Сообщество самцов

Большинство самцов линяет на летних залежках. Некоторые линяют на ледяных полях, но в общем процесс этот легче проходит на суше, а не в море, когда все время приходится то нырять, то вылезать на льдину. В этой-то привычке залегать на берегу в период линьки, может быть, и кроется причина возникновения углитов (если только они не возникли первоначально как "родильные дома" моржей). Местонахождение лежбищ, по-видимому, всегда было существенным фактором, ведь от этого зависело, где стада проведут летние месяцы. Вероятно, именно из-за отсутствия подходящих лежбищ и не бывает моржей в таких районах, как западное побережье Гудзонова залива к югу от Эскимо-Пойнт.

Поскольку период линьки в основном совпадает с периодом поста⁷², лежбища не обязательно должны находиться вблизи отмелей с моллюсками. По-видимому, тем самцам, которые все-таки питаются во время линьки, приходится совершать длинные рейсы от лежбищ до ближайших банок. А вот у моржей, устраивающих лежки, на островах Моржовых (Уолрес), нет надобности в таких вояжах: острова эти расположены по соседству с отмелями, которые изобилуют брюхоногими моллюсками, мидиями и устрицами. Не нужно совершать путешествий и моржам с островов Магдален, у побережья которых Шульдхем обнаружил богатые запасы крупных двустворчатых моллюсков. В Гудзоновом же проливе корм почти везде одинаковый - что вблизи углитов, что в других районах пролива. Во всяком случае, пост, очевидно, не так уж продолжителен, судя по тому, что моржи здесь нагуливают жир главным образом именно летом и осенью. Педерсен говорит, что каждый отдельный морж линяет за десять - четырнадцать дней, роняя шерсть клочьями по мере того, как отрастает новая; период же линьки всего стада в целом продолжается с середины июня, когда начинают линять холостяки, и до середины сентября. В это время ломается припай, и потому стада выходят на сушу, особенно там, где поблизости нет пакового льда. Некоторые моржи Аляски линяют во время миграции, в июне - июле.

Чаще всего моржи выходят на сушу с апреля по декабрь, но, в общем-то, делают это в любое время года, были бы подходящие условия⁷³. Продолжительность периодов отдыха зависит от погоды. На таких островах, как Коте и Бенкас в Гудзоновом заливе, где торосы не дают животным выходить на сушу до начала осени и часто бушуют штормы, они проводят на берегу не больше шести дней. Но на летних лежбищах самцы отдыхают подолгу. Так, на островах Прибылова, по сообщению Эллиота, они задерживаются от одной до шести недель. Правда, самки с новорожденными выходят на берег главным образом в непогоду, а с однолетками и еще реже.

Эллиот подметил, что котики на островах Прибылова предпочитают пережидать шторм в море, подальше от берега, так как не любят, когда ветер сыплет им в глаза песок. Этим наблюдением, вероятно, объясняется и любопытное замечание, оброненное Шульдхемом о моржах с островов Магдален: они могут лежать на скалах по четырнадцать дней кряду, даже не спускаясь за кормом, но "при первых признаках начинающегося шторма кидаются в воду с отменной стремительностью".

Если стадо не тревожить, весь период линьки пройдет в непрерывной спячке, просыпаются время от времени только кормящие самки да детеныши. Педерсен рассказывает, как одно стадо взрослых самцов лежало группками на пляже во время линьки и животные спали, тесно прижавшись друг к другу. Их небольшие головы были почти не видны из-за толстых складок шкуры на шее. Моржи походили на сваленные в кучу валуны. И только увидев блеснувшую на солнце пару бивней, Педерсен понял свою ошибку. Моржи лежали на боку или на спине, держа ласты на весу, каждый зверь служил подушкой другому. Спали они крепко, тяжело вздыхая и храпя. Грузно, с трудом ворочаясь во сне, звери издавали стоны и повизгивание, как будто это причиняло им боль. Когда Педерсен, пройдя 500 метров, подошел к стаду и дотронулся до самого крупного самца, тот поднял голову, перевалился на живот и с огромным трудом приподнялся на широких ластах. Потаращив на Педерсена свои маленькие, налитые кровью глазки, зверь повернул голову набок и, повалившись с тяжелым вздохом, вернулся в прежнее положение. Другой самец, в которого Педерсен бросил камушком величиной с орех, проворно поднял голову и всадил бивни в спину соседу, приняв его за обидчика. Тот ответил тем же своему соседу, и вскоре началась всеобщая свалка: моржи катались, пыхтели, ворчали; сверкали, точно стальные клинки, белые бивни. Потом вдруг все двинулись к морю, задние карабкались через тех, кто чересчур мешкал. Едва последний морж очутился в воде, как вся группа с громким фырканьем повернула назад, вытянувшись цепочкой на мелководье. Потом некоторые животные вышли на пляж и, угрожающе выгибая спину, стали продвигаться вверх по склону, но так и не улеглись, пока Педерсен не ушел. Не успел он дойти до лодки, как все стадо уже спало.

Задние ласты ходят, как руль, из стороны в сторону

Там, где доступ в глубь суши не преграждает какая-нибудь неприступная скала, самцы иногда отваживаются зайти на порядочное расстояние от моря и даже ухитряются забраться по крутым утесам на высоту 20- 30 метров над уровнем моря. Фрейхен находил их высоко в горах на самых разных островах Гудзонова пролива, а Макмиллану эскимосы из Эта рассказывали, что моржи, добираясь до пресного озера Алида, лежащего близ фьорда Фоук, проделывают 500-метровое сухопутное путешествие. Сам Макмиллан, побывавший в этом районе в 1927 году, не видел там ни одного моржа. Так и остается пока неясным, чем, собственно, привлекает моржей это озеро.

Способность этого громоздкого зверя передвигаться так далеко по суше обусловлена своеобразным строением его ластов; передняя пара имеет более 0,6 метра в длину и 0,3 метра в ширину, а задние ласты хоть и короче сантиметров на пятнадцать, зато очень широки (0,8-0,9 метра в расправленном виде). Ласты представляют собой кожистую перепонку, обтягивающую кости и мускулы; они свободно сгибаются в локтевом суставе. Как и сивуч, морж может подгибать веерообразные задние ласты вперед; они настолько подвижны, что морж способен когтями задних ластов скрести себе шею. Опираясь на ласты, он может приподнимать заднюю часть туловища, поэтому морж передвигается по суше гораздо свободнее, чем настоящие тюлени, хотя ему и приходится отдыхать через каждые несколько метров. Чтобы продвинуться вперед, морж сперва выставляет один передний ласт, потом подтягивает другой, затем по очереди переставляет задние ласты, и наконец все массивное туловище тяжело переваливается вперед. Весьма выразительно описывает "аллюр" моржа Бакан: "Чтобы ловчее приподнимать заднюю часть тела, зверь попеременно то опускает, то задирает голову, а поскольку он до необычайности гибок и покрыт толстым слоем жира, то сообщаемое телу волнистое, змеиное движение весьма напоминает торопливое перемещение большой гусеницы".

Эллиот пришел к заключению, что задние конечности моржа довольно-таки слабые. "Обычно, - пишет Эллиот, - они или подтягиваются, или волочатся сзади, или распластаны под прямым углом к телу. На суше моржи передвигаются утомительно медленно, короткими шажками, поочередно подтаскивая передние ласты. Но по сигналу тревоги, стараясь как можно быстрее добраться до моря, животные поразительно резко меняют способ передвижения - начинают перекатываться, кувыркаться и оказываются в воде в невероятно короткий срок".

Моржи - животные стадные. Яснее всего это проявляется тогда, когда они тысячами залегают на пляже, особенно во время линьки. Но если путешествуя по морю или дружно ныряя за моллюсками, самцы редко затевают драки, то, оказавшись на суше, и самцы, и самки (моржихи тоже дерутся между собой) не испытывают удовольствия от столь близкого соседства своих собратьев.

Собравшись вместе, самцы обязательно должны тесниться как можно ближе друг к другу

По свидетельству Эллиота, обычно один из старых самцов, осмотрев облюбованный пляж, берет инициативу и выходит на берег первым. Но едва успевает он устроиться на скалах с намерением заснуть, как появляется второй самец и, тыча и пихая первого бивнями, вынуждает его подвинуться на метр дальше. Как знакома эта процедура тем, кто наблюдал пасущихся в горах Шотландии оленей-самцов! Один из оленей решает прилечь, чтобы с удобством жевать жвачку. Вскоре другой олень замечает это и, видимо, думает: "Отдохну-ка и я. Уж, наверное, этот тип выбрал местечко получше, надо его потеснить". И он подходит, толкает первого оленя рогами и заставляет его встать.

Теперь - возвращаясь к нашим моржам - второго самца ждет такая же встреча, и так далее, до тех пор, пока на берегу не улягутся сотни моржей впритирку друг к другу и каждый не положит голову на соседа. У кого-то из спящих задние ласты могут оказаться в воздухе, а голова - под тучным телом соседа. Самцы любят лежать как можно ближе к воде. В смешанных же стадах ближе к воде ложатся моржихи с детенышами, а самцы располагаются дальше от береговой черты. Если залежка похожа на лежбища островов Магдален, то моржи ведут себя так, как об этом говорил Шульдхем: "Поскольку берег, на котором устраиваются моржи, всегда покатый, все животные не могут уместиться на одной площадке и вышележащих моржей мало-помалу подпихивают все выше по склону".

Моржовая залежка на одном из скалистых островов

Порой животные укладываются сравнительно мирно и вяло, но чаще всего появление очередного моржа, желающего улечься спать, служит главной причиной взаимного раздражения. Фотографируя стадо самцов на острове Круглом, Йильсетер заметил одного крупного моржа с громадными симметричными бивнями; он вылез из воды и расчищал себе путь между спящими, иногда переползая прямо по ним, как танк. Придавленные животные в ответ вонзали бивни в своих ближайших соседей; получивший удар пробуждался и толкал следующего, тот, в свою очередь, отыгрывался на третьем. Бивни втыкались в толстые упругие шкуры, удары передавались, как цепная реакция, пока не дошли до самого утеса. Это типичное поведение моржей на любом лежбище самцов, где каждое действие одного животного вызывает удары другого.

Несмотря на свою невероятную тучность, самец тем не менее весьма поворотлив и проворен, когда того требуют обстоятельства. Приподнимаясь и собираясь в комок, он волочит свое тело, подтягиваясь, как гусеница, но передвигается при этом с поразительной скоростью, посылая туловище вперед отчаянными рывками. В драке он с изумительной быстротой наносит удары в шею и плечи противника, наклонив голову набок и делая выпады передней частью туловища. Он бьет с такой силой, что у врага выступает кровь. Ламонт говорит, что моржи пускают бивни в ход примерно так, как бойцовые петухи свои клювы: "По неуклюжему виду животного и по расположению его бивней кажется, будто ими можно нанести удар только сверху вниз. Но на самом деле моржи легко и быстро вертят шеей и одинаково ловко наносят удары вверх, вниз и вбок".

Случается, в битвах самцов за удобные места они наносят друг другу глубокие раны в шею и спину. По словам Фрейхена, раны, полученные самцами во время беспощадного сражения на острове Ноттингем (животные недавно прошли пролив Фокс вместе с дрейфующими льдами), были так жестоки, что удивительно, как некоторые из них вообще выжили.

Локрею попался в сентябре один самец, на шее которого была рана глубиной 7-10 сантиметров, нанесенная бивнем. Нансен не раз встречал самцов, беспрерывно коловших друг друга бивнями, так что у них по спинам струилась кровь. После ухода стада из угли на камнях обычно остается множество кровавых пятен. Но эскимосы и алеуты утверждают, что затупленные бивни самцов лишь прорывают плотную шкуру противника и редко повреждают какой-либо жизненно важный орган, надежно укрытый толщей жира. Молодые самцы, лежа на льду, частенько покалывают друг друга развлечения ради. Во всяком случае, нет никаких доказательств того, что драки самцов приводят к повышению смертности среди моржей.

У моржей, как и среди большинства млекопитающих, дело не доходит до слишком жестоких драк, грозящих животным самоуничтожением. Как правило, животные ограничиваются тем, что принимают агрессивные предостерегающие позы - и на том все кончается.

Самец, принимая угрожающую позу, приподнимается на передних ластах, делаясь ростом метра в полтора, расширяет свою мощную грудную клетку и так запрокидывает голову назад, что бивни оказываются в горизонтальном положении. Потом он предупреждающе трубит сквозь губы и, очевидно, делает несколько пробных выпадов.

Иерархическая лестница в среде моржей несомненно основана в какой-то мере на "праве "сильного". Взрослые самцы ведут себя агрессивно по отношению к самцам помоложе, то есть моржам четырех-семилетнего возраста, и обычно им достаточно принять угрожающий вид или разок ткнуть бивнями молодого, чтобы тот исчез с его пути. Локрею довелось видеть, как один колоссальный морж с необычайно длинными бивнями вышел на пляж и проложил путь сквозь плотно сгрудившуюся группу из 30 самцов, не нанеся и не получив ни единого удара, хотя чаще всего самец, пробирающийся на свободное местечко сквозь гущу моржей, расчищает себе путь с помощью бивней. Если новоприбывший не слишком крупных размеров, ему непременно отвечают тычками в шею или в спину. Поэтому продвигается он очень медленно: за 15-20 минут он проходит метров пятнадцать; бывает, что к концу пути кровь течет у него из полудюжины неглубоких ранок на шее, плечах, спине и боках. Если ему вздумается вернуться в море, его ожидает точно такое же обращение.

Однажды в конце сентября Нансен увидел большое стадо, лежавшее на льду, и стал свидетелем поучительного примера того, как на деле осуществляется право сильного. "И вот, когда из моря пожаловал новый гость, - пишет он, - наступило общее оживление, все дружно заворчали, а ближайший из старых самцов приветствовал новоприбывшего несколькими любезными ударами. Тот благоразумно остановился, почтительно поклонился и потихоньку втерся между другими моржами. Те тоже, сколько успели, угостили его тычками. Потом все успокоились и затихли до следующего происшествия".

Наблюдения, сделанные в конце августа вблизи Земли Франца-Иосифа, позволили Нансену развить дальше свои соображения по поводу этой покорности. Он пишет: "В море подальше мы увидели самца, который без конца высовывал из воды голову и пыхтел так, что слышно было издалека. Немного погодя он подплыл к кромке льда и исчез, но тут же появился снова, в полынье у самого берега, довольно далеко от наружной кромки льда. Потом он вонзил свои громадные бивни в лед, приподнялся, осмотрел двух других моржей, лежавших на льду, и опять нырнул. Вскоре с большим шумом он появился уже ближе к ним и повторил ту же церемонию. Наконец он возник в лунке, возле которой отдыхали те двое, и немного подтянулся с помощью бивней на лед, но тут вдруг встрепенулся более крупный и старый самец. Он угрожающе задвигался. Пришелец почтительно ткнулся головой в лед, но при этом стал незаметно-незаметно вползать на льдину, поставил на край передний ласт и перевалился на лед. Тут старый самец окончательно очнулся. Он круто повернулся, заревел и заковылял навстречу новоприбывшему с явным намерением вогнать ему в спину свои могучие бивни. Пришелец, ничуть не уступавший старику ни ростом, ни бивнями, смиренно поклонился и упер голову в лед. Старый самец вернулся на место и улегся рядом со своим товарищем, как прежде.

Морж только что вылез из воды, с усов еще стекают капельки воды

На едва только пришелец, пролежав некоторое время в раболепной позе, пошевелился, старик заворчал и бросился на него, а новоприбывший почтительно отступил. Так повторялось несколько раз. Наконец, после многих маневров назад и вперед, пришелец пролез понемногу вперед и улегся подле тех двоих".

Шея, грудь и плечи взрослых самцов покрыты бородавчатыми наростами, или буграми, твердыми, белыми и волокнистыми изнутри. Наросты эти имеют сантиметров пять в высоту и сантиметров семь в поперечнике. На толстых шкурах тихоокеанских самцов они бывают еще и больше. С возрастом эти бугры, или "шишки", увеличиваются в размерах и делаются более плотными. Никулин, специально изучавший эти шишки, отметил, что из 188 самцов тихоокеанского подвида у 56 их не было совсем. Судя по тому, что все 56 моржей не превышали 3 метров в длину, они принадлежали к более молодой возрастной группе. Л. А. Попов⁷⁴, другой русский зоолог, подтвердил это наблюдение, исследовав целый ряд самцов из моря Лаптевых, среди которых все, превышавшие в длину 3,4 метра, имели наросты.

Обычно считают, что наросты - своеобразная форма проявления вторичных половых признаков, но я бы скорее предположил, что они возникают при избытке половой потенции у зрелых самцов, из которых какая-то часть не каждый год получает возможность спариваться. Не будь эти наросты принадлежностью зрелых самцов и не будь они так распространены, можно било бы согласиться с Локреем, считающим, что это рубцы от старых ран: раны будто бы нагнаиваются, когда в них попадает инфекция, и оставляют после себя изрытую рубцами ткань.

Кроме наростов, тело моржа покрыто сетью морщин, достигающих на шее и груди самца 2,5 сантиметра в глубину; по словам Педерсена, у самцов северо-восточной Гренландии их не бывает. В качестве еще одного вида украшений на лопатках у моржа имеются многочисленные шрамики - возможно, это следы бивней или укусов паразитов, или порезов о камни, на которых живут колонии моллюсков. Как только становится чуть потеплее, моржа начинают донимать паразиты, весьма активно себя ведущие в бесчисленных складках и морщинах толстой шкуры и у корней редких волос. Паразиты живут даже на новорожденных детенышах, особенно вокруг их ноздрей и усов. Взрослые моржи не переставая чешутся и трутся обо что-нибудь и часто по-собачьи скребут себе голову, шею и плечи задними ластами. Даже когда морж лежит, растянувшись во весь рост, он все равно умудряется чесаться, перекатываясь с боку на бок или елозя задом из стороны в сторону. Забавно видеть, как дюжина исполинских зверей корчится и извивается одновременно. Приступ чесотки продолжается несколько минут подряд, при этом морж достает почти до любого места своего тела, за исключением той части, где складки кожи свисают горизонтально по обеим сторонам от основания хвоста. Этой-то процедурой чесания и потирания, а также постоянным ползанием по камням и объясняется то что грудь и живот у старых самцов почти безволосые.

Удивительно, конечно, что такая толстая шкура столь чувствительна, но тем не менее не вызывает сомнения, что восемнадцать разновидностей квартирующих на морже паразитов причиняют ему большие мучения. Когда сообщают о моржах, которые ни с того ни с сего кидаются в море, речь, вероятно, идет именно о таких страдальцах. Педерсен упоминает, как каменки и пуночки прыгали между линяющими моржами и склевывали паразитов, которых те вычесали на землю. Сто лет назад Р. Браун⁷⁵ писал: "Я наблюдал, как морж громко возился на льду, катался, кидался в воду, потом выбирался опять на лед, плыл к другой льдине и снова метался, словно мучаясь от боли. Несколько часов спустя я увидел большую стаю каменок - дело происходило у самого берега,- севших на лед. Подойдя поближе, я увидел, что весь лед усеян паразитами, которых склевывали птицы; очевидно, несчастный морж пытался освободиться от своих беспокойных спутников. Позже я наблюдал, как эти и другие птички садились моржу на спину и выклевывали насекомых".