Хараулахская трагедия (Романов Дориан Михайлович)

(Рассказ написан на основе судового журнала бота "Иркутск" 1735-1736 гг., обнаруженного автором в Центральном государст-венном архиве Военно-Морского Флота СССР (ЦГАВМФ, ф. 913, оп. 1, д. 9), а также других документов Великой Северной экспедиции.)

Родился в 1926 г. Заслуженный учитель РСФСР. Директор Первомайской средней школы- интерната. Автор книги "Полярные Колумбы" и более 100 очерков и статей на исторические темы. Работает над книгой о полководце Отечественной войны 1812 года Д. С. Дохтурове. Живет в г. Щекино Тульской области.

В феврале 1733 г. из Санкт-Петербурга на восток по санному пути отправлялась секретная экспедиция. Ей предстояло выполнить предсмертный наказ Петра I - найти путь через Ледовитый океан в Японию, нанести на карту северные берега России и разведать, далеко ли от Камчатки лежит "землица" Америка. "Оная экспедиция, - говорилось в указе Сената, - самая дальняя и трудная и никогда прежде небывалая, что в такие неизвестные места отправляются". 980 моряков должны были добраться по суше до Якутска и Охотска, построить там несколько парусных судов и выйти на них в плавание по неведомым морям. Возглавлял экспедицию датчанин на русской службе Витус Беринг, а командное ядро составляли "птенцы гнезда Петрова", выпускники его Навигацкой школы и Морской академии - Алексей Чириков, Василий Прончищев, Семен Челюскин и другие. Молодые офицеры имели уже немалый мореходный опыт, и Адмиралтейств- коллегия решила, что им вполне можно доверить выполнение самых сложных задач.

Долог оказался путь огромного обоза с людьми, провиантом и снаряжением для будущих кораблей. Лишь через двадцать месяцев, в октябре 1734 г., показался впереди Якутский острог: бревенчатые стены, сторожевые башни по углам, колокольня деревянной церкви. Якутск никогда еще не знал такого количества людей. Закипела работа. Из сплавного леса рубили избы для жилья, строили склады, судоверфь. Заложили два судна - бот и дубель-шлюп. Беринг объявил состав команд первых кораблей экспедиции.

Командиром бота был назначен датчанин Питер Ласиниус. В состав экипажа вошли штурман Василий Ртищев, боцман Алексей Толмачев, квартирмейстер Евсей Селиванов, подлекарь Симон Грейен, штурманский ученик Осип Глазов, сорок матросов и солдат - вологодских, смоленских, калужских и тульских мужиков. Несколько позже прибыли веселый геодезист Дмитрий Баскаков ("для сочинения земляных и морских чертежей") и хмурый унтер-офицер датчанин Борис Росселиус. Последним явился "духовный отец" - иеромонах Соловецкого монастыря Дамаскин.

Ласиниус встретил монаха неприветливо: зачем лишний груз и лишний рот на корабле?

- А ты не гляди, что я духовного звания, - низким трубным голосом гудел монах. - Про Куликово поле слыхивал? Пересвет и Ослябя також иноки были. Аз человек благополезный, понеже плотник и каменщик. Камни о десяти пуд на Соловках клал...

- Ви есть человек тромба марина, - рассмеялся Ласиниус, - по-русски сказать- морская труба. У нас в датском флоте есть такой мюзикальный инструмент... Можно глухой быть от вашего голоса, патер!

Так и прилипло к монаху прозвище Морская Труба или для краткости просто Труба. Духовный отец быстро пришелся по нраву всей команде. Вместо проповедей он занялся земными делами: таскал на своих могучих плечах бревна, раскалывал их с помощью клиньев пополам и из каждой половины вытесывал топором по одной толстой доске для обшивки судна.

Дело быстро подвигалось вперед. В конце мая 1735 г. шестнадцативесельный восемнадцатиметровый палубный одномачтовый бот, имеющий шесть пушек, был спущен на воду. Морская Труба отслужил по этому случаю молебен и нарек бот именем "Иркутск". Вскоре рядом с ботом встал другой корабль - дубель-шлюп "Якутск" - под командованием лейтенанта Василия Прончищева.

29 июня 1735 г. оба судна, провожаемые звоном колоколов и напутствен-ными возгласами сотен людей, отправились вниз по Лене. Инструкция, врученная Ласиниусу, предписывала боту идти "из Якуцка Леною рекою до устья, а от устья к востоку подле берега морем до устья Колымы реки и оттуда подле берега к востоку до Анадырского и Камчатского устей", то есть преодолеть самый трудный, восточный сектор Арктики и выйти в Тихий океан.

Корабль Прончищева от устья Лены должен был повернуть на запад и пройти к Енисею вокруг Таймыра.

1800 верст вниз по Лене прошли в течение месяца. Плыли медленно, так как вели инструментальную съемку реки. По ночам становились на якорь. После впадения Алдана Лена достигла ширины нескольких верст. Низкие, поросшие лесом берега были совершенно безлюдны. Лишь изредка виднелись берестяные чумы якутов, иногда встречались их рыбацкие лодки. Ниже Урочища Кумансурка кончился лес, на смену ему пришла тундра - белый ягель, редкие кустики карликовой березы и полярной ивы. Чаще стали попадаться кочевья оленных тунгусов и якутов.

В последний день июля корабли подошли к острову Столб; здесь Лена Распадается на протоки, начинается ее обширная дельта. Вода уже спала, Рукава обмелели, найти проход оказалось нелегко. Наконец восточной Быковской протокой вышли в море. Здесь 8 августа 1735 г. корабли простились друг с другом.

Уже на второй день "Иркутск" попал в тяжелые многолетние льды. Северный ветер гнал льды с моря, выжимал их на сушу, громоздил на отмелях. Работая баграми и веслами, команда пыталась найти дорогу в лабиринте узких разводий, но все усилия людей были тщетны. К тому же ударил мороз, в разводьях появилась шуга. Нависла угроза ледового плена. Потребовалось четверо суток нечеловеческого напряжения сил, чтобы пробиться к материку. 18 августа "Иркутск" вошел в устье реки Хараулах. На берегу обнаружили пять заброшенных якутских юрт. Обилие плавника позволяло построить избу и заготовить в достатке дров. Ласиниус решил остановиться здесь на зимовку.

Однако выбор места зимовки вызвал недовольство среди команды: берега были низкие и сырые. Квартирмейстер Евсей Селиванов и лоцман Иван Кудрин вступили в спор с командиром, но Ласиниус, не терпевший возражений, приказал начать разгрузку.

Через три недели жилье было готово. Иеромонах с плотниками и конопатчиками соорудил просторную избу длиной в одиннадцать сажен, сложил печи, срубил баню, "в которой можно десяти человекам паритца разом". Но вскоре подтвердились опасения Селиванова и Кудрина: 16 сентября на море разыгрался шторм, ураганный северный ветер взломал лед на реке Хараулах, вода поднялась и на несколько дней затопила зимовье. Селиванов и Кудрин предложили перенести избу на сухое место, Ласиниус в ответ на это приказал им убираться в Якутск за "предерзостное поведение". Вместе с ними он отправил Берингу рапорт с жалобами на подчиненных.

Положение на зимовке еще более обострилось, когда Ласиниус издал приказ вдвое уменьшить нормы питания. Свое решение он объяснил тем, что пройти в Тихий океан следующим летом вряд ли удастся, а "Иркутск" имеет запас провианта лишь на два года. Морская Труба и штурман Ртищев убеждали Ласиниуса отменить приказ, но тот был непреклонен и даже назвал монаха бунтовщиком.

Среди команды действительно назревал бунт. Однажды матросы заметили, что два их товарища украдкой едят сухари. Выяснилось, что эти сухари тайком продал им из судовых запасов унтер-офицер Росселиус. В тот день несколько человек были назначены копать яму для смолы, работой руководил Росселиус. Мерзлый грунт не поддавался усилиям людей. Наконец, обессилевшие матросы отказались копать дальше. Разъяренный Росселиус ударил кошкой матроса Александра Коробова. Команда потребовала от капитана немедленного суда над унтер-офицером. "Изгнать торгующих из храма!" - гремел иеромонах. Не осознавая всей серьезности положения, Ласиниус принялся защищать Росселиуса. Терпение людей лопнуло.

- Слово и дело! - объявил Коробов.

- Слово и дело! - поддержали все.

Объявить командиру "слово и дело" означало отстранить его от должности.

Матросы предложили Ртищеву принять командование. Но штурман понимал, что за участие в бунте ему, как помощнику капитана, грозит смертная казнь. Поэтому он предложил оставить Ласиниуса на месте, но арестовать Росселиуса и восстановить обычные нормы питания. Команда нехотя повиновалась. Под караулом двух своих "покупателей" Росселиус был отправлен на ездовых собаках в Якутск^*.

^* (Беринг, по-видимому, не решился "выносить сор из избы". О бунте на "Иркутске" не упоминается ни в одном из его рапортов в Петербург. Росселиус избежал суда. Беринг взял его на свой корабль "Святой Петр".)

К тому времени уже вся команда болела цингой. Первым 19 декабря 1735 г. умер лейтенант Питер Ласиниус.

Командиром "Иркутска" стал Ртищев. Он принял энергичные меры, чтобы спасти положение: вдвое увеличил нормы питания, ввел обязательный для всех труд на воздухе, разными способами стремился поднять настроение людей. Труба помогал ему по-своему. Иеромонах неустанно напоминал своей пастве, что в числе семи смертных грехов значится "уныние", он читал и перечитывал вслух "духовный" стих "Прение живота со смертию", в котором повествуется о гибели Аники-воина единственно из-за страха смерти.

Геодезист Дмитрий Баскаков мечтал спасти своих товарищей музыкой. Он смастерил кувиклы (счетверенную свирель), и мелодии русских песен заглушали теперь вой полярной вьюги. Но все эти средства оказались недостаточны. Почти все матросы были впервые на Севере, и полярная ночь действовала на них подавляюще: исчезновение солнца они приняли за предвестие смерти. Морская Труба, хотя и прожил много лет в Соловках, толком не умел сказать, куда пропало солнце, и лишь твердил: "Тайна сия велика есть..." Ртищев пытался объяснить полярную ночь по-научному, но безграмотные люди не могли постичь такую премудрость.

Состояние команды быстро ухудшалось. С января 1736 г. люди стали умирать один за другим. Василий Ртищев писал в судовом журнале:

"Генварь 1736 году, случаи:

6 - Погода во все сутки облачная, мороз крепкий, светлость луны, ветр малый зюйд-зюйд-вест. Умре боцман Алексей Толмачев. Умре солдат Василий Соловьев...

9 - Умре Герасим Новопашенков...

10 - Умре парусник Антон Полубородов...

19 - Умре солдат Михайла Соломатов...

21 - Умре плотник Егор Яковлев...

28 - Перестали у бота скалывать лед за болезнею. Служители токмо с нуждою возят дрова и уходят за больными..."

И так на каждой странице: "Умре купор Александр Коробов... умре матрос Егор Волынский... умре конопатчик Никифор Чечин..." В декабре умерло 2 человека, в январе - 7, в феврале - 10, в марте - 14, в апреле - 3...

Умирали без ропота. До последнего часа вели с соседями по нарам тихие разговоры о ценах на хлеб и мед в родных местах, вспоминали свои села, спорили, чей край лучше - тульский или смоленский, калужский или вологодский. А в последний час приходил на помощь монах, выслушивал последнюю просьбу, говорил последнее напутствие.

Геодезист Дмитрий Баскаков умер со свирелью в руках. Штурманский ученик Осип Глазов плакал перед смертью, и все понимали, как обидно умирать в семнадцать лет, не успев увидеть в жизни ничего, кроме зубрежки в Навигацкой школе и палки чужеземца-учителя. Подлекарь Симон Грейен молился своему лютеранскому богу и проклинал Россию, страну холода и тьмы. Когда он стих, затеялся в избе разговор:

- А кто его гнал в Расею?

- Деньги.

- Ты не греши словом, добрый был человек наш лекарь, хоть и нехристь...

- Братцы, он помёр за деньги, а мы пошто?

- Солдат есть солдат...

- А видал, как Ртищев с Митей Баскаковым - царствие ему небесное! - карту на бумаге чертили? Так, может, по той карте люди пойдут, города понастроят, села...

- Места здеся больно гиблые...

- Питербурх тоже на болоте строен, а смотреть любо...

Ртищев, худой, обросший, в накинутой на плечи шинели сидел перед светильником и вносил в журнал события дня. Поставив точку, отложил перо, задумался. Может, и его черед скоро. В тридцать-то лет...

Вспомнилась родная сторона - село Кутуково под Каширой. Помещичий дом хоромного строения, яблоневый сад. Гляди - не наглядишься. Теплый летний вечер. Ни один лист не шелохнется. Бабы идут с покоса, песня слышна за версту. Матушка слушает песню и слезу утирает от умиления - благодать какая!

- О чем дума, сын мой? - послышался голос монаха над головой Ртищева.

- Садись, батя, - очнулся штурман. - Разговор будет... Если и мой черед придет, примешь команду...

Дамаскин сел, поднял глаза к черному от копоти потолку и шумно вздох-нул:

- На все воля божья.

- Журнал чтоб вел каждые сутки: больше грамотных нет, - продолжал Ртищев. - Нам бы в Якутск гонца послать, может, и спасли бы нас. Да только собак нет ни одной - с последней упряжкой отправили Росселиуса. А две тысячи верст пешком не одолеешь. Хоть бы якуты поблизости объявились... Что придумать?

Труба жевал бороду и молчал.

Помог случай. 26 марта неожиданно явился на оленях солдат Погодаев. Он доставил из Якутска пакет с инструкцией Беринга на лето 1736 г. Прочитав бумагу, Ртищев угрюмо произнес:

- Передай его высокоблагородию почтенному капитан-командору, что летом плыть на "Иркутске" будет уже некому...

От Погодаева узнали неожиданную новость: его путь лежал дальше - в устье реки Оленек, где зимует отряд Прончищева. Оказалось, что два от ряда разделяют каких-то 500 верст! На другой день Погодаев отправился дальше, увозя с собой рапорт Берингу и письмо Прончищеву с просьбой о помощи.

Прончищев не замедлил откликнуться. 1 мая к месту зимовки "Иркутска" прибыл спасательный отряд во главе с квартирмейстером Афанасием Толмачевым. К тому времени в живых оставались лишь Ртищев, иеромонах и семь матросов, из которых только двое могли передвигаться.

Вручив Ртищеву пакет, Афанасий Толмачев спросил:

- Где брат мой Алексей?

- Помер боцман.

- Похоронили?

- Нет. Все лежат там, за баней, в снегу...

Афанасий перекрестился и тяжело осел на лавку. Долго молчал. Потом произнес:

- Привезли рыбу. Ешьте сырой ее - строганину. Якуты говорят, что в той строганине спасение от цинготной болезни.

- Помогите спасти бот, - как будто не слыша Толмачева, проговорил Ртищев. - Надо доставить бот в Якутск. Нам одним это не под силу...

Из судового журнала:

"2 мая - Стали окалывать бот изо льда".

"11 мая - Выкололи бот изо льда".

"12 мая - Поставили на бот мачту, наладили ванты и баштаги и иштаги".

К 15 мая все было готово. Перенесли на бот больных. Похоронили в общей могиле умерших. Иеромонах отслужил молебен. Оставалось ждать, когда сойдет лед на реке Хараулах и очистится залив.

Тем временем в Якутске тоже принимали меры. Получив в конце апреля рапорт Ртищева, Беринг сформировал новую команду бота во главе с лейтенантом Дмитрием Лаптевым. В начале мая штурман Михаил Щербинин с 14 матросами вышел на оленях к месту зимовки "Иркутска". Лаптев с остальными людьми дождался конца ледохода и 30 мая отправился вниз по Лене на трех дощаниках.

Обо всем этом Ртищев знать не мог. Он ждал погоды.

"29 мая - Во все сутки погода облачная, дождь, туман, ветер малый норд. Разломало лед на речке".

9 июня услышали лай собак - это прибыл Михаил Щербинин. Не верили своим глазам. Плакали. 10 июня Ртищев сделал последнюю запись в журнале и сдал бот Михаилу Щербинину.

"17 июня (рукой Щербинина. - Д. Р.) - Василей Ртищев отправился с бота в Якуцк и с ним служителей два человека".

Морская Труба ехать наотрез отказался - не желал показываться на глаза Берингу. Пять матросов были еще настолько слабы, что взять их с собой Ртищев не решился. Оленей погнал все тот же Погодаев.

А Дмитрий Лаптев тем временем пробивался к Хараулаху на лодках. Тогда в заливе Буорхая путь преградили льды, Лаптев решил тащить дощаники волоком по берегу. По топкой тундре, выбиваясь из сил, люди медленно продвигались вперед. В июле они добрались до корабля. В августе "Иркутск" поднял паруса и вышел в новое плавание...

Несколько месяцев спустя, уже оправившись от болезни, Василий Ртищев явился к Берингу за новым назначением. В этот момент капитан-командору принесли долгожданный рапорт с дубель-шлюпа "Якутск". Штурман Семен Челюскин писал, что зимовка прошла благополучно, никто не умер, что летом дубель-шлюп зашел далеко на север, открыл восточный берег Таймыра и несколько островов, но, встретив "льды великие" и морозы такие, "что человеку едва терпеть можно", повернул назад. На обратном пути умер от цинги лейтенант Василий Прончищев, а вслед за ним и молодая жена его Мария. Супругов Прончищевых похоронили с положенными почестями на высоком берегу в устье реки Оленек. А команда остается на вторую зимовку...

Прочитав рапорт, Беринг закрыл глаза и едва слышно прошептал: "Майн гот..." Потом, очнувшись, взглянул на Ртищева: "Поедешь в Охотск, к капитану Шпанберху... Надо искать дорога в страну Епон..."

Коротко о разном

На полярной станции Амундсен-Скотт завершились продолжавшиеся в течение одной южнополярной зимы испытания автоматической метеорологической станции. Несмотря на исключительно трудные погодные условия, испытания прошли успешно. В период, когда зимовщиков на станции не было, случился пожар: загорелся газ пропан, служащий для робота-метеоролога источником энергии. Однако радиоизотопный генератор продолжал бесперебойно давать энергию, и станция не прерывала работу.

Робот собирает данные об атмосферном давлении, температуре, скорости и направлении ветра. Эти показания не только регистрируются на месте, но и передаются на борт искусственного спутника "Нимбус".?