Эта феноменальная память

Скрипя и лязгая гусеницами, бульдозер сдирал огромным щитом пласты промерзшей земли, куски породы и отбрасывал их в сторону. Сидевший за рулем машины мощностью триста лошадиных сил механик то давал задний ход, то устремлялся вперед, чтобы захватить новые груды неподатливого грунта. По земле стлались клубы едких выхлопных газов. Механик сыпал проклятиями. Он никогда не думал, что выравнивание слежавшегося снега окажется столь трудным делом. Он давно был знаком с этой работой, привык к ней. Однако здесь она оказалась несравненно труднее, чем у него на родине, в штате Невада. Расчищая территорию под взлетные полосы для аэродрома, механик снисходительно посматривал на неуклюжую фигуру укутанного в меха молодого охотника. Уже несколько часов эскимос не отходил ни на шаг от бульдозера, буквально не спускал с него глаз, как завороженный, жадно следил за каждым его поворотом.

- Бедняга, не осмеливается подойти,- с умилением подумал водитель, остановил свою машину и уже полез было в карман за жевательной резинкой, чтобы бросить ее полярному дикарю, когда юноша одним прыжком взобрался на гусеницу бульдозера, показывая оживленными жестами, что хочет сесть за руль.

- Спятил что ли, дурак? Это тебе не собачья упряжка, тут мало щелкнуть бичом, чтобы разогнать моих лошадок,- засмеялся механик. Однако в черных раскосых глазах было столько мольбы, что он в конце концов сдался.

- Погляди, чего ему захотелось,- крикнул он подходившему переводчику.- Я пустил его на свое место, пускай себе посидит, поиграет, а я пока спокойно покурю. Он несколько напоминает мне моего сынка. Джону не было еще и четырех лет, когда он начал рваться к рулю как...- внезапно прервал свою речь водитель.

Решительным движением эскимос включил сцепление, передвинул рычаг и медленно, осторожно дал газ. Семитонная машина легко, без толчков, пошла вперед. У пораженного механика отнялся язык.

Безукоризненно точно опущенный щит срезал большой пласт земли. Охотник отбросил его в сторону, выровнял машину, дал задний ход и с сияющей улыбкой глядел на ошеломленного американца, не понимая, почему тот с криком выталкивает его из машины.

- Ах, ты обманщик! Убирайся, пока цел! - вскипел механик.- Ну и напугал же меня этот дикарь! - крикнул он переводчику.- Прошел, видно, какой-то курс обучения. Спроси его, где, когда? Кто его обучил?

Утирая пот со лба, водитель прислушивался к коротким гортанным звукам незнакомой ему речи. Он все еще не мог прийти в себя.

"Никто не обучал его. Говорит, просто присматривался, как ты водишь машину, запоминал каждое движение и делал точно так же",- услышал он в ответ. И, конечно, не поверил.

Не поверили и американские инженеры, прибывшие в 1950 году на северо-западное побережье Гренландии, чтобы построить здесь крупную военно-воздушную базу. Они с изумлением убедились вскоре, что молодой охотник из залива Мелвилл вовсе не был каким-то исключительным человеком, наделенным природой какими-то незаурядными способностями в области техники.

Однако мужества, физической выносливости и находчивости - всех этих качеств, присущих эскимосам, было бы еще недостаточно, чтобы они могли тысячелетиями существовать на пустынных просторах Арктики, где все, казалось бы, противоречит самой жизни, если бы не еще одно ценное качество - зрительная память. Память феноменальная, у других первобытных племен не встречающаяся. Память, которая, словно сверхчувствительная фотопленка, моментально фиксирует мельчайшие детали, ускользающие от внимания нового для мира льдов человека. Все, кому приходится работать в Арктике,- геофизики, археологи, этнографы или участники полярных экспедиций - жалуются на ужасающее однообразие гладкого, безбрежного, заснеженного ландшафта. Для эскимоса же не существует однообразия. Его зоркий глаз подмечает на единообразной белизне незаметные для других опознавательные знаки, а память тут же запечатлевает их.

Благодаря этой феноменальной способности эскимос никогда не заблудится. Зимой он легко отыщет под снегом тайники, в которых хранит добытую летом дичь, не собьется с пути, безошибочно начертит контуры побережья или тропу между поселениями. Каждый снежный бугор, каждое разводье, даже малейшая трещина во льду или дуновение ветра говорят ему о многом.

Зрительная память жителей Гренландии, а также незаурядные способности в области техники часто ошеломляли белых пришельцев. В свое время много писали о некоем мальчике из Готхоба, который прославился этими качествами. Ученик миссионерской школы, он получил от пастора в подарок за хорошее поведение часы. И поступил с ними так, как, наверное, поступили бы на его месте многие его сверстники из Старого и Нового Света,- разобрал их на составные части. Когда вернувшийся с охоты отец внезапно позвал его, он сунул горсть колесиков и шестеренок в карман анорака. Прошел весь день, пока он смог наконец приняться за сборку своего сокровища.

- Он быстро справился с этим, ни на минуту не задумываясь, и, словно опытный часовой мастер, поставил на свои места все шестеренки,- рассказывал впоследствии пастор.- Я ни за что не поверил бы, если бы собственными глазами не видел, как он вытаскивал из кармана эти злосчастные колесики, а затем собирал их. Желая убедиться, что это не простая случайность, я пожертвовал своим любимым будильником и поручил мальчику разобрать его, а потом все части запер в ящике письменного стола. Трое суток я с нетерпением ждал, со страхом думая, что будет, когда я велю ему снова собрать их. Представьте, он безошибочно проделал это, будто ничем иным никогда и не занимался. И подумать только, что уже больше года я не могу вбить в голову этому самому мальчику простую таблицу умножения.

Эскимосы охотно обучаются техническим специальностям, требующим большой точности в работе. Учителя с похвалой отзываются об их удивительной сообразительности. Достаточно показать и коротко объяснить что к чему, чтобы охотник, с детства погонявший упряжных собак, стал ловко управлять подвесным мотором. Охотнее всего он водит моторную лодку, автомобиль или бульдозер. С последним он справляется значительно легче, чем те, кто прибыл из Америки. Эскимос просто лучше "ощущает" характер и сложные свойства полярного снега или ледовых торосов.

Однако не всякая работа, связанная с техникой, привлекает гренландского охотника. Нельзя, например, приучить его работать на конвейере: он не выносит механического повторения одного и того же действия. Это быстро утомляет его, и в конце концов он отказывается от такой работы.

- Эти фигурки зверей на рукоятке ножа чудесны,- восхищался однажды матрос судна, прибывшего к побережью острова в районе Сёнре-Стрёмфьорд.

- Скажи ему,- обратился он к переводчику,- что я охотно куплю этот нож за пять долларов, это хорошая цена!

Внимательно рассмотрев костяную рукоятку, на которой художник искусно вырезал великолепные динамичные сцены, изображающие охоту, американец решил, что эта "примитивная" резьба произведет фурор в США и можно неплохо заработать на ней.

- Закажи ему тридцать ножей, но обязательно точно таких же,- обратился он к переводчику.- Цена, разумеется, должна быть ниже, как за оптовую партию. Спроси, сколько он хочет?

Эскимос выслушал предложение и отрицательно покачал головой.

- Если бы я согласился сделать тридцать одинаковых ножей, то за каждый ему бы пришлось заплатить вдвое дороже. Очень скучно все время делать одно и то же. И потом, когда я вырезаю что-либо, то никогда не знаю заранее, что именно у меня получится.

Деньги, по мнению эскимоса, существуют лишь для того, чтобы их поскорее истратить. Представление о стоимости вещи зависит исключительно от степени желания обладать данной вещью, желания детского, иной раз непреодолимого. Он охотно отдаст отличную пушистую шкурку голубого песца, даже две или три шкурки, за обыкновенную иголку или цветной карандаш. Гордясь этим выгодным, по его мнению, обменом, он хвастается своим сокровищем, что, однако, не мешает ему несколько часов спустя горько сожалеть о совершенной сделке.

Люди, охотящиеся с гарпуном и строящие иглу, совершили небывалый, беспрецедентный в истории человечества скачок из каменного века прямо в атомный.

На охотников, обитающих в полярных районах близ залива Мелвилл, современность, шумная и жестокая, обрушилась внезапно. Она налетела на них грохотом машин на земле и в воздухе, быстрым темпом жизни, налетела, как буря, как что-то неотвратимое. Эскимосы, издавна привыкшие пассивно мириться с судьбой, и на этот раз спокойно восприняли перемены.

Они не удивлялись в тот ноябрьский день 1950 года, когда к берегам залива Мелвилл, к поселку Туле, прибыло несколько десятков огромных транспортных судов, каких они еще никогда не видали.

С любопытством глядели эскимосы, как спешно выгружались на берег сотни мешков с цементом и ящиков, множество каких-то диковинных машин.

Не удивлялись, когда всего за несколько недель на берегу вырос густой лес стальных подъемных кранов, а рядом целый поселок из сборных домиков, так не похожих на их иглу,- жилые строения, кухни, электростанция, ремонтные мастерские. С восхищением глядели, как быстро поднимается к небу, на высоту в несколько сотен метров, ажурная башня радиостанции. И с сожалением думали, что при первом же порыве шквального ветра она, безусловно, рухнет.

Не поражались и не пугались, когда впервые в жизни увидели огромных стальных птиц, которые с оглушительным ревом проносились над их головами,- о таких птицах ничего не говорилось даже в их легендах. Ни минуты не колеблясь, они садились рядом с пилотом и с высоты нескольких сотен метров безошибочно узнавали очертания побережья, показывали американцам покрытые снегом опасные участки, изобилующие трещинами, советовали, в какие фьорды легче всего заходить, точно десятилетиями привыкли наблюдать свою землю с воздуха.

Не дивились и не знающим устали тягачам на широких стальных гусеницах и бульдозерам, извергавшим выхлопные газы. Дети никуда не разбегались, крича от страха, а с любопытством следили за санями, которые, шумя и дымя, двигались без помощи собачьих упряжек.

Не изумлялись и глядя на то, как самоходные четырнадцатитонные экскаваторы, широко разинув пасть, вгрызались в неподатливую, как камень, промерзшую землю. С интересом присматривались к работе бетономешалок, извергавших целые потоки густой жидкости, которая быстро застывала, образуя ровную, твердую поверхность широких взлетных полос, построенных на высоких опорах. Они не спрашивали, зачем прибыли сюда все эти новые люди, почему они хозяйничают в Туле, как у себя дома. Земля, как известно, не принадлежит никому, каждый вправе охотиться и жить на ней.

Вначале они даже гордились тем, что для этого нового, столь необычного строительства был избран именно их поселок. Недаром прадеды, а вслед за ними Кнуд Расмуссен тянулись сюда, на берега этого фьорда, который, как никакой другой, изобиловал тюленями и моржами,- они знали, что делали.

Да и разве они поняли бы, даже если бы кто-либо попытался объяснить им, что этот дорогостоящий аэродром сооружался на их земле с лихорадочной поспешностью в военных целях? Откуда им было знать, что во время второй мировой войны, первой войны, которая докатилась до самой Арктики, Гренландия ввиду своего географического положения стала необычайно важным звеном на воздушной трассе, ведущей из Северной Америки в Европу?

Вначале авиационное снаряжение из США в Англию доставлялось на кораблях. Однако это был длинный и очень опасный путь. Торпедируемые подводными лодками со зловещим знаком свастики, которые, как волчьи стаи, подстерегали их на морских просторах, суда шли ко дну вместе со своим ценным грузом. Потери в людях и технике были огромными. Не оставалось поэтому ничего другого, как попытаться пересылать грузы воздушным путем над пустынными просторами Крайнего Севера. Это тоже был длинный и опасный путь. Даже самый лучший двигатель может порой отказать, а непогода воспрепятствовать полету или неожиданно прервать его. Где переждать ненастье, где приземлиться, где произвести необходимый ремонт?

Любой ценой в кратчайшие сроки нужно было соорудить запасные аэродромы на необычайно длинном маршруте - около 6000 километров. И в первую очередь - на западном побережье Гренландии.

Но охотники, живущие близ Северного полюса, не имели об этом понятия.

Получая от американцев щедрые вознаграждения за каждую незначительную услугу, эскимосы жадно копили в своих летних шалашах и зимних иглу все, что им удавалось приобрести, заполучить или выпросить у американцев. Ошеломленные новизной - а все незнакомое всегда неудержимо влекло их - они буквально состязались в накопительстве. Чай, кофе и табак им были уже знакомы, они платили за них китобоям и охотникам отличнейшими шкурами. Теперь всего этого у них было вдоволь. Жевательная резинка, всякого рода консервы, джем, шоколад - им все хотелось попробовать. Груды отбросов перед снежными домами свидетельствовали, в их представлении, о степени зажиточности. Они охотно похвалялись новоприобретенными богатствами.

Свою удобную меховую одежду свободного покроя - плод опыта многих сотен поколений - они поначалу без колебаний сменили на американскую, из искусственного меха, нейлона и других синтетических материалов. Она привлекала их своим покроем, яркими красками, застежками-"молниями". Особенно гнались за мнимой элегантностью, никак не отвечающей местным условиям, женщины. Их собственные, искусно вышитые анораки, каждый из которых мог бы быть ценным экспонатом в музее, пушистые штаны и легкие тюленьи камики исчезали в каютах американских судов, а вместо них появлялись заурядные хлопчатобумажные, шерстяные или шелковые тряпки, которые моряки привезли для "дикарей".

Пестро одетые - наполовину по-эскимосски, чтобы было теплее и удобнее, наполовину по-американски, чтобы их одежда нравилась другим,- детишки в шапках с помпонами, в клетчатых кепи, с жевательной резинкой во рту, попыхивали, давясь и задыхаясь, американскими сигаретами.

У охотников Туле, столкнувшихся с неистощимыми богатствами каблуны, появляется неизвестное им дотоле чувство - жадность. Брать из этих сокровищ все, что можно, пусть дают, если они так богаты!

Но заодно возникает и чувство недоверия. Если они подчас отдают вещи даром, ничего не требуя взамен, значит, они или глупы, или хитры. Может, их подарки ничего не стоят? Стальные иглы тупы? Радиоприемник испорчен? Патефон не работает? Может быть, им просто захотелось подшутить? И вот уже все удовольствие, вся огромная радость обладания новыми вещами пропадает, ибо у эскимосов считается позором дать обмануть себя.

У эскимоса появляется много свободного времени, он не знает, куда его девать. Он уже не спешит больше на охоту. "Пища сама является ко мне",- говорит он наполовину радостно, наполовину беспомощно. Ведь каждый раз, отправляясь на охоту, он не только добывал себе пищу. Это было чем-то значительно большим - очередной проверкой его отваги, мужества, терпения, мерилом его сил. А теперь бедняга слоняется по кипящим жизнью строительным площадкам, к чему-то присматриваясь, в чем-то помогая. За ту кучу денег, которую ему дают за работу, он в состоянии приобрести в американском магазине все, что ему заблагорассудится.

Извечный инстинкт побуждал эскимосов запасать продовольствие, наполнять мясом тайники. Поэтому теперь они черпали из этого неожиданного рога изобилия полными пригоршнями, жадно, ненасытно накапливали без всякой надобности запасы, не обращая внимания на насмешки американцев, которые, умиляясь собственному великодушию, с презрительной жалостью глядели на бедных "дикарей". Да и как было не смеяться, например, над коренастой, коротконогой и раскосой женщиной, которая, правда, опять надела свои старые меховые штаны, но все еще не могла расстаться с прекрасной - в ее представлении - яркой пижамной курткой? Она надевает ее поверх тюленьего анорака с капюшоном, а под ним носит жокейскую кепку, надетую набекрень на высоко взбитый по старинному обычаю кок. Как же не сфотографировать ее, чтобы потом посмеяться дома, вспоминая свои необычайные приключения в Арктике?

Никто из тех, кто прибыл строить супербазу в Туле, не имел никакого понятия об истории эскимосских племен, да и не интересовался ею. Не все даже, быть может, слышали, о своем знаменитом соотечественнике Пири, который именно здесь, на севере острова, провел среди эскимосов больше двадцати лет жизни и обязан им завоеванием Северного полюса. Американцы привезли с собой весь багаж своих привычек, обычаев и своего неведения. И близ полюса они не могли обойтись без баров, телевизоров, ковбойских кинофильмов или коммерческих проспектов, по которым заказывали мебельные гарнитуры для своих жилищ. Они заполнили пустынное побережье не только грохотом гигантского строительства, но и неистовым шумом "биг-бита", заразили его лихорадочной спешкой.

"Они водили меня с одной улицы на другую,- рассказывает французский этнограф Мэлори, приехавший в то время в Туле после длительного пребывания в одном из эскимосских поселков.- Сегодня вечером показывают детективный фильм, снятый в традиционной американской манере. Бокс, перемежающийся поцелуями, стрельба, погоня, уличные стычки... Мой спутник эскимос-погонщик был настолько напуган всем этим, что убежал до окончания сеанса. Как мне потом рассказали, потрясенный таким зрелищем, он вскочил в нарты и помчался куда-то на север.

...Каждое утро с фотоаппаратом и блокнотом в руке осматриваю город как турист. Ориентируюсь по указателям, размещенным на перекрестках, хожу весь в пыли, среди грохота машин и механизмов. В течение неполных десяти недель в этой пустыне выросла лучшая военно-воздушная база в мире. Представьте себе долину шириною в три и длиною в девять миль, с одной стороны упирающуюся в ледник, а с другой спускающуюся к морю, которое сковано льдом в течение девяти месяцев в году. Здесь сосредоточена почти половина всей рабочей силы Гренландии. Говорят, за несколько недель американцы израсходовали в Туле по меньшей мере столько средств, сколько канадское правительство вложило в свои эскимосские колонии за столетие. Это крупнейшее военное предприятие со времени высадки в Нормандии, как и вся операция "Блю-Джей", в связи с которой строится данная база.

Следует учесть, что буквально все: каждый малюсенький гвоздик, продовольствие, средства передвижения, рабочую силу - приходилось вначале доставлять самолетами. За восемнадцать месяцев база поглотила, по официальным данным, 94 миллиона фунтов стерлингов. В 1951 году, еще до начала работ на месте, было выплачено в виде заработной платы полмиллиона фунтов.

...На протяжении многих километров равнина ощетинилась теперь гигантскими подъемными кранами. Для самых крупных самолетов запланировано соорудить шесть обширных, обогреваемых ангаров; два из них уже строятся. Насколько хватает глаз, вырастают сборные дома и кровли. Вокруг небольшой датской метеорологической станции возпикают ряды новеньких бараков, склады и убежища с цилиндрическими крышами. С одного конца города в другой регулярно курсируют автобусы. Заговариваю с полицейским, который старательно отмечает в табличке все проезжающие в обоих направлениях автомашины.

- Хорошая работа! - заявляет он, размахивая табличкой.

Не сомневаюсь! Работает девять часов в сутки, получая по пяти долларов в час.

Кино, электростанция, телефон, баскетбольные площадки, радиолокаторы, почтовые ящики, из которых корреспонденция вынимается дважды в день, башня радиостанции - она выше Эйфелевой башни, ресторан, госпиталь, оборудованный по последнему слову техники, крупнейшая в мире установка для опреснения морской воды, образцовая прачечная - вот беглый список уже сооруженных или запланированных строительных объектов.

Подготовка к операции "Блю-Джей" велась в Вашингтоне, с января 1950 года в обстановке строжайшей секретности. Ее намечалось осуществить быстро и тщательно. Разгрузку предназначенных для этой цели судов предстояло провести в июле и августе, чтобы они не застряли во льдах. Все люди, которых я встречал здесь, работающие по семи дней в неделю за фантастическое вознаграждение от тысячи пятисот до двух тысяч долларов в месяц, глубоко убеждены, что выполняют патриотический долг.

...На аэродром едем по своего рода автостраде шириной 35 метров. Обгоняем ряды автомашин под аккомпанемент отрывистых гудков. Проносимся милю разъезжающего взад-вперед с адским грохотом огромного дорожного катка. Джо мчится на полном газу, насвистывая модный мотив. Справа - ряды ровненько уложенных тракторных гусениц и стоянка джипов. Слева - рядом с горой пустых ящиков кладбище машин.

Шум усиливается. Пыль становится столь густой, что Джо включает фары.

- Аэродром! - кричит он мне в самое ухо.

Грузовик останавливается. Американец спрыгивает на землю. Выхожу и я, и сразу же на меня сыплются тучи песка, который вздымают пропеллеры стартующих и приземляющихся самолетов. Представьте себе ровную местность в форме звезды, без единого деревца, представьте протянувшуюся на несколько миль, посыпанную гравием трассу с канавками, образованными выхлопными газами.

- В сентябре будущего года! - кричит летчик.- В сентябре появятся здесь реактивные и крупнейшие в мире четырехмоторные самолеты!

Воздух пропитан терпким, тошнотворным запахом кожи и смазочных масел. Мимо меня снуют в разные стороны озабоченные люди. Поодаль беседует небольшая группа пилотов в шлемах и рабочих комбинезонах.

Из репродуктора несутся потоки приказов. На взлетно-посадочную полосу выходят два офицера с микрофонами в руках, придерживая фуражки, которые норовит сорвать ветер. С залива Гус-Бей заходит самолет - сверхмощная летающая крепость. Пропеллеры еще продолжают вращаться, а с левого борта уже падают на землю строительные панели, канистры, части автомобилей и кранов.

Строительство американских стратегических баз в Гренландии продолжалось. Фронт работ ширился, охватывая, как щупальцами, все новые и новые северные районы.

Ранней весной 1958 года, в 180 километрах к востоку от базы Туле, взвились к небу, словно гейзеры, серебристые столбы снежной пыли. Эскимосы ничего не знали об этом, маршруты их странствий не проходили по этим ледяным пустыням. Они и не поняли бы, впрочем, зачем подразделения инженерных войск приступают к строительству скрытого от взоров людских огромного военного лагеря.

Доставленные воздушным путем из Швейцарии снегоочистители, которые применяются для расчистки заваленных снежными лавинами альпийских дорог, неутомимо прорезали дисковыми кожами узкую траншею, разбрасывая по обе стороны измельченный в порошок лед. По мере того как траншея углублялась, диаметр котлована расширялся, пока на глубине трехэтажного здания он не достиг восьми метров. В котловане, крытом сверху листами гофрированной жести, возникали широкие, высокие коридоры. От главного коридора, длиной почти 400 метров, ответвлялись боковые коридоры, в которых устанавливались сборные домики. Такая планировка давала наилучшую гарантию от распространения огня в случае пожара.

Многослойные плиты перекрытий потолка и пола обеспечивали отличную теплоизоляцию. Помещения были оборудованы кондиционерами. Однако, несмотря на всю новейшую технику, лед брал свое. Всего за один месяц стенки туннеля покрывались слоем инея толщиной в несколько сантиметров. Его тщательно счищали, так как иначе за год ширина коридоров, с таким трудом прорытых во льду, сузилась бы не менее чем на один метр. В помещениях кухни и электростанции белый нарост нужно было счищать непрерывно. В течение восьми-девяти зимних месяцев с железной кровли туннелей приходилось еженедельно сбрасывать около 40 тонн снега.

Подледный лагерь "Кемп сенчури", рассчитанный на двести пятьдесят человек, мог в случае необходимости вместить восемьсот человек. Миллионы долларов были затрачены на постройку атомной электростанции мощностью в 1500 киловатт. Пришлось пойти на такой огромный расход, так как для обеспечения работы обычной электростанции такой же мощности потребовалось бы доставлять в "Кемп сенчури" свыше двух миллионов литров горючего в год. Стоимость самой перевозки такого количества горючего в четыре раза превысила бы его себестоимость, тогда как двухлетний запас атомного горючего весит всего лишь... 100 килограммов.

Нелегкую для Гренландии проблему водоснабжения конструкторы решили, предложив пробурить скважины глубиной свыше 120 метров и опустить в них трубы. Через них под большим давлением пропускают перегретый пар, который растапливает лед, образуя подледное озерцо пресной воды. Глубинные насосы нагнетают ее в сеть трубопроводов, снабженных электрообогревом, и вода расходится по всему городу.

При каждом удобном случае люди не забывали помянуть, что пьют воду из того льда, который образовался здесь еще до открытия Америки Колумбом. И это вовсе не было преувеличением. Быть может даже, этот лед существовал еще в эпоху Эйрика Рыжего.

Официально база "Кемп сенчури" была создана для военно-исследовательских целей. Американцев интересовали, в частности, такие вопросы, как влияние сурового климата на организм человека, влияние полярной ночи на его психику, степень выносливости человека, солдата в тяжелых полярных условиях. Они пытались выяснить, как он поведет себя в условиях Арктики, в какой степени постоянное отсутствие солнца в зимний период снижает его рефлексы.

До второй мировой войны США совершенно не занимались проблемами Крайнего Севера, как если бы эти скованные морозом земли и моря не играли никакой роли в истории человечества. Однако после войны, осознав огромное стратегическое значение Арктики, американцы не жалели ни средств, ни техники, стремясь быстрее наверстать упущенное.

Геофизические исследования на новой базе "Кемп сенчури" сосредоточились прежде всего на проблемах, связанных с распространением радиоволн,- вопрос, интересующий военные круги. Одновременно проводились наблюдения за полярными сияниями и возмущениями в магнитном поле Земли.

Приступив к строительству с большим размахом и не скупясь на средства, американцы рассчитывали, что их объект просуществует десятилетия. Однако последнее слово, как это всегда бывало и прежде, осталось за Арктикой.

Несмотря на применение всех чудес новейшей техники и затрату на строительство сотен миллионов долларов, лагерь "Кемп сенчури" обречен на гибель вопреки всем расчетам специалистов. Он медленно погружается в лед, тонет в нем. Причина этого - не ошибки в расчетах или дефекты в строительстве. Просто человек бессилен противостоять неумолимым законам природы.

Скорость, с которой белый панцирь поглощает, засасывает это чужеродное тело, невелика - всего десять сантиметров в год, но процесс этот происходит неотвратимо. Никто и ничто не в состоянии его остановить.

Но это оказалось не единственным разочарованием. Конструкторы сделали все, что было в их силах, чтобы замаскировать лагерь и военные сооружения. Они не остановились даже перед осуществлением технически трудного и чрезвычайно дорогостоящего проекта - строительства скрытой подо льдом автострады, соединяющей аэродром в Туле с "Кемп сенчури". Однако стремительное развитие техники неожиданно сорвало их планы, сдвинув границы "невидимости". Чувствительные приборы, устанавливаемые ныне на борту самолета, позволяют обнаружить с большой высоты не только местонахождение каждого атомного реактора, но даже зафиксировать самое незначительное количество тепла, излучаемого через белый покров,- признак наличия жизни подо льдом.

Проходят годы. В оглушительном грохоте, в головокружительном темпе современного строительства все еще противостоят друг другу, точно отгороженные невидимой стеной, два чуждых, совершенно разных мира: эскимосы и американцы, аборигены и пришельцы. Один мир все так же ничего не знает и знать не хочет о другом мире, один мир не понимает и не желает понять мир другой. Один вторгся сюда без спроса, как на ничью землю, нарушил покой простых, безмятежных людей, взбудоражил их умы, посеял неизвестные доселе раздоры. К счастью, пришельцы не успели еще вытравить ту древнюю культуру, которая, как бесценный экспонат, хранилась на протяжении многих веков в скованной льдами Арктике. Но кто знает, что произошло бы в конце концов, если бы эскимосов не спас от гибели их старый, столетиями испытанный опекун-инстинкт.

Обаяние новизны, которому на первых порах столь легко поддались охотники в Туле, вскоре начало исчезать. Какая же это новизна, если она становится повседневностью? Разве во время одной из экспедиций адмирала Пири его не покинули две эскимосские семьи, утомленные однообразием жизни на корабле и ее удобствами? Жители Туле все сильнее ощущали потребность каких-то перемен, потребность проявить свою независимость.

Все чаще старые охотники собирались небольшими группами, судили, рядили, спрашивали совета у шамана. Не забавляли их больше велосипеды, еще недавно столь горячо желаемые: сразу же выяснилось, что здесь, на скалистом грунте, сплошь покрытом раскисшим снегом, они непригодны. И теперь велосипеды валялись между иглу, заржавевшие, бесполезные, вместе с порожними консервными банками и мясорубками. Рядом с изорванной в клочья хлопчатобумажной и шерстяной одеждой (кто мог думать, что она так быстро порвется?) перед снежными домиками валялись груды пачек американских сигарет. "От них першит в горле",- говорили эскимосы. Даже шоколад и тот потерял свой чудесный вкус новизны. Разве можно сравнить его со сладким, ароматным куском жира нарвала?

Неустанный грохот машин, едкие выхлопные газы, загрязненные бензином и смазочными маслами воды залива Мелвилл - все это отпугивало от побережья китов, моржей и кормильцев-тюленей. А охотникам из Туле уже опротивели мясные и рыбные консервы. "Все имеют одинаковый вкус, все перченые и соленые",- все чаще жаловались они, вспоминая прежние времена, мечтая о тюленьих тушах, добытых на охоте, о погоне за белым медведем. Чего стоит жизнь, если ей не сопутствует опасность?

Можно себе представить, как были поражены американцы, когда в одно прекрасное утро 1953 года на строительных площадках Туле, в ангарах, на взлетно-посадочных полосах, у бетономешалок не оказалось ни одного эскимоса. Не осталось никаких следов и от собачьих упряжек и давно позабытых, брошенных на берегу каяков.

- Наши мужчины отправились на охоту,- заявили не то с вызовом, не то с гордостью женщины.

- Почему? Зачем? Мы же даем вам все, что вам требуется. Можем дать даже больше. Когда они вернутся? Они нужны нам! - горячились специалисты.

В ответ женщины лишь пожимали плечами.

Разве можно указывать гренландскому охотнику, что ему делать? Он привык всегда сам распоряжаться своей судьбой. Ему опротивело консервированное мясо, поэтому он отправился добывать свежее. А может быть, инстинкт первобытного человека подсказал ему, что сырое?

мясо в этом климате полезнее самых лучших, самых изысканных мясных изделий.

Такая же судьба постигла и европейскую одежду. Привыкшие к просторной одежде, хорошо защищающей от ветра и холода, эскимосы вскоре отказались от всех новинок. Они стесняли свободу движений, не спасали от холода, их яркие расцветки быстро надоедали и к тому же отпугивали тюленей во время охоты. В сильные морозы застежки- "молния" выходили из строя.

Франтиха из Туле уже не мечтала больше о нейлоновой ночной сорочке, надетой поверх мехового анорака. Зато она охотно пользовалась алюминиевыми чайниками, кастрюлями и разной домашней утварью, которая оказалась кстати в иглу. Охотники же быстро привыкли к ружьям и подвесным моторам.

Большим успехом продолжали пользоваться в Туле патефоны, первыми завоевавшие себе место в эскимосском жилище. Музыка, мелодии, граммофонные пластинки - без этого молодежь не могла уже обходиться.

Пожилые охотники с тревогой прислушивались к дерзким проектам дальнейшего освоения их острова пришельцами.

- Говорят, они собираются обогревать большими трубами лед, чтобы совсем растопить его. А куда тогда денутся тюлени и моржи? Этот постоянный шум пугает их, они и так уже перебрались из нашего залива в более спокойные воды. Погибнем с голоду! - озабоченно повторяли они.

Утих веселый гомон, раздававшийся обычно в иглу, замолк смех, на смену им пришло беспокойство. Собаки еще хуже, чем люди, переносили всю эту суматоху, хотя еды у них было вдоволь. Со взъерошенной шерстью, сверкая злыми глазами, они лежали неподвижно, навостренными ушами ловя каждый звук и подозрительно принюхиваясь к незнакомым им запахам. Некоторые срывались с привязи и убегали куда глаза глядят.

Следуя тому же первобытному инстинкту, который побуждал животных к бегству, охотники после долгих совещаний решили покинуть выросший на их глазах шумный поселок. Они не могли вынести убийственный темп жизни, вторгшейся в тихий Туле. Ночью и днем откуда-то издалека, с Северного полюса, прилетал студеный чистый ветер, не загрязненный удушливыми выхлопными газами, звал к себе. Они истосковались по тишине, по свободе, жаждали вновь почувствовать себя хозяевами собственной судьбы, какими были их предки.

Охотники жаждали лишь одного - убраться отсюда подальше, вернуться к прежнему образу жизни.

Но получилось совсем иначе.

Одноквартирные домики, выстроившиеся в длинный ряд над фьордом, резко выделялись своими яркими красками на фоне ослепительно белого ледника - необычный вид.

Необычным был и сам поселок. После долгих обсуждений охотники из Туле сами выбрали это пустынное укромное место, расположенное в 100 километрах к западу от их прежнего поселения, которое отпугнуло их своей нервной суетой. Они полагали, что, как и прежде, будут сооружать здесь зимой иглу, а летом шалаши, будут охотиться. Однако их ожидал сюрприз.

В 1954 году датчане, убедившись, какие серьезные изменения происходят в жизни эскимосов на Чукотке и как многого можно достигнуть мудрой политикой убеждения и поощрения, решили провести в Гренландии интересный эксперимент. Они построили для эскимосов из Туле поселок современного типа, а затем направили туда инструкторов, владеющих языком гренландских эскимосов и прошедших предварительную подготовку в Копенгагене.

Бегство охотников произвело в Дании сильное впечатление. А что если поднести гренландскому эскимосу блага цивилизации менее грубым образом? Сможет ли он вести жизнь современного человека или по-прежнему будет отказываться ото всего?

Как это часто бывает в подобных случаях, женщины приспособились к переменам быстрее мужчин. Внимательно и терпеливо выслушивали они инструкции, как обращаться с электрической плиткой, как пользоваться блестящими хромированными кранами, радуясь, что часть домашних работ переходит к автоматическим устройствам. С каким трудом инструкторы уговорили упрямых эскимосок не оставлять на весь день отвернутыми краны с горячей водой. Женщины долго не могли понять, почему кто-то осмеливается диктовать им свою волю, однако чувствовали, что перед ними открывается новый мир, полный разных чудес.

Мужчины вначале упрямились больше. Нелегко было уговорить их свежевать туши привезенных с охоты тюленей не прямо на полу кухни или комнаты, а в специально отведенном для этого сарае. Долго пришлось им объяснять, что обглоданные кости следует бросать в специальный ящик, а не кидать за спину, как это делали их предки. Собаки тоже неохотно воспринимали перемены: не давали загонять себя в удобные просторные конуры, подозрительно обнюхивали странные "домики", очевидно, считая, что рано или поздно люди выгонят их оттуда, как раньше выгоняли из иглу. Они предпочитали рыть себе ямы в снегу и, свернувшись в клубок, ждать, когда их засыплет снегом.

Поддаваясь деликатным, терпеливым уговорам инструкторов, которые никому ничего не навязывали, эскимосы постепенно приспосабливались к новому образу жизни. Особенно им нравилось, что никто их не принуждает, что они могут следовать, а могут и не следовать добрым советам. Поначалу то один, то другой, проявляя недоверчивость и стремясь подчеркнуть свою независимость, строил себе иглу невдалеке от домика и упрямо отсиживался там. Со временем, однако, и эти упрямцы начали переселяться в сияющие чистотой жилища, хотя их жизнь здесь стала нелегкой, так как жены и дочери постоянно попрекали их за что-нибудь. Женщины торопились поднять с пола каждую обглоданную кость, вытирали досуха малейший след принесенного снега и осмеливались поучать своих повелителей и хозяев, чего не следует делать в новом доме.

Строителям и инженерам опытного поселка, названного по-гренландски Кванак, пришлось преодолеть немалые трудности, чтобы зимой обеспечить поселок водой. Летом ее брали из водохранилища, которое образовалось, когда перегородили небольшой плотиной ручей, вытекающий из-под ледника. Во время зимних морозов все было значительно сложнее. Снег и лед измельчались на специальной мельнице, а потом растапливались в котлах. В вечномерзлом грунте нельзя было просто прокладывать трубопроводы; их пришлось специально защищать толстой теплоизоляцией и снабжать электрообогревом.

При теплоэлектроцентрали были сооружены крупные нефтехранилища, рассчитанные на двухгодичный запас горючего, так как не каждый год капризная Арктика позволит пробиваться танкерам через море Баффина.

Ободренные успехом в Кванаке, датчане решили провести эксперимент: попытаться впервые здесь, на севере, превратить прирожденного охотника в современного рыбака. На юге острова эскимосы уже в течение почти трех десятилетий занимаются рыболовство, включив рыбу в свое незатейливое меню. В Туле же только женщины и дети ловили лососей в небольших озерцах или речках. Занятие это считалось недостойным мужчины. Как приучить его к рыболовству и убедить, что раз тюленей становится все меньше, основой питания должна стать рыба?

Шлюпка с подвесным мотором, лески со стальными крючками, легкие, но крепкие капроновые сети, которыми датские инструкторы завалили Кванак,- все это встречалось вначале с недоверием. Вот еще одно чудачество каблуны! Но очень скоро игра в рыбака целиком поглотила охотника и превратилась в подлинную страсть. И не только в Кванаке.

Каждый ревностно заботился о своей рыболовной снасти, как раньше заботился о копье, гарпуне, луке или ружье.

Таким переменам способствовало то обстоятельство, что прокормить семью одной лишь охотой становилось все труднее. Поголовье тюленей в водах Гренландии сокращалось с устрашающей быстротой. Полвека назад ловкий охотник мог без большого труда забить за год восемьдесят или даже сто тюленей. А в последнее время ему приходилось немало помучиться, чтобы привезти домой семнадцать, максимум двадцать тюленей. Чем же он мог питаться в этих условиях? Как одеваться?

Важнейшей причиной столь резкой убыли тюленей была мода на мех этих животных в Европе и Америке, кроме того, тюлений жир требовался для промышленных целей.

Уже несколько десятилетий крупные флотилии норвежских, канадских, шотландских и ньюфаундлендских судов, следуя в погоне за котиком вдоль западных берегов Гренландии, проникают все дальше на север, варварски истребляя тюленей. Содрав со зверя шкуру, моряки беззаботно выбрасывали тушу за борт. Еды у них было достаточно. Охотники с побережья с ужасом глядели на сотни, тысячи шкур, сложенных в трюмах, сожалея, что столько пищи загублено зря. Теперь они понимали, почему в иглу все чаще заглядывала нужда, заставляя вспоминать страшные рассказы прадедов про голодные годы, когда на пустынных просторах Гренландии вымирало все живое.

Косвенной причиной бегства тюленей, сначала с южных, а затем и и с северных берегов Гренландии, было, кроме того, и потепление. Общее потепление климата, которое наблюдается на всем земном шаре с начала нашего века, легче всего заметить на просторах Крайнего Севера. В Гренландии, на Шпицбергене, на Земле Франца-Иосифа сокращаются и уменьшаются ледники. Целые острова у берегов Сибири, состоящие из ископаемого льда, тают, бесследно исчезая с лица земли.

Спасаясь от потепления, косяки рыб заплывали все дальше на север в поисках холодных, изобилующих планктоном вод. Вслед за рыбами потянулись тюлени. Вместо них в Гренландском море ПОЯВИЛИСЬ новые виды рыб, причем в огромных, не встречавшихся дотоле количествах. Воды Северной Атлантики в районе мыса Фарвель стали крупнейшей зоной лова трески. В погоне за обильными уловами в далекие северные моря уходит все больше рыболовных флотилий, в том числе и польских. Во фьордах Гренландии впервые появились во множестве креветки и новые разновидности лососей, которые до этого ловились исключительно у берегов Исландии.

Немногие гренландцы понимают причины этой небывалой миграции, которая спасла их от гибели. Среди людей старшего поколения многие приписывают это неожиданное изобилие пищи в море покровительству духов вод, умилостивленных шаманами.