Уже не эскимосы, а гренландцы

1953 год стал поворотным пунктом в истории Гренландии. Датский парламент изменил прежний колониальный статус острова, превратив его в одну из провинций Дании - провинцию необычную, единственную в своем роде, территория которой в пятьдесят раз больше метрополии.

Новая конституция предоставляет всем жителям Гренландии, мужчинам и женщинам, право избирать своих представителей в Провинциальный совет (ландсрод), состоящий из шестнадцати членов¹ и собирающийся раз или два раза в год в административном центре острова. Два члена Совета представляют свою провинцию в датском парламенте - фолькетинге. Впервые в документах, провозгласивших эти перемены, официально появилось освященное буквой закона слово "гренландец".

¹ (В настоящее время в ландсроде двадцать один депутат.- Прим. перев.)

Однако радость, вызванная этой переменой, вскоре была омрачена заботами. Члены нового Совета, не обладающие, в сущности, никакой исполнительной властью и, что еще хуже, не располагающие собственными финансовыми средствами, с тревогой думали о будущем.

Население острова быстро росло. В 1945 году на его огромной территории, в семь раз превышающей всю территорию Польши, проживало 20000 человек. Пятнадцать лет спустя число жителей увеличилось до 30000, а в 1975 году, по прогнозам, оно составит или даже превысит 50000.

Как обеспечить сейчас существование быстро растущего населения, сосредоточенного на узких прибрежных полосах бесплодной земли? Вся внутренняя часть Гренландии, покрытая материковым льдом, была и останется пустыней, освоить которую невозможно.

Вопрос этот тревожит не только членов Совета. И в Копенгагене он обсуждался лучшими умами, которые задумывались над тем, что предпринять, чтобы Гренландия перестала наконец обременять государственную казну. Единственные доходы, поступавшие с криолитовых рудников, оказывались более чем скромными, а крупные платежи, которые США вносили за "аренду" территории под строительство американских стратегических баз, за вовлечение мирного острова в смертоносную атомную сеть, шли на вооружение.

В 1960 году на торжественном заседании Провинциального совета в Готхобе с участием членов правительства были приняты чрезвычайно важные решения, а именно: Гренландия должна стать экономически независимой провинцией, самостоятельно обеспечивающей себя; рыболовство и обрабатывающая промышленность должны покрывать все ее расходы.

Провинциальный совет утвердил также разработанные датскими экономистами три пятилетних плана. При значительной финансовой поддержке со стороны правительства они должны уже к концу 1975 года привести к коренным изменениям в экономике острова.

Принципы кооперации сразу же пришлись по вкусу гренландцам, издавна привыкшим к совместным охотничьим походам и совместному справедливому разделу добычи. И так же как некогда они стремились добыть на охоте как можно больше зверей и всегда иметь много мяса в тайниках, так и сегодня они не жалеют труда, чтобы возвращаться в свой поселок с богатыми уловами.

Сооружение с помощью государственных кредитов холодильников, рыбообрабатывающих и консервных заводов на юго-западном побережье острова, там, где море большую часть года свободно ото льдов, побудило гренландцев покинуть разбросанные на огромной территории небольшие поселки и перебраться в поселки более крупные. Вокруг промышленных предприятий, как это происходит повсюду, быстро вырастали города и городишки.

К концу второй пятилетки, к 1970 году, отдельные города стали специализироваться: Фредериксхоб известен своими прекрасными лососевыми консервами; в заливе Диско - там, где некогда Ханс Эгеде основал китобойную базу и где киты, бездумно истребленные в Арктике человеком, теперь совершенно исчезли,- работает полным ходом завод по изготовлению отличных консервов из креветок, которые так высоко ценятся в Европе; в окрестностях Юлианехоба действует крупный механизированный завод, выпускающий тресковое филе, а рядом находится небольшое предприятие по производству лечебного рыбьего жира из печени трески и акулы.

Женщина-эскимоска еще раз успешно сдала экзамен в современном мире, с которым пришлось столкнуться нынешнему поколению гренландцев. Ее вечно занятые руки, в течение столетий привыкшие выделывать кожу, кроить и шить одежду - от ее искусства иной раз зависела сама жизнь охотника,- быстро и легко освоились с работой на механизированных предприятиях. Ей не надоедали однообразные, всегда одни и те же, бесконечно повторяющиеся движения. Ока понимала, что работает в несравненно лучших условиях, чем ее бабка или прабабка. И вот эта тихая, прежде забитая женщина берет порой на себя инициативу в принятии важных решений, уговаривает переехать в город, посылает детей в школу.?

Согласно прогнозам экономистов, в течение ближайших пяти лет сорок из пятидесяти тысяч жителей Гренландии поселится в промышленных центрах западного и южного побережий, и только пять тысяч останется на севере острова, соблюдая верность старым обычаям и традиционному источнику существования - охоте на тюленей.

Казалось бы, что перед жителями Гренландии наконец-то открывается радужное будущее, что экономическая независимость обеспечит им благосостояние, о котором их предки не могли и мечтать. Однако уже сейчас немало специалистов смотрит с беспокойством, если не с тревогой, на их будущее. Обилие рыбы у берегов острова - слишком шаткая основа, тесно связанная с потеплением климата. Но как долго оно будет продолжаться? Наука не в состоянии еще дать ответ на этот вопрос.

Исландия, экономика которой издавна базируется исключительно на рыболовстве, в течение двух зим (1968 и 1969) переживала экономическую катастрофу. Небывало продолжительные и суровые морозы сковали льдом прибрежные воды, ловить рыбу стало невозможно. Крупные косяки рыб - основное богатство острова - бесследно исчезли. Флотилии маленьких исландских суденышек, не приспособленных к длительным рейсам, не могли отправиться в отдаленные районы на поиски рыбы. Стремясь предотвратить в будущем подобные сюрпризы, Рейкьявик спешно заказывает в Польше и других странах крупные траулеры.

Кто может поручиться, что через десять - двадцать лет косяки рыб не исчезнут из прибрежных вод Гренландии столь же быстро и неожиданно, как они там появились? Разве не заметны уже первые признаки надвигающегося на земной шар похолодания?

Что произойдет с гренландцами, если климат станет холоднее и моря вокруг них опустеют? Есть ли на острове какие-нибудь естественные богатства? Удастся ли в будущем начать их эксплуатацию и обеспечат ли они существование людей, которые могут рассчитывать только на самих себя?

Единственным, известным уже более ста лет богатством скованной вечной мерзлотой земли является весьма редкий минерал - криолит. Менее крупные и куда более бедные месторождения криолита были найдены лишь в Советском Союзе и США. Когда-то этот минерал использовался в процессе эмалирования кухонной посуды, ныне же он приобрел огромное значение при производстве алюминия электролитическим способом.

На руднике Ивигтут, на юге острова, гренландцы добывают ныне свыше 100000 тонн ценного минерала в год. Доходами от экспорта криолита Дания десятилетиями покрывала расходы, связанные с управлением островом.

Давно эксплуатируются месторождения низкокалорийного бурого Угля на острове Диско, однако они слишком скудны, чтобы играть важную роль в экономике.

Участники полярных экспедиций, проводившихся за последние полвека, время от времени сообщали об открытых ими в разных местах Месторождениях мрамора, графита, медных и железных руд. Но все они не имели большого практического значения. А время между тем не ждало. За работу взялись геологи. Они стали спешно искать полезные ископаемые, долбить и бурить горные породы Гренландии. Эта трудоемкая работа, нередко связанная с риском, требует большой сноровки и альпинистской закалки. Геологам удалось наконец открыть на восточном побережье месторождения свинцовых, цинковых и вольфрамовых руд. Однако эти богатые залежи, содержащие, по приблизительным оценкам, до миллиона тонн руды, покоятся под ледяным панцирем. На этой же территории были найдены следы урана и богатые месторождения еще более ценного, чрезвычайно редкого минерала циркона, не растворяющегося в кислотах.

Геологическая карта Гренландии, еще недавно зиявшая белыми пятнами, стала мало-помалу оживать, покрываясь множеством знаков, наносимых геологами. Тут и там началась эксплуатация некоторых месторождений, правда, все еще в очень скромных масштабах, так как стоимость транспортировки оборудования с помощью вертолетов и вывоза этим же способом добытых руд, а также расходы, связанные с содержанием людей в пустынных районах острова, слишком высоки, чтобы подобные предприятия могли быть рентабельными.

Гренландцы надеются, что уже в недалеком будущем возникнут предприятия, которые смогут обеспечить первичное обогащение руды на месте. Они радуются своим природным богатствам, но им не дает покоя мысль о черном золоте - нефти. Она наверняка есть где-то на их острове, в этом нет сомнения, но где именно? В Советской Арктике в аналогичных геологических условиях уже издавна добывают нефть, и притом в широких масштабах. Канадцы также открыли месторождение нефти на острове Элсмир, всего в нескольких сотнях километров от берегов Гренландии.

И наконец, сенсационное известие о буровых работах, срочно начатых на побережье моря Бофорта. Второй раз за свою историю Аляска переживает золотую лихорадку - на этот раз речь идет о жидком золоте. В конце прошлого века в Клондайке бросились в бешеную погоню за участками, за право вбить несколько заявочных столбиков, за право мечтать о богатстве бедняки, сегодня же состязаются могущественные нефтяные тресты. На смену лопатам, киркам и промывочным лоткам пришли крупные буровые установки. Для их эксплуатации пришлось создать электростанцию с такой мощностью, которой бы хватило для обеспечения электроэнергией крупного населенного пункта.

Через перевал Анактувут-Пасс, некогда известный лишь трапперам, индейцам и эскимосам, сегодня уже не тянутся длинной вереницей измученные люди с мешком за плечами - единственным их достоянием. Они шатались от голода, подчас замерзали во время ночлега, их заваливали лавины, но они шли, напрягая последние силы, чтобы не дать опередить себя другим.

Ныне землю Аляски, от Фэрбенкса до залива Прюго, перерыли бульдозеры. Теперь здесь пролегла широкая, удобная дорога длиной свыше 800 километров. По ней нескончаемой вереницей мчатся тяжелые грузовики и вездеходы на широких гусеницах.

Нефть должна принести барыши богатым, дать работу тысячам бедняков, но еще неизвестно, станет ли она благодеянием или, наоборот, проклятием для необъятных территорий Арктики.

На Крайнем Севере толщина вечномерзлого грунта достигает многих сотен метров, а оттаивает лишь тонкий слой земли в 20 - 30 сантиметров. Срывая, сдирая его, бульдозер обнажает поверхность, твердую, как бетонная плита, но отнюдь не столь же стабильную. Воздух, ветер, солнце, набухающие вешними водами ручьи постепенно разрушают, уничтожают, вымывают все следы почвы, за которую упорно цеплялись до тех пор травы, мох, лишайники, составляющие основную пищу карибу, мускусного быка, лемминга и полярных птиц.

Колеса больших автомашин повышенной проходимости, оставляя глубокие колеи, ранят землю Арктики, не давая ей зарубцеваться в течение десятилетий. Изувеченная, она не поглощает также огромного количества отходов и мусора, которые оставляет после себя рвущийся к черному золоту человек. А что говорить о разлитой повсюду нефти, которая через десятки, сотни канавок и ручьев распространяется далеко вокруг? На почве, пропитанной ею, ничего не вырастет, даже эти непритязательные цепкие арктические растения, поражающие своей невероятной живучестью. Не убьет ли нефть самую жизнь в Арктике, вопрошают встревоженные жители Канадского Арктического архипелага. Но не это одно их волнует.

Месторождения нефти у моря Бофорта исключительно богаты: они могут давать полмиллиона баррелей нефти в сутки, а шесть баррелей - это почти тонна. Но как транспортировать ее на крупные нефтеперегонные заводы, в промышленные города? Строительство нефтепровода длиной свыше 1200 километров, от побережья Северного Ледовитого океана поперек всей Аляски до Тихого океана,- нелегкое и чрезвычайно дорогостоящее дело. При 40, 50 или даже 60° ниже нуля нефть сперва густеет, становится тягучей, как смола, затем твердеет и в конце концов замерзает, своим видом и консистенцией напоминая асфальт. Как же быть в этих условиях? Обогревать нефтепровод почти на всем его протяжении стоило бы огромных денег. Использовать его только в течение нескольких коротких теплых месяцев? А что делать с черным золотом, непрерывно зимой и летом фонтанирующим из земли?

Крупные нефтяные тресты больше всего устраивал бы простейший и самый дешевый способ транспортировки нефти - морем. Их мечта - освоить кратчайший, хотя и не самый легкий путь: через Северо-Западный проход, по следам великого Амундсена, из моря Бофорта прямо в Филадельфию, Нью-Йорк и Лондон или через Берингов пролив в Японию.

В течение ряда столетий множество экспедиций тщетно пытались пробиться этим путем из Атлантического в Тихий океан. И лишь в 1905 году Руал Амундсен ценой трех вынужденных зимовок разрубил этот гордиев узел, сплетенный из трагедий, обманутых надежд и горечи поражений. Свой успех он объяснял тем, что выбрал небольшую, водоизмещением всего 47 тонн, шхуну с малой осадкой. "Никакое другое судно не проскользнуло бы сквозь этот лабиринт подводных скал, узких проливов и тупиков Канадского Арктического архипелага",- утверждал он.

Однако жизнь показала, что он ошибался.

Тридцать четыре года никто не решался повторить подвиг великого норвежца. Вдоль пустынных, необитаемых побережий материков и островов время от времени пробирались, как и тысячу лет назад, лишь юркий каяк эскимоса или каноэ индейца. И вот в 1940 году сержант канадской конной полиции Ларсен отправился на патрульной шхуне "Сент Рок" водоизмещением 80 тонн по следам Амундсена. Попытка пройти из Атлантического океана в Тихий за одну навигацию, как он мечтал, не удалась. Судно попало в ледовые тиски, и его команда, состоявшая из нескольких человек, была вынуждена зазимовать. Ларсену пришлось отказаться от своего намерения.

Однако сержант, отличавшийся большим упорством, решил еще раз вступить в схватку с Арктикой. В 1944 году он избрал иной маршрут: из пролива Ланкастер, вечно забитого льдом, он направился не на юг, как некогда Амундсен, а прямо на запад через проливы Мелвилл и Мак-Клур. Выбор оказался удачным. Спустя всего четыре месяца Ларсену удалось пройти Северо-Западным проходом из Атлантики в Тихий океан. Он стал вторым человеком в истории Арктики, кому это удалось. Успех блестящий, но, пожалуй, случайный. Никто еще не знал тогда и не задался трудом узнать, а не скрывается ли в лабиринте каналов и проливов другой, более легкий и надежный путь.

Но с 1947 года все коренным образом изменяется. Как американцы, так и канадцы начинают живо интересоваться - главным образом из стратегических соображений - своими арктическими владениями. Они проводят совместные исследования, чтобы окончательно установить возможность использования Северо-Западного прохода в качестве морского торгового пути. Они хотят иметь свою такую же надежную трассу, какой давно уже стал для Советского Союза Северный морской путь вдоль берегов Сибири.

На побережье Аляски и северной Канады, на островах и островках быстро возникает сеть метеорологических и гидрографических станций, на которых ведутся систематические наблюдения за состоянием льдов. В 1954 году самолеты ледовой разведки, пересекая во всех направлениях небо Арктики, налетали в общей сложности свыше полумиллиона километров, достигая порой Северного полюса.

Используя собранные данные, ледокол "Лабрадор" водоизмещением свыше 6000 тонн с вертолетом на борту пробивался с востока на запад, из Атлантического океана в Тихий, в течение всего восьми недель.

Рейс "Лабрадора" кладет начало оживлению мертвого до тех пор Северо-Западного прохода. С каждым годом очертания побережья приобретают на картах все более реальные контуры, все точнее наносятся морские глубины, мели и подводные скалы, тут и там появляются буи и навигационные огни, все точнее обозначаются фарватеры. В пустынных, казалось бы, несудоходных морях появляются десятки транспортных судов. Сопровождаемые ледоколами, они доставляют продовольствие, оборудование, снаряжение для полярных станций. Одна из них, на труднодоступном острове Аксель-Хейберг далеко на севере, становится со временем крупной военной геофизической базой, первой в Канадском Арктическом архипелаге оснащенной атомной электростанцией.

В 1969 году нефтяные тресты решили направить по Северо-Западному проходу гигантский танкер "Манхэттэн" водоизмещением 118000 тонн.

Смелое решение вызвало подлинную сенсацию среди полярных мореплавателей. Не скрывали своего удивления даже те, кто в последнее время сам плавал в этих водах, кто знал, что всего месяц назад большой ледокол "Нортвинд" благополучно прошел этим путем. Всех пугали размеры танкера. "Пройдет или не пройдет?" - люди гадали, спорили и даже заключали крупные пари.

Основываясь на собранных материалах, нефтяные тресты не побоялись, однако, осуществить это чрезвычайно рискованное предприятие. И ценой нескольких миллионов долларов танкер был, насколько это возможно, подготовлен к плаванию среди полярных льдов.

В свой первый рейс "Макхэттэн" вышел из Филадельфии в конце августа 1969 года, держа курс на север вдоль побережья Лабрадора. Девисов пролив встретил столь позднего гостя сплошной белой пеленой. Осторожно и медленно, идя со скоростью всего лишь четыре узла, судно врезалось в полярный заслон, дробя молодой, тонкий лед тяжелым закругленным форштевнем. Каждый удар отдавался в стальном корпусе корабля раскатистым эхом - море как будто протестовало против вторжения этого чужака-исполина. Установленная на капитанском мостике электронная вычислительная машина работала без передышки.

Капитан забрасывал вопросами электронный мозг, радуясь, когда ответы совпадали с тем, что ему диктовал его собственный многолетний полярный опыт. Однако в водах залива Мелвилл, когда корабль встретили выстроившиеся, как на военном параде, в один ряд гигантские айсберги, компьютер приказал немедленно застопорить машины и... повернуть на юг. Однако капитан не внял этому доброму совету. "Такой ответ объясняется, очевидно, тем, что в компьютер поступили недостаточно точные данные",- успокаивал он себя. Утешала его также мысль, что пройдет еще немало времени, прежде чем электронная машина сможет полностью и окончательно заменить его, капитана.

Стоянка у американской военно-воздушной базы в Туле продолжалась недолго, ровно столько, сколько времени нужно было водолазам, чтобы тщательно осмотреть стальную обшивку днища и проверить, не оставило ли боевое крещение опасных следов на танкере.

На побережье Гренландии появилось множество эскимосских охотников. Они прибыли издалека на нартах, но теперь это были уже сани не только с упряжными собаками. Многие сменили их на небольшие моторные тобогганы¹, которые отлично проявили себя в полярных условиях.

¹ (Тобогган - старинные бесполезные сани, состоящие из нескольких тонких досок длиной 3 - 4 метра с поперечинами, скрепленными ремнями; передок загнут, днище обтянуто шкурами или берестой. Моторный же тобогган - род снежного мотоцикла с широкими резиновыми гусеницами.- Прим. перев.)

У входа в пролив Ланкастер с борта ледокола "Нортвинд", который прокладывал путь танкеру "Манхэттэн" в лабиринте ледяных полей, поднялись вертолеты.

Но информация о ледовой обстановке не ограничивалась только их донесениями. С запущенного в стратосферу метеорологического спутника ЭССА-VII на борт корабля регулярно поступали снимки обширных зон Канадского Арктического архипелага, на которых видно направление перемещения торосов; кроме того, три раза в сутки по судовым радиотелетайпам поступали карты погоды для данного района.

Были учтены все препятствия и приняты все меры, однако Арктика не сдавалась. Всемогущей, казалось бы, технике она противопоставила старое испытанное оружие. Достаточно было посланной ею мощной волны морозов, чтобы танкер "Манхэттэн" беспомощно застрял в проливе Мак-Клур.

Этого компьютер не предвидел.

"Нортвиид" успел вырваться из ледового плена, но принес в дань полярному морю поврежденный винт и вертолет, который разбился, садясь на палубу во время метели.

На помощь узникам Арктики поспешил канадский ледокол "Дж. А. Макдональд" водоизмещением свыше 8000 тонн. Его команде пришлось немало потрудиться, чтобы освободить "Манхэттэн" из тисков ледяных полей, которые, словно клещи, зажали стальной корпус танкера, и через пролив Принца Уэльского вывести его в безопасные воды.

Многолетний опыт полярных судоводителей в сочетании с работой гениальных творений человеческого ума - компьютеров, лазеров, эхолотов, радиолокаторов, систем дальней радионавигации и спутников - привели в конце концов к небывалому успеху: танкер "Манхэттэн" форсировал Северо-Западный проход всего за 28 дней и пробился к нефтяным приискам Аляски.

Обратный путь с символическим баррелем аляскинской нефти на борту танкер проделал за 42 дня. Он шел тем же курсом, но в значительно более тяжелых условиях.

Стальные листы обшивки не выдержали мощного натиска ледяных полей в проливе Принца Уэльского. Через брешь, пробитую в борту, внутрь танкера легко мог бы въехать большой автобус. Несмотря на все новые препятствия, которые упорно ставила Арктика, танкер "Манхэттэн", сопровождаемый в течение всего рейса тремя канадскими ледоколами, прибыл в первых числах ноября 1969 года, то есть в начале полярной зимы, в порт Галифакс на полуострове Новая Шотландия.

Это был настоящий подвиг, который, наверное, внушил бы глубокое уважение самому Руалу Амундсену. Подвиг, оказавшийся большой неожиданностью для тех, кто с недоверием отнесся к рискованному эксперименту и был уверен, что экипаж танкера вернется с берегов Аляски в Соединенные Штаты Америки через Берингов пролив и Тихий океан.

Советники трестов по морским вопросам считают, что успешное форсирование в ноябре Северо-Западного прохода сулит самые радужные перспективы на будущее. Они полагают, что этот труднопроходимый путь может стать судоходным в течение всего года при условии, если плавающие по нему танкеры будут более мощными и более приспособленными к навигации во льдах, чем первый гигант, появившийся на этих водах,- танкер "Манхэттэн".

Руководители трестов не скрывают своей радости. Без помощи компьютеров они подсчитали, что экономия от перевозки нефти морским путем в Арктике по сравнению с ее транспортировкой по трансконтинентальному нефтепроводу, составит один миллион долларов в день. Что же касается трех миллиардов долларов, которые придется затратить на постройку тридцати танкеров-ледоколов, то эту сумму с лихвой покроют прибыли от нефтяных месторождений Аляски, запасы которых уже сейчас оцениваются приблизительно в 30 миллиардов баррелей.

Действительно ли успешный рейс танкера-гиганта сулит полную безопасность и внушает надежды на будущее? У всех еще свежа в памяти катастрофа танкера "Торри Кэньон" близ атлантического побережья Англии, имевшая тяжелые последствия. Волны разносили нефть, бившую из танкера мощной струей, все дальше и дальше. Она покрыла смертоносной пленкой огромные акватории. Погибал планктон, целыми косяками гибли рыбы, на берегах Франции и Англии погибло множество морских птиц.

Так было в водах Атлантики. А что может произойти в Арктике? В море Баффина или в Девисовом проливе, где велика вероятность столкновения с айсбергом, где корабль легко может напороться своим стальным корпусом на подводные рифы? Свыше 100000 тонн нефти, которые помещаются в чреве современного танкера, вполне достаточно, чтобы уничтожить в прибрежных водах всякую жизнь, полностью и навсегда истребить всех рыб, тюленей и моржей.

"Что тогда станется с нами?" - вопрошают встревоженные жители Гренландии.

Однако за тревогой перед возможностью подобной катастрофы скрывается, вероятно, затаенное желание, чтобы и у них из-под скал или ледника забила мощным, неисчерпаемым фонтаном нефть - это "черное золото". Не принесла ли бы она наконец благосостояние тем, кто никогда не знал, что это такое?

Мечты - мечтами, страхи - страхами, однако нужно было считаться с действительностью. Перейдут ли внезапно и резко "пожиратели сырого мяса" исключительно на рыбную пищу, навсегда ли они будут обречены на нее? Под холодным арктическим небом мясо животных было, есть и будет основой питания. Это известно уже давно.

На южной оконечности острова, в окрестностях Юлианехоба, там, где тысячу лет назад викинги откармливали на плодородных лугах скот и собирали урожаи с полей, вновь появилось множество овец. Первое небольшое стадо привезли сюда в порядке эксперимента с Фарерских островов в 1915 году, когда уже начал ощущаться недостаток тюленьего мяса.

В 1969 году на лугах образцово ведущихся ферм откармливалось свыше 30000 овец. В последующем предполагалось увеличить их поголовье вдвое.

Вслед за овцами в порядке опыта в Гренландию было завезено небольшое количество рогатого скота, лошадей, северных оленей и одомашненных мускусных быков. И сегодня тысячи мороженых мясных туш рассылаются ежегодно в города и поселки. Кто мог думать, что прирожденный охотник станет образцовым современным скотоводом?

Нынешние скотоводческие фермы на юге Гренландии разительно похожи на усадьбы в далекой Дании. Такая же чистота, такой же порядок, такая же механизация, такие же силосные ямы и парники, даже работники живут в таких же разноцветных деревянных домиках, столь характерных для Скандинавии и так изменивших сейчас пейзаж западных берегов острова.

Даже пожилые гренландцы с южных берегов острова без сожаления покидают теперь свои землянки, построенные из дерна и камня, и переселяются в заводские поселки и города. Повсюду возникают похожие друг на друга как две капли воды домики, рассчитанные на одну, две или больше семей; их быстро монтируют из привозных сборных конструкций. Однако самые большие перемены происходят в административном центре острова.

Еще не так давно в Готхобе насчитывалось всего несколько сот человек населения, главным образом чиновников датской администрации. В 1970 году в городе проживало уже свыше 5000 гренландцев. По прогнозам экономистов, к 1975 году их число увеличится вдвое.

В 1967 году среди деревянных одноэтажных домиков появился первый пятиэтажный жилой корпус - гордость Готхоба. Своим длинным фасадом, сооруженным сплошь из стекла и бетона, он резко выделяется на фоне арктических скал и виднеющегося вдали ледника. Весь строительный материал для этого ультрасовременного здания, кроме песка, воды и камня, нужно было доставлять морским путем из Европы.

Немало трудностей пришлось преодолеть здесь датским инженерам и архитекторам, хотя они отнюдь не были пионерами в области строительства в полярных условиях. В северных районах Советского Союза на вечномерзлом грунте давно уже строят города, в которых живут десятки тысяч людей, создают порты и промышленные предприятия, растущие головокружительными темпами.

Устройство водопровода и канализации в экспериментальном поселке Кванак было, правда, дорогостоящим, но сравнительно простым делом по сравнению с проблемами, с которыми датчане столкнулись в Готхобе.

Проект опреснения морской воды отпал ввиду невероятно высокой стоимости сооружения соответствующих установок. Растапливание снега и льда поглощало бы огромные количества нефти, сжигаемой в котлах или в дизелях, приводящих в движение электрогенераторы. Поэтому специалисты нашли, правда, временное, но более дешевое решение. На ручье, протекающем через густую сеть небольших озерец, они построили бетонную плотину, создав таким образом искусственное глубокое озеро, в котором нижние слои воды не замерзают даже во время самых сильных морозов. Каждая ее капля на этом острове, покрытом миллиардами тонн превратившейся в лед воды, до сих пор еще ценится на вес золота.

Однажды утром в феврале 1968 года в Готхобе зазвучал набат, завыли сирены, тревожно зазвонили церковные колокола. В здании публичной библиотеки, в которой размещался и музей, вспыхнул пожар. Кроме городской пожарной команды, гасили пожар все жители, молодые и старые, женщины и дети.

Не хватало воды. Огонь бушевал беспрепятственно. Быстро распространявшееся пламя пожирало бесценные, уникальные рукописи Ханса Эгеде, его заметки к первому словарю, труды самых просвещенных миссионеров XIX века, в которых описывались обычаи эскимосских племен, их суеверия; горели номера первой эскимосской газеты, вышедшей сто лет назад. Погибли богатые коллекции одежды, охотничьего и хозяйственного инвентаря, амулеты разных племен - дар Расмуссена. Как зеницу ока берегли их гренландцы, не позволив вывезти бесценные экспонаты в этнографический музей в Копенгагене.

В горсть пепла превратились старинные костяные изделия из самых древних поселков и из раскопок. Потери были неисчислимы и невосполнимы. Стремясь хотя бы частично возместить погибшие в огне сокровища далекого прошлого, хранитель музея в Готхобе обратился к арктическим институтам всего мира с призывом присылать экспонаты, имеющие отношение к Гренландии. Ни один из них не обманул его надежд.

На каждом шагу Готхоб поражает вновь прибывшего контрастами. В центре города пятнадцать километров главных улиц имеют твердое покрытие. Зимой, кроме традиционных, во многих случаях незаменимых санных собачьих упряжек, по ним курсирует десяток-другой такси, оснащенных радиотелефонами. В любое время суток через центральную диспетчерскую можно без труда вызвать раскосого таксиста, безмятежное лицо которого неизменно озарено приветливой улыбкой. Гренландец ведет машину уверенно, на большой скорости, с сознанием своей ответственности, как некогда его прадед управлял собачьей упряжкой.

Напряженное, обостренное внимание ко всему, что происходит вокруг, к малейшему, даже самому слабому звуку и молниеносная реакция, выработавшиеся в течение столетий,- все это делает потомка охотников отличным водителем. В Готхобе не имеют понятия об ограничении скорости езды, гололед там - почти повседневное явление, движение на улицах оживленное: многотонные грузовики, собачьи упряжки, легковые машины. И тем не менее в течение последних восьми лет там не произошло ни одного несчастного случая на дорогах. Большинство легковых автомашин на улицах - "москвичи", которые, по мнению датчан, наиболее подходят в полярных условиях.

И никого не удивляет сегодня то, что рядом с датскими служащими и спешащими, по-европейски одетыми молодыми гренландцами по современному магазину самообслуживания преспокойно расхаживает закутанный в меха, как и столетия назад, старый охотник и беспечно заполняет свою корзинку пачками чая, кофе, жевательного табака, решительно протягивает руку к макаронам, супам в пакетиках и крупам - продуктам, еще недавно ему совершенно незнакомым.

Теперь охотник не добывает деньги исключительно продажей мехов голубых песцов, шкур тюленей или белых медведей, как это было еще сравнительно недавно. Он никогда не мог знать, с чем вернется в иглу.

Сложный механизм цен, резкие их колебания, совершенно ему непонятные, возмущали охотника и наполняли его душу горечью. Порой за тщательно выделанный пушистый мех голубого песца служащий датской фактории записывал на его счет 200 крон, а уже на следующий год за такой же, а может быть, даже еще более красивый мех - едва 50. И долго, замысловато объяснял, почему не может дать больше: на пушных аукционах в Лондоне, Копенгагене, Париже или Амстердаме резко упали цены, так как голубые песцы вышли из моды и элегантные женщины уже не хотят их носить.

Пораженный эскимос не мог понять, какое отношение к нему имеют элегантные женщины, мода или аукционы. Он привез отличные, отборные меха, скупщик сам признал, что редко можно встретить лучшие - густые, пушистые,- а платит за них четвертую часть прошлогодней цены. Где же тут справедливость? Не раз разгневанный эскимос вырывал из рук датчанина связку песцовых шкурок, бросал их в мешок из тюленьей кожи: "Пригодятся дома на тряпки",- и клялся не охотиться больше для глупых каблуна, которые не знают сами, чего хотят. Но через год вновь возвращался в факторию. Другого выхода у него не было.

Проблема транспорта, который курсировал бы между разбросанными на расстояния в сотни километров развивающимися населенными пунктами, становилась с каждым годом все более жгучей. Изрезанные глубокими фьордами берега, пустынный панцирь материковых льдов, заполняющий всю центральную часть острова, продолжительная зима, обильные осадки - все это исключало возможность постройки железных или шоссейных дорог.

Оставался, таким образом, только воздушный транспорт. И здесь датчане снова обратились к многолетнему опыту Советского Союза по освоению обширных арктических территорий. Место поездов и автомобилей на западном побережье острова заняли вертолеты.

Так в Готхобе возник аэропорт, ничем, правда, не напоминающий гигантский аэродром в Туле или современный - и тоже американский - аэродром в Сёнре-Стрёмфьорде. Это обычный аэропорт в необычной полярной обстановке, оживленный, пользующийся большой популярностью. Связь между прибрежными населенными пунктами поддерживают двадцатичетырехместные вертолеты, в которых никогда нет свободных мест, так как ничто не доставляет гренландцам большего удовольствия, чем воздушное путешествие. Они мчатся по снежной пустыне за сотни километров на собачьих упряжках только для того, чтобы добраться до небольшой площадки, с которой с адским грохотом взмывает ввысь бескрылая машина, и насладиться волнующим зрелищем исчезающей под ногами земли или хотя бы поглядеть, как взвиваются к небу другие.

Каждая новинка поначалу всегда привлекала жителя острова, но эта все не теряет обаяния новизны. В первый год воздушным транспортом воспользовались 13000 пассажиров. Через три года их число удвоилось.

И старые, и молодые, путешествуя по воздуху, чувствуют себя счастливыми и охотно признаются в этом. Но еще больше их восхитили разговоры по телефону. В первое время голос, доносящийся из таинственной дали, потрясал всех. Веками, из поколения в поколение, в мрачных иглу шаманов эскимосы, ошеломленные дробью бубна, прислушивались к загадочным звукам, доносившимся откуда-то из потустороннего мира. От них зависела порой сама их жизнь. Им и в голову не приходило, что они слышат не голос духов, а голос колдуна-чревовещателя.

Они долго не могли, как сами признаются сегодня, избавиться от этого суеверного страха, долго сторонились телефона, но когда раз за разом в телефонной трубке раздавались знакомые голоса, страх начал уступать место страстному увлечению разговорами на расстоянии.

Первая небольшая автоматическая телефонная станция была сооружена в Готхобе, и его жителей, особенно поначалу, нельзя было оторвать от телефона. И здесь тон задают женщины. Когда молодая эскимоска, занятая в детских яслях, больнице или на фабрике, хочет рассказать что-нибудь своей подружке, то представление о времени для нее перестает существовать.

Связь между городами поддерживается исключительно с помощью радиотелефона и радиотелеграфа. Прокладка кабелей обошлась бы чересчур дорого да и не окупилась бы: слишком велики расстояния и ничтожно количество жителей острова.

Граммофоны и патефоны давно уже проникли в самые отдаленные населенные пункты на севере, а со вступлением в строй в 1958 году радиостанций "Грёнланн-Радио" их вытеснили радиоприемники. Когда же появились в продаже транзисторы, то молодежь Гренландии, как и повсюду в мире, стала отказывать себе во многом, чтобы только приобрести их.

Вначале радиостанция вела передачи на датском и гренландском языках. Однако по требованию слушателей со временем все передачи, за исключением последних известий, стали вестись на языке островитян. И по желанию тех же радиослушателей в передачах часто звучат старые басни, легенды, охотничьи рассказы и песни.

С первых же передач большим успехом пользуются также концерты симфонических оркестров, записанные на пленку. В зимнее время радиостанция посвящает много времени учебным передачам на уровне начальной школы, а также популярным лекциям о современной технике, с которой гренландец все чаще сталкивается в своей повседневной жизни.

При радиовещательной станции в Готхобе возник первый на острове молодежный ансамбль песни и пляски, известный под названием "Мик". Двадцать стройных девушек и четверо юношей своими песнями и плясками покорили вскоре сердца не только своих соотечественников. Во всех скандинавских странах их знают по многочисленным выступлениям и телевизионным передачам, а в 1962 году они добились небывалого успеха на Международном фестивале в Сан-Ремо. Обаятельные смуглые девушки в высоких, до бедер, белых камиках, красиво расшитых старинными узорами, в просторных анораках с широкой, расшитой бисером отделкой и в брюках из блестящей, словно шелк, тюленьей кожи произвели подлинный фурор.

Покоряющие своей бесхитростностью песни, основанные на старинных легендах, пленили взыскательную публику, просмотревшую немало выступлений народных ансамблей в Сан-Ремо. В песнях звучала радость по поводу возвращения света на землю или передавалась гнетущая тоска полярной ночи, которую рассеивает лишь свет зари, говорилось о повседневных заботах и радостях жизни близ полюса. В плясках изображались сцены охоты, в которой ставкой порой бывает сама жизнь охотника, подсиживание пугливого тюленя, трудности погони по следам карибу или нелегкая схватка с Великим Белым¹.

¹ (Великий Белый - белый медведь, как его называют гренландские эскимосы.- Прим. перев.)

А. и Ч. Ценкевичи

Артисты гренландского ансамбля песни и пляски воспринимают свой громкий успех с большой простотой и достоинством. Не было до сих пор случая, чтобы какая-нибудь из девушек пожелала выйти замуж и остаться за границей. Их не соблазняет богатство и обеспеченная жизнь в более мягком климате, не привлекают и прелести большого света. Своих поклонников они приглашают к себе, на "самый красивый остров в мире" - в Гренландию. И не всегда встречают отказ.

Гренландцы глубоко любят свою родину. И поныне самая суровая кара, назначаемая датским судьей за мелкие преступления,- высылка виновного из его родного дома в другой населенный пункт сроком на несколько недель или месяцев. Это испытанный, надежный способ. Редко когда провинившегося приходится наказывать вторично.

Гренландские судьи не могут пожаловаться на загруженность работой. Семейных конфликтов здесь не бывает, соседские распри довольно редки, и уж вовсе бесполезно было бы искать среди жителей острова закоренелых преступников. Шесть камер единственной тюрьмы на территории острова, превышающей два миллиона квадратных километров, обычно пустуют, а когда они бывают заняты, то заключенными оказываются чаще всего каблуны.

Белые пришельцы причинили немало горя гренландцам. Вслед за благами цивилизации они занесли в свое время на остров неизвестные здесь до этого болезни. В морозном, кристально чистом воздухе Крайнего Севера, не содержащем никаких микробов, человеческий организм, не обладающий иммунитетом к инфекциям, легко становился жертвой последних, простой насморк перерастал в тяжелую, порой смертельную болезнь. Отсутствие самых элементарных гигиенических навыков, привить которые было нелегко, также приводило к тяжелым последствиям. Во время эпидемии самой обыкновенной кори, занесенной с восточного побережья Гренландии в 1957 году экипажем какого-то корабля, заболело 11000 эскимосов, причем несколько сот из них умерло. Еще больше жертв, как это предвидел в свое время Фритьоф Нансен, унес туберкулез. Словно средневековая чума, обрушился он на западное побережье, кося население, наводя ужас. Чахотка безжалостно истребляла целые поселки, причем быстрее и основательнее, чем некогда это делал "большой голод", В Готхобе тогда была создана первая больница на острове на двести коек.

Еще недавно Дания направляла сюда своих врачей, однако за последнее десятилетие все чаще появляются врачи-гренландцы. Пройдя курс медицины в Копенгагене, они возвращаются на остров, чтобы отдать приобретенные ими знания своим соотечественникам. Именно благодаря им небольшие населенные пункты, до которых далеко и зачастую небезопасно добираться, имеют медицинское обслуживание.

Профессора политехнического института или университета в Копенгагене не раз уговаривали студентов-эскимосов, которые отличались от датчан добросовестностью в занятиях и большими способностями, остаться навсегда в Дании. Они приводили всякие убедительные доводы, обещали им помощь, сулили большую карьеру на научном поприще. Однако эскимосы неизменно отвечали им:

- Вернусь на родину, там мое место. Кто же поможет нашим, если я подведу их, кто уговорит младших учиться?

Каков же был путь гренландцев в датский университет?

Датские буквари, по которым много лет назад гренландцы учились читать в приходских школах, оказались совершенно непригодными. Картинки с изображениями автомобиля, самолета или многоэтажного дома ничего не говорили юному эскимосу. Столь же нелегко было объяснить ему, что означают слова "лошадь" или "корова". Еще труднее было рассказывать раскосым малышам о других странах. Услышав, что столица Дании Копенгаген насчитывает сотни тысяч жителей, ученик сразу же задавал резонный вопрос: "Откуда люди берут столько тюленей, чтобы прокормиться?" Пришлось создать специальные буквари, приспособленные к потребностям и возможностям эскимосов, сперва на датском, а затем на гренландском языке.

Обучение, опиравшееся в первую очередь на зрительную память, начало приносить отличные результаты. Восприимчивый ум легко усваивал знания, затруднения возникали лишь с отвлеченными понятиями, и прежде всего с арифметикой, математикой.

Эскимосы всегда пользовались не десятичной, а более простой в их понимании "пятеричной" системой. "Один" - это был первый палец руки, "пять" - вся рука, "шесть" - первый палец другой руки. Чем дальше, тем сложнее становился счет. "Шестнадцать" - это первый палец другой ноги, а "двадцать" - целый человек. С этой своеобразной системой гренландские охотники отлично справлялись, пока число не превышало нескольких "целых человек".

Таблицы умножения и деления были поначалу настоящей абракадаброй, столь же абстрактным и трудно усваиваемым понятием, как для нас световые годы, определяющие расстояние от Земли до звезд. Ученики, наделенные врожденным умом и упорством - результат неустанной борьбы за существование,- преодолели в конце концов и эти трудности. Однако еще и сегодня немало молодых хозяек-эскимосок, стоящих у кассы в "суперсаме" с корзинкой, полной покупок, просят, чтобы у них принимали деньги и выдавали сдачу за каждый купленный предмет отдельно.

В 1970 году в начальных школах, преподавание в которых ведется на гренландском языке, обучалось 10000 девочек и мальчиков. Современные методы обучения учитывают психику подрастающего поколения. В Готхобе недавно создано первое профессиональное училище, выпускающее механиков, плотников, электромонтеров, маляров, продавцов и конторских служащих. Однако наибольшим успехом пользуются курсы судовых рулевых, штурманов и радистов. Море, веками кормившее эскимосов, все так же тянет их к себе. В единственном на весь остров лицее имени Кнуда Расмуссена преподавание ведется на датском языке.

Датчан огорчает тот факт, что по мере развития просвещения и экономики жители Гренландии все реже пользуются датским языком, а если и изъясняются на нем, то делают это неохотно и чаще всего, когда предъявляют те или иные претензии.

- Почему тем людям из Копенгагена платят вдвое больше, чем нам? - вопрошают они, имея прежде всего в виду учителей начальных школ, окончивших в Дании те же самые училища, что и они.

- Почему,- волнуются они,- приезжая в Гренландию, ваши соотечественники, такие же датские граждане, как и мы, не платят никаких налогов? Разве справедливо, что наш остров является для них беспошлинной зоной?

- Почему в нашей собственной стране с нами обращаются хуже? Разве это правильно?

Таких щекотливых вопросов, на которые никто не спешит дать ответ, множество; число их растет, и они вызывают взаимные обиды. Датчане не хотят понять, что Гренландия - не исключение, что именно так обычно пробуждается национальное самосознание, что к 70-м годам нашего века свыше 42000 гренландцев, датских подданных, уже не похожи на эскимосов, какими они были менее двадцати лет назад - доверчивыми, беспомощными, которые, словно спугнутая дичь, спасались бегством, когда в их тихий полярный поселок вторгся беспокойный атомный век. Датчане не могут понять, что эти люди глубоко задеты тем, что их земля отдана иностранцам под строительство военных баз.

Притязания Соединенных Штатов Америки на Гренландию не уменьшились, а, наоборот, усилились: трудно найти лучший стратегический пункт и опытный полигон, скрытый от посторонних глаз. Какое американцам дело до того, что в любой момент они могут навлечь на мирных жителей побережья катастрофу, которая будет иметь необратимые последствия для жизни людей и моря.

Та памятная январская ночь 1968 года была морозной и безветренной. На черном, сверкавшем искрящимися звездами небе внезапно засияла широкая полоса, отливающая светло-зеленым светом. Перемещаясь к зениту, она распростерлась, точно драпировка с колышущимися складками, и начала опускаться вниз - казалось, она вот-вот коснется мертвой белизны льдов своими пурпурными краями. И тут же по бокам драпировки взлетели зеленые и оранжевые полосы, они быстро устремились вверх и слились в огромное колеблющееся, гасившее звезды пятно. Небо заиграло красками.

Дежурный офицер командно-диспетчерского пункта авиабазы в Туле нехотя оторвал взор от плясавших по небосклону призрачных сполохов полярного сияния, чтобы взглянуть на экран радиолокатора. Уже долгое время он следил за подлетавшим самолетом, радуясь оживлению, которое он внесет в тягостный мрак полярной ночи. Он знал, что сверхмощные летающие крепости "Б-52" стратегической авиации круглые сутки беспрерывно крейсируют по воздушным путям Арктики, готовые в любую минуту по приказу командования направиться к намеченным объектам, чтобы сбросить там свой смертоносный груз. Однако еще никогда до сих пор эти машины не приземлялись в Гренландии. Не произошли ли какие-то изменения?

Почти машинально он повернул одну из многочисленных рукояток на пульте управления. Густой ночной мрак прорезали лучи прожекторов, вдоль бетонных полос аэродрома приветливо засияли сотни огоньков, приглашая самолет приземлиться. С командного пункта уже невооруженным глазом можно было различить подлетавшую машину. Но вдруг неосвещенный до этого фюзеляж засверкал, как если бы его внезапно осветили изнутри. Раскаленный шар мчался прямо на перепуганного до смерти офицера. Он рос на глазах, раздувался, заслоняя собою небо. И в одно мгновение разлетелся вдребезги, вспыхнув гигантским пурпурным облаком и освещая заревом пожара прибрежные торосы.

На какую-то долю секунды в зловещих отсветах мелькнули куполы раскрывающихся парашютов. Облако тяжело опускалось, волоча за собой, словно комета, длинный огненный хвост. Глухой грохот взрыва прокатился по леднику, вызывая гулкое эхо, и наконец все смолкло. На землю вновь спустилась темная, непроглядная ночь, как будто ничего не случилось, а то, что произошло, было лишь кошмарным сновидением. Пол и стены командного пункта содрогнулись от еле ощутимого толчка.

Тишину ночи прорезал протяжный бас сирен. Завыли на высоких тонах гудки, залились звонки.

- Тревога!

- Атомная тревога!

Да, атомная тревога. И на этот раз не учебная! Четыре водородные бомбы, находившиеся, как всегда, на борту сверхмощной летающей крепости "Б-52", рухнули вместе с пылающей машиной на лед залива Мелвилл.

В воздух мгновенно поднялись вертолеты. Колонна специальных машин помчалась, лязгая гусеницами, на место катастрофы - самолет упал километрах в десяти от авиабазы. Вслед за ними устремились пожарные и санитарные машины, бульдозеры, подъемные краны.

Сирены продолжали непрерывно реветь, подавая сигнал тревоги. Бушевало море пламени, вздымая к небу огромные гейзеры искр. Тысячи литров бензина, широко разлившегося по поверхности льда вокруг бесформенной груды стали и алюминия, полыхали голубым огнем, таким ярким, что казалось - это пылает сам лед.

Солдаты торопливо спрыгивали с вертолетов, с пожарных машин. В блестящих комбинезонах и огромных шлемах на голове, они удивительно напоминали высаживающихся на Луне космонавтов. Прикрываясь асбестовыми щитами, они кидали в пылающий костер длинные стальные крюки. С помощью этих крюков и лебедок они срывали и оттаскивали в сторону добела раскаленные, искореженные листы обшивки, разбитые при сильном ударе о землю двигатели, обломки крыльев. Другие бригады с помощью счетчиков Гейгера искали смертоносные заряды. Державшиеся на небольшой высоте вертолеты освещали прожекторами место катастрофы.

Пять человек с "Б-52" благополучно приземлились на парашютах неподалеку от места катастрофы. Обгоревшие останки второго пилота нашли среди прибрежных торосов - его парашют не раскрылся. Последний, седьмой член экипажа самолета был обнаружен командой вертолета после нескольких часов трудных поисков в темноте, вдалеке от горящей машины. Он был тяжело ранен. К счастью, пятидесятиградусный мороз не успел расправиться с ним.

Три водородные бомбы лежали на поверхности льда близ пылающего самолета. Четвертая пробила двухметровый лед в заливе Мелвилл и... затонула.

На какой глубине? Не получила ли она повреждений при ударе об лед, не дала ли трещину под влиянием давления воды? И если да, то какая акватория поражена смертоносной радиацией? С какой скоростью будет она распространяться? Что станет с водами залива и обитающими в них морским зверем, рыбой, планктоном? Удалось ли в конце концов американцам отыскать этот зловещий заряд и извлечь его из морской глубины?

На эти вопросы гренландцы не получили ответа.