Зима

С наступлением зимы полевые работы сокращаются. В основном проводится комплекс стационарных наблюдений. Однако многие из этих наблюдений требуют пребывания на улице. А погода зимой в Антарктиде не для уличных работ.

На прибрежных станциях людей донимают сильный ветер и метели. Особенно сильные ветры с пургой бывают тогда, когда стоковый ветер совпадает по направлению с ветром, определяемым барическим полем. В таких случаях скорость ветра 40-50 метров в секунду не редкость. Продолжительность пурги доходит до 15 дней. До чего же это утомительно! Один-два дня приличной погоды - и опять пурга. Добраться до кают-компании - целая проблема, ветер валит с ног, глаза забивает снегом. Был случай, когда меня, человека по весу солидного, порыв ветра сдул с крыши как перышко (мы в это время жили в доме, занесенном снегом, и выход был через лаз на крышу). Часто приходилось запрещать выход на улицу. Мы не могли добраться до кают-компании, где нас напрасно ждал завтрак, обед и ужин. В каждом доме для такого случая был запас продуктов.

Однако все же отдельные храбрецы выходили на улицу и порой пропадали. Приходилось организовывать поиски, которые требовали большого напряжения. Один из таких непредвиденных случаев произошел 22 сентября. Видимость полностью отсутствовала. Бушевала сильнейшая метель. Двигаться при ветре 100 километров в час было так же трудно, как по крылу летящего самолета Ан-2. Я объявил по радио, что выход из помещения в одиночку запрещен. Однако механик С. Д. Токарев вышел из кают-компании один и, потеряв ориентировку, заблудился по дороге домой. Токарев опытный полярник. Судовой механик, он много лет работал в Арктике. Он дрейфовал на "Седове" и был удостоен звания Героя Советского Союза. Очень скромный, трудолюбивый и исполнительный человек. Работал у нас вахтенным механиком на электростанции. Звонок по телефону о том, что Токарева нет, конечно же, меня встревожил. Здесь следует сказать, что по экспедиции было дано строгое указание страховать друг друга и в случае отсутствия того или иного товарища сообщать руководству экспедиции. Что и было сделано.

Собираю поисковые группы. Две группы организованы из водителей тягачей, еще одну группу возглавил гидрохимик А. А. Матвеев. Начались поиски. Конечно, волновался я и за поисковые группы. Хотя такие группы мы организовали заранее, оформили приказом по экспедиции и снабдили необходимым обмундированием и снаряжением, в общем, это были специально подготовленные поисковые группы, - но ведь и они могли заблудиться.

Люди связались веревками и так, в связке, передвигались.

В двух-трех шагах теряли друг друга из виду. Я находился в своем домике, а мой заместитель сидел в кают-компании. У нас была телефонная связь. После прочесывания одного района станции поисковые партии возвращались в кают-компанию, намечался новый район поисков, и так несколько часов. Только через пять часов поисковая группа Л. Донина обнаружила Токарева за пределами поселка, в одном из хозяйственных балков. Как сообщил Токарев, потеряв ориентир, он случайно набрел на этот балок и решил в нем укрыться. Правильно сделал.

Но, найдя С. Д. Токарева, мы долго ожидали поисковую партию А. А. Матвеева. Послали народ искать эту партию. Продолжительные поиски результатов не давали. В опытности А. А. Матвеева я был уверен, и все же волнений было много. Эта партия вернулась лишь через девять часов после выхода. Они обследовали припай у подножия барьера, справедливо полагая, что Токарев мог упасть с барьера. Вот пример мужества и самоотверженности во имя поиска товарища.

Во время поисков мне звонят из здания аэрометеорологического отряда и заявляют, что к ним пришел И. Н. Гончаров - специалист по полярным сияниям. Как объяснил Гончаров, он из своего геофизического домика решил идти в кают-компанию, узнать, нет ли там Токарева. Но сам заблудился и попал (конечно, случайно) в дом аэрометеорологического отряда, который находился в противоположной части поселка. Такой самовольный поступок мог бы привести к несчастью. Поэтому за нарушение правил внутреннего распорядка в приказе по экспедиции Гончарову был объявлен выговор.

Много, много раз за зиму сильные ветры доставляли массу хлопот - они повреждали самолеты, ломали мачты, уносили все, что плохо лежало. Особенно доставалось полярникам станции Оазис. Здесь скорость ветра часто достигала 60 метров в секунду. А поскольку там стояли маленькие домики (сборные), то во время ветра они все тряслись. Несмотря на то что они, эти домики, были укреплены растяжками, находиться в них было страшновато.

Был и такой случай. На лыжном самолете Ан-2 В. М. Перов прибыл в Оазис. В это время озера уже замерзли, и самолет сел на лед. Пока разгружались, начал усиливаться ветер. По местным признакам сотрудники станции Оазис определили, что будет шторм. Чтобы не рисковать самолетом, экипаж решил переждать шторм, о чем сообщили мне. В ответной телеграмме я просил получше закрепить самолет. Это знал и сам экипаж. Летчики в нескольких местах около лыж самолета пробурили лед до воды и сквозь эти скважины пропустили трос. Этим тросом закрепили намертво самолетные лыжи:

Вскоре начался ураганный ветер. Летчики в это время были в домике. Когда ветер стих, экипаж пошел к самолету и... о ужас! Лыжи так и стояли прикрепленными ко льду, но фюзеляж оторвало от лыж и унесло метров на двести к холмам.

Даже на внутриконтинентальных станциях, где отмечались низкие температуры и сильные ветры были редкостью, иногда случались штормы. Так, 20 июня на станции Восток ветер усилился до 30 метров в секунду. Бурей разрушило аэрологический павильон, причинило и другие неприятности.

Но больше всего меня настораживало неуклонное понижение температуры на внутриконтинентальных станциях. Конечно, мы предполагали, что там будет очень холодно. Многие, в том числе и некоторые участники Второй Советской антарктической экспедиции, в задачу которой входила организация двух внутриконтинентальных станций, считали, что при предполагаемых там температурах воздуха жить нельзя. Плюс к этому кислородная недостаточность, сухость воздуха, полярная ночь, оторванность от большого коллектива и Родины - букет обстоятельств, отнюдь не вселяющий в людей бодрость.

Я знал по опыту, что полярники - люди стойкие. Тем не менее, когда на станциях Восток, Комсомольская и Советская температура воздуха стала понижаться - начало волноваться и руководство в Москве.

В июне - июле отмечалось минус 70 градусов, а затем минус 72 и далее 75 градусов. Из Главсевморпути пришла обширная радиограмма. Что вы там делаете, померзнете все, писали нам. Далее предлагалось принять меры, обеспечить безопасность людей и давались другие обычные "профилактические" указания (как бы чего не вышло). Хотя отлично все понимали, что вывезти народ с этих станций уже невозможно. Но указание есть указание. Я пришел в радиорубку и попросил радистов вызвать на радиотелеграфный разговор все станции. Состоялась откровенная доверительная беседа. Я разговаривал по очереди с начальниками станций, и этот разговор слышали все сотрудники всех других станций. Начальники станций докладывали о работе, настроении в коллективе. Я давал советы, обменивались опытом.

И, конечно же, был затронут вопрос о низких температурах. Я сообщил о встревоженной телеграмме из Москвы. Все заверили, что задание будет выполнено и морозы им не страшны. Такая "перекличка" продолжалась часа два, но она была полезна. Кстати сказать, мы практиковали такие разговоры и в дальнейшем.

Советский синоптик П. Д. Астапенко в Мак-Мёрдо

Я также собрал в Мирном опытных полярников, обсудили телеграмму и решили - все станции будут продолжать работу, но, конечно, с должной осторожностью и разумением.

Пока мы обсуждали, температура упала еще ниже, уже до минус 80-82 градусов. Послали ответную телеграмму в Москву - не волнуйтесь, все в порядке, ничего страшного.

Вскоре пришла обширная телеграмма от одного специалиста медицины с рекомендациями, как себя вести при такой температуре, были среди них и полезные советы, но какие могут быть практические рекомендации, когда никто никогда еще не жил и тем более не работал при таких условиях.

В числе рекомендаций были и такие - при крайне низкой температуре воздуха не выходить из теплых балков. Но мы организовывали станции не для того, чтобы сидеть в балках. Нам нужны были метеорологические и аэрологические наблюдения.

Полярники народ изобретательный. У нас, конечно, была теплая одежда. Хорошие меховые унты с меховыми чулками, костюмы на гагачьем меху (брюки и тужурки), костюмы кожаные на меху, теплые шапки-ушанки, кожаные маски на меху. Учитывая большие высоты и кислородную недостаточность, мы также завезли на внутриконтинентальные станции кислородные приборы. Следует сказать, что эти приборы не понадобились. Опыт показал, что при длительном пребывании в условиях кислородной недостаточности на больших высотах пользование кислородными установками только изматывает человека. Если кто-либо не может адаптироваться в условиях высокогорья, то этого человека лучше оттуда вывезти. Систематическое и продолжительное пользование кислородной установкой, кроме вреда, ничего не даст. Но мы все-таки установки завезли. В комплекте этих установок были шланги.

Так вот, при температурах ниже минус 75-80 градусов полярники одевались так. Унты с меховыми чулками, теплые штаны и куртки, меховые шапки. На лицо надевали меховые маски, причем часто двойные, - кожу к коже, а к лицу и наружу мех, на глаза большие летные очки с блендами (чтобы очки не потели): при низких температурах не исключено обмораживание глаза. К носу приставляли шланг от кислородного прибора и свободный конец шланга прятали под куртку, И так выходили на улицу. Конечно, при таких условиях дышать приходилось воздухом из-под куртки, но зато он был подогретый.

При более высоких температурах выходили на улицу, просто укутав нос шарфом (как иногда случалось в детстве). При таких мерах предосторожности все же на улице нельзя было находиться более 10 минут. Одежда набирала холод. Нужно было входить в дом и пить горячий чай (но не водку! - в данном случае, кроме вреда, "горячительные" напитки ничего не дадут). Необходимо было и снимать унты, так как тот холод, который унты набирали на улице, продолжал действовать и в доме. Когда человек согреется в помещении, можно вновь выходить на улицу. (Следует отметить, что в дальнейшем были сделаны специальные "скафандры" с подогревом, внешне похожие на те, в которых летали космонавты.)

Как говорят, чем дальше в лес, тем больше дров. Зима и полярная ночь подходили к концу, а температура воздуха на внутриконтинентальных станциях все понижалась и понижалась.

8 августа на станции Советская температура понизилась до минус 83 градусов, а на высоте 17 километров - до минус 91 градуса (при такой температуре запускались радиозонды). В этот день на станции Восток у земли была температура минус 86 градусов.

10 августа на Советской наблюдалась температура минус 86,7 градуса. При таком морозе проводился 30-минутный ремонт антенны.

Наконец, 25 августа на станции Восток зарегистрирована температура минус 87,4 градуса. Это была минимальная температура за все сроки наблюдений.

Так был открыт полюс холода нашей планеты. Здесь средняя месячная температура воздуха в августе составила минус 71 градус (это, повторяю, средняя месячная!).

Позже на станции Восток наблюдалась температура минус 88,3 градуса. Это абсолютный минимум температуры по нашей планете.

Конечно, при таких условиях ничего живого там нет и, кроме людей, там никто и не живет.

Наши полярники завезли было на станцию Восток собаку, но она плохо себя чувствовала и ее пришлось вывезти самолетом.

При таких температурах соляр превращается в тестообразную массу, железная бочка от удара топором разбивается, как стекло, бензин не вспыхивает даже от горящего факела, резина делается ломкой и т. д.

Вот результаты некоторых опытов при низких температурах на станции Восток. При температуре воздуха минус 80 градусов налили в ведро авиационный бензин, который имел ту же температуру, что и воздух. Горящий факел из ветоши, обильно смоченный в бензине, вынесли из помещения и поднесли к бензину в ведре. Бензин не только не вспыхнул, но даже погасил факел, когда его опустили в ведро. Этот опыт был проведен несколько раз.

Для проверки интенсивности испарения при низких температурах в жестяную банку был налит до краев авиационный бензин. Площадь его поверхности составляла 176,7 см². Банка простояла при такой погоде 48 часов, и уровень бензина в ней понизился только на 1,5 миллиметра. При температуре минус 48 градусов керосин превратился в белую сгустившуюся массу, но был еще в жидком состоянии. При минус 60 градусах он превратился в густую снежную массу, а при минус 85 затвердел.

Дизельное масло при минус 60 градусах становилось настолько твердым, что его приходилось рубить топором. При температуре минус 75-85 градусов масло кололось на куски.

Антифриз не замерзал, но при температуре минус 85-87 градусов превратился в кашеобразную массу. Однако в бочках, отрытых из-под снега, антифриз оказался твердым.

На станции Восток при температуре воздуха минус 80 градусов производилась разборка двухъярусных металлических саней. От пяти - восьми ударов обухом топора трубы-стойки отламывались кусками. В местах излома был виден зернистый металл, что указывало на изменение его структуры под влиянием низких температур. В местах, где были приварены трубы, угловое железо отлетело с первого удара.

16 августа было для нас особо торжественным днем. Минуло шесть месяцев самостоятельной работы наших внутриконтинентальных станций. Решено было послать радиограмму зимовщикам.

 "Советская Бабарыкину
 Восток Сидорову
 Дорогой Виталий Кузьмич,
 Дорогой Василий Семенович,
 Дорогие товарищи!

От имени всех зимовщиков горячо поздравляем вас с успешно прошедшим полугодием работы двух ваших станций и скорым восходом солнца. Вместе со всей страной, всеми советскими людьми и учеными всего мира мы восхищаемся и гордимся вашими мужественными дружными коллективами, впервые осуществившими во время полярной ночи научные работы в центральной части Восточной Антарктиды, раздвинувшими знания человечества о климатических условиях и геофизических явлениях, открывшими небывалые морозы и отважно перенесшими все трудности. Желаем вам, дорогие друзья, дальнейшего мужества, великой бодрости духа, крепкого здоровья, успехов в вашей работе, счастья в личной жизни.

 Толстиков, Бугаев."

Через несколько часов пришла ответная телеграмма от начальника станции Восток.

"Очень тронуты вашими поздравлениями, теплыми словами привета, добрыми пожеланиями. Сердечное спасибо за повседневную отеческую заботу, взаимовыручку и поддержку, благодаря чему несмотря на суровые условия мы чувствуем себя уверенно. Солнце взойдет 22 августа, но уже ощущаем его радостным настроением, улучшением самочувствия. Все здоровы и очень дружны. Можно сказать, что самое тяжелое уже позади. Желаем вам крепкого здоровья, веселого настроения, больших успехов в труде, частых теплых телеграмм из дома. До скорой встречи. Сидоров."

Зимовщики Востока, как и зимовщики станции Советская, находились под неотступным наблюдением врача, на Востоке у него было 11 пациентов. Среди них преобладал возраст 23-35 лет (9 человек), самому старшему было 46 лет. Трое из 11 имели долголетний опыт арктических зимовок, остальные зимовали впервые.

Хорошие бытовые условия, центральное отопление и неограниченное количество теплой воды позволяли в течение всего года поддерживать высокий уровень санитарно-гигиенического состояния станции. В успешном проведении зимовки большую роль сыграл также строгий распорядок дня: завтрак в 8.30 по местному времени, обед в 14.30, в 20.00 ужин. После обеда был обязателен двухчасовой отдых.

В обязанности врача входило приготовление пищи, оказание лечебной помощи и проведение профилактических мероприятий, контроль за санитарно-гигиеническим состоянием станции и наблюдения за процессом акклиматизации человеческого организма в условиях высокогорной станции и крайне низких температур. Станция была оснащена необходимым набором медикаментов, перевязочных материалов и лечебно-хирургическим оборудованием. У врача имелось постоянное рабочее место.

Австралийская станция Моусон

Результаты медицинских наблюдений, проведенных во время первой зимовки на станции Восток, оказались очень интересны и во многом неожиданны. Я позволю себе вкратце пересказать их здесь.

Опыт показал, что длительное существование человеческого организма в климатических условиях станции Восток требует очень больших энергетических затрат. Поэтому питание должно быть разнообразным, в высшей степени калорийным, вкусным и витаминизированным. В пище должны преобладать белки и жиры, но необходимо также повышенное количество углеводов.

Основными факторами, отрицательно действующими на человеческий организм в Центральной Антарктиде, являются очень низкое давление, недостаток кислорода, сочетающийся с почти абсолютной сухостью воздуха, исключительно низкие температуры воздуха, полярная ночь и полное отсутствие ультрафиолетовой радиации в течение 4 месяцев.

Наблюдения за акклиматизацией членов коллектива станции Восток проводились с 9 января 1958 года по 15 января 1959 года. Помимо повседневных наблюдений, еженедельно проводились медицинские осмотры.

Главным в плане наблюдений являлось изучение реакций сердечно-сосудистой системы и органов дыхания. Все наблюдения проводились по карте изучения акклиматизации Института терапии Академии медицинских наук СССР. Для сравнения влияния различных климатических зон перед вылетом на станцию были проведены контрольные осмотры в Мирном.

Особенно тяжелым был первый период жизни на станции, когда наиболее ярко проявлялась горная болезнь. У всех в той или иной степени наблюдалось резкое ухудшение самочувствия, слабость, сильная одышка в покое, усиливавшаяся при малейшем физическом напряжении, боли в области сердца, головные боли. Частым явлением были незначительные носовые кровотечения, тошнота, рвота, боли в подложечной области, необычно сильный метеоризм, бессонница и т. д.

Все эти явления продолжались от 5 до 14 дней (в двух случаях - полтора месяца) и наблюдались лишь у лиц, проделавших быстрый семичасовой перелет из Мирного, из зоны привычного климата с нормальным атмосферным давлением, на станцию Восток, в условия очень низкого атмосферного давления, кислородного голодания и сильных морозов. Те же члены экспедиции, которые постепенно (в течение месяца) преодолевали расстояние Мирный - Восток в составе санно-гусеничного поезда, испытывали указанные ощущения лишь в незначительной степени.

В первые 3-4 недели заметное действие оказывали и непривычные морозы. Пребывание при температуре минус 30- 40 градусов в течение 30-40 минут вызывало усиление одышки, обильное отделение слизи в верхних дыхательных путях, слезотечение, кашель и т. д. В начальный период у многих было отмечено умеренное расширение сердца, появление шумов. Кровяное давление понизилось у всех в основном на 15 процентов от нормального уровня. Резко изменился пульс - стал мягким, легко возбудимым и в отдельных случаях достигал 100-110 ударов в минуту. Дыхание стало учащенным. К концу второй-третьей недели уровень кровяного давления несколько повысился, но до конца зимовки все же не достиг нормального значения. Пульс и дыхание стали реже. Через полтора месяца у всех уже было удовлетворительное самочувствие.

В этот же период в связи с физиологической перестройкой работы всех систем организма было зафиксировано и резкое ослабление его иммунологической активности. Поэтому именно в первые полтора месяца наблюдалось абсолютное большинство простудных заболеваний (7 человек из 11 переболели различного рода периоститами, ларингитами, обострением альвеолярной пиорреи, хронических тонзиллитов и т. д.).

Таким образом, первые 4-5 недель пребывания на станции следует рассматривать как период наиболее болезненной ломки обычных физиологических процессов, как период первичной, нестойкой адаптации, как период первой встречи и взаимодействия организма с новыми условиями существования.

Установившееся в середине февраля 1958 года физиологическое равновесие было очень нестойким; Малейшее перенапряжение, недосыпание, длительная работа на воздухе вызывали, правда в гораздо меньшей степени, повторение описанной картины. Но, кроме этого, в марте - апреле на станции были зафиксированы два более тяжелых случая, которые можно охарактеризовать как настоящие приступы острой сердечной слабости со всеми характерными симптомами: слабостью, сильнейшей одышкой, болями в области сердца и др. Оба случая произошли после длительной физической работы, связанной с недостатком сил.

С дальнейшим приспособлением к среде и углублением процесса акклиматизации подобные явления наблюдались все реже. У всех довольно стабильно установилось удовлетворительное самочувствие и работоспособность, соответствующая новым условиям. Но и это, казалось бы, стабильное состояние физиологического благополучия было далеко от обычной нормы и находилось в постоянной зависимости от изменения климатических условий (так называемая метеоропатия). Иногда, например, по внезапному ухудшению общего состояния большинства членов коллектива, появлению головных болей, апатии, ухудшению сна, усилению одышки и т. д., как по барометру, можно было судить о падении атмосферного давления. В такие дни кровяное давление имело тенденцию к снижению, пульс и дыхание незначительно учащались. Через 2-3 дня все жалобы исчезали и восстанавливалось обычное состояние.

С наступлением полярной ночи началась новая волна ухудшения самочувствия и сна, небольшого, но длительного (до 15-20 дней) снижения кровяного давления. В этот период также вновь ухудшились показатели функциональных проб и незначительно участились пульс и дыхание. Однако описанные явления особенно не влияли на работоспособность и отличались от метеоропатии своей длительностью. Наиболее ярко они проявлялись у лиц старшего возраста и у не бывавших ранее на Крайнем Севере.

В середине полярной ночи отмечалась бессонница (в шести случаях), продолжавшаяся 3-4 недели. Но, несмотря на это, ко второму месяцу полярной ночи наблюдалась довольно стойкая стабилизация всех показателей, улучшение самочувствия и повышение работоспособности. В июле - начале августа у многих зарегистрировано появление более редкого пульса (62-64 удара в минуту) на фоне хорошего самочувствия, низкого артериального давления (95/55 мм) и постоянной одышки. В конце зимовки это необычное состояние можно было наблюдать у большинства членов коллектива. В ноябре - декабре несколько повысился уровень кровяного давления, что свидетельствовало о наступлении наиболее полной акклиматизации.

В гостях у австралийцев

Это подтверждается также тем, что общее состояние зимовщиков в июле - сентябре улучшилось настолько, что многие значительно прибавили в весе. Но вместе с тем именно в июле было отмечено ослабление регенеративной способности организма - замедление заживления ран и ссадин, замедление роста волос и ногтей; у двух человек в возрасте 23 и 34 лет началось активное поседение, у пяти человек - полысение; быстро развивался кариес зубов.

В последние 3-4 месяца зимовки почти у всех членов коллектива наблюдались признаки большой нервной усталости.

После восхода солнца (в конце августа - сентябре), несмотря на постепенное повышение температуры воздуха, у всех резко снизилась работоспособность, появилась слабость, усилилась одышка, ухудшились объективные показатели. Вновь стали возникать катары верхних дыхательных путей, периоститы, фарингиты и т. д. Но у всех, за исключением больных, сохранялся аппетит, сон, многие прибавили в весе. Описанное явление по его длительности нельзя отнести к метеоропатии.

Вероятнее всего - это новая ломка стереотипных реакций, выработанных в организме под воздействием полярной ночи.

В условиях сверхнизких температур, наблюдавшихся на станции, постепенно появилась привычка к морозу. Так, большинство простудных заболеваний отмечалось именно в начальный период и было связано с работами на открытом воздухе, тогда как в дальнейшем при работах даже на 75-градусном морозе не зарегистрировано таких случаев. Если вначале организм реагировал сильным кашлем, обильным отделением слизи в верхних дыхательных путях при 20-минутной работе на 35-45-градусном морозе, то в последующем эта реакция при той же продолжительности пребывания на воздухе появлялась лишь при температуре минус 75-78 градусов.

С понижением температуры снижалась работоспособность, усиливалась одышка. Но этот температурный барьер постепенно понижался, и в разгар зимы резкое падение трудоспособности и усиление одышки отмечались лишь при температуре минус 70-75 градусов, а в дальнейшем при минус 80 градусах.

Длительное пребывание в условиях столь низких температур крайне опасно. После 25-30-минутной работы, как правило, появлялись первые признаки ознобления верхних дыхательных путей. В случае же более длительной работы дело могло закончиться типичной картиной ознобления легких со всеми возможными тяжелыми последствиями. Естественно, при ветре опасность резко увеличивалась. Но особенно опасна работа при температурах ниже минус 82 градусов. Почти тотчас же при такой температуре появлялись сильная сухость во рту, слабость, резкое усиление одышки, обильное слезотечение, иногда боли в глазных яблоках, чувство саднения и боли за грудиной. На станции при такой температуре проводились визуальные наблюдения за полярными сияниями. Наблюдения велись в течение суток по 5 минут с 25-30-минутными интервалами для отдыха.

На открытом воздухе значительно снижалась мышечная работоспособность. Один человек мог нести груз весом не более 20-25 килограммов.

Заслуживает внимания действие мороза на незащищенную кожу. При температуре минус 70-75 градусов через 20-30 секунд в кистях рук появлялась нарастающая боль, которая через 1-1,5 минуты переходила в онемение, а пальцы белели. За зимовку зарегистрированы 23 случая отморожения (из них 11 второй степени) небольших участков кожной поверхности, чаще всего в области носа, скуловых костей, пальцев рук и т. д. Причина заключалась в непосредственном воздействии холодного воздуха на участки незащищенной кожи или в прикосновении переохлажденных предметов - труб, дверных ручек, оправы от масок, очков, часов и т. д.

Примерно так же себя чувствовали и так жили и трудились зимовщики станции Советская, которая располагалась на высокогорном Антарктическом плато.

И все же, несмотря на эти крайне тяжелые условия, особенно зимой, коллективы станций Восток и Советская, возглавлявшиеся опытными полярниками В. К. Бабарыкиным и В. С. Сидоровым, полностью выполнили работы по программе МГГ. Ряд наблюдений проведены сверх плана. В результате работ этих станций открыт новый полюс холода земного шара. Сотрудники этих станций отважно перенесли все трудности и доказали, что даже в таких необычных, тяжелых условиях ледяной пустыни при должной организации можно жить и работать.

Следует сказать, что опыт жизни и работы на внутриконтинентальных станциях первых смен полярников позволил в дальнейшем организовать правильный подбор людей на эти станции и выработать разумный режим жизни и работы на них.

Сложные условия работы были и на Пионерской, которая работала уже третий год. Для этого района характерны непрерывные метели. Все помещения станции находились под слоем плотного снега толщиной 8 метров. Отдельные рабочие места соединялись между собой подснежными туннелями.

На станции Оазис и в Мирном затрудняла работу пурга, при которой нередко отмечались ветры скоростью более 50 метров в секунду. Часто ветер буквально сбивал с ног, что при отсутствии видимости делало передвижение по поселку крайне трудным, а иногда просто невозможным.

Зима была напряженным временем для отряда наземного транспорта во главе с А. Ф. Николаевым и Г. Ф. Бурхановым - нужно было тщательно подготовить технику к весенним походам в центральные районы Антарктиды. После походов к геомагнитному полюсу и Полюсу относительной недоступности выяснилось, что тягачи отработали свои моторесурсы и требовали капитального ремонта. Прежде чем приступить к ремонту тягачей, надо было надстроить гараж, оборудовать его необходимыми приспособлениями. В течение всей зимы, несмотря на мороз и метели, в холодном металлическом гараже производилась полная разборка всех агрегатов каждого тягача, замена изношенных деталей, регулировка отдельных механизмов. С этой работой успешно справилась бригада Л. Д. Донина. Одновременно ремонтировались сани, готовились металлические каркасы для крепления грузов, выполнялся профилактический осмотр вездеходов "Пингвин", переоборудовался буровой станок. Эту работу успешно завершила бригада С. В. Ромакина.

Кроме того, механики много потрудились для того, чтобы людям в походе было удобнее отдыхать и работать.

Для поддержания необходимой температуры на стоянках в кабинах были установлены соляровые печи. Печи жилых балков тягачей были переоборудованы под соляровое топливо, более удобно размещены нары, столы и сушилки для одежды. Камбуз оборудовали на отдельных санях, на них же разместили холодный и теплый склады продуктов, жилое помещение на четырех человек, а также холодное помещение для гравиметрической аппаратуры.

Австралийская транспортная техника

Чтобы полностью использовать весну и лето, уже 27 сентября 1958 года из Мирного вышел первый поезд в составе пяти вездеходов "Пингвин", четырех тракторов и восьми прицепных саней, возглавлявшийся Г. Ф. Бурхановым. Он доставил на Пионерскую более 50 тонн дизельного топлива для второго санно-гусеничного поезда, подготовка которого заканчивалась в Мирном. После создания промежуточной топливной базы на Пионерской колонна из одного вездехода "Пингвин" и четырех тракторов, возглавлявшаяся Ю. Н. Авсюком, возвратилась в Мирный,