Встреча с вулканом (Алексеев Владимир Алексеевич)

Родился в 1935 году в Таганроге. Окончил физический факультет Московского государственного университета. По специальности физик, кандидат физико-математических наук. Участник геологических и геофизических экспедиций на Камчатку и Сахалин в 1975-1979 гг. Один из инициаторов первых работ по электромагнитному зондированию вулканов. Автор около 50 научных работ.

Путевые заметки

Встреча с вулканом

Слова радиограммы были для меня все равно что выстрел катапульты: "Извержение прекратилось. Федотов завтра улетает на конгресс".

Эта радиограмма разбивала все мои планы. Я очень хотел увидеть извержение, и, кроме того, мне надо было обсудить с Федотовым возможность электромагнитного зондирования в районе действующего вулкана.

Бегу к начальнику отряда сейсмиков Анатолию Каргопольцеву и пытаюсь уговорить его отпустить меня в район извержения одного, не дожидаясь попутного вертолета. Он долго колеблется, затем без особого энтузиазма принимается вызывать по рации "Вулкан" - радиостанцию вблизи извержения. Вскоре ему это удается. Сквозь шум и треск мы выясняем, что все кругом засыпано пеплом и грязью. Идти будет очень тяжело. Толя выжидательно смотрит на меня.

- Ты же знаешь, как мне туда надо! - с отчаянием восклицаю я.

- Да, но я тебя одного не могу отпустить, а лишних людей у меня нет, - спокойно отвечает Толя.

- Я уверен, что все будет хорошо, тем более что половину дороги можно проехать на машине, а там двадцать-двадцать пять километров я быстро пройду налегке.

Толя молча достает лист бумаги и чертит маршрут, обозначая наиболее заметные ориентиры. Мы договариваемся, что каждый час после девяти вечера он будет выходить на связь с лагерем вулканологов, расположенным недалеко от кратера, чтобы знать точно о моем прибытии туда.

Над тайгой поднялась пепловая туча

Быстро кладу в рюкзак галеты, банку тушенки, осторожно ставлю трехлитровую бутыль с водой - знаю, что в пути воды не будет. На всякий случай решил взять нашу собаку Чахотку, которую сейсмики подобрали где-то в деревне. Устраиваюсь в кабине. Собака замерла у ног, и мы трогаемся в путь.

Машина быстро пересекла сухое базальтовое русло реки Студеной, свернула на хорошо укатанную лесовозами проселочную дорогу. Густые таежные заросли чередуются со светлыми вырубками. Вот уже и поворот на поляну Долгую, еще немного пути - и машина остановилась перед густыми кустарниками шиповника. Среди колючих кустов еле заметная тропа.

Первой из машины выскочила собака. Подняв столб пыли, она чихнула и села поодаль от нас. Я простился с шофером, вскинул на плечо рюкзак и пошел по тропе. Оглянулся - собака, сделав несколько шагов в мою сторону, по-видимому, передумала и кинулась к машине. Пришлось идти одному.

Стояла довольно редкая для Камчатки погода - теплая, солнечная. Главное, не было комаров, которые донимали нас в лагере. Щебет птиц создавал Удивительную атмосферу покоя. Становилось жарко, пришлось раздеться. Заросли шиповника были так густы, что местами их приходилось рубить топором. Вскоре появились первые признаки извержения - налет пепла на листьях кустарника. Поднявшись выше, я увидел, что все вокруг засыпано довольно толстым слоем серого пепла. Казалось, что сейчас зима, но неизвестно, почему снег не тает при такой теплой солнечной погоде. Тропа давно пропала, и я шел, придерживаясь восточного направления. Душно. Пыль хрустит на зубах, приходится часто полоскать рот, хочется пить. Подъем становится круче. Толстый слой пепла пригнул ветви деревьев и кустарников к земле и сделал их похожими на часовых в тулупах. Прикосновения к таким веткам поднимают маленькие пыльные бураны. Глаза слезятся от пыли. Пыль забивается во все щели одежды. Кажется, от нее невозможно избавиться. Затягиваю капюшон куртки, но это мало помогает. Неприятные струйки грязного липкого пота текут по всему телу, вызывая легкое жжение. Все тяжелее и тяжелее шаги. Быстро летит время.

Вздрагиваю от неожиданности: выводок глухарей разлетелся в разные стороны, подняв пыльную тучу и нарушив тишину, стоявшую в полудреме тайги. Мне на голову сыплются слежавшиеся комья пыли. Уже нет сил стряхивать пыль с одежды. Надо передохнуть. С удовольствием ложусь, вытянув ноги, на прогретый солнцем пепел. Закрываю глаза. Чудится мне, что, как в детстве, бегу по пыльной степной дороге среди ковыльного "моря". Усилием воли заставляю себя открыть глаза - не заснуть бы.

Встал, без аппетита съел банку тушенки - и снова в путь. Болят кончики пальцев ног. Пыль набивается в ботинки и прессуется. Приходится каждые пятнадцать минут ее выбивать. Рот больше не полощу - не помогает, да и воды осталось маловато. В голову лезут разные мрачные мысли. Стоит ли торопиться на Толбачинский дол? Извержение все равно закончилось, и Федотов мог уже улететь: погода сегодня летная...

Неясные шорохи в кустах вернули меня к действительности. За поворотом я увидел медведя, стоявшего на небольшой поляне. Его необычный вид настолько поразил меня, что первый испуг сменился любопытством. Медведь был словно высечен из камня, так как был сплошь покрыт серой пылью, и только блестящие глаза да влажный нос говорили, что это настоящий живой зверь. Мне показалось, что глаза его полны грусти и смотрят на меня безразлично. Так мы стояли друг против друга в усталом оцепенении. Медведю было явно не до меня, ему, так же как и мне, было плохо в этом необычном лесу. Он нехотя повернулся и исчез в чаще леса, оставив за собой клубы пыли. Немного подумав, я решил идти по его следу: уходя, медведь стряхивал пыль с веток, и идти за ним было намного легче.

Поднявшись на поляну, я увидел разоренный муравейник и медвежьи следы вокруг него. Так мы шли какое-то время друг за другом, измученные и усталые. Иногда мне казалось, что я сбился с пути, и тогда я с трудом лез на большое дерево, стараясь разглядеть мой главный ориентир - большую Белую сопку, старый насыпной вулканический конус, сплошь поросший лесом. И опять шлак, осыпи, пыль и ставшие мне ненавистными кусты шиповника.

Темнело. Все чаще стали попадаться засыпанные шлаком и пеплом большие поляны. Иногда я проходил сквозь небольшие рощи каменной березы. На ветвях ни листочка! Их ободрал шлакопад. Причудливо изогнутые стволы застыли в каком-то диком танце. На фоне угасающего дневного света во многих местах вырисовывались нагромождения массивов застывшей лавы - кекуров, безмолвных свидетелей буйного нрава былых извержений. Попадаются довольно глубокие ямы с сыпучими шлаковыми стенками, окруженные стлаником кедрача. Вначале я старался обходить такие места, но потом решил идти напрямую, карабкаясь вверх и скатываясь вниз.

Из большой трещины с шумом и ревом вырывается огненные фонтаны горячего газа и расплавленных бомб

С трудом забравшись на довольно высокий кекур, оглядываюсь кругом. То, что я вижу, заставляет меня позабыть и пыль, и шлак, и усталость. Передо мной, километрах в трех, виднеется полоса неярких красных огней, напоминающих затухающие костры. Эта полоса начиналась от двух больших конусов и спускалась вниз по склону. То и дело с краев этой полосы отрывались довольно большие каменные глыбы, черные с наружной и ярко-красные с внутренней стороны. Интересно было наблюдать, как они катились по склонам, мелькая попеременно то черным, то красным боком и оставляя за собой светящиеся сыпучие следы. За всей этой каменной пляской угадывалось медленное сползание вниз огромной массы. Ну конечно же, это и есть лавовый поток! Так вот он какой - гигантское многоплановое черно-красное панно...

Лавовый поток упирался в подножия двух насыпанных койусов, очень похожих на шахтерские терриконы. Один из них был совсем темный, другой подсвечивался выходящим из его кратера горячим газом. Он выбрасывал клубы пепла.

- Неужели снова началось извержение? - радостно подумал я.

Между мною и лавовым потоком на небольшом плато виднелся ряд ярко освещенных разноцветных палаток. Еще в лагере я слышал по рации, что на извержение прилетели иностранные журналисты и были очень огорчены, увидев лишь успокоившийся вулкан. Должно быть, это их палатки. Я, улыбнувшись, представил себе ликование гостей.

Застывшая лава в краторе прорыва

Неожиданно слева, у подножия работающего вулкана, показались из земли два языка пламени. Затем они стали шире и вскоре соединились в полосу. Было ясно, что это новое извержение. Судорожно делаю несколько снимков и бегу в направлении все разрастающейся стены огня. Откуда берутся силы? Усталости почти не ощущаю. Бегу, падаю, встаю, карабкаюсь по склону кекуров, продираюсь сквозь заросли кедрового стланика. Зарево над извержением становится все ярче и ярче. На какое-то время застреваю в глубокой лощине и теряю пламя из виду. Но по зареву и грохоту чувствую, что прорыв быстро расширяется. Поднимаясь, вижу, что на вершине ближайшего к прорыву конуса появились высокие огненные выбросы. Летят куски расплавленного базальта. Словно канонада, раздается раскатистое уханье, временами переходящее в долгий прерывистый рев. Весь верх конуса раскален, по его склону скатываются потоки красных бомб.

Как в театре теней, на этом красном фоне вдруг задвигались, засуетились силуэты людей. Тени бежали к новому прорыву, в руках у многих светились фонарики.

И тут мою ногу схватывает судорога. Отчаянно растираю ее, не отводя глаз от прорыва. Наконец можно идти! Я почти у цели. Еще усилие - и я оказываюсь на площадке среди довольно большой толпы людей. То и дело стрекочут кинокамеры и щелкают затворы фотоаппаратов.

Решаю спуститься поближе к огню. Приходится переступать через узкие длинные трещины. Видно, что эти трещины образовались недавно: края у них острые, "рваные". Дна не видно. В трещины сыплется шлак, иногда края их обваливаются под ногой. Над трещинами кое-где клубится пар. От его резкого запаха начинает кружиться голова. Стараюсь быстрее проходить эти опасные места.

Останавливаюсь у границы непрерывно падающих бомб. Дальше идти опасно. Делаю снимки. Стараюсь все запомнить.

Метрах в сорока передо мной - прорыв: из большой трещины с шумом и ревом вырываются огненные фонтаны горящего газа и расплавленных бомб. Вдоль всей трещины их тринадцать. Наверху струи рассыпаются гигантским фейерверком. Действуют они импульсивно, через разные промежутки времени. Земля содрогается от ударов падающих бомб. Вдоль всей трещины медленно вырастает шлаковая насыпь. Потом под каждой струей постепенно образовалось что-то вроде небольших кратерков, в которых хорошо проглядывалась клокочущая лава. Из нее выбивались струйки раскаленного газа, которые затем поднимались вверх метров на двадцать-тридцать.

У себя в лаборатории я имел дело с расплавленным металлом и могу на глаз по цвету расплава определить его примерную температуру. По моим предположениям, температура лавы в кратерах была около тысячи ста - тысячи двухсот градусов Цельсия. Поддавшись искушению, я выбрал подходящий момент и, действуя молотком, как клюшкой, стал выкатывать наиболее крупные экземпляры еще горячих бомб. Бомбы быстро чернели и, остывая, потрескивали. Собрав с десяток бомб, я успокоился: теперь будет что исследовать в лаборатории.

Вспоминаю, что давно пора найти рацию и сообщить в лагерь у подножия о своем прибытии к месту извержения. Возвращаюсь назад. В стороне вижу площадку, на которой стоят приборы. Отыскиваю вулканологов и прошу дать радиограмму. Теперь уже со спокойной совестью любуюсь вулканом.

По-видимому, извержение набирает силу. Осталось всего пять фонтанирующих струй, но мощность их увеличилась. Остальные, более слабые, оказались засыпанными шлаком. Быстро растущая насыпь начинает приобретать форму небольшой горки. Если так пойдет дело, к утру, пожалуй, вырастет настоящий вулканчик с одним кратером. Энергичнее стал действовать большой конус. В его кратере частые резкие взрывы.

Ко мне подошла молодая женщина-вулканолог и предложила поужинать с ними. Я с благодарностью принял предложение.

На расстеленном плаще лежали хлеб и пачка сахара, стояли налитые кружки с чаем, из кастрюли шел душистый запах каши. Ели стоя, не отрывая глаз от вулкана. Вулканологи обсуждали новое извержение, сравнивали его с другими. Я с удовлетворением узнал, что определенная мною на глаз температура лавы была близка к измеренной приборами.

Вулканологи выглядели усталыми. Действительно, вместо летних отпусков у них напряженная работа уже на третьем за каких-то два месяца прорыве!

Бомба у подножия вулкана

Подошли двое. Один из них стал подробно расспрашивать о предвари-тельных результатах измерений. По разговору я понял, что передо мною Сергей Александрович Федотов, и не ошибся. Представился, предложил поговорить об интересующем меня деле. Мы отошли в сторону и начали разговор. Сергей Александрович рассказал, как по изменению характера вулканических землетрясений было предсказано начало этого прорыва. Говорили также о ходе извержения, обсудили подробно возможность электромагнитного зондирования района извержения. Этот метод должен показать, какая проводимость пластов пород под вулканом и как распределяется температура от поверхности земли в глубь вулканов.

Мы разговаривали, поглядывая на вулкан. Особенно трудно было оторвать глаза от плескавшейся в кратерах жидкой лавы, уровень которой то повышался, то понижался. Иногда лава перехлестывала через борт кратера и разливалась искристыми потоками.

В районе извержения погибли каменные березы, но жизнь продолжается

Обсудив дела, мы попрощались, договорившись встретиться на утреннем совещании, где и решим, как лучше приступить к работе. Было далеко за полночь, когда мы расстались. Спать мне не хотелось. Я был целиком захвачен незнакомым мне грандиозным явлением. Хотелось тут же понять его суть, разобраться в его природе.

Светало. У прорыва народу стало намного меньше. Остались вулканологи - они дежурят у приборов. Журналисты, отснявши пленки и вдоволь насмотревшись на извержение, отправились спать. Мне еще надо разыскать отряд сейсмологов под началом Андрея Ферберова, где меня ждет теплый спальный мешок. Этот отряд стоит километра на четыре севернее прорыва. Иду за разъяснениями к палатке, из которой еще слышатся голоса. Перед входом в палатку останавливаюсь, привлеченный ее необычным видом: крыша ее пробита вулканическими бомбами, одна из них угодила в ведро и застряла в нем... Мне показали направление и сказали, что ориентиром будет белая крыша палатки, которую я должен увидеть издалека.

Взвалив на плечи рюкзак с бомбами, трогаюсь в путь. Тепло еще не остывших бомб действует расслабляюще. Вдали, среди кекуров, показалось белое пятно палатки, похожее на парус среди бушующего моря. Тропа петляет между кекурами и кустами кедрового стланика. Поминутно оглядываюсь на прорыв. Как быстро растет конус! Действуют уже только два кратера.

Тропа привела меня к родничку с хорошей водой. С наслаждением смываю пепел и грязь. Не хочется уходить из этого зеленого места. И вид на вулканы отсюда великолепный... Расстилаю куртку на ветвях стланика, ложусь лицом к вулканам и долго смотрю на них. Усталость берет свое, и я чувствую, что сон сковывает меня. Под непрерывный гул, рев, уханье и грохот взрывов, под далекое шлепанье падающих бомб засыпаю.