Выходец из "страны теней"

"Его шерсть несравненно теплее шерсти ангорской козы, нежнее и пушистее, чем у прославленной кашмирской козы. Сотканная из нее ткань, легкая, как гагачий пух, не садится, если ее окунуть в кипяток; ее можно легко красить".

Старинные эскимосские легенды повествуют о крупном лохматом звере с трепещущей на ветру, седой от инея бородой, звере, похожем на подвижную скалистую глыбу. Он внезапно появлялся в метель и исчезал как тень, прежде чем охотники успевали его настигнуть.

Его изображение на стенах пещер, увековеченное человеком каменного века, встречается повсюду - в Европе, Азии, Америке. Диковинный косматый зверь, названный позднее мускусным быком, странствовал в ту эпоху вместе с великаном-мамонтом и волосатым носорогом. Последние давным-давно исчезли с лица земли, и только кое-где в вечной мерзлоте сохранились их останки. С континентов Европы и Азии исчез также и мускусный бык - вслед за отступавшими ледниками он откочевал на побережье северной Гренландии и Канадского Арктического архипелага, живой реликт доисторических эпох.

Своим величавым видом, не изменившимся в течение тысячелетий, мускусный бык напоминает зубра или бизона. Но туловище его более массивно, грудь непомерно широкая, словно она высечена из камня и давит своей тяжестью остальную часть туловища. Вид мускусного быка внушает страх, но достаточно взглянуть на его большие кроткие карие глаза, еле видимые под нависшей над ними шерстью, чтобы страх сразу же исчез.

"Взгляд его дикий, глазищи мечут искры",- утверждают эскимосские легенды. Древние охотничьи предания, приукрашавшиеся из поколения в поколение, рисовали все более грозный образ диковинного зверя.

Его коренастое, приземистое туловище, весящее чуть ли не полтонны, покрыто, словно плащом, темно-бурой, с рыжеватым оттенком шерстью, имеющей необычайно длинную - до 60 сантиметров - ость. Со спины и боков зверя шерсть свисает до самой земли. Даже самый опытный глаз не разглядит под ней густого, теплого, нежного подшерстка.

Зимой эта двойная "одежда" отлично сохраняет тепло. Летом мускусный бык сбрасывает драгоценный пух, а грубый верхний волосяной покров защищает кожу от бесчисленных туч кровососущих насекомых, представляющих подлинное бедствие в тундре.

Мускусный бык (Ovibos moschatus) поставил в затруднительное положение зоологов, которые долго раздумывали, как классифицировать и куда отнести его - к крупному рогатому скоту или к овцам. В конце концов его назвали овцебыком, или мускусным быком,- из-за имеющейся у него железы, которая в брачный период выделяет резкий запах мускуса.

В отличие от карибу или белого медведя, мускусный бык не относится к числу странников по полярным тропам. Грузный, неторопливый, никому не мешающий, он привязывается к месту, которое раз избрал себе. Травоядный, он привык к скудным мхам, лишайникам, молодым побегам и почкам растений арктической тундры. Короткими крепкими конечностями, вооруженными твердыми как железо копытами, он легко пробивает слежавшийся снег или лед на пастбищах. Безошибочный инстинкт подсказывает зверю, где искать пищу.

Когда на землю опускается полярная ночь, когда клубится метель, когда лютуют морозы за 50°, мускусный бык не ищет убежища под снегом или в укромных долинах. Защищенный от холода лучше других зверей, он неутомимо взбирается на продуваемые ветрами крутые горные склоны, с которых ветер сносит снежный покров, облегчая поиски скудной пищи. Весной бык спускается с горных перевалов пониже, чтобы откормиться сочной зеленью после зимней голодовки. Линяя, он теряет по всей тундре клочья пуха, который эскимосы тщательно собирают, чтобы выстлать им обувь.

Веками это великолепное животное приспосабливалось к жизни в тундре, к борьбе с его некогда единственным заклятым врагом - волком, всегда готовым напасть на него. Врагом коварным, жестоким, вечно голодным. Целыми стаями отощавшие серые хищники идут по следам мускусного быка, выжидая удобного момента для нападения. Их протяжный вой, доносящийся сквозь снежную вьюгу, всегда вызывает панический страх в арктическом мире, предвещая нападение. У мускусных быков плохое зрение, зато хороший слух, который не изменяет им даже тогда, когда они спят. Едва только издалека донесется угрюмое завывание волков, как быки, находящиеся днем и ночью начеку, настораживаются. Стадо мгновенно просыпается и сплачивается, выстраиваясь в каре - голова к голове, грудь к груди, причем в середине этой оборонительной твердыни размещаются телята и коровы.

Волчья стая приближается постепенно, останавливаясь на почтительном расстоянии. Зыбкие тени то приближаются, то удаляются, исчезая в темноте, чтобы вернуться снова. Десятки раз повторяя изнурительный маневр окружения, они оттягивают момент нападения, рассчитывая истощить силы осажденных. Волки никогда не рискнут напасть в одиночку, ведь одного удара больших, плоских, но заостренных рогов достаточно, чтобы прошить их насквозь. Но еще более грозным оружием мускусного быка являются его большие копыта, которые метким ударом переламывают врагу спинной хребет, вминают в снег, топчут и раздавливают. Однако голод диктует свои неумолимые законы, заставляя забыть об опасности. Волки окружают каре неуклюжих, тяжелых мускусных быков и совершают одно молниеносное нападение за другим, чтобы вызвать замешательство и сокрушить твердыню. Если стае волков удается застигнуть врасплох рассеянное по тундре стадо, быки становятся по двое, крупами друг к другу. Одинокий бык, спасаясь, пытается прижаться к какой-нибудь скале или бугорку, однако его судьба обычно предрешена.

Другим не менее жестоким врагом этого животного стал человек. Участникам полярных экспедиций и трапперам эта огромная, массивная туша давала превосходное мясо, которое было по вкусу как людям, так и собакам.

Этот последний враг стал во много раз опаснее для мускусного быка, который слепо следовал своей извечной системе защиты. В течение многих столетий или, быть может, тысячелетий она успешно применялась бесчисленными поколениями мускусных быков, но оказалась трагически несостоятельной в столкновении с современным человеком, вооруженным огнестрельным оружием. Мать-природа не подсказала своему мохнатому детищу других способов защиты или борьбы - бегства или нападения на врага. Она не научила его бояться запаха пороха или свиста пуль, отдав беззащитное животное на съедение людям.

Что же делает мускусный бык, застигнутый врасплох своим двуногим врагом? Низко склонив свою большую голову, с тупым упрямством выставляет рога, готовясь к обороне, и ждет. Когда раздаются выстрелы и падают первые, пораженные пулями жертвы, каре не рассыпается, а сплачивает ряды над павшими. Что нужно еще, чтобы перебить всех по очереди?!

"Не могу охотиться на них с оружием в руках,- писал Кнуд Расмуссен.- Не могу видеть, с каким героическим стоицизмом эти добродушные животные, словно бараны, дают себя поголовно истреблять, не могу понять, почему, столкнувшись со смертоносным оружием, они ровно ничему не научились. Я пытался застрелить одного-единственного быка, чтобы самому не умереть с голоду - уже много недель мы питались исключительно мясом худосочных кроликов или случайно пойманных птиц. Этих трехсот или четырехсот килограммов мяса хватило бы надолго и нам самим, и собакам. Однако уцелевшие животные неизменно отстаивали своего павшего сородича. Напрасно я выжидал. Они не отходили, словно пытаясь защищать его до последнего. Несчастные, они сами страдают от этого. Их убивают, не имея в том необходимости, одного за другим. Это хуже, чем бойня.

Однажды я наблюдал разогнавшегося овцебыка, атаковавшего волка. Внушительное зрелище. Он грузно мчится, точно тяжелый танк. Дрожит и стонет земля под его копытами, так и брызжут во все стороны камень и гравий, кажется, что сам воздух насыщен бешенством разъяренного зверя. Не успел волк увернуться, как бык пригвоздил его ко льду, подбросил высоко, как тряпку, с распоротым животом и разодранными внутренностями. И снова нагнул голову, подбираясь к другому".

Для мускусного быка наступили тяжелые времена. Годы избиения, бессмысленного уничтожения. Мало помогали запреты и наказания, создание заповедников. Легкость охоты на великолепного зверя представляла большой соблазн, а череп, увенчанный ветвистыми рогами, служил оригинальным украшением кабинета.

Мохнатому доисторическому животному угрожала полная гибель. В 1951 году было подсчитано, что в живых осталось едва 700 особей. Арктические институты и этнологические музеи всего мира стали поспешно добиваться скелетов мускусного быка, пытаясь хотя бы этим способом спасти от забвения редкий экземпляр властелина тундры, одного из старейших и крупнейших зверей Крайнего Севера.

Положение неожиданно изменилось, когда мускусный бык, казалось, был уже на пороге полного уничтожения. Канадский географ и зоолог Тиль, который много лет следил за повадками овцебыка, терпеливо странствуя по следам их стад, решил провести рискованный эксперимент: приручить дикого зверя, не допустить его гибели. Разве много веков назад народы Сибири не приручили оленя, тибетцы - яка, жители Андов - ламу, африканцы - верблюда? В Европе с незапамятных времен одомашнили коров, овец и лошадей.

Проект профессора Тиля не встретил благожелательного отклика у общественности. Одни не скупились на мрачные прогнозы, другие осыпали ученого насмешками: "Подлинное безумие пытаться в конце XX века приручить дикого зверя, ухитрившегося пережить свою эпоху! Какую пользу он принесет? И кому? Просто фантазия богатого чудака!" Однако зоолог настоял на своем и в горах штата Вермонт на северо-востоке США приобрел большую животноводческую ферму.

Летом 1954 года невозмутимую тишину Большого Невольничьего озера на северо-западе Канады нарушил раскатистый рокот двигателя. Не привыкшее к шуму стадо мускусных быков, над которым повис вертолет, в панике разбежалось. На облюбованного с воздуха теленка опустилась крепкая нейлоновая сеть. Перепуганное животное рванулось раз, другой и вырвалось из опутавших его тенет. Но профессор не прекратил своих попыток. Он вернулся, сделал сети более прочными и после многих неудачных попыток доставил на ферму пару молодых и пару старых животных. Он не собирался поступать так, как делают трапперы, которые, отлавливая зверей для зоологических парков или цирков, убивают родителей и похищают их потомство. Тиль стремился создать целым семьям, целым стадам этих животных самые лучшие условия, которые были бы похожи на естественные, в каких они жили до этого.

Всего несколько недель спустя профессор Тиль сиял от радости. Результаты превзошли все ожидания. Дикие звери не пытались бежать, а спокойно паслись, приходили на зов, играли с его детьми, не обнаруживая ни малейших намерений их обидеть. С течением времени они стали брать корм с руки, прирученные коровы позволяли доить себя и сами искали ласки человеческой руки, которая еще недавно несла им смерть.

Рискованный эксперимент увенчался полным успехом.

"Нельзя, однако, сказать, что дело обошлось без затруднений,- вспоминает профессор Тиль.- Стремясь уберечь моих питомцев от микробов, против которых у арктических животных нет иммунитета, я периодически прибегал к услугам ветеринара, делавшего им разные инъекции. Но этого как раз мои питомцы не выносили. Заслышав рокот его автомобиля, они в панике разбегались во все стороны. Угнаться за ними было невозможно. Крупные и тяжелые, как скалистые глыбы, они невероятно быстроноги. Можно ли поймать ветер? Много было у меня забот, но немало и радостных минут. Например, мой автомобиль вызывал совершенно противоположную реакцию. Не понимаю, как эти дикие звери распознавали его - слухом, нюхом или каким-то шестым чувством, давно утерянным человеком? Когда я подъезжал к ферме, они гурьбой мчались мне навстречу, толпились у заградительной сетки, взбирались на нее, дружелюбно урча при этом. Порой я не на шутку опасался, что, напрашиваясь на ласку, они растопчут меня насмерть.

...Признаюсь, я очень тревожился, как поведут себя мои подопечные, когда наступит брачный период. Не пробудятся ли у них дремлющие сейчас первобытные инстинкты дикого зверя? Какие кровавые схватки разыграются между ними?

Долго рыли они копытами землю, гневно сопя и пыхтя, точно локомотивы под паром, пока не сходились поближе, а затем, разъяренные, со вздыбленной шерстью, кидались друг на друга, стуча копытами. Треск от ударов мощных рогов, венчающих их головы, сопровождаемый глухим ревом, невольно приводил на память встающие из мрака тысячелетий сцены, которые первобытный художник каменным резцом увековечивал на стенах пещер. После третьего или четвертого "раунда" ожесточенной схватки побежденный бык возвращался как ни в чем не бывало на пастбище, словно сыгравший свою роль и жаждущий отдохнуть актер. А победитель тем временем величаво ступал к кучке коров, которые совершенно безучастно глазели издали на мужские баталии, безмятежно пасясь и флегматично пережевывая траву. И на этом схватка кончалась".

Одомашнение во второй половине XX века редкого животного, пребывавшего до сих пор в диком состоянии, вызвало подлинную сенсацию в научном мире.

После двенадцатилетних опытов профессор Тиль расширил свою знаменитую ферму и стал ежегодно рассылать по нескольку сот мускусных быков животноводам Аляски, северной Канады и Гренландии. Спрос на животных, которым грозила полная гибель, возрастал, многократно превышая возможности его фермы.

Окруженное заботливым уходом, последнее на нашей планете прирученное животное превосходно чувствует себя среди людей. Оно прибавляет в весе, который достигает ныне свыше 700 килограммов, быстро размножается, все щедрее дарит человеку шерсть, тщательно вычесываемую каждой весной, поставляет жирное молоко и мясо.

А. и Ч. Ценкевичи

Специалисты предсказывают, что в ближайшее время мускусный бык станет столь же необходимым животным для жителей Крайнего Севера, какими стали для остального мира лошади, коровы, овцы, козы или верблюды и яки.

Стремясь использовать превосходную шерсть мускусного быка для развития кустарных промыслов, канадское правительство оказывает помощь животноводам самых бедных арктических районов страны, выдавая ссуды фермерам, желающим приобрести этих животных. В течение одного только 1968 года профессор Тиль получил рекордное количество заявок на своих питомцев - почти две тысячи.

Шерсть мускусного быка, из которой эскимоски самых отдаленных районов смогут выделывать пряжу, что так хорошо отвечает их природным художественным наклонностям, станет для них подлинным благом. На животноводческих фермах Гренландии один мускусный бык сбрасывает к лету свыше трех с половиной килограммов тончайшего в мире, нежного, шелковистого волокна. По расчетам специалистов, из него можно изготовить более двадцати вязаных кофточек или свыше шестидесяти теплых и легких пушистых шалей, которых с нетерпением ждут франтихи во всем мире.