Груманланы

У историков и географов Старого и Нового Света нет единого мнения относительно того, кто и когда впервые увидел этот архипелаг.

Норвежский геолог Б. Кейльхау, изучавший Шпицберген в прошлом веке, и советский историк А. Григорьев полагали, что русские промышленники появились здесь уже в XIII веке. Французский ученый из парижского центра океанографических исследований Виктор Романовский в монографии о Шпицбергене, изданной в 1943 году, высказал мнение, что поморы открыли архипелаг еще раньше - в X столетии. Документальные данные, которые могли бы подтвердить все эти предположения, к сожалению, отсутствуют. Свои утверждения ученые обосновывают исходя из общего анализа истории плаваний на Крайнем Севере. Известный историк Севера сотрудник Арктического и антарктического института профессор М. И. Белов, а также другие советские ученые не раз высказывали мнение, что наши соотечественники первыми пришли к берегам Шпицбергена и первыми же приступили к его промысловому освоению. Их мнение оспаривают некоторые западные исследователи, главным образом норвежские.

Кто такие поморы и где они проживали? Первыми русскими поселенцами на берегах Белого моря были смелые новгородцы, которые в поисках новых товаров для рынков Великого Новгорода шли на далекий Север к берегам «Студеного моря» и на восток, за Печору и Урал. В нелегкие и опасные поездки боярская знать посылала своих холопов. Кроме них тянулись в эти края «обычные люди» и беглые смерды, стремившиеся уйти от притеснения бояр и купцов. Удалые, сильные новгородские люди не боялись опасностей и кочевой жизни в северных пустынях. До моря они добирались по рекам и волокам, а вдоль морского берега разъезжали на лодках - «ушкуях». На побережье стали возникать первые русские промысловые поселки. Так, дружины новгородской вольницы появились примерно 800 лет назад на Беломорье, а затем и на побережье Кольского полуострова. Русские переселенцы со временем стали называться поморами - от слова поморье, означавшее приморье, приморскую сторону.

Предки храбрых и предприимчивых беломорских поморов не испугались темноты долгой полярной ночи, холодных сокрушительных ветров, слепящей пурги, беспокойного северного моря. Охотники добывали белых медведей, моржей, тюленей, китов, оленей, песцов. Меха - «мягкая рухлядь» в те времена ценились необычайно высоко. Поморы начали строить деревянные морские суда и отправляться на них в дальние плавания. Постепенно освоив побережье современного Мурмана и Белого моря, они двинулись еще дальше на север - в Ледовитый океан, где удалось им достичь берегов Новой Земли и Шпицбергена и приступить там к промыслам.

Охотников, занимавшихся на Севере зверобойным и рыбным промыслом, называли промышленниками. Только неграмотность поморов лишила возможности исследователей иметь письменные свидетельства о размерах древних русских промыслов на этом архипелаге. Приходится сожалеть, что история сохранила нам лишь немногие славные имена отважных мореходов-россиян, совершавших героические плавания по неизведанному Северному Ледовитому океану...

Мореплаватели и географы далеких времен ошибочно полагали, что шпицбергенская земля на севере соединяется с Гренландией. Именно поэтому и русские поморы име­новали ее искаженно Грумантом, Грунландом, а то и просто Грунтом. Вот почему и промышленников, хаживавших туда, величали груманланами. Об их небывалой отваге говорит и старинная северная поговорка, дошедшая до нас: «Не те спины груманланов, чтоб бояться океанов!» Одной из таких древних семей груманланов были на Руси Старостины. По рассказам, которые передавались из рода в род, их предки, новгородские вольные люди - ущкуйники (от слова «ушкуй» -ладья.- Е. 3.) плавали на Грумант еще до основания Соловецкого монастыря, то есть ранее 1435 года. На это указывает известное прошение вологодского крестьянина Антона Старостина, который в 1871 году добивался у русского правительства предоставления ему преимущественного права промышлять на Груманте. Несмотря на то что Старостин не мог назвать точной даты первоначальных походов своих предков на Грумант, его рассказ, основанный на преданиях четырехсотлетней старины, представляется достаточно правдоподобным и поэтому, несомненно заслуживает должного внима­ния исследователей. Еще и сейчас можно увидеть недалеко от мыса Старостина, лежащего у самого начала Ис-фьорда, рядом с входом в Грён-фьорд и островом Фестнинген, остатки большого дома - цокольные бревна. Они напоминают нам о наиболее известном из династии северян-промышленников и груманланов Иване Старостине. Мы стали свидетелями интересных находок, сделанных в 1967 году на месте его жилища, но речь об этом пойдет особо...

Широкообразованный немецкий ученый Иероним Мюнцер (Монетариус) - врач, географ и астроном из Нюрнберга - в 1493 году написал письмо португальскому королю Жуану II. Впервые оно было опубликовано в Португалии в начале XVI века в виде приложения к «Трактату о сфере» известного космографа Иоанна де Сакробоско. Во второй половине этого послания Мюнцер сообщал королю, что «немного лет назад под суровостью звезды арк­тического полюса вновь был открыт большой остров Груланда, берег которого тянется на 300 легуа (Легуа (лига) - испанская и португальская мера длины, примерно равная 5,9 километра )и на котором находится величайшее поселение людей под господством синьера герцога Московии».

Покойный геолог и географ член-корреспондент АН СССР С. В. Обручев, много лет занимавшийся историей освоения Гренландии и Шпицбергена, установил значение этой одной, но очень примечательной фразы из письма без малого пятисотлетней давности. Для доказательства верности своего вывода ученый проанализировал все имеющиеся материалы о Мюнцере и географах Нюрнберга конца XV века, ознакомился с географическими идеями XV-XVI веков и с картами того времени.

В своем исследовании С. В. Обручев утверждает, что в конце XV века русские уже промышляли и даже зимовали на Шпицбергене и что они, во всяком случае, еще за сто лет до Баренца, плавали по «морю мраков» на этот архипелаг.

В те далекие времена плавания и зимовки на Груманте безусловно представляли поразительное явление. По мнению Обручева, русские в обычной, повседневной жизни нигде не совершали таких героических подвигов, как во время походов на Грумант.

Один из сподвижников экспедиции Баренца, Теунис Клаас, оставил записки, в которых поведал о том, что голландцы встречали на берегах Шпицбергена и в его водах много обезглавленных моржей. Увидев их, моряки были крайне удивлены, так как знали, что русские вытапливали из моржового сала жир - ворвань. Это свидетельство голландского мореплавателя позволило М. И. Белову сделать вывод, что поморы вели здесь промысел морских зверей еще до прихода Баренца. В те времена моржовые клыки ценились выше слоновой кости...

На карте, созданной в 1569 году известным фламандским географом и картографом Герардом Меркатором, севернее Скандинавского полуострова показаны семь островов под названием Святые Русские. Видный голландский капитан Иорис Каролис, много раз совершавший плавания на Шпицберген в самом конце XVI и в начале XVII века, пометил на своей мореходной карте острова с русскими названиями - «Неизвестная Земля» и «Марфин остров», которые ныне соответствуют островам архипелага Эдж и Земля Короля Карла (или Северо-Восточной Земле). Постепенно часть русских наименований на Груманте была заменена европейскими, главным образом английскими и голландскими.

До нас дошло письмо, отправленное в 1576 году датским королем Фредериком II своему наместнику в Норвегии Людвигу Мунку. В нем говорилось, что королю стало известно о переговорах, которые велись летом 1575 года между несколькими торговцами из портового города Тронхейма и русским кормщиком (штурманом.- Е. 3.) из Колы Павлом Нишецом, ежегодно совершавшим плавания около Варфоломеева дня на Грумант. Помор уведомил норвежцев о том, что, если они дадут ему вознаграждение, он может сообщить им данные об этой земле и даже проведет туда их суда. Фредерик II предлагал организовать экспедицию в Гренландию - Грумант, для чего советовал зафрахтовать у тронхеймских купцов суда и нанять на них лоцманом Кольского кормщика. Письмо датского короля - еще одно доказательство того, что русские посещали Шпицберген задолго до Баренца.

Наибольший интерес поморы проявили к Груманту в начале XVII века. На русский язык в то время перевели голландскую работу под названием «Историческое описание края Спитзберга, его первое издание, положение, натура, звериё и прочая поряду оказующее». Это описание вошло в хронографы - памятники древней письменности, содержавшие историческую хронику.

Есть все основания полагать, что именно в то время на Груманте возникли первые постоянные промыслы поморов. В отличие от голландцев и англичан, посещавших архипелаг только летом, русские промышленники часто оставались здесь и на зиму. В XVII-XVIII веках поморы были единственными круглогодичными обитателями Груманта. Они высаживались на острова летом, а через год за зверобоями и их добычей возвращались небольшие промысловые суда.

Часто подобные зимовки заканчивались трагически - сказывалось влияние плохого питания, тяжелого климата и связанной с этим страшной болезни - цинги. Длинная полярная ночь с многодневными метелями и морозами, бесспорно, ослабляли организм человека, подтачивали его здоровье...

Чтобы не поддаться коварной болезни, возникавшей обычно при отсутствии в пище витаминов и сопровождавшейся слабостью и кровоточивостью десен, мужественные груманланы старались проводить долгие темные дни и вечера в весьма интенсивной работе. То они ходили проверять капканы и часто вытаскивали из примитивных ловушек белых и голубых песцов, то вязали рыболовные сети или веревки, то выделывали шкуры белых медведей и тюленей, то шили себе верхнюю меховую одежду из оленьих шкур, то мастерили что-нибудь из принесенного морем дерева-плавника или коротали время за пошивом обуви. У полярных промышленников практиковалась даже такая борьба с навязчивым сном, как вязание узлов на веревках и их развязывание, а также спарывание с овчинных полушубков заплат и нашивание их заново...

Свои плавания груманланы совершали на небольших парусных судах - ладьях. Их команда состояла из 20- 25 человек, которых возглавлял опытный мореход - кормщик. Как правило, выходили в море из Архангельска, Мезени или других мест в Ильин день - 20 июля (по старому стилю). Сначала большинство груманланов направлялось к Новой Земле, а уже оттуда - на архипелаг, вдоль кромки льда. Такой значительно удлиненный путь к Груманту, занимавший около двух месяцев, оправдывался безопасностью плавания. Следует вспомнить, что поморы пользовались примитивными самодельными картами и компасами.

Отсутствие в документах XVI-XVII веков данных о грумантских походах, по-видимому, можно объяснить тем, что до нас дошли лишь таможенные бумаги тех времен, в которых обычно отмечались плавания на Новую Землю и никогда не сообщалось о дальнейших маршрутах поморов. А как раз некоторая часть мореходов следовала затем к берегам Шпицбергена. Свидетельством таких походов в начале XVII века служит старинная голландская навигационная карта 1619 года. На ней указан путь от Новой Земли к острову Медвежий и от него на Грумант.

Волнующий рассказ о злоключениях четырех полярных робинзонов записал петербургский профессор истории, экстраординарный академик Пьер Леруа со слов груманланов, неожиданно и надолго ставших пленниками суровой природы необитаемого острова Малый Берун (ныне остров Эдж). Их история была столь невероятная и удивительная, что только лишь после перекрестного допроса в Архангельске оставшихся в живых трех поморов и приезда двух из них в Петербург академик решился в 1772 году опубликовать свою книгу под названием «Приключения четырех российских матросов, к острову Ост-Шпицбергену бурею принесенных, где они шесть лет и три месяца прожили». Это сочинение имело огромный успех и обошло всю Европу, будучи издано на немецком, английском, французском, голландском, русском и итальянском языках. В 1743 году житель Мезени Еремий Окладников снарядил промысловое судно и отправил на нем четырнадцать человек к Груманту ловить китов и моржей. На девятый день плавания ветер неожиданно переменился и вместо того, чтобы достичь западной стороны архипелага, куда обычно направлялись голландцы и другие европейцы, они были принесены к восточной стороне. Через некоторое время судно оказалось затертым льдом. Стал вопрос о вынужденной зимовке. Кто-то вспомнил, что неподалеку от этого места должна стоять старая хижина, построенная их земляками. Для поиска жилища отрядили четырех человек во главе с кормщиком Алексеем Химковым.

После недолгих поисков удалось обнаружить эту избу. Переночевав в ней, обрадованные поморы поутру отправились обратно к своим товарищам, чтобы быстрее поведать им об удаче. Каковы же были великое удивление и горечь, когда, придя на старое место, они увидели лишь открытое море. Разыгравшаяся ночью жестокая буря оторвала от берега лед и вынесла его в море вместе с судном и оставшимися на нем людьми. Четырем же мореходам не на чем было покинуть злополучный остров Малый Берун.

Все снаряжение, которое груманланы унесли с судна, состояло лишь из ружья, двенадцати пуль, маленького рожка с порохом, ножа, топора, котелка, двадцати фунтов муки, огнива, небольшого количества трута, пузырька с курительным табаком да деревянных ложек на каждого. Вот с такими ничтожно малыми запасами оружия и продуктов остались на острове поморы.

С грустью возвратились они в свою хижину. Несмотря на безвыходное положение, эти люди занялись деятельной подготовкой к новой жизни. Предстояла неизбежная зимовка, и надо было срочно чинить избу и искать пропитание. Так на пустынном совершенно диком берегу необитаемого острова началась полярная одиссея кормщика ж Алексея Химкова и трех матросов - Ивана Химкова, Федора Веригина и Степана Шарапова.

Нужда побуждает к особенному трудолюбию, умению и находчивости. За короткое время груманланы подстрелили 12 диких оленей. Из найденной на берегу доски вытащили железный крюк и несколько гвоздей длиной до шести дюймов. Из крюка был сделан молоток. Когда почти кончились запасы оленьего мяса, судьба помогла бедствующим людям найти еловый корень, имевший почти совершенную форму лука. С помощью ножа его превратили в настоящий лук. Нужна была тетива. Решили сначала сделать рогатины и наконечники для стрел. Из жил первого же убитого рогатинами белого медведя натянули тетиву на лук. С помощью самодельных орудий груманланам удалось спастись от голодной смерти. Всего было убито 250 оленей, 10 медведей, множество песцов. Долгое время пришлось есть сырое мясо, притом без соли. Огонь высекали из кремня и поддерживали его горение в собственноручно сделанном из глины плоском сосуде. Из шкур оленей поморы стали шить себе теплую одежду и выделывать сапоги. Для этого они смастерили иголки и шилья, а нитками служили жилы.

Хижина имела русскую печь. Море «заботилось» о топливе островитян, выбрасывая на берег стволы деревьев, а иногда и обломки погибших судов. И все же чувствовать себя в полной безопасности людям было нельзя: им угрожал самый коварный враг полярников - цинга. Алексей Химков, до того уже зимовавший на западном побережье Шпицбергена, поучал своих друзей-товарищей бороться со смертельной болезнью: есть сырое и мерзлое мясо, пить теплую кровь только что убитого оленя, делать как можно больше всевозможных движений, употреблять с едой сырую ложечную траву, содержащую витамины.

Двое поморов выполняли советы Алексея Химкова, и цинга не смогла их одолеть. Что же касается третьего человека, Федора Веригина, то он оказался весьма ленивым, почти все время старался оставаться в доме, а кровь пить отказывался. На шестом году пребывания на острове Веригин умер.

Шесть раз зима сменялась летом, шесть раз долгая полярная ночь медленно таяла и гнетущий мрак исчезал на несколько месяцев, а спасительных судов все не было видно.

Лишь по прошествии 75 месяцев невольного «плена» поморы заметили плывущий корабль. Они поспешно разложили костры на возвышенных местах, которые вскоре заметили с моря. Долгожданное спасение пришло в конце шестого лета. Промысловое судно, оказавшееся русским, доставило отважных мореходов вместе с их добычей в родной Архангельск, где их уже давно считали мертвыми.

Пересказанная академиком Леруа удивительная история из жизни груманланов - еще одно доказательство необычайного мужества русских людей, которые осваивали суровый Север в те далекие годы. Как и большинство поморов, Алексей Химков обладал большим опытом мореплавания и не терялся в почти безвыходной ситуации. Будучи пытливым наблюдателем, он смог подробно рассказать о климатических условиях Шпицбергена и его природе.

Заинтересовавшись сообщениями Химкова, знаменитый граф Шувалов снарядил на остров Малый Берун экспедицию. Ее участники перезимовали там и вернулись на родину, привезя много новых сведений, которые подтвердили рассказ российского робинзона-груманлана.