания, не скупился на обещания, но требовал: остров - любой ценой! По такому случаю даже был нарушен сухой закон и провозглашен тост: "За Новую Колумбию!"

Откуда взялось это странное название, которого нет сейчас ни на одной карте мира? Попробуем в этом разобраться.

Идею захвата испокон веков принадлежащего России острова Врангеля подал полярный путешественник Вильялмур Стефансон (впоследствии он считал это "трагической ошибкой" и признал бесспорность прав нашей страны на владение островом). В 1913-1914 годах Стефансон возглавлял Канадскую арктическую экспедицию, которую с первых же шагов постигла неудача: ее корабль "Карлук" вмерз в лед близ Аляски и был унесен дрейфом в Чукотское море. Самого начальника экспедиции тогда не оказалось на борту, он охотился на американском побережье. Судно было раздавлено льдами недалеко от острова Врангеля, а часть команды с большим трудом добралась до его берегов.

Вот этой трагической случайностью и воспользовался Стефансон, когда начал свою кампанию захвата острова. В 1920 году он направил канадскому премьер-министру Артуру Мейгену пространное послание, в котором доказывал, что правительству Канады - доминиона Британской империи - следует закрепить за собой остров Врангеля, тем более что Россия охвачена гражданской войной - ей недосуг заниматься своими окраинами. А подтверждением прав на эту землю Стефансон считал тот факт, что его экспедиция поднимала там британский флаг.

Стефансон предложил немедленно послать на остров Врангеля партию и вызвался руководить ею. Он исходил отнюдь не из одних только патриотических побуждений - надеялся, что канадское правительство в знак благодарности даст ему остров в аренду, а он в свою очередь переарендует его "Гудзон бей компани".

Однако канадское правительство действовало осторожно. Оно уполномочило экспедицию Стефансона только "установить власть и присоединить к доминиону земли, лежащие к северу от канадской территории и не находящиеся под юрисдикцией какого-нибудь цивилизованного государства". А это никак не относилось к острову Врангеля. Проект захвата острова лег под сукно.

Но государственные деятели Канады недооценили способностей Стефансона - этот человек никогда не отступал легко от своих замыслов. Он начал действовать по-другому: организовал частную "Компанию по исследованию и развитию Арктики", отыскал деньги и подобрал группу предприимчивых молодых людей. Это были канадец Аллан Крауфорд, студент университета в Торонто, три американца и одна эскимоска. Они добрались до острова, высадились там и объявили от имени короля и империи о своих правах на эту землю.

Сменился канадский кабинет министров, и Стефансон поспешил атаковать нового главу правительства Маккензи Кинга, призывая подвести под частную инициативу государственную основу. В канадском парламенте начались острые дебаты. Но события на этом не остановились. Последовали одна за другой две ноты Советского правительства с выражением озабоченности по поводу притязаний Канады на остров и с требованием объяснений.

Пока канадцы и англичане размышляли, что предпринять, разочарованный их "дружественной бездеятельностью" Стефансон не терял времени зря. В марте 1923 года он обратился в Вашингтон. Выступая в штабе военно-морских сил, он не погнушался грубой лестью в адрес американцев и обещал, что "сделает все возможное, чтобы приобрести остров Врангеля для США, если англичане откажутся от своих прав". Единственное, чего он не хотел, - так это чтобы остров попал к русским. В Вашингтоне, так же как и в Оттаве, Стефансону сочувствовали только военные. Дипломаты высказывались против. Правительство колебалось.

Между тем уже два года группа Крауфорда находилась на острове Врангеля без всякой связи и помощи. Пора было подумать и о ее спасении. Но когда спасательное судно добралось до берегов острова, оно застало там в живых только эскимоску Аду Блекджек, остальные четверо стали жертвами "гостеприимной Арктики". Тем не менее смена им была высажена...

Теперь Стефансон очутился на грани банкротства. Родственники погибших публично объявили его виновником происшедшей на острове трагедии. Газеты писали: "Все острова Севера не стоят того, чтобы им приносить в жертву хоть одного канадского юношу". Надо было срочно выходить из игры, и весной 1924 года Стефансон отказался от своих "прав" на остров, "продал" его "оленному королю" Аляски Карлу Ломэну.

Итак, дело перешло в новые руки. Преемником Стефансона стал бизнес-мен, представитель могущественной династии Ломэнов, которой принадлежали чуть ли не все аляскинские олени. Карл Ломэн не бросал деньги на ветер. Будучи очень богатым человеком, он хотел стать еще богаче: мечтал о том, что оленину будут продавать в Нью-Йорке, что она войдет в меню ресторанов на всех поездах и пароходах от мыса Барроу до Калифорнии. Выгоды от владения островом Врангеля для него были очевидны: там предполагалось организовать охоту, олений питомник.

По примеру Стефансона Ломэн решил подкрепить свои действия ссылкой на историю. Он вспомнил, что в 1881 году его соотечественник капитан Купер, разыскивая следы пропавшей экспедиции Де Лонга, тоже ступал на остров Врангеля, поднимал там американский флаг и даже переименовал остров в Новую Колумбию. Правда, это название продержалось всего три дня: другой американец, Берри, высадившись вслед за Купером, вернул острову прежнее название. Правительство Соединенных Штатов осталось тогда равнодушным к новому "приобретению".

Как и в случае со Стефансоном, отнюдь не история вселила в Ломэна надежду на успех, а... новые веяния в политике. Та Аляска, связь которой с внешним миром обрывалась на семь-восемь месяцев в году, уходила в прошлое. На американском Севере появилась транспортная авиация. Аляска постепенно наполнялась военными. И вот вышла карта, на которой остров Врангеля был закрашен цветом США и получил название Новая Колумбия.

Таким было положение к июлю 1924 года, когда два корабля под разными флагами двинулись к одной цели.

Остров

Давыдов отправился в плавание больным - был сильно простужен, но во Владивостоке болеть было некогда, а в море - тем более. Чтобы успокоить жену, он пишет с дороги, из Петропавловска-Камчатского:

"Я пока что, слава богу, совершенно здоров, кашляю много меньше, думаю, что этому способствовал чистый морской воздух. Я так и вижу тебя, родная моя, как ты говоришь "воображаю!", но, право, это так... Что-то готовит нам судьба? Торопимся здорово. Все сведения до сих пор благоприятны, можно думать, что льда будет мало..."

Тут Борис Владимирович тоже явно лукавит: предварительные сообщения говорили о том, что условия плавания в Ледовитом океане будут очень тяжелыми.

10 августа "Красный Октябрь" миновал Берингов пролив. Необычно встретило его Чукотское море. Холодный желток солнца скатывался по гладкой голубизне и разлетался на тысячи брызг за кормой, не было ни ветерка, ни дымки на горизонте, ни единого облачка. То и дело всплывали из воды глянцевые бугры китов.

В бухте Провидения моряки загрузили максимальное количество угля: до отказа наполнили трюмы, даже на палубе устроили выгородки - каждая лишняя тонна топлива могла решить исход плавания. На корабль были взяты трое чукчей с собачьими упряжками для санных поездок и на случай зимовки. Нагруженное сверх ватерлинии, с огромной закопченной трубой, судно представляло собой странное зрелище. На палубе, среди штабелей досок и ящиков, скулили и грызлись собаки, узкие проходы были черны от угольной пыли, а на корме, поверх связок каната, громоздились нарты и спали чукчи, положив головы на спасательные круги.

По чистой воде корабль шел недолго. Вскоре первая льдина ударила в обшивку. По мере движения корабля лед становился все гуще, пока не покрыл почти всю водную площадь. Лед этот был настолько сжат течением и встречным ветром, что судно остановилось. Пробиваться к острову в таких условиях было бы только пустой тратой угля - моряки решили ждать перемены ветра.

Давыдов записал в дневнике: "Во время лавирования во льду надо было пройти узкую перемычку между очень крупными и толстыми обломками поля справа и годовалой крепкой льдиной слева. Проход был по ширине близок к ширине судна. Подходили малым ходом, заблаговременно застопорив машину. Сперва коснулись надводным бортом снежного края поля, которое отбросило корабль влево на льдину; от нее вновь отскочили вправо и ударились на этот раз довольно крепко... В результате несколько вмяли шпангоут у жилой палубы, согнув его книзу, на протяжении ближайших трех шпангоутов борг гофрирован, один продольный шов немного разошелся... Удар пришелся в надводную часть; это в свою очередь вызвано тем, что мы очень загружены, благодаря чему у нас ледяной пояс весь под водой, то есть много ниже нормы. Чтобы хоть несколько увеличить дифферент на корму, перегружаем уголь из носового трюма в ямы, это все, что можно сделать".

Так и не дождавшись попутного ветра, корабль развернулся на обратный курс и, с трудом выбравшись из ледового мешка, пошел вдоль кромки на северо-восток. Невдалеке от маленького островка Геральда, расположенного в сорока милях от Врангеля, он снова уперся в тяжелый ледовый барьер.

Давыдов совещался на мостике со своими помощниками Доминиковским и Красинским. Все сходились на том, что отступать нельзя.

- В случае неудачи мы должны высадиться хотя бы на Геральде и оставить там партию, - предложил Красинский, - зимой, по льду, эта партия переберется на Врангель.

- Не будем забегать вперед, - покачал головой Давыдов, - попробуем пробиться.

Стоял густой туман. Разреженный лед сменился крупными многолетними полями, скоро вся поверхность моря побелела. Громадные, выше палубы, торосы надвигались на судно, скрежеща о борта. При работе машин под всеми тремя котлами, при открытом почти на аварийное давление котельном регуляторе корабль то и дело останавливался, а потом, слегка отступив, снова прорубался на несколько метров вперед. Повалил снег, он накрыл снасти и палубу толстым слоем, словно стараясь вдавить судно в воду, сравнять его с твердым панцирем льда. Корабль казался призраком в этой мертвой пустыне, минута - и он навеки застынет в тисках льда.

На вторые сутки этого отчаянного поединка туман впереди потемнел, лед стал реже, и глазам моряков открылись черные отвесные скалы острова Врангеля.

На траверзе бухты Роджерса отдали якорь. Пустынно и хмуро было на берегу. Спустили две шлюпки и сразу приступили к установке мачты для флага. Землю взрывали патронами, основание мачты обложили кирпичами и залили цементом; сверху на ней был укреплен железный красный лист с вырезанными буквами "СССР". Специально для торжественной церемонии сшили и второй флаг, из ткани.

Следующим утром экипаж корабля построился у мачты. Давыдов обра-тился к морякам, поздравил с выполнением задания.

- Цель плавания достигнута, однако мы должны еще снять с острова иностранных колонистов. Вряд ли они окажут нам сопротивление, но есть у нас враг куда более опасный - лед. Борьбы с ним не миновать. Нам предстоит дело не менее трудное, чем путь сюда, - вернуться домой, вернуться, сохранив и корабль и людей.

Раздалась команда: "На караул!"

Моряки взяли винтовки на руку и сняли фуражки.

В 12 часов 20 августа над островом Врангеля был поднят Государственный флаг СССР. Прогремел троекратный салют.

В тот же день, обследуя остров, корабль вошел в бухту Сомнительную. На берегу виднелись избушки и палатки, а между ними - развешанные медвежьи шкуры. Людей не было, моряки нашли только записку, в которой сообщалось, что островитяне ушли в западном направлении.

- Ничего в лагере не трогать! - распорядился Давыдов. - Возвращаемся на судно.

Едва шлюпки причалили к борту, вахтенный заметил на берегу столб дыма. Показалась байдара, в ней можно было разглядеть четырех эскимосов и человека в шляпе с перевязанным глазом. Стоял штиль, флаг на мачте обвис, по нему трудно было угадать национальную принадлежность корабля. Байдара была уже в нескольких саженях от борта, когда внезапный порыв ветра развернул полотнище флага. В ту же минуту гребцы резко повернули к берегу.

Приказ с корабля заставил их подойти к борту. Испуганно озираясь, поднялись островитяне по трапу, но потом, когда их провели в кают-компанию и напоили чаем, заметно повеселели. Только человек с повязкой сидел насупившись.

- Кто вы такие? - спросил Давыдов.

- Мы служащие канадской фирмы Стефансона. Моя фамилия Уэллс.

- Ваша профессия?

- В Номе я работал парикмахером, - замялся Уэллс. - Здесь охотился.

- Есть на острове еще кто-нибудь?

- Да, четыре женщины и пятеро детей.

- По какому праву вы охотитесь на советской земле?

- Но господин Стефансон, отправляя нас, сказал, что остров - собственность Канады.

- Вы подняли здесь канадский флаг?

- Господин Стефансон выдал нам флаг и приказал поднять его, но я, я сомневался, кому принадлежит остров... Я не решался... Хотя однажды, кажется, приходилось, но, конечно, не больше одного раза...

Сообразив, что заврался, Уэллс умолк.

- У вас есть какие-нибудь документы на право охоты здесь? - спросил Красинский.

- Нет, документов нет, - быстро заговорил Уэллс. - Мы заключили контракт на половинных началах. Половину добычи мы должны отдать, половину оставить себе. Стефансон обещал этим летом прислать судно, но мы понимали - такой лед...

Обменявшись несколькими фразами с Доминиковским и Красинским, Давыдов сказал:

- Да будет вам известно, господин Уэллс, что остров Врангеля всегда принадлежал России. Поэтому ваше присутствие на нем является незаконным.

- Мы не знали этого, мы...

- Вы и не будете отвечать за свои действия, поскольку выполняли чужую волю. Но дальнейшее ваше пребывание на острове исключено, перебирайтесь к нам на судно.

- А дальше, что будет дальше?

- Не бойтесь, - улыбнулся Давыдов, - для нас вы просто браконьеры. Куда бы вы хотели отправиться?

- В Америку, в любой американский порт.

- Ну что ж, постараемся переправить. А все, что вы награбили на острове, вместе с орудиями охоты объявляю конфискованным.

На всякий случай Давыдов наметил место для своей зимовки на острове. Застрять здесь, да еще вместе с иностранцами - эта перспектива была, конечно, не из приятных, но куда хуже будет, если корабль не пробьется к чукотскому берегу и попадет в ледовый мешок где-нибудь в проливе Лонга...

Моряки успели сделать промеры бухт Сомнительной и Роджерса, установили в них астрономические пункты, исправили карту острова. Дальнейшие работы были невозможны: лед при первой же перемене ветра мог заблокировать судно. Через пять дней после подхода к острову "Красный Октябрь" взял курс на юг. На спардеке, вызывая дружный лай собак, повизгивали два пушистых медвежонка - единственные коренные обитатели острова Врангеля.

Обратный переход к чукотскому берегу, как и предполагал Давыдов, оказался не легче.

Вот несколько выдержек из его дневника:

"24 августа. Условия плавания очень тяжелые: снег мешает смотреть, горизонта нет, характера очень сжатого льда подчас совсем не разобрать. В 9 часов вечера, за невозможностью идти дальше, остановились...

25 августа. Лед битый, сжат и почти без полыней; встречаются годовалые и многолетние льдины, иногда целые обломки полей до 400-500 саженей в поперечнике. Льдины подбиваются одна под другую, сплошь и рядом при нашем проходе всплывают снизу, что еще более мешает продвижению. Около половины третьего дня с большим трудом минут десять ловил высоту солнца, еле-еле проглянувшего сквозь пасмурность; управлял кораблем Евсюков (старший помощник капитана). Оторвавшись от секстана, к ужасу своему, Увидел, что мы лезем в полынью между громадными льдинами, причем вперед хода нет. Что-либо делать было уже поздно, оставалось, войдя туда, попытаться развернуться и как-нибудь выползти. Через три с половиной часа упорной работы с завозом ледяного якоря, ходами и выталкиванием отдельных льдин удалось развернуться на 90° вправо и кое-как выйти из сжимавшего нас кольца...

26 августа. Весь этот день простояли во льду, только немного пробуя пробиться по направлению к берегу. Успеха почти нет. Вместо предполагаемых 55 миль нам удалось отойти от Врангеля только на 39 миль. Было над чем призадуматься...

27 августа. После полудня решил двинуться. Первые шаги были необычайно тяжелы; смело могу утверждать, что 95 процентов водной площади покрыто льдом. Главная неприятность заключается в том, что из-за выпавшего снега скрыты отчасти как характер самих льдин, так и маленькие полыньи между ними...

28 августа. Идем в тех же условиях...

29 августа. Увидели на льду трех людей. Видя их беспомощность, отправили к ним наших чукчей. Выяснилось, что там находятся на льду двое чукчей-мужчин и молодая девушка, провизии нет, одеты легко, один чукча нездоров. Они рассказали, что три дня назад, увидев под берегом моржа, пустились на байдаре за ним в погоню. Зашли в лед, были окружены и зажаты, пришлось выбираться на льдину... Стоим в сильно сжатом льду, почти все время густой снег, туман".

Только к 1 сентября, после того как была перенесена на корабль байдара с больным чукчей, удалось кораблю приблизиться к мысу Северному.

"Дождались и сентября, что-то он нам даст? Просто диву даешься, до чего тяжелый и льдистый этот год. Подумать только: ведь 16 сентября в 1912 году и 10-12 сентября в 1911 году мы на "Таймыре" совершенно свободно или вовсе безо льда, или в редком разбитом льду проходили мимо мыса Северного! А тут вот тебе какое дело!

3 сентября. Никаких перемен нет. Экономим уголь...

4 сентября. Утром залез на марс и осмотрел лед - полоса незыблема. Решил пробиваться к береговой полынье, сделать это необходимо, чтобы иметь безопасное место зимовки.

Лед очень сжат, покрыт снегом. Тем льдинам, которые мы дробим, некуда выходить. Кроме того, снеговая подушка и мелкий, дробленый лед очень мешают. Как-то незаметно случилось, что мы здорово засели: ни взад, ни вперед. Пробовали заводить концы и разворачиваться - ничего не вышло, да и скоро стемнело. Отложили на завтра. Досадно страшно - осталось пройти какие-нибудь 150 саженей!

5 сентября. С утра завели швартовы на льдины: влево с левого борта и вправо с правого, на ледяных якорях. Давая передние и задние хода и выбирая швартовы втугую, около 10 утра начали весьма постепенно разворачиваться вправо, а к 14 часам и вовсе развернулись к выходу.

6 сентября. В 6 начали ломать перемычку. Идя назад от кромки льда для получения разбега, ударились, по-видимому, пером руля об одну из отколотых только что небольших льдин. Ударились мы так неудачно, что сорвало шкив у штуртроса, раздробив чугунную обойму, крепившую его к палубе. Вот до чего не везет - стоим и чинимся...

Мы пробили все-таки лед и вышли на чистую воду! У меня при отдаче якоря было два разных чувства: первое - глубокое удовлетворение по поводу того, что плоды наших многих усилий наконец получены, ибо корабль, как таковой, спасен; если бы остались на прежнем месте, нас зимою, вероятно, раздавило бы напором льда. Второе переживание - это точка над i: мы вышли в тот небольшой прибрежный район, который со всех сторон замкнут льдом; выйти мы не можем, следовательно, крышка захлопнута - мы зимуем".

Группа моряков съехала на берег и закупила у чукчей мясо. На судне тоже не мешкали: выключили паровое отопление, заменив его чугунными камельками, просушили и задраили котлы, разобрали механизмы главной машины, залили кингстоны. Были перестроены и утеплены жилые помещения. Корабль стал на зимовку.

Собирается ехать на собачьей упряжке в Среднеколымск, а оттуда через Якутск и Иркутск в Москву Красинский. Давыдов, уединившись в каюте, пишет большое письмо жене:

"...прислушайся, родная моя, к моему далекому голосу и попробуй исполнить то, что я тебе посоветую, много и зрело над этим подумав. Постарайся крепко взять себя в руки; пусть с получением этого письма вселится в тебя бодрость и крепость духа. Бодрись, родная моя, от этого зависит все наше настоящее и будущее, от этого зависит и душевное равновесие наших малышей. Все пройдет, все протянется, и летом будущего года я вас крепко поцелую...

Все у нас здоровы. Конечно, каждый разно и по-своему относится к необходимости зимовать; одно можно сказать: зимовка - это для личного состава такая школа, которую проходя каждый обнаруживает всю свою сущность, являясь таким, какой он есть на самом деле. Следовательно, я действительно без всяких прикрас узнаю доподлинно всех своих сослуживцев во всей их наготе..."

Письмо это, однако, так и не было отправлено. Положение экспедиции резко переменилось.

Последняя попытка

В это же время сразу три американских корабля штурмовали подходы к острову Врангеля. Одним из них был "Герман" - шхуна капитана Лэна.

Первое плавание "Германа" закончилось неудачей - пришлось вер-нуться в Ном из-за поломки в машине. Там Лэн узнал новость: в Лондоне, на англо-советских переговорах, представитель Великобритании заявил, что его страна на остров Врангеля не претендует.

- Тем лучше, - рассудил Карл Ломэн, - теперь у нас развязаны руки. Я думаю, если мы захватим остров и поднимем флаг США, наше правительство возьмет нас под свою защиту. Но надо спешить. Кроме вас, Лэн, на остров пойдут еще два судна - "Бэр" и "Сильвер Уэйв". Осечки быть не Должно.

Но напрасно пытались корабли преодолеть льды: ветры северных румбов выносили из просторов Ледовитого океана все новые паковые поля, забивая ими подходы к острову. Лэн понял, что в этом году уже ни один корабль не сможет добраться туда. О судьбе русских оставалось только гадать.

Лэм высадился на островке Геральда и там поднял флаг, припасенный для "Новой Колумбии". Затем он приказал осмотреть островок. Вскоре до Лэна донеслись крики одного из моряков: на гальке, среди обломков скал, лежали человеческие кости, куски одежды и снаряжения, почерневшие и сгнившие от времени, - это были останки людей с "Карлука"...

Моряки бережно собрали и перевезли горестную находку на шхуну. А через несколько часов мачта шхуны уже скрылась за дугой горизонта, и ледяное пространство снова застыло в торжественном покое.

Зарубежная пресса не замедлила откликнуться на исход плавания.

"Нью-Йорк тайме", 18 октября 1924 года:

"Охранный крейсер "Бэр", моторные шхуны "Герман" и "Сильвер Уэйв" - три американских судна - тщетно пытались пробиться к острову Врангеля этим летом... Они не смогли справиться с арктическими ветрами..."

"Торонто дейли стар", 22 января 1925 года:

"Американское судно "Герман" не смогло достичь острова, и нежелательная конфронтация между американцами и русскими была избегнута".

"Нью-Йорк тайме", 20 октября 1924 года:

"У Англии и Америки по существу нет никаких прав на этот остров; единственным государством, имеющим право на него, является СССР. Если Советское правительство колонизирует остров Врангеля, то другие государства вряд ли будут оспаривать суверенитет СССР на эту территорию".

Шторм

В день, когда была спущена вода из последнего котла "Красного Октября", легкая дрожь побежала по поверхности моря; скоро она перешла в зыбь, свежий ветер заколебал льдины. Стало ясно, что в море, за полосой льда, шторм. Угля при чистой воде и отсутствии встречного ветра едва-едва могло хватить до мыса Дежнева. Шторм, конечно, разметал льды и образовал проход вдоль побережья. Берингов пролив, вероятно, тоже свободен. А если поднимется носовой ветер? Если угля не хватит? Если снова лед?

Мнения спутников Давыдова разделились: одни предлагали идти, доказывая, что десять месяцев зимовки грозят не меньшими трудностями, другие называли это предложение авантюрой, бессмысленной и преступной. Нашлись и такие, кто в случае продолжения плавания снимал с себя ответственность за исход экспедиции. Последнее слово было за Давыдовым.

До сих пор он всегда предпочитал борьбу покорности, и не потому, что любил рисковать; просто риск часто был самым вероятным, иногда единственным способом достичь цели. И в этот раз он колебался недолго.

За сутки моряки собрали главную машину, наполнили котлы забортной соленой водой и, обрубив якорный канат, вмерзший в льдину, пошли против зыби. Ледяную перемычку миновали без труда - она качалась и трескалась от напора волн. Дальше кромка расходилась клином, в вершине которого оказалось судно.

Кто-то вспомнил о парусе, что лежал в кладовке со времени постройки корабля. Старые куски парусины залатали на скорую руку, с трудом закрепили. Ход увеличился на целую милю в час. Но парус простоял недолго: первый же сильный шквал рванул его пополам, закрутил, и вскоре от него остались только хлопающие на ветру обрывки.

Шторм усиливался с каждым часом, с каждой милей пути. Разгруженный корабль слабо устойчив к боковой волне, а идти приходилось только так - кратчайшим путем к проливу Беринга. Порой крен превышал 45 градусов, винт, вырываясь из воды, вращался в воздухе.

Ледяные волны перекатывались по палубе, поднимали тучи брызг, сбивали с ног. Ожили вещи, половина команды лежала ничком. Пассажиры - эскимосы и чукчи, забравшись в угол кубрика, готовились к смерти. От стариков они знали, что на севере есть земля, где обитает злой дух, посылающий людям холод и смерть: проклят остров, куда занесла их нелегкая, заказан туда путь человеку. "Если ты уйдешь со своей земли на север, то никогда не вернешься назад", - говорили им старики. Они нарушили закон предков, и вот злой дух настиг их...

Вторые сутки на корабле не было горячей пищи, кончалась вода. Чтобы как-то поддержать людей, Давыдов распорядился выдать вино, и каждые два часа все, кто мог работать, шли в буфет. Перепало и Уэллсу.

- Ставлю пятьсот долларов, что нам крышка! - кричал он. Странно, что это веселило его, будто он всерьез верил в загробную жизнь.

Быстро таял уголь. Оставив в HЗ двадцать тонн, Давыдов приказал жечь имеющееся на судне дерево: доски распиливали, отправляя в топку, разобрали корпус катера, потом начали снимать внутреннюю обшивку трюмов и жилых помещений. Еще теплый шлак поливали машинным маслом и снова бросали в огонь, жгли мебель, канаты, краску, олифу, мешки с сахаром.

Центр жизни корабля давно переместился с мостика в машинное отделе-ние. Пятерым кочегарам помогали все, кто еще держался на ногах. Обедали на ходу, поджаривая оленину прямо в топке, с трудом разжевывали обуглившееся сверху, полусырое мясо. Пламя плясало на мокрых от пота лицах. Работали с угрюмым ожесточением, забыв о времени, теряя ощущение реальности происходящего.

На исходе третьих суток истерзанная канонерка встала в совершенной темноте у мыса Дежнева. Ветер стих, корабль заснул глубоким сном смертельно уставшего человека.

А наутро моряки увидели, что Берингов пролив забит льдом. Наступил октябрь - месяц первых сильных морозов и ураганных ветров, порог полярной ночи. Ждать было нечего - каждый час стоянки отодвигал возможность возвращения.

Сжигая последние тонны угля, корабль вошел в скопление мелких, раздробленных льдин, но они были настолько сжаты течением с юга и северным Ветром, что, пройдя всего милю, судно застряло. Потом его медленно понесло на север. И когда уже казалось, что участь корабля решена, на второй день дрейфа, лед вдруг остановился и неожиданно двинулся назад. "Красный Октябрь" возвращался к проливу, а тревога Давыдова росла: что будет дальше? Еще два дня море играло с кораблем - гоняло его то к северу, то к югу.

Опустилась ночь, решающая для корабля. Никто из моряков не спал. Медленно тянулось время. А на рассвете природа неожиданно пошла на уступку: задул южный ветер, появились разводья, и по ним канонерка добралась до Уэлена. Но и там угля не оказалось...

Пришлось разобрать, разрубить и перевезти с берега на борт корпус конфискованной американской шхуны, скупить у чукчей запас плавника. Обойти мыс Дежнева можно было, только держась вплотную к берегу, где лед был разрежен.

"Никогда, кажется, не забыть этого рискованного перехода, - писал Борис Владимирович впоследствии в отчете о плавании. - Только усыпанное звездами небо несколько умеряло глубокий мрак ночи, позволяя еле-еле разбирать контуры громадных, крутых, скалистых обрывов Дежневского выступа. Тяжело движется корабль, отвоевывая с каждым шагом вперед себе свободу. Целые снопы искр вылетают из трубы, кружатся в воздухе. Береговые обрывы порою так близки к кораблю, что, кажется, еще немного, и мы заденем за них своим бортом".

Наконец, миновав Берингов пролив, "Красный Октябрь" стал на якорь против мыса Дежнева. Здесь моряков ожидало последнее испытание.

Вот что писал Давыдов:

"Утомленному до крайности личному составу предстояла очень тяжелая работа; на воду спустили все шлюпки, срочно приступили к перевозке угля. При значительном морозе, выгребая против свежего ветра с берега, обдаваемые брызгами замерзавшей тут же воды, промокшие до костей, промерзшие люди в течение восьми часов выполняли эту поистине каторжную работу. Приходилось удивляться, как вся эта операция прошла благополучно!"

Свежий северный ветер быстро гнал лед в Берингово море. Когда корабль вошел в залив Провидения, на нем совсем не было пресной воды, а топлива осталось двадцать пудов - этого едва хватило бы на двадцать пять минут хода.

Через месяц весь состав экспедиции был выстроен на палубе канонерки. Комиссар Дальневосточного флота Э. И. Батис огласил указ Советского правительства:

"За героизм и мужество, проявленные участниками экспедиции при выполнении правительственного задания в тяжелых условиях плавания на остров Врангеля, канонерская лодка "Красный Октябрь" награждается орденом Красного Знамени".

Вскоре после возвращения из экспедиции Борис Владимирович простудился, слег. Подорвав здоровье в плавании, он не смог побороть болезнь.

Незадолго до смерти Бориса Владимировича Академия наук решила ходатайствовать о переименовании острова Врангеля в остров Давыдова. Но сам он решительно воспротивился этому: одной из его заповедей была "Никогда не менять названий на старых картах".

Где-то в Мировом океане несет сейчас вахту современный океанографический корабль с его именем на бортах. И кажется, не умер капитан Борис Давыдов, а только ушел в далекое плавание.

Коротко о разном

Успех метеоритной экспедиции в Антарктиде

Группа японских и американских полярников, возглавляемая Уильямом А. Кессиди (Питтсбургский университет, штат Пенсильвания), вернулась в феврале 1979 г. из Антарктиды, где она провела год в поисках метеоритных тел. Экспедиция доставила необычайно богатый "урожай": 309 метеоритов общей массой около 300 кг.

Среди находок железный метеорит, весящий около 136 кг,- крупнейший из железных метеоритов, когда- либо найденных в Антарктиде. Пять метеоритов относятся к довольно редкому виду ахондритов, обладающих специфическим сходством с некоторыми геологическими породами Земли. Найдены также два пятиграммовых углеродистых хондрита, которые считаются представителями самых примитивных пород в Солнечной системе; они весьма редки в земных условиях, так как легко подвергаются разрушительному воздействию при входе в атмосферу и при выветривании на поверхности нашей планеты.

Богатство находок подтверждает ранее высказанную У. А. Кессиди гипотезу, согласно которой древние ледники Антарктиды представляют собой идеальное место для сбора метеоритов. Этому способствуют следующие факторы: снеговой покров уменьшает дробление падающих метеоритных тел на множество обломков, низкие температуры предохраняют их от окисления, метеориты минимально загрязняются органическими веществами. Мощные ветры постоянно расчищают поверхность ледника, открывая инородные тела для взора исследователей.

Изотопное датирование четырех метеоритов, найденных в районе нунатаков Аллан, показало, что один из них находится на нашей планете 1,54 млн. лет, а три других - от 30 тыс. до 300 тыс. лет. Отсюда сделан вывод о том, что возраст антарктического оледенения превышает 1,5 млн. лет.