Сражение с ледяным островом [1975 Центкевич А., Центкевич Ч.

По искрящейся на солнце равнине, похожей на сверкающую белизной скатерть, разостланную на гигантском столе, медленно, с трудом ползут одна за другой маленькие, красные машины - целая колонна. Они то исчезают из вида в сыпучей круговерти снега, вздымаемого с земли метелью, точно их засасывает белая пустыня, то вновь, переждав сильный порыв ветра, появляются из-за облака серебристой пыли и упорно движутся вперед.

Монотонный рокот работающего на полных оборотах двигателя разносится далеко надо льдами в кристально чистом воздухе. И внезапно смолкает, точно поглощенный стенаниями ветра. Полоса голубого дыма, извергаемого из выхлопной трубы, еще какое-то время стелется по земле. Резко хлопают дверцы машин, и раздаются потоки крепких ругательств.

- Опять эта проклятая левая гусеница! - в сердцах повторяет охрипший голос. Механик с трудом вылезает из машины, беспомощно разводит руками.

Из-за завесы снежной пыли выкатываются, лязгая, два стальных тягача с тяжело нагруженными санями на буксире. Озабоченно глядят участники экспедиции на разорванные гусеничные траки. Сколько их уже вышло из строя? Мучительный путь по белому панцирю, покрывающему внутреннюю часть Гренландии, уже измотал всех. И не только людей, но и машины. Но там, где машина отказывается повиноваться, человек должен выстоять.

Свыше 250 километров отделяют полярников от исходного пункта на западном побережье острова. До цели - середины ледяного плато - осталось меньше 200. Там будет создана "Стасьон сентраль", французская исследовательская станция. В преддверии приближающейся зимы приходится дорожить каждым днем, чуть ли не каждым часом. "Зима в этом году начнется рано, спешите",- предупреждали эскимосы, умеющие предсказывать погоду по сотням едва заметных признаков.

- С этой гусеницей больше не сладить, начальник! - восклицает механик после краткого осмотра.- Она ломалась уже по крайней мере двенадцать раз. Больше она уже не годится! О запасных частях и мечтать нечего - все уже использованы.

- А не лучше ли бросить этот тягач и сани, перегрузить, что удастся, на другие и ехать дальше? - говорит другой механик.

- Бросить сани? С ума сошел, что ли? Выкинь ты это из головы! За один месяц станция должна быть смонтирована и начаты наблюдения.- Голос начальника экспедиции, Поля-Эмиля Виктора¹ звучит категорически. Уничтожающим взглядом он мерит механика с ног до головы. Положение нелегкое, но не катастрофическое. Никто не может предвидеть, какие сюрпризы преподнесет людям Гренландия. Любой ценой нужно двигаться вперед.

¹ (Поль-Эмиль Виктор (род. в 1907 году) - французский полярный исследователь. Президент французского антарктического общества. В 1933-34 году участвовал в Гренландской экспедиции. В 1936 году на собачьих упряжках пересек Гренландию, зимовал на восточном побережье (1936-37). В 1949 году экспедиция под его руководством прошла на гусеничных снегоходах "Визель" от залива Диско к центру Гренландского ледника и на высоте почти 3000 метров основала "Стасьон сентраль" (Центральную станцию).- Прим. перев.)

- Позовите радиста! - решительно восклицает он.

На хор голосов: "Радио!" - из закрытого прицепа выкатывается закутанная в меха фигура.

Тщетно было бы искать среди мириад снежинок две одинаковые. Под микроскопом видно, что каждая из них имеет вид звездочки, состоящей из мельчайших, красиво расположенных кристалликов льда. Волшебница-природа укладывает их искусными узорами, неповторимыми в каждой снежинке.

Снежинки под микроскопом

Сверкающие в лучах летнего солнца ледники могут стать смертельно опасной ловушкой для смельчаков, отважившихся подплыть слишком близко к вздымающимся из моря отвесным стенам.

Суда и самолеты Международного ледового патруля, оснащенные новейшими электронными приборами, днем и ночью следят в водах Северной Атлантики за айсбергами.

Судно Международного ледового патруля

Белый стекловидный минерал под влиянием собственной тяжести устремляется с гор неудержимым потоком, заполняет долины и перекатывается через горные перевалы.

Белый стекловидный минерал

На севере Гренландии ледяной панцирь толщиной в несколько десятков метров внезапно останавливается вдали от океанского побережья и растекается в тундре тысячами водных потоков.

Ледяной панцирь

Труден и опасен переход по растрескавшейся поверхности языков ледника, стекающего в море из внутренней части острова. С птичьего полета видно, как отдельные ручьи сливаются в широкие белые реки.

Растекающаяся поверхность языков льда 1

Растекающаяся поверхность языков льда 2

Лед на суше, лед на море. Страна льдов, "страна отважных", словно магнит, притягивала некогда первооткрывателей, а ныне привлекает полярных исследователей.

Лед на суше

Лед на море

Страна льдов

Норвежские исследователи - писатель Хельге Ингстад и его жена, археолог,- доказали, что их далекие предки викинги достигли побережья Северной Америки на четыре столетия раньше Колумба

Я от всего сердца возблагодарил судьбу, позволившую мне родиться, когда полярные экспедиции на санях с собачьей упряжкой еще не считаются отжившими свой век',- говорил Расмуссен, достойный потомок викингов

В 1969 году в истории Арктики произошло знаменательное событие. Через тяжелые льды Северо-Западного прохода из Атлантики к побережью Аляски прошел, при поддержке ледоколов и самолетов, гигантский танкер водоизмещением свыше 100000 тонн.

Гигантский танкер

Северо-Западный проход

Самолеты в Арктики

Ошибается тот, кто полагает, что можно встретить два одинаковых айсберга - "обломка" Гренландии. Обманчива также их кажущаяся единообразная белизна - они имеют множество оттенков.

Перед необычным даже для такого колосса плаванием танкер был реконструирован. Высоко приподнятый закругленный нос судна позволяет ему ломать мощные льды. Однако без помощи трех ледоколов, компьютеров и лазеров оно не сумело бы пробраться через узкие проливы Канадского Арктического архипелага.

Узкие проливы Канадского Арктического архипелага

Нелегко было трапперам и полярным исследователям овладеть трудным искусством сооружения хорошо защищающих от холода хижин из снежных плит, редко, впрочем, напоминающих по форме эскимосские иглу.

Сегодня нефть ищут и в полярных районах. На этих покрытых снегом и льдом островках, забытых богом и людьми, лихорадочно ведутся буровые работы в поисках жидкого золота.

Острова покрытые снегом и льдом

- Срочно свяжись с Парижем! Пусть немедленно сбросят нам недостающие части,- говорит Виктор, довольный впечатлением, которое производят его слова, и делая вид, что не замечает всеобщего изумления.

Участники экспедиции удивленно переглядываются. Не ослышались ли они? "...Сбросят?" Да еще "немедленно"? Возможно ли, осуществимо ли это? Сюда, в самое сердце материковых льдов Гренландии, более чем в 3000 километров по прямой от столицы Франции? Никогда еще ни одна экспедиция не пыталась воспользоваться подобными благодеяниями современности.

- Составить подробный список недостающих частей, не пропустить ничего! - напоминает Поль-Эмиль Виктор. Опытный, предусмотрительный, готовя экспедицию, он учел и такую возможность, но не признался в этом никому.

"Разве эта ужасная пустыня, это подавляющее нас одиночество были лишь выдумкой? Непостижимо! Ведь в крайнем случае мы могли бы оставить здесь машины и попытаться добраться к цели пешком, как это сделали многие другие до нас. Да, но добраться с пустыми руками? Достаточно вспомнить трагедию Вегенера, представить себе все, что он пережил и какую заплатил цену,- пишет в своем дневнике метеоролог экспедиции.

...Проходит целый день, пока я свыкаюсь с мыслью, что в сущности так легко можно нам помочь. Достаточно попросту терпеливо подождать. Попытаемся! А вдруг удастся? Разбиваем палатки.

Уже несколько часов наш радист поддерживает непрерывную связь с Францией. Проходит минута за минутой, и каждая тянется бесконечно долго. Не преждевременными ли были наши надежды? Наконец поступают сообщения.

- Через две минуты самолет стартует из Парижа. "Либерейтор ЛБ-30".

И снова проходит несколько часов тревожного ожидания.

Да, но долетит ли благополучно до нас? Время тянется бесконечно долго.

Морозная ночь. Закутавшись в спальные мешки, готовим себе пищу. Металлические промерзшие банки обжигают пальцы. Открываем их неуклюже, торопливо. Всех волнует мысль об ожидающей нас помощи с воздуха. Кусочки льда, брошенные в кастрюлю, тают, кажется, дольше обычного. Еще раз перебираю в уме все препятствия, могущие возникнуть на пути самолета. Их множество. Они кажутся мне непреодолимыми. Все еще не могу поверить. На трассе отвратительная погода, низкая облачность, у нас - тусклое солнце полярного дня! Как на этой необъятной белой пустыне обнаружить маленькие черные точки - нашу партию?..

Мои размышления внезапно прерывает энергичный голос Виктора:

И сразу же в метеорологической палатке начинается невообразимая суета. Тщетно ищу теплые носки, обжигаю рот горячим шоколадом и одновременно вожусь с барометром. Пилот "Либерейтора" требует немедленно сообщить ему атмосферное давление.

Всюду несусветная суматоха. Обе наши машины прокладывают на снегу длинные колеи. От зажженных дымовых шашек к небу темными полосами поднимается дым. Из приоткрытой дверцы радиорубки раздается наконец долгожданный возглас:

Пристально смотрим вверх, затаив дыхание. На ослепительно белом, подернутом легкой дымкой небосводе мелькает вдруг какая-то серебристая точка. Она растет на глазах, спускается вниз, описывает большие круги, закрывает весь небосклон. Контейнеры с провизией, канистры целыми гроздьями отрываются от фюзеляжа, падают вниз. И вот они уже катятся по земле в облаках снега. Повисшие высоко над нами гусеницы величественно покачиваются в воздухе. Распластываются по земле парашюты, накрывая сброшенные контейнеры разноцветными зонтами.

Мертвая белизна оживляется десятками пестрых пятен. Из радиорубки доносятся голоса людей, прилетевших на "Либерейторе". Доброжелательные, сердечные, близкие и одновременно далекие - голоса из мира, который перестал быть нашим миром.

Пилоты шутят, торопливо рассказывают последние новости о Франции, немного хвастаются, радуясь, как и мы, своему мастерству. Однако нельзя искушать судьбу. Им нужно сразу же возвращаться. Еще мгновение, оглушительный рев четырех моторов - и "Либерейтор" грузно пролетает над нами, взмывает ввысь и исчезает в выцветшем до белизны арктическом небе.

...Настроение великолепное. Сияющий начальник заявляет, что в следующий раз он попросит свежий салат - такой хрустящий, еще не увядший. Виктор не может скрыть своей гордости. "Это не проблема!" - говорит он. И даже не представляет себе, как его излюбленное решительное выражение воодушевляет нас. И будет воодушевлять и позже, когда мы останемся уже одни на ледяном плато, когда тоска, точно камень, не раз навалится на душу.

...Механики тут же принялись за работу. Разочарование и отчаяние как рукой сняло. Машины на новых гусеницах послушно мчатся вперед. И все сразу кажется совершенно простым. Как легко забываются тяжелые минуты!

В приподнятом настроении покрываем километр за километром. Не прошло и трех суток, как 17 июля 1949 года мы оказываемся поблизости от того места, где много лет назад льды поглотили "Айсмитте" Вегенера".

Помощь с воздуха, затребованная по радио? Контейнеры, сброшенные с самолета всего через несколько часов в самом сердце Гренландии? Сегодня, когда более двадцати лет отделяют нас от пионерной французской экспедиции, все это кажется вполне естественным, простым и логичным. Однако сколько лет кропотливой работы, какого опыта, каких усилий потребовала тогда организация подобной экспедиции! Не говоря уже о чисто технических вопросах, как трудно было подобрать людей, найти тех, кто отважился бы взять на свои плечи всю тяжесть ответственности? Все продумать, все предвидеть, все подготовить.

Таким человеком во Франции был Поль-Эмиль Виктор, один из тех, кто умел превращать юношеские мечты в действительность. Упорно и неотступно.

В небольшой мансарде, от пола до потолка заваленной книгами о путешествиях и судовыми журналами великих первооткрывателей, пятнадцатилетний мальчуган терпеливо отмечал крестиком на карте те места, куда он поклялся добраться в будущем. Такие далекие от родных гор Юра, они манили своей экзотикой. Мыс Барроу, Гудзонов залив, Большое Медвежье озеро, Туле, Земля Адели... Первый застыл во льдах на краю земли в окутанном туманом Северном Ледовитом океане, последняя находится более чем в 20000 километров по прямой, на плато огромного, таинственного континента - Антарктиды. А между ними затерянные в необъятных голубых просторах южной части Тихого океана коралловые островки: Таити, Муреа, Бора-Бора. И все они влекут к себе, и как нелегко сделать выбор между ними!

Богатое воображение рисовало захватывающие картины. То, облаченный в меха, он мчался сквозь вьюгу по следам белого медведя, то открывал скованные льдами острова, затерянные в неизведанных полярных морях, а то, стоя полуобнаженный на носу юркой пироги с острогой в руке, всматривался в волны Тихого океана, выискивая взором сверкающую рыбью чешую.

Проходили годы. Горячие юношеские мечты порой могут сдвинуть горы. Поль-Эмиль Виктор остался верен своим мечтам. Он побывал везде, куда решил в свое время отправиться. Однако в продуваемом всеми ветрами бунгало, стоящем на позолоченном солнцем тихоокеанском пляже, с верандой, крытой листьями пандануса, редко можно застать его владельца. Нелегко его найти и в Париже, в здании Французских полярных экспедиций - организации, которую он создал и которая вот уже более двадцати лет ежегодно направляет арктические исследовательские экспедиции к обоим полюсам Земли.

Здание Французских полярных экспедиций, расположенное на окраине Булонского леса, напоминает глубоко погруженный в море айсберг. Едва одна треть здания выступает над поверхностью земли, а остальная его часть, солидная основа, уходящая не в море, а в землю,- сердце организации,- состоит из расположенных в два этажа просторных высоких хранилищ, до самых потолков заполненных новейшим техническим оборудованием.

Где же в таком случае можно застать неутомимого организатора? Ответить на это нелегко. Во время полярного дня, когда в северном полушарии лето,- на материковых льдах Гренландии, куда уже в течение двадцати лет Поль-Эмиль Виктор не только направляет исследовательские экспедиции, но и сам возглавляет их. Зимой - на шестом континенте. Там в разгар антарктического лета южного полушария он посещает полярные станции, которые обязаны ему своим существованием.

И каждый год и там, и тут он с большим размахом внедряет всевозможные технические новинки и расширяет сферу исследований. А на родине упорно добивается необходимых ассигнований, увлекает своим энтузиазмом десятки, сотни молодых ученых, которые, подобно ему, видят цель своей жизни в научной работе.

Начало было отнюдь не легким. Повинуясь воле отца, молодой Поль-Эмиль приобрел специальность инженера. Как он признает сам, она отлично пригодилась ему впоследствии при организации первых полярных станций. Их приходилось создавать на пустом месте, и каждый участник экспедиции должен был уметь все: исправить электропроводку или рентгеновский аппарат, постирать и починить белье, приготовить пищу или установить поврежденную бурей мачту радиостанции и преодолевать, не рассчитывая ни на чью помощь, тысячу и одно препятствие. Однако одной технической специальности Виктору было мало, техника не удовлетворяла всех его духовных потребностей, он продолжал искать что-то свое. Окончил курс гуманитарных, а затем и этнографических наук. Он никогда и ни в чем не уповал на волю случая, не ждал пассивно, что преподнесет ему судьба, а сам шел ей навстречу.

В 1933 году во Французской морской академии Виктор разговаривает с большим исследователем, кумиром своей юности, Жаном Шарко,¹ известным своими полярными плаваниями. Этот разговор решил судьбу Виктора.

¹ (Жан-Батист Шарко (1867 - 1936) - французский полярный исследователь, океанограф. В 1973 году в Гидрометеоиздате вышла книга о нем "Почему бы и нет?" М. Эммануэль.- Прим. перев.)

"Когда я очутился перед командором, то долго не мог выдавить из себя ни одного слова.

- Наши эскимосские коллекции с западного побережья Гренландии в Музее истории и культуры человека чрезвычайно скудны,- начал я наконец.- Как мне стало ясно в процессе моих исследований, мы очень мало знаем пока, с этнографической и антропологической точек зрения, об обычаях вымирающих гренландских племен.

У меня сдавило горло, я ощущал в нем странную сухость. Решалась моя судьба, а я говорил этому великому человеку избитые истины. Я собрался с духом и разом выпалил:

- Разрешите поэтому, господин командор, попросить вас захватить меня с собою в Гренландию. Хотел бы остаться на год в Ангмагссалике, чтобы пополнить коллекции и провести этнографические исследования.

Спазм сжал мое горло. Я умолк. Перед глазами мелькнул на мгновение силуэт овеянного романтикой антарктических походов "Пуркуа-па?" - корабля, судьбами которого повелевал командор Шарко... Три высокие мачты, стройный, дерзкий форштевень, "воронье гнездо", чернеющее на фоне багрового солнца, садящегося в волны Атлантики. Таким я увидел его несколько лет назад. Это было давно, но этот образ глубоко врезался в мою память.

Вокруг нас под высоким сводом солидного здания царило оживление. Какие-то почтенные господа в адмиральских мундирах вели горячие споры, входили, выходили, но для меня в тот момент не существовало ничего, кроме этих слегка сутулых плеч, энергичного, строгого лица, которое жизнь избороздила неизгладимыми морщинами, и внимательного взгляда добрых глаз. В них промелькнула наконец какая-то тень улыбки. Я замер в ожидании. Шарко, не спуская с меня глаз, сказал просто:

Спустя несколько недель Поль-Эмиль Виктор уже плыл с тремя товарищами на "Пуркуа-па?", который он столько раз видел в своих мечтах, на Крайний Север, к восточным берегам Гренландии. А через год вернулся во Францию, привезя ценные этнографические материалы, ящики с эскимосской одеждой, резьбой по камню и рисунками на кости, а также свыше двухсот грамзаписей старинных легенд и песен и более восьмисот таких же записей бесед и рассказов. Все это, как и обещал Виктор, значительно пополнило коллекции Музея истории и культуры человека в Париже.

Из первой гренландской экспедиции он вынес также нечто несравненно более ценное - сознание, что юношеские мечты не обманули его надежд. И ту неизъяснимую тоску по белому миру, по людям ледяных пустынь, которую обычно называют полярной бациллой. Он знал, был уверен, что еще не раз вернется туда, что приложит все усилия, чтобы вернуться.

Именно так и случилось. Через два года Виктор организует следующую гренландскую экспедицию. На этот раз остров впервые был пересечен с запада на восток. 700 километров по пустынному ледяному плато. Борьба с морозом, метелями, ураганными ветрами, скорость которых превышала порой 130 километров в час, возня с собачьими упряжками,- все это не пугало его. Он понял, насколько был прав Руал Амундсен,¹ который говорил: "Готовиться надлежащим образом к полярным экспедициям можно лишь на полярных просторах".

¹ (Руал Амундсен (1872 - 1928) - знаменитый норвежский полярный исследователь. Первым совершил сквозное плавание по Северо-Западному проходу вдоль северных берегов Америки (1903 - 1906), достиг Южного полюса (1911). Погиб при попытке разыскать и оказать помощь итальянской экспедиции, потерпевшей катастрофу на дирижабле "Италия" во льдах Арктического бассейна.- Прим. перев.)

Упоительное ощущение победы над трудностями и над самим собой усиливалось сознанием, что эти неисследованные территории - неиссякаемый источник ответов на десятки, сотни вопросов, касающихся истории нашей Земли, необъятная сокровищница для тех научных задач, которые возникают перед человеком, вечно стремящимся расширить границы своих познаний. Гренландия пробудила в Викторе страсть исследователя, подобно тому как некогда белые пятна на жестком пергаменте старинных карт не давали покоя великим первооткрывателям неизведанных морей и материков.

Когда к концу арктического лета к Ангмагссалику подошел "Пуркуа-па?", чтобы увезти участников перехода во Францию, Виктор заявил, что решил остаться здесь и прожить еще одну зиму среди эскимосов. Пожимая на прощание руку командора Шарко, благодаря которому он оказался в мире льдов. Виктор не предполагал, что уже никогда больше не увидит этого необыкновенного человека.

Некоторое время спустя "Пуркуа-па?" попадает в циклон, его выбрасывает на рифы у берегов Исландии, разбушевавшееся море разбивает корабль, и он тонет. Во время катастрофы гибнет командор Шарко, которым гордилась Франция, и тридцать человек экипажа. В живых остался лишь один человек - старший рулевой Легонидек.

"Год, проведенный в эскимосской семье, которая приняла меня как сына, стал в моей жизни чем-то значительно большим, чем простое обогащение и углубление этнографических исследований,- вспоминает Виктор.- Только там я понял весь смысл этих знаний, на первый взгляд сухих, а в действительности волнующих, глубоко западающих человеку в душу. Ни один миссионер, ни один врач не имел возможности так много увидеть, понять и пережить, как я, единственный европеец на восточном побережье Гренландии. Европеец? Нет, неверно! Я чувствовал себя больше эскимосом, чем сами эскимосы. Полными пригоршнями я черпал из их жизни все ее проявления. Каждый их жест, высказывание, действие - все это было ценным вкладом в сокровищницу истории человеческой культуры. Вместе с ними я испытывал блаженное состояние сытости и страдал от голода... Их заботы и радости стали моими, среди них я ощутил радость поисков и открытий, нашел подлинный смысл жизни. Я научился думать и рассуждать как первобытный человек, обладающий умом, куда более глубоким, чем каш, ибо он более близок к законам природы... Будучи среди них, я понял, что значит в полном смысле этого слова любить и быть любимым. Я никогда не чувствовал себя одиноким. Я был просто одним из них. И это давало мне ощущение такого покоя, какого я никогда и нигде до этого не испытывал".

Вернувшись из Гренландии, исполненный юношеского энтузиазма, Виктор планирует проведение следующей полярной экспедиции. Он намечает, какое взять снаряжение, какой провиант, подробно обозначает на карте маршрут перехода, выбирает место для исследовательской станции, которую хочет создать на материковом льду близ бывшей "Айсмитте" Вегенера, чтобы сохранить преемственность исследований, которые немцы с таким упорством проводили двадцать лет назад. Его не пугают длинные столбцы цифр. Средств нет, но он уверен, что найдет их. Не раз вспоминает слова Шарко: "Никогда не терять надежды, никогда не отступать от раз избранного пути".

Начало второй мировой войны резко обрывает осуществление всех проектов. Виктор короткое время воюет на родной земле. Судьба забрасывает его в Соединенные Штаты Америки. США еще не участвуют в войне, но уже организуют техническую помощь странам Европы.

Боевые и транспортные самолеты вынуждены пролетать над пустынными тундрами Аляски, Канады, Лабрадора, над ледяным панцирем Гренландии. Далекий и небезопасный путь. Самолеты умело сконструированы и отлично построены. Но порой подводят двигатели. Мельчайший дефект может повлечь за собой вынужденную посадку на пустынных, неизведанных и не нанесенных на карты просторах Крайнего Севера. Такая посадка обычно кончается трагически даже для тех экипажей, которым удается счастливо приземлиться.

Военное командование США решает наконец создать специальные спасательные воздушнодесантные части. Их обязанность - разыскивать тех, кто потерпел аварию, и оказывать им помощь. Начальником этих спасательных операций назначается Поль-Эмиль Виктор, во время войны вступивший в военно-воздушные силы США в качестве рядового. Легко себе представить, с каким воодушевлением он принимается за эту работу, как вкладывает в нее всю свою неиссякаемую энергию, как, наконец, находит в ней успокоение. Нужно справиться с депрессией, вызванной поражением Франции в войне. Не всегда легко воевать за свою родину на чужой земле.

Виктор сам подбирает людей и снаряжение для вновь организующихся подразделений полярной спасательной службы, пишет инструкции для пилотов, штурманов, солдат, которым предстоит действовать в Арктике. Тщательно составляет сам списки продовольствия и снаряжения, следит за изготовлением контейнеров собственной конструкции, которые в некоторых случаях приходится сбрасывать без парашютов, на бреющем полете. Ответственная работа, поглощающая много времени и умственных сил, позволяющая забыть о многих тяжких обстоятельствах.

Первейшая обязанность спасательной эскадрильи - это готовность в любое время суток, в любое время года, в любую погоду оказать необходимую помощь.

Место катастрофы приходится порой угадывать самому. Арктические районы - место действия спасательных операций - большей частью зияют на картах белыми пятнами. Иногда на них стоит надпись: "Не исследовано". Но Виктор должен знать их наизусть, чтобы безошибочно добираться до потерпевших аварию самолетов, точно опознавать каждый уголок, который удается иногда заметить в просвете между тучами или в ту минуту, когда ненадолго утихнет метель.

- Нужно обладать шестым чувством и некоторым везением,- повторяет он в те редкие дни, когда есть время предаваться воспоминаниям.

Спасательная эскадрилья любой ценой должна подоспеть вовремя, чтобы спасти экипаж затерянного во льдах, заблудившегося или разбившегося самолета. Русского или американского - национальность здесь не играет никакой роли. На каждый призыв, будь то из тундры или тайги, необходимо откликнуться немедленно.

Без устали Виктор летает по арктическим воздушным трассам, много раз сам прыгает с парашютом, чтобы провести экипаж потерпевшего аварию самолета по занесенной снегом тундре или по изрезанным трещинами ледникам до ближайшего пункта, с которого можно эвакуировать людей.

Спеша на помощь, Виктор сам порой подвергается смертельной опасности. Однако он не любит писать или даже говорить о подобных вещах. Исключение в этих воспоминаниях составляет, пожалуй, лишь один из первых таких случаев, когда на спасательную базу поступили одновременно два срочных сигнала SOS от экипажей двух затерявшихся в Арктике машин.

"...Совершаем вынужденную посадку на длинном озере... наше предполагаемое местонахождение - 200 миль к югу от Форт-Шимо".

"...Мэйдэй... мэйдэй... мэйдэй¹ ...обледенение... теряем высоту... горючее на исходе... сажаю машину на северном рукаве какого-то озера... не можем найти его на карте... Видимость хорошая... просим бензин и продовольствие".

¹ (Мэйдэй (англ.) - "Помогите!"; международный сигнал бедствия.- Прим. перев.)

Поль-Эмиль Виктор даже не глядит на карту. Бесполезно. Эта часть Лабрадора зияет белым пятном. Он и без карты знает, что вся огромная лесистая страна усеяна десятками, сотнями, тысячами маленьких озер. Сколько раз он сам наблюдал их с воздуха? Они похожи друг на друга, как две капли воды, ориентироваться среди них невозможно. Как найти затерявшиеся экипажи? Ясно одно: необходимо спешить. Мороз в 60° убивает быстро.

Четырехмоторный "Скаймастер", стоящий всегда наготове, вылетает в густом мраке полярной ночи.

"На третьем часу полета неожиданно глохнет крайний двигатель на правом крыле,- рассказывает Виктор.- Вскоре замирает и второй пропеллер... полет на двух левых двигателях чертовски труден. Вдруг темноту прорезает молния. Из четвертого двигателя вырывается пламя. Машина падает, пилот с трудом выравнивает ее... Страшный факел, от которого нас отделяет лишь тонкий алюминиевый лист, изрезанный отверстиями иллюминаторов, пульсирует, точно горелка огромной паяльной лампы, заливает багрянцем внутренность машины, озаряет посеревшие, встревоженные лица людей, прикрепленных ремнями к сиденьям... Опускаемся все ниже. Языки пламени уже лижут крыло, охватывают его целиком - крыло, в котором помещаются баки с бензином.

Это конец. Можно ли уцелеть, находясь на высоте ста метров над землей с двумя заглохшими двигателями и третьим, объятым пламенем? Остаются считанные секунды... машина рухнет на землю и взорвется. Меня охватывает какое-то странное спокойствие. Понимаю теперь, почему улыбается человек в последнюю минуту перед расстрелом.

Но недаром утверждают, что мне дьявольски везет... Сквозь молочную пелену тумана внезапно пробиваются два светлых пятна. Это яркие лучи прожекторов. Резкий толчок, другой, третий... Объятый пламенем двигатель неожиданно гаснет, как свеча, задутая сильной струей воздуха. Полозья касаются заснеженной полосы запасного аэродрома.

Еще долго скользим между двумя рядами оранжевых огней. Нас ожидают. С одной стороны большие ярко-красные пожарные машины с уцепившимися по бокам людьми в светлых асбестовых костюмах. С другой - сверкающая белизной, перерезанной красным крестом, санитарная машина, с широко раскрытыми дверцами и носилками, на которые готовились сложить наши обугленные останки. Мы чудом спаслись от смерти.

Ремонт двигателей занял не больше двух часов. И тотчас же мы вылетели в дальнейший путь на поиски потерпевших аварию. К счастью, оба самолета сели недалеко друг от друга, мы отыскали их и эвакуировали людей до того, как над белой пустыней Лабрадора разбушевалась многодневная пурга. Они не выбрались бы из нее живыми".

Поль-Эмиль Виктор организует сотни спасательных операций и принимает в них самое деятельное участие, вырывая сотни людей из когтей смерти. Заодно он обретает большой полярный опыт, какого никогда не получил бы ни в одной экспедиции. Постигает, сколь полезным может оказаться взаимодействие авиации с наземными экспедициями на Крайнем Севере и как лучше всего использовать автомашины на снежных тропах. Ежедневно и еженощно во время каждой спасательной операции учится, как бороться с Арктикой.

Военная страда не охладила его пыла. Наоборот. Почти сейчас же по окончании военных действий он приступает к осуществлению своих прежних планов. Накапливая в тяжелые военные годы вдалеке от родины нелегкий опыт, он мечтал лишь об одном - использовать его когда-нибудь на благо родины. Уже в начале 1947 года он создает организацию, не имеющую себе подобных,- "Французские полярные экспедиции". Получая субсидии как из государственных, так и частных источников, организация эта ставит себе целью проведение научных экспедиций на территории Гренландии и Антарктиды, возвращение Франции того почетного места, которое она некогда занимала в истории открытий неизвестных материков и морей, а заодно и подготовку молодых кадров геофизиков в тяжелых полярных условиях.

"Поль-Эмиль Виктор - единственный в истории полярных исследований человек, который сумел организовать и возглавить одновременно две экспедиции на двух противоположных точках земного шара",- писал, отдавая ему должное, фанатик шестого континента адмирал Ричард Бэрд.¹

¹ (Ричард Бэрд (1888 - 1957) - американский полярный исследователь. Руководитель четырех крупных антарктических экспедиций.- Прим. перев.)

Поль-Эмиль Виктор, пожалуй, также последний из тех странников по белым тропам, которые по собственному замыслу, собственным трудом и собственными силами претворяли юношеские мечты в действительность, сами выдвигали идеи, сами изыскивали средства, сами организовывали экспедиции и принимали в них активное участие.

Основанию "Стасьон сентраль" предшествовала разведывательная экспедиция, проведенная летом 1948 года. Виктор отдавал себе отчет, что Арктика не изменилась: она может преподнести человеку не один сюрприз, несмотря на все его современное снаряжение. И не ошибся.

В заливе Диско на западном побережье Гренландии высадилась партия в составе двадцати восьми молодых, сильных, хорошо тренированных людей, полных энтузиазма. Их главная задача - проложить тропу через полосу крутого скалистого берега и создать на кромке материковых льдов опорную базу, снабдив ее продовольствием и снаряжением для следующей исследовательской экспедиции. Этот пункт находился всего лишь в 15 километрах по прямой от берега - расстояние пустячное, но, как говорят, километр километру рознь. Перебросить через этот участок 110 тонн поклажи оказалось значительно труднее, чем это предполагал в Париже даже такой опытный человек, как Виктор.

Узкая полоса берега была покрыта крупными валунами, отполированными ветрами и скользкими, словно зеркало. Пришлось на спине переносить мешки и ящики со шлюпок на скалистую террасу, поднимающуюся метра на четыре над уровнем моря. После первых же попыток люди поняли, какие трудности их ожидают. Они скользили на этих чертовых валунах, падали, проклинали их на чем свет стоит, но неутомимо перетаскивали грузы.

Через несколько часов на террасе выросла довольно большая груда. Глядя на поклажу, лежащую на безопасном, казалось бы, расстоянии от моря, люди не жалели затраченного труда. Как вдруг на спокойных до сих пор водах залива начали раскачиваться шлюпки, словно их подталкивала снизу какая-то невидимая сила. С ужасом, беспомощно глядели французы, как волна за волной стали неожиданно ударяться о берег. Одна больше другой. Вспененный хребет четвертой захлестнул террасу и унес часть грузов. И вот уже накатилась пятая. Десятки ящиков и бочек с горючим колышутся на волнах...

Люди быстро пришли в себя. Прыгали в пенящиеся волны, отчаянно цеплялись за края ящиков и бочек, оттаскивали все, что удавалось, обратно, не обращая внимания на жгучую ледяную воду. На помощь им спешили шлюпки с "Фьелльборга". Лишь два ящика пошли ко дну.

Причина внезапного нашествия волн была простой: от фронта близлежащего ледника откалывались глыбы льда.

Стремясь предотвратить возможность подобной катастрофы в дальнейшем, начальник отдал приказ перенести поклажу повыше. И подальше от берега. На крутом каменистом склоне на высоте одиннадцатиэтажного здания пришлось установить судовую лебедку. К канату длиной 70 метров прикрепили салазки, сколоченные из толстых брусьев, и на них перетаскивали грузы по валунам, по снегу и льду. По одной тонне за один раз.

У подножия почти отвесной стены, возвышающейся на 150 метров над уровнем моря, возник лагерь № 1. Отсюда дорога вела выше. К преодолению этой нелегкой кручи экспедиция была заранее надлежащим образом подготовлена. Среди 100 тонн грузов, захваченных в Париже, находилось оборудование для канатной дороги. Однако немалых трудов стоило перетащить на берег, а затем протянуть вверх и закрепить несущий кабель весом три тонны и длиной 700 метров. Днем и ночью, без перерыва, по нему катилась небольшая тележка, забирая каждый раз полтонны груза.

Рядом с верхней станцией канатной дороги возникло следующее звено экспедиции - лагерь № 2. А в это время другие бригады усердно прокладывали дальнейшую трассу для автомашин.

Дорога - если так можно назвать горную тропу, при прокладке которой приходилось с помощью взрывчатки убирать все самые крупные валуны, а расщелины засыпать обломками породы,- превратилась в бесконечное мучение. И зачастую, когда всех механических приспособлений оказывалось недостаточно, люди подставляли собственные плечи.

Сорок шесть дней, стоивших огромных, порой сверхчеловеческих усилий, французы перетаскивали оборудование и снаряжение из лагеря № 2 по конечной морене до кромки материкового льда - последнего лагеря № 3, в котором были сложены все грузы для следующей экспедиции. А ведь они прошли всего лишь 15 километров и подняли груз только на высоту 700 метров...

Гренландия взимала дорогую плату за каждую пройденную пядь земли, ожесточенно обороняя доступ к материковым льдам.

Время незаметно текло в кропотливой подготовке, в предварительных исследованиях кромки ледяного панциря, в прокладке трассы для тех, кто двенадцать месяцев спустя прибудет сюда с труднейшим заданием - перезимовать подо льдом, продолжив исследования, начатые в "Айсмитте".

Располагая всеми новейшими в то время техническими средствами, Ноль-Эмиль Виктор и его группа не раз с глубоким уважением вспоминали Вегенера. Ученый мужественно вторгался в этот грозный, суровый мир, невзирая на зимние метели, имея в своем распоряжении лишь собачьи упряжки.

Из опыта разведывательной экспедиции Виктор извлек два чрезвычайно важных, но неутешительных урока. Первый: на высоту около 1500 метров над уровнем моря нужно подниматься как можно раньше, до наступления летней оттепели. Второй: к побережью острова нужно прибыть как можно позднее, когда судам легче пробиваться через льды.

Как примирить эти два противоречия? Как подготовить оборудование, чтобы оно выдержало самые жестокие морозы? Как предусмотреть все неожиданности? Об этом много месяцев размышлял и совещался весь штаб Французских полярных экспедиций, когда разведывательная партия возвратилась из Гренландии в Париж.

В середине мая 1949 года норвежский корабль "Фьелльборг" вновь вез к берегам острова тридцать пять участников французской экспедиции и свыше 140 тонн самых различных грузов. Мастерски минуя белые ледовые западни, капитан Ларсен, опытный моряк, осторожно проплыл мимо ледника-гиганта Якобсхавн, от которого откалывались ледяные глыбы, далеко обходя вновь образовавшиеся, сверкавшие ослепительной белизной плавучие островки. На судне царило приподнятое настроение. Участники экспедиции делились между собой соображениями о том, как преодолевать предполагаемые трудности, однако Арктика обычно преподносит самые неожиданные сюрпризы. Всего в 30 километрах от намеченного места высадки лед оказал им непредвиденное сопротивление. Небольшое сравнительно расстояние оказалось непреодолимой преградой. Поверхность фьорда все еще была скована мощными сплоченными льдами.

Как долго придется ждать нужного ветра, который вскроет и разгонит сцементированные морозом ледяные поля? Дни или недели? На этот вопрос не мог ответить никто. Беззаботность сменилась беспокойством.

Не желая терять время, Виктор направил один снегоход и шестерых людей в лагерь № 3, чтобы откопать из-под снега оставленные там год назад автомашины и подготовить их в дальнейший путь.

Но приказы легче отдавать, чем выполнять. Небольшая группа мужественно пыталась пробиться к лагерю. Один раз, другой. Семь раз отправлялась и возвращалась обратно. Каждый раз она или утопала в сугробах глубиной несколько метров или путь ей преграждали громоздившиеся друг на друга торосы. Они словно выходили навстречу, ощетинившись острыми, цепкими выступами.

Драгоценное время уходило. Никто не знал, насколько затянется этот вынужденный простой. Капитан "Фьелльборга" спешил в обратный путь, у него были свои сроки. Что делать? Возвращаться с кораблем в Европу? Невозможно. Оставалось лишь вернуться в Якобсхавн, перенести, перетащить свыше 140 тонн грузов экспедиции с судна на берег, а оттуда, как только тронется лед, вновь переправить, но уже на шлюпках и баржах все грузы к месту назначения экспедиции.

Три дня и три ночи продолжалась эта гонка за часовой стрелкой. Полуживые от усталости люди работали с остервенением. Перед тем как оставить их здесь, капитан Ларсен, тревожась о дальнейшей судьбе экспедиции, еще раз с пустыми трюмами пошел на разведку в глубь фьорда. И на всех парах повернул назад.

- Грузить все обратно на борт! - прозвучал приказ. Нелегко было Виктору отдать его. Уже много лет он не может забыть об этом.

И снова бочки, ящики, канистры, оборудование, снаряжение, машины и тяжелые сани - все это погрузили обратно на борт "Фьелльборга". Работа продолжалась непрерывно пятьдесят два часа.

Разгрузку на берегу в глубине фьорда, в месте, названном Порт-Биктор, также пришлось вести бешеным темпом - к этому вынуждала Гренландия. Всех подгоняла необходимость опередить приближающуюся весну и оттепель.

- Нельзя терять ни одной секунды! - предупредил Виктор, когда формировалась первая колонна.

Пять гусеничных снегоходов тянули нагруженные до отказа сани и кабину-лабораторию на полозьях. Казалось бы, путь до лагеря № 3 недалек.

Но уже в самом его начале люди поняли, что их ожидает. На крутых, обледеневших склонах гусеницы тягачей скользили и буксовали, а рев двигателей, работавших на полных оборотах, сливался в непрерывный вой. Первый тягач вцепился левой гусеницей, словно когтями, в размякший снег и сразу же резко накренился набок. Лишь благодаря молниеносной реакции и мастерству водителя его удалось вовремя выровнять и, используя зацепление с мокрым снегом, рвануть вперед. Однако радость оказалась непродолжительной: вскоре застряла и вторая гусеница. И такая дьявольская пляска продолжалась целыми часами.

В довершение всего перегруженные сани двигались с трудом, кренились набок, а на спусках напирали сзади, грозя столкнуть все в пропасть. Тормоза не помогали: на заклинившихся гусеницах снегоход скользил вперед, как на полозьях.

Воспользовавшись небольшим ровным участком, водители прицепили к одному тягачу две пары саней, а за ними, сзади, другой тягач на гусеницах, чтобы тормозить ход во время крутых спусков. Высунувшись до пояса через открытые дверцы, водители тревожно следили за полозьями. Пытались вовремя предугадать их выходки, предупредить зловещую пляску, которая в любой момент могла окончиться катастрофой.

Взбираться вверх было легче, чем спускаться. Временами из-под обеих гусениц летел размякший, смешанный с водой снег, а тягач останавливался, словно вкопанный, чтобы затем неожиданно рвануть вперед, швырнув водителя на ветровое стекло или на разогретую, пахнущую перегоревшей смазкой крышку двигателя.

Однако не приходилось и мечтать хотя бы о самой короткой остановке. Начальник велел спешить, а он слов на ветер не бросал, не требовал от людей невозможного. Поэтому нужно было выполнить его приказ.

В полуобморочном состоянии, оглушенные непрерывным гулом двигателей, наглотавшись выхлопных газов, французы добрались наконец до лагеря № 3 и там все как один повалились беспомощно на снег. Лежали долго, не в силах двинуться с места, перевести дух. У некоторых началась мучительная рвота.

А ведь подъем на ледяной купол только еще начался.

Не пришлось передохнуть и в лагере № 3. Виктор с беспокойством посматривал на небо.

- Ждешь оттуда помощи? - пошутил один из участников экспедиции.

- Нет, я просто гадаю, не начнется ли пурга, не ударит ли крепкий мороз. Но знаешь, чего я больше всего боюсь? Преждевременного потепления.

Механикам пришлось сразу же взяться за снегоходы, оставленные здесь разведывательной экспедицией год назад. К их великому изумлению и радости, двигатели, выдержавшие морозы свыше 40°, сразу же заработали, хотя аккумуляторы не заряжались в течение долгих девяти месяцев полярной зимы.

Откопать из-под обледеневшего снега оборудование, ящики, мешки было нелегко. Все увязло в снегу накрепко, словно залитое бетоном. В ход пошли кайла, лопаты, кирки и ломы. Обливаясь потом, люди упорно долбили белую твердую массу. Засыпанные снегом и нагруженные поклажей сани пришлось отрывать ото льда домкратами, а затем одни за другими вытаскивать двумя снегоходами из их зимнего логова.

Короткая, немилосердно короткая остановка и отлично сохранившееся оборудование, отрытое из-под снега, вернули всем хорошее настроение. Несколько часов сна хватило, чтобы восстановить силы. Уже свыше 700 метров покоренной высоты остались позади. А впереди - столько же до того места, где наконец раскисший липкий снег перестанет преследовать их, как кошмар.

Как это обычно бывает, оптимисты твердили с радостью: "Нам осталось только семьсот!", а пессимисты с горечью: "Еще семьсот..." Последние были правы. Пройдя несколько километров, люди перестали смеяться, прекратились и разговоры. Водители вновь вступили в борьбу с тропой, гусеницами и треклятой беспомощностью саней. Всех утешала только одна мысль, что "если они справились с тем участком дороги, который остался позади, то справятся и с тем, который ждет их впереди".

Однако Арктика не исчерпала еще всех своих возможностей в борьбе с пришельцами, осмелившимися нарушить ее покой.

Неожиданно, словно гром среди ясного неба, нагрянула распутица. Такая, какая бывает только в Гренландии. Твердый, промерзший грунт за каких-нибудь несколько часов превратился в топкое болото. Струйки воды, лениво сочившиеся до тех пор по покатым склонам, внезапно вздулись и ринулись, точно горные потоки, по колеям, проложенным гусеницами. Люди восприняли это новое бедствие безропотно, они падали от усталости. Молча работали, молча поглощали горячий ужин. Многие засыпали, не опорожнив еще до дна свой котелок. Спальные мешки намокли, а палатки, разбитые вечером на сухом месте, тонули к утру в липкой слякоти.

В рассеянном молочном свете дня перед смертельно уставшими водителями нередко разверзался глубокий каньон, крутые гладкие отполированные стены которого отливали мертвенным голубоватым блеском. По его дну с оглушительным гулом катились потоки вспененной воды. Сколько лишних километров придется преодолеть, чтобы обойти его? Арктическая весна выигрывала состязание с человеком.

Все вздохнули облегченно, когда, ползя точно черепахи, снегоходы взобрались наконец на кромку материковых льдов. Полярное болото, скользкое, налипающее на гусеницы месиво остались позади. Путь до следующего лагеря № 4 казался теперь соблазнительно легким. Достаточно взглянуть на это плоское, ровное до самого горизонта пространство, чтобы приободриться.

Однако радость была недолгой. Люди забыли, что долгожданная равнина таит в себе бесконечное количество трещин. Но это не единственная опасность.

Большинство участников экспедиции читали или слышали о пресловутых чертовых мельницах, но встретить их на своем пути, увидеть собственными глазами, услышать их оглушительный рев - это совсем другое дело.

И пятнадцать лет спустя они рассказывали о бесчисленных перипетиях этого подъема так живо и красочно, будто совсем недавно выбрались из западней, которые расставила им тогда Гренландия.

Чертова мельница - это что-то вроде бездонного колодца в ледяном панцире. Неудержимым потоком с грохотом вливаются сюда со всех сторон набухшие ручьи, образуя вспененный, клокочущий водоворот. И хотя ревут двигатели, лязгают гусеницы и все громыхает внутри снегохода, водитель издали чувствует, как содрогается под его машиной ледяной панцирь - верный признак чертовой мельницы. И озноб пробегает у него по спине, ибо он знает, что никакая сила не спасет его, если он попадет в этот адский водоворот.

Напряженное состязание с Арктикой продолжалось непрерывно шестьдесят три часа. Ни сна, ни отдыха, наспех проглоченная еда. И неусыпное настороженное внимание. Кто-нибудь все время шел перед первой машиной, пробуя толщину ледяного покрова, чтобы избежать невидимых трещин. В отличие от чертовых мельниц, они не давали еще издали знать о себе грохотом. Над ними стояла мертвая тишина.

Шестьдесят три часа мучительной тряски в машинах, подпрыгивающих на неровностях местности, тонущих в студеных потоках, застревающих на ледяных мостах, повисших над расщелинами...

- Сколько раз во время этого подъема я проклинал себя за решение принять участие в этой проклятой экспедиции,- рассказывал много лет спустя один из ее участников.- И зачем тебе это было нужно? - издевался я над собой.

- Ты же мог, спокойно и удобно сидя в Париже, просто читать о полярных экспедициях. Мог бы сочувствовать тем, кто мерзнет, голодает, погибает на ледяных тропах... Но самому ввязаться в это белое безумие?! Нет, нужно было быть полным идиотом! Я давал себе клятву, что если уцелею, то никогда уже не попаду так впросак. Есть много других, значительно более простых способов самоубийства... Но уже через два года я находился... на пути в Антарктиду, отправляясь на длительную пятнадцатимесячную зимовку. И поверьте мне, я не пожалел об этом.

...Времени оставалось в обрез. Как только перевезли все оборудование в лагерь № 4, колонна автомашин поспешила в глубь острова, взбираясь по крутому склону ледникового плато. Все выше и выше. Все делалось форсированными темпами, надо было спешить. Двигатели автомашин работали без перебоев, но неожиданно стали подводить гусеницы. На скалах, на каменистых осыпях, выступающих из-под тающего снега, на огромных твердых ледяных зубцах, на снежных застругах рвались резиновые ремни, усиленные стальными тросами, ломались один за другим болты. Не хватало запасных частей, нечем да и... нечего было ремонтировать.

Казалось, что труд пяти недель пойдет прахом. Спасительная помощь пришла с воздуха - Виктор вызвал ее, словно подавая сигнал SOS, по радио.

Ночь с 17 на 18 июля 1949 года навсегда запомнилась участникам французской экспедиции. Штурман долго возился у теодолита, долго рылся в астрономических таблицах и наконец произнес: "70°54' северной широты и 40°42' западной долготы! Три тысячи метров над уровнем моря. Всего в полутора километрах к юго-юго-востоку от "Айсмитте". В голосе его звучало плохо скрытое торжество.

Когда на сверкающем белизной снегу затрепетали наконец разноцветные флажки, обозначавшие контуры строений французской станции, Поль-Эмиль Виктор торжественно начертил длинную линию на снегу. Согласно плану, разработанному несколько лет назад, именно здесь, с севера на юг, должен был быть проложен главный проход - основное ядро "Стасьон сентраль" длиной 70 метров, увенчанное вышкой для радиозондирования.

Люди горят нетерпением. Забывают об усталости, трудностях, не чувствуют мороза. Кто-то уже достает из кармана бечевку и чертит большой круг.

- Вышка должна выступать не больше чем на один метр над поверхностью снега,- напоминает Виктор.- Здесь, в этом месте, мы пробурим скважину глубиной три метра. Там, справа от прохода, соорудим во льду жилой барак размером восемь на пять метров и глубиной два метра. Слева будет радиостанция, поодаль электростанция.

"Мы не успели еще как следует размять ноги после неудобной езды в переполненных оборудованием машинах, а уже все беремся за ломы, кирки и лопаты. Установленную перед отъездом из Парижа норму на одного человека, работающего на высоте трех тысяч метров над уровнем моря при температуре минус тридцать градусов по Цельсию, мы сразу же перевыполняем вдвое,- вспоминает метеоролог экспедиции.- Каждый из нас перекидывает ежедневно шесть кубометров снега вместо трех. Каждый понимает, как дорого время, которое мчится с головокружительной быстротой. Каждый знает, какая масса работы еще предстоит нам: оборудовать во льду все помещения, соединить их сетью туннелей длиной более ста двадцати метров, оборудовать все внутри, сложить продовольствие и снаряжение для тех восьми человек, что останутся здесь на всю зиму.

...Мы уже остервенело врубались в твердый, как гранит, лед, когда с воздуха - словно дар небес - посыпались недостающие припасы...

В суматошном труде первые несколько недель пронеслись молниеносно. Каждый из нас, казалось, вкладывал в этот труд все свои силы. Однако основная помощь с воздуха была еще впереди. Она развернулась между 25 июля и 5 августа. Семьдесят тонн! Семьдесят тысяч килограммов грузов, сброшенных самолетами с парашютами или просто без них,- и все это нужно было собрать, сложить, рассортировать. Это был огромный труд, но он стоил затраченных на него усилий.

Вся жизнь в лагере перестроилась применительно к расписанию полетов. Ночь, день, утро или вечер - такие понятия теперь просто не существовали для нас. Не хватало времени на еду и сон. Первый контейнер был сброшен неожиданно метко, будто по мановению волшебной палочки. Пилот описал в воздухе последний круг, и тяжелый мешок с почтой покатился в нескольких всего шагах от машины с радиостанцией. Следующие же контейнеры сбрасывались не столь метко. Мы гонялись за ними, вскакивая на ходу вчетвером или впятером на сани, которые снегоход тащил на буксире с одного конца площадки на другой. Радость при виде промерзших помидоров, редиса, салата и фруктов - и справедливое разделение этих сокровищ. Наконец, великолепное, прямо-таки неправдоподобное пиршество, которое, казалось, продолжалось бесконечно... Незабываемый вкус куска дыни, которая оттаивала, осторожно погруженная на острие ножа в кипящий шоколад. А вечером письма, которые мы читали и перечитывали по многу раз. Незабываемые мгновения...

Контейнеры сбрасывают один за другим. Сколько их уже сброшено? Лежа в спальном мешке, прислушиваюсь к отдаленному рокоту самолета. Он идет откуда-то сверху, приближается. Вот уже машина гудит над площадкой, куда сбрасываются контейнеры, взмывает вверх, удаляется и вновь проносится над лагерем. Мотор ревет, брезент палатки дрожит от ударов воздушной волны, и весь спальный мешок серебрится от осыпающегося со стен инея, как рождественская елка.

Площадка, на которую сбрасывают пакеты, напоминает поле боя. В одном месте - огромная воронка, словно от бомбы, в другом - разбросанные веером доски от разбитого ящика. Насколько хватает глаз, всюду на белом снегу виднеются контейнеры с продовольствием, баллоны с водородом. Немало времени отнимает у нас одна из бочек с горючим - она сорвалась со стропов парашюта и лежала, зарывшись глубоко в снег, пока ее не удалось вытащить тягачом.

На тридцатиградусном морозе, на непрерывном резком ветру руки до боли прилипают к промерзшему металлу. Он обжигает, как раскаленная сталь. Оттого, что приходится постоянно нагибаться, ломит поясницу, а руки немеют от напряжения".