О некоторых животных холодных земель и морей

Смелый, как лемминг

"Пораженный, я резким движением натянул ремни упряжки. Собаки, разогнавшиеся на спуске, остановились как вкопанные. Тяжело дыша, они беспокойно принюхивались к ветру. Не чуя медведя, поворачивали одна за другой головы и смотрели на меня недоуменным, полным упрека взглядом. Я стоял как завороженный, не веря собственным глазам. Вместо покрытой снегом равнины, которую я ожидал увидеть с перевала, вместо необъятной белой пустыни, к которой привык мой взор, передо мною простирался роскошный красочный ковер, неровными грядами то вздымавшийся, то опадавший, точно волна прибоя. Крупными пятнами здесь раскинулась, словно на палитре расточительного художника, целая гамма красок - от светло-зеленой, переходящей в бронзовую и красно-бурую, до темно-оливковой, в которую кое-где искусно вплетались фиолетовые и пурпурные оттенки или ярко-шафрановая позолота".

После первой в его жизни зимовки в Гренландии на "Стасьон норд" молодой инженер по электронно-вакуумным приборам никак не ожидал увидеть здесь таких ярких красок. Собаки беспокойно рвались вперед, а он все стоял, не в силах оторвать глаз от столь великолепного зрелища.

Июньский пейзаж на 81-й параллели, на Земле Пири, не раз поражал и более опытных полярников, чем он. Нигде на свете весной не бывает такого буйного, такого бурного цветения, как в полярной тундре. Нигде не приходится так спешить растительности, подгоняемой, поторапливаемой круглосуточным светом полярного дня.

Там, где теперь раскинулась тундра, некогда, еще в ледниковый период, хозяйничали только ледники и морозы. В течение многих тысячелетий тундра неизменно следовала за отступавшими к северу миллиардами тонн белого стекловидного минерала, вступая во владение опустошенными им землями. Мрачным было это наследство, эти земли, изрытые огромными промоинами, вздыбленные голыми возвышенностями, покрытые сетью мертвых озерец и трясин, застывших на поверхности никогда не оттаивающей земли, усеянные мощными осыпями морен - следами гигантских катаклизмов.

Прошло много веков, пока в скалистых расщелинах не появились первые чахлые, убогие мхи и лишайники. Долгое время приспосабливались к тяжелым арктическим условиям и первые робкие растения.

Но сила жизни непостижима! Биологи насчитали ныне в Гренландии свыше пятисот видов сосудистых растений, причем двадцать из них произрастает только на этом острове, являясь реликтами ледникового периода - эпохи, отделенной от нас миллионами лет. Растительному миру приходилось так же упорно и яростно бороться за свое существование, как полярным животным или самим эскимосам. Однако не холод, не жгучие порывы ледяного ветра или недостаток плодородной, лишенной азотных соединений почвы были и остаются заклятыми врагами арктической флоры. Нет, растения Крайнего Севера больше всего страдают, как это ни парадоксально, от недостатка влаги. Точно так же, как их сородичи на опаленных солнцем песчаных пустынях далекого Юга.

Соседствуя с тремя почти миллионами кубических километров скованной льдом воды, они пользуются ею вдоволь только во время короткого полярного лета. Этим и объясняется столь невероятно стремительное пробуждение растений от зимнего сна, такая лихорадочная спешка.

К концу мая солнце светит днем и ночью, растапливая снежный покров. Однако высвобожденная из оков мороза животворная вода проникает на глубину всего лишь нескольких десятков сантиметров, а дальше начинается вечная мерзлота.

На небольших клочках обнаженной, чуть размякшей почвы первыми появляются бурые мхи и лишайники - основа жизни в тундре. Позднее вокруг них расцветают пестрые пучки камнеломки. Ледниковый лютик состязается в богатстве оттенков с арктическим маком. Лапландский рододендрон с красными листочками и еще более яркими цветками соседствует с полянками светло-фиолетовых колокольчиков, верещатников и ягодников. Среди трав на трясинах серебрится пушица и обильно зеленеет осока.

Через месяц вся тундра расцветает так буйно, как под жарким небом тропиков. У арктических растений короткая жизнь, они лишены какого бы то ни было запаха, словно упорная борьба за существование и их неожиданно красочный наряд, приманивающий рои насекомых, истощают все их силы.

Короткое арктическое лето, скудное количество воды и довольно частые заморозки не позволяют растениям вести нормальную жизнь: пускать ростки, почковаться, цвести и давать плоды в течение одного сезона. Однако мать-природа, прибегая к разным ухищрениям, старается обеспечить их непрерывную вегетацию.

"Я долго странствовал по залитой солнцем тундре, с наслаждением вдыхая морозный, кристально чистый воздух. Она находилась еще под белым покровом, скованная морозом. Поглощенный своими мыслями, я не обращал внимания на скрип снега под ногами, на сухой треск ломавшихся пластин обледеневшего снега. Вдруг мое внимание привлек какой-то сочный побег, выглядывавший из-под раскрошенных льдинок. С любопытством подняв прозрачную пластину, я чуть не вскрикнул от удивления - под ней пряталась светлая буйная зелень молодых лишайников, украшенная несколькими мелкими цветочками камнеломки и множеством почек. Какое внушительное впечатление производил этот арктический парничок, в котором растительность словно насмехалась над морозом. А ведь на открытом пространстве весеннее солнце не растопило еще снег, не пробудило к жизни засохшие пучки мхов".

Заинтересовавшись этим любопытным явлением, биолог тут же сунул один термистор в снежный парничок, а другой подвесил на высоте одного метра над поверхностью земли. Через несколько минут он получил убедительный ответ. Кругом стоял восемнадцатиградусный мороз, а под снегом было совсем тепло: 8° выше нуля.

Однако не всем растениям в тундре удается обмануть время года. Подавляющее их большинство, обреченное на лютые морозы и, что еще хуже, на резкие порывы ветра, требует не менее двух лет, чтобы созревать и плодоносить. Многолетние растения, таким образом, совершают ежегодно лишь часть полного цикла развития, а затем погружаются в зимнюю спячку, пробуждаясь к жизни следующей весной. Многие виды растений, вместо того чтобы ждать, пока созреют семена, размножаются из почек, укрытых под землей. Как только начинают пригревать первые лучи солнца, почки расцветают и плодоносят.

Карликовые кустарники, тесно прильнувшие к земле, как и вся остальная растительность, судорожно цепляются за каждую расщелину в скалистом грунте, за каждый клочок земли. Ива не вырастает на севере Гренландии выше чем до середины икры ноги человека, а толщина ее ствола не превышает двух сантиметров. Один из стволов, срез которого был внимательно рассмотрен под микроскопом, состоял из четырехсот колец. Много зим и весен пришлось прожить старушке, чтобы достигнуть всего нескольких десятков сантиметров в высоту. В умеренном климате четырехсотлетний дуб вытянулся бы на 30 - 40 метров в высоту, а обхватить его смогли бы только несколько человек, взявшихся за руки.

Нормальной величины белые грибы и шампиньоны кажутся в рощицах карликовых ив великанами. Их легко обнаружить среди вересковых зарослей.

Чем дальше к югу острова, тем богаче становится флора. В окрестностях мыса Фарвель, в укромных долинах, вдали от морского побережья, ива, ольха, береза, стволы которых вывернуты и скрючены, достигают трех, а порою даже четырех метров в высоту. Они обычно растут на небольших участках, площадью всего в несколько сот квадратных метров, и совершенно непохожи на деревья в зоне умеренного климата.

Материковый лед, покрывающий девять десятых поверхности Гренландии, оставляет немного места растительности. Только на юге фронт ледников отступает на двести с лишним километров от берегов океана, и именно здесь расположены самые буйные луга и даже развивается скотоводство. Дуга, покрытые сочной зеленью, постепенно переходят в тундру, которая узкой полосой, изрезанной фьордами и ледниковыми языками, протянулась вдоль западного побережья вплоть до залива Диско.

Другая, более обширная, но и более убогая полоса тундры расположена на противоположной стороне - на юго-восточных берегах острова. Повсюду, где земля не скована белым панцирем, где из-подо льда выглядывает скалистая порода, к малейшим расщелинам на крутых склонах упорно льнут мхи и лишайники. Даже тающие весной пласты снега приобретают порой красноватый оттенок от покрывающих их миллионов микроскопических одноклеточных растений.

Так не только люди, не только звери, но и этот крайне скудный растительный мир скован вечным холодом на крупнейшем острове земного шара. Он также упорно боролся тысячелетиями за свое существование и будет существовать еще много веков, если только люди атомного века не нарушат равновесия в природе, ее извечных законов, бездумно отравляя землю, воду и воздух химическими продуктами и радиоактивными отходами.

...По промерзшей тундре далеко разносился глухой гул, перерастая в монотонные раскаты, как если бы в море одновременно рушились десятки айсбергов. Над сбившимися в кучу туловищами простирался лес раскидистых рогов, колыхавшихся, словно ветви деревьев в бурю. Топот копыт, треск сталкивающихся рогов - огромная лавина животных неслась мощным потоком, достигавшим 70 километров в ширину. Сутки, вторые, третьи... И так без перерыва в течение одиннадцати дней.

О такой миграции самого быстроногого зверя Арктики - карибу рассказывали еще лет пятьдесят назад эскимосы и трапперы. Об их постоянных странствиях из лесистых просторов Канады к берегам Северного Ледовитого океана, о счастливых временах, когда не было недостатка ни в мясе, ни в шкурах для яранг, ни в одежде, когда из года в год по одному и тому же маршруту неизменно проходило более десяти миллионов зверей. Увы, времена эти миновали безвозвратно.

Убогая тундра Гренландии не могла бы прокормить столь многочисленные стада карибу. Однако в свое время на восточных и западных берегах их тоже было немало. На востоке их истребили два жестоких врага - человек и волк. На западном же побережье произошла иная трагедия.

В 1900 году там выдалась мягкая и небывало ранняя весна. В прозрачном воздухе стоял гомон возвращавшихся из теплых стран птиц, небо было безоблачным, и сильно припекало солнце, быстро очищая от снега обширные участки тундры, покрытые, словно золотистым покрывалом, плотным ковром ягеля. Тысячи, десятки тысяч карибу спокойно паслись здесь, медленно пережевывая молодые побеги излюбленных ими растений.

Катастрофа произошла неожиданно. С безоблачного, казалось, неба хлынул дождь, проливной, тропический. Волна следовала за волной, молотила, хлестала струями воды, которая, попав на мерзлую землю, мгновенно превращалась в толстую ледяную корку. Тщетно промокшие в этом невиданном ливне несчастные животные долбили стекловидный покров своими мощными копытами - его ничто не могло бы пробить. Природа вынесла оленям безжалостный и безапелляционный приговор. В ту весну погибли от голода десятки тысяч карибу. И уже никогда больше их стада в Гренландии не бывали столь многочисленными, как прежде.

Сегодня на снимках, сделанных с воздуха на северо-западе тундры, с трудом можно насчитать тысячу, максимум полторы тысячи карибу.

Своим существованием животный мир Гренландии обязан тундре.

Она кормит не только стада карибу и мускусных быков, не только стаи птиц и рои насекомых, но и многочисленное семейство белых и голубых песцов, кроликов, зайцев, горностаев, а также самого маленького арктического зверька - лемминга из подсемейства полевок, известного своим необычным нравом.

Лемминг невзрачен, он чуть больше крысы и похож на горного сурка, рассматриваемого через уменьшительное стекло. Летом в тундре его нелегко обнаружить среди камней, мхов и лишайников, так как он подстать их серо-коричневой окраске. Зимой его густая бледно-желтая шубка была бы почти незаметна на снегу, если бы не темные пятнышки на головке и спинке зверька.

У лемминга, как и у его сородичей в тундрах северной Канады и Евразии, много врагов на земле и в воздухе. Бдительный, осторожный, он редко пребывает на открытом пространстве. Из норок выходит чаще всего в сумерки, когда никто, кроме полярной совы, ему не грозит. Если на него нападают, он храбро сопротивляется своим обидчикам-великанам: фыркает, точно разозлившийся кот, плюется, обнажает мелкие, острые клыки грызуна, царапает крепкими когтями. Он столь опасен, что даже звери много крупнее его - лиса или волк - иногда предпочитают обходить его стороной.

Задиристый зверек не отступит ни перед кем и ни перед чем, он дерется яростно, до последнего, побеждая или погибая. У гренландских эскимосов есть даже поговорка, делающая честь этому зверьку: "Смел, как лемминг".

Летом почти каждый квадратный метр тундры изрыт дырами и норами. Своими крепкими, длинными когтями передних лапок зверек прорывает искусные проходы, вход в которые предусмотрительно маскирует мхом, камешками и пучками лишайника. Опрятное и отлично спланированное гнездо удивительно похоже на человеческое жилье: в каждой "комнате" пол чисто выметен, подстилки выложены мхом, травой, сухими листьями, птичьими перьями, а нередко и пушистой шерстью мускусных быков, которую ветер разносит по тундре. Свой "укромный уголок" зверек устраивает обычно извне; некоторые зоологи утверждают, что каждый лемминг имеет собственное отхожее место.

К зиме когти передних ног лемминга разрастаются, с их помощью он и разгребает слежавшийся снег.

До наступления полярной ночи этот предусмотрительный и хозяйственный обитатель тундры усердно накапливает запасы: мох, лишайники, насекомых, ветки, ягоды полярной брусники и кору карликовой березки. Тащит в свое гнездо все, что удастся, так как "никогда нельзя знать, как долго продержатся морозы".

Потомство появляется на свет два раза в год, по три-четыре детеныша в каждом помете, и из поколения в поколение селится вблизи родителей, вырывая в земле собственные норки и накапливая собственные запасы.

Однако каждые четыре, пять, а иногда и десять лет наступают такие периоды, когда нормальный цикл жизни нарушается. По сей день ученые не находят объяснения этому неожиданному взрыву плодовитости, который, как бедствие, обрушивается на лемминга. В одной семье появляется на свет тридцать или даже сорок детенышей, и начинаются мучения. Молодые лемминги созревают чрезвычайно быстро и размножаются значительно раньше, чем обычно. Им становится тесно, все теснее. Уже нет места для новых гнезд, не хватает запасов, корма.

Спокойные, дружелюбные зверьки становятся агрессивными, беспричинно ссорятся и кусаются, кидаются в раздражении друг на друга, лихорадочно, бесцельно снуют по переполненным проходам, по тундре, становясь легкой добычей хищников.

А когда солнце поднимается над горизонтом и жизнь в тундре пробуждается, лемминги, вместо того чтобы радоваться молодым побегам растений, неожиданно начинают все сразу свое безумное странствие. По велению каких-то неумолимых сил природы молодые и старые, сильные и слабые покидают вдруг свои семейные гнезда и обращаются в бегство. Словно струйки воды, они вытекают тогда из своих норок, сливаются в единый мощный поток и бегут вперед куда глаза глядят, все в одном направлении, всегда строго придерживаясь его. Ничто не в состоянии изменить раз избранного ими пути. Цель, к которой они устремляются в каком-то неудержимом бегстве, неизменно одна - море.

Они мчатся сплошной массой, лавиной шириною в несколько десятков километров. Число их непрерывно растет - тысячи, десятки тысяч, миллионы. Все кругом покрыто бурым ковром колышущихся тел. И никакие препятствия - ни ручьи, ни даже реки - не в силах остановить этот поток, заливающий тундру. Лемминги, которые обычно боятся воды, опрометью бросаются теперь в нее, остервенело борясь с течением и водоворотами. Многие из них погибают, но те, что добираются до противоположного берега, после короткого отдыха неизменно устремляются вперед. Как саранча, они уничтожают на своем пути все, что можно схватить, сожрать, оставляя после себя оголенное пространство, теснят, кусают друг друга, неустанно подгоняемые каким-то неведомым импульсом.

В эти странные "лемминговые годы" все хищные враги маленького грызуна: песцы, горностаи, полярные совы - размножаются как никогда, как будто заранее предвидя, что их ждет легкая добыча и они без труда прокормят потомство. Стаи волков также не брезгуют этим скопищем леммингов, оставляющих на своем пути отдельных, не выдержавших тягот похода зверьков.

Трапперы, некогда занимавшиеся скупкой шкурок песцов у охотников-эскимосов, первыми обратили внимание на взаимосвязь между "лемминговыми годами" и высокой добычей пушных зверей, мех которых в такие годы оказывался красивее обычного.

Неистовое бегство леммингов продолжается. Обычно пугливые, избегающие людей, они как ошалелые врываются в человеческие жилища, волной прокатываются через города и поселки, наводняют улицы, роют подземные проходы.

В 1823 году лемминги вторглись в Хернёсанд, на севере Норвегии, и не повернули назад, даже когда перепуганные горожане стали их истреблять. Они достигли самого Осло, взбирались на лестницу в парламенте, проникали в жилища на верхних этажах, неудержимо двигаясь вперед в какой-то массовой истерии. Направление? Всегда одно и то же - море, которое в конце концов несло им гибель.

Последнее большое странствие леммингов было отмечено более двадцати лет назад. С тех пор это массовое помешательство, по-видимому, угасает, к морю мигрируют лишь небольшие стада.

Опытные полярники в Арктике и жители северных районов Скандинавии предупреждают туристов, путешествующих на автомобилях во время миграций леммингов, чтобы они останавливали свои машины, плотно закрывали окна и терпеливо ждали, пока не прокатится через них волна сбившихся в клубок зверьков.

После периода миграции вновь наступает период затишья, и в гнездах леммингов восстанавливается порядок, мир и чистота. И снова зверьки усердно хлопочут, предусмотрительно накапливают запасы, выстилают на зиму стенки своих домиков травой и лишайниками, выводят детенышей.

Много страниц исписано в стремлении объяснить диковинные нравы кроткого зверька, во время своего неистового странствия внезапно превращающегося в фурию. Однако никто не нашел до сих пор удовлетворительного ответа. Быть может, полные кладовые, жизнь в достатке и с удобствами в благоустроенном гнезде приводят к росту плодовитости, что, в свою очередь, вызывает страх перед голодом и самоубийственное бегство? Или, может быть, причина кроется в каком-то неизвестном, массовом гормональном расстройстве? А может быть... виноваты пятна на Солнце?

Человек, который уже высадился на Луне и теперь мечтает достигнуть Марса, все еще так мало знает о своей матери-Земле! И так мало делает, чтобы узнать больше...