На охотничьей тропе

«Как поохотились?» Этот вопрос некоторые из зимовщиков нашей новой смены задавали старым зимовщикам еще в первый день встречи на борту ледокола, бросившего якорь на рейде полярной станции.

«Не было охоты», - отвечали они, но кое-кто добавлял: - «А вот вы, пожалуй, поохотитесь». И пояснял: «Пеструшки в это лето много, да и песец рано появился».

Тогда разговор этот был мне непонятен, но вскоре и я просветился в делах охотничьего промысла. Пеструшек - полярных грызунов, называемых обычно леммингами, действительно оказалось много. Даже на «дворе» станции постоянно можно было видеть пушистые рыжеватые шарики, мелькавшие между камнями или у поленниц дров. Здесь пеструшки чувствовали себя в полной безопасности. Как-то утром я увидел и песцов. На противоположном берегу ручья, протекавшего близ станции, суетились какие-то грязновато-бурого цвета зверьки. Вначале я принял их за собак. Наши ездовые собаки, свободные летом от дел, часто убегали в гористые окрестности станции. Там они охотились на мышей, песцов и линяющих гусей, пропадая иногда неделями. Но для собак зверьки были маловаты, да и вели они себя как-то странно - рыскали из стороны в сторону. Вышедший на крыльцо бригадир ремонтно-строительной бригады, работавшей на станции, дядя Вася сказал мне, что это песцы. При этом он не без зависти присовокупил: «Сей год половите».

Второй раз услышал я предсказание хорошей охоты. И представилось мне, как я с купленным перед отъездом винчестером подкрадываюсь к песцу.

Меткий выстрел - и животное распласталось на снегу. Но оказалось, что песцов вовсе не стреляют, а ловят капканами. Капканы же устанавливают вокруг приманки - привады. Чтобы песцы быстро не съели приваду, ее заваливают камнями. Песец почует еду и, пока будет добираться до нее, попадет в один из капканов. Чтобы выбрать подходящее место для расстановки капканов, и особенно «заправить» их так, чтобы они не были видны сквозь тонкую корочку снега, нужно настоящее искусство, приобретаемое долгим опытом.

Но прежде чем думать о капканах и их заправке, надо было обзавестись привадой. Нерп в проливе было сколько угодно. Их головы показывались иногда у самого берега. Но втуне гремели басы наших бердан, тяжелые пули плюхались в воду или зарывались в плавающие льдины. Охотники убеждали себя, что пуля ранила животное, и оно затонуло. В то время мы еще не знали, что осенью нерпы тонут не сразу. Промахнувшись при свидетелях, винили допотопные берданы.

Эти гладкоствольные однозарядные ружья времен Крымской войны имел каждый из нас. Патроны к ним не ограничивались. Цинковая коробка с патронами, завернутыми в синюю пропарафиненную бумагу, стояла в сенях, и каждый, направляясь к проливу, запускал в нее руку. В карманах наших полушубков всегда можно было найти эти огромные липкие патроны, покрытые тонким слоем парафина. Если пуля берданы попадала в цель, она производила огромные разрушения.

Устное предание о славных деяниях наших предшественников по зимовкам повествует о встрече механика одной из зимовок с песцом. Дело было осенью, когда песцы, еще носившие бурый наряд, не вызывали желания заполучить его на горжетку супруге. Механик вышел прогуляться и закинул берданку за плечо только потому, что на станции существовало правило не удаляться безоружным за ее пределы. Имелась в виду неожиданная встреча с медведем.

Но на механика неожиданно напал не медведь, а песец. Не приняв это нападение всерьез, он сделал вид, что поднимает камень, рассчитывая, что этот международный прием испугает песца. Не тут-то было. Песец остервенел еще больше. Тогда механик запустил в песца камнем уже по-настоящему. Не попал. Неудача разъярила теперь и механика. Он решил пристрелить нахала и снял из-за плеча берданку. Но не успел изготовиться к выстрелу, как песец ухватил ствол ружья зубами.

- Ах, ты так! Ну, получай! - крикнул механик и спустил курок. От сильной отдачи стрелок свалился, а ружье вылетело из рук. Песца как не бывало. Уцелел только хвост, который механик и принес на станцию в качестве трофея. Вот как действовали наши ветхозаветные берданы, когда жертву можно было достать стволом.

Я не очень верил в эту историю, пока зимой не убедился, что песцы способны на удивительные проделки и храбрость, а может быть, и наглости им не занимать (Такое необыкновенное поведение свойственно только песцам, больным тундровым бешенством или дикованием. Дикование - вирусное заболевание, обычное для песцов, иногда приводящее к резкому снижению численности животных. - Прим. ред.).

Но сезон охоты приближался, а привады у меня не было. Даже доктор, который целые дни проводил в лодке, убил всего двух нерп. Подошло время развозить приваду. Это делается заранее, до начала промысла, с тем, чтобы песцы узнали место, где им потом предстояло стать жертвами капканов. На этой стадии охоты мясо так плотно заваливалось камнями, что песцы могли его только нюхать.

Когда приходит время ставить капканы, а это определяется «спелостью» песцовой шкурки, часть камней убирают.

Капкан не единственное орудие лова песцов. У нас употреблялись еще и «пасти», как их называют охотники. Эта ловушка представляет собой узкий, длинный ящик, открытый с концов. Крышкой этого ящика-коридора служит увесистое бревно, находящееся в подвешенном виде. Нехитрой системой «настораживания» бревно связано с приманкой, лежащей в средней части ловушки. Стоит потянуть за приманку, как бревно обрушивается на песца.

В «Положении о полярной станции» было сказано, что ее начальник для рационального использования свободного времени должен организовать охоту. Поездки и выходы для осмотра капканов должны послужить прогулками на воздухе, что особенно необходимо в пору полярной ночи. Неподвижный образ жизни в этот период предрасполагает к заболеванию цингой в весеннее время. Редкое в нашу зимовку обилие песцов придало охоте промысловый уклон.

В один прекрасный день стало известно, что организована «промысловая артель», в которую вошли семь человек из двенадцати зимовавших на станции. Мы, четыре наблюдателя и рабочий дядя Паша, были признаны слабыми охотниками для настоящего промысла.

Организация «большой артели», как стали называть промысловую семерку, вначале внесла небольшой разлад в жизнь коллектива. Но вскоре страсти утихли: образовалась «малая артель», в которую вошли три человека. Метеоролог заявил, что его «вегетарианские» убеждения несовместимы с охотой, а я решил охотиться в одиночку.

Распределили капканы, пастники и места охоты. Я получил шесть капканов, одну пасть и целую гору Ближнюю, примыкающую к станции. «Большая артель» ставила капканы далеко, у выхода пролива в море и на противоположном берегу пролива, «малая артель» получила берег пролива, примыкавший к станции.

Итак, став охотником-одиночкой, я поставил два гнезда капканов, по три в каждом гнезде, третьим пунктом лова была пасть. Обход охотничьих угодий занимал у меня всего около часа. Ближайшее гнездо капканов находилось в трехстах метрах от станции. Так и не промыслив привады, я получил в виде вспомоществования от «большой артели» кусок нерпы, а от начальника полярной станции - разрешение пользоваться солониной из запаса корма для собак.

Для капканов я, кажется, выбрал такие места, которые посещались песцами только случайно. Но в наш «песцовый год» и моя гора была покрыта густой сетью свежих песцовых следов, поэтому мне казалось, что я имею равные шансы со всеми.

Заправские охотники считали полезным проволочить по снегу разрубленную вдоль тушу нерпы в разных направлениях к своим капканам. Пробегая, песец учует запах сала и пойдет по нужному адресу. Я, конечно, не мог игнорировать столь верный способ приманки песцов и первым делом отправился с моим куском нерпы намечать пути для песцов в свои ловушки. Снег был очень твердым, и мой небольшой кусок, задевая за заструги, заметно истирался. Тем не менее, удалось закончить это полезное дело. Остатки куска я разделил на два гнезда капканов, в пасть положил кусок солонины. Я так завалил свои кусочки нерпы камнями, что разве только самый чуткий и голодный песец заинтересовался бы моими каменными пирамидами.

К установке капканов я был подготовлен только теоретически. На практике это оказалось очень сложно. Два-три капкана, образующие гнездо, связываются между собой цепочкой или эластичным тросом, который прочно привязывается к тяжелому камню. Хотя песец - животное слабое, но, если капканы будут закреплены плохо, он утащит их, попав лапой в один из капканов. Капканы устанавливают вокруг привады в ямки, вырытые в снегу. Между капканами ставят куски снега. Получается два-три прохода к мясу. Песец не пойдет в открытый капкан, его надо замаскировать пластиной снега такой толщины, чтобы, с одной стороны, капкан не просвечивал сквозь нее, а с другой - чтобы песец мог продавить ее, наступив лапой.

Капканы, цепочки или трос, которым они связаны, натираются нерпичьим салом. Даже подошвы обуви охотника рекомендуется натирать салом. Все запахи должны вызывать у песца аппетит, а не создавать подозрительность и настороженность. И поверхность снега у капканов после их «заправки» должна иметь «нетронутый» вид. Еще раз скажем, что сделать это нелегко.

На первую «заправку» капканов и пасти я затратил всю вторую половину короткого ноябрьского рассвета. К этому времени «большая артель» ежедневно привозила песцов. В машинном отделении, где их обрабатывали, на распялках сушилось уже много шкурок. Пора было разжиться песцом и мне. Через день после установки ловушек я отправился за добычей.

Мое появление на крыльце с винчестером за спиной, ножом за поясом и лыжной палкой в руках наш щенок Пуночка встретил полной готовностью сопровождать меня хоть на край света. Ездовые собаки зимой находились в собачнике. Правом свободы пользовались только старый вожак упряжки Лебедь, прародительница почти всего нашего собачьего стада Тетка и семимесячный щенок Пуночка.

Пуночку можно было видеть во всех закоулках станции. Она провожала идущих в радиорубку и обратно, ходила с гидрологом на пролив, а когда не с кем было заняться, развлекала себя ловлей собственного хвоста или лаяла на крутящиеся на кры­ше приборы для измерения скорости ветра.

Сейчас Пуночка от радости стала прыгать вокруг меня и кататься по снегу. Но сегодня ее компания меня не устраивала. Всячески пытаясь прогнать щенка домой, я грозно кричал на него и размахивал руками. Но это не помогало. Пришлось запустить в Пуночку палкой. Бедняга в недоумении остановилась и стояла, наблюдая за мной, пока я не скрылся за ближайшим сугробом.

Первое гнездо капканов оказалось пустым, хотя весь снег был буквально затоптан песцовыми следами. На кусках снега, образовывающих предательские проходы к приманке, песцы оставили знаки своего пренебрежения к охотнику, который за понюшку нерпичьего мяса желал получить пушистую шкурку.

Подчистив снег над капканами, я направился к пасти. Уже издали увидел, что палки, торчащей поверх настороженного бревна, не было. Значит... Сердце так запрыгало, что пришлось остановиться и перевести дух. Увы, под бревном лежал только расплющенный, похожий на оладью кусок солонины. Вокруг пастника ни одного следа, - значит, бревно сбил ветер.

Насторожив бревно, я через гору направился к последнему гнезду капканов. Вот и камни, под которыми скрыт жалкий кусок нерпы. Но где же капканы? На месте их виднелись пустые ямки. Исчез и камень, к которому были привязаны капканы. На снегу виднелись капли крови и след от волочившихся капканов и камня.

С волнением бросился я по этому следу, ожидая каждую минуту увидеть песца, а может быть, и двух, так как для одного зверька груз был велик. Я даже снял винчестер. След тянулся к станции, которая была уже видна с горы, а песцов все не было видно. Так я дошел до радиомачты, стоящей на окраине поселка, и только тут страшная догадка пришла мне в голову. Открыв дверь в дом, я увидел на коврике, где обычно лежал наш старый Лебедь, Пуночку с перевязанной лапой.

Вероятно, как только я скрылся из виду, Пуночка отправилась за мной, но по пути нашла один из «сальных путей», который прямехонько привел ее к капканам. День был морозным, и конец лапы, попавшей в капкан, быстро отмерз, потеряв чувствительность. Поэтому сравнительно безболезненно Пуночка вытащила капканы из снега и вместе с камнем притащила на станцию.

Кончик лапы пришлось ампутировать. Пуночка стала по моей вине инвалидом. Все мы очень любили щенка, и на мою долю досталось немало упреков в форме тонких «шпилек» и прямых незамаскированных «пожеланий». Оправдываться, конечно, было нечем. «Трофей» записали в мой актив, и каждый раз, когда я жаловался, что зверь обходит мои ловушки, все кричали: «А Пуночка?!»

Но настал день, когда из очередного обхода капканов вернулся с добычей и я. Отправился я, как и все наши охотники, сразу же после завтрака. Впереди были три часа до следующего цикла наблюдений. Было темновато, и я почти вплотную подошел к ближайшему гнезду капканов, когда заметил сидящего близ них песца.

Я остановился, как вкопанный, сообразив, что помешал попасть песцу в капкан. Почему я не пришел десятью минутами позже? Уж если не везет, так не везет! В то же время я подумал, что многочисленные следы вокруг капканов, которые я вижу при каждом обходе, принадлежат, вероятно, не духам песцов, а живым зверькам. И, тем не менее, ни один из них до сих пор не попал в капкан. Вероятно, не попал бы и этот. Все эти мысли промелькнули в те секунды, пока я судорожными движениями снимал из-за спины свой винчестер.

Песец сделал грациозный прыжок и вновь присел, показывая этим мне, что он еще не в капкане. Он ждал, перебирая от нетерпения передними лапами. Я вскинул ружье и выстрелил.

Эх, и красив же этот зверек на бегу!

С унылым видом подошел я к капканам. Гнездо было занесено снегом. Толстый его слой над капканами продавил бы разве что медведь. Придется переставлять капканы на новое место. Я стал нащупывать их ножом.

Что это?! Из-под снега торчал клок грязноватого меха. Я нашел цепочку, связывающую капканы, и потянул за нее. Из уплотненного ветром снега появился какой-то бесформенный ком.

Это был замерзший песец. Он попал сразу в два капкана. Освобождая песца из их клещей, я и радовался, и в то же время червь сомнения точил мое сердце. Не подсунули ли мне этого паршивого песца приятели, чтобы разыграть меня? Охотники из «большой артели» могли позволить такую шутку.

Поставив капканы на новом месте, я решил, не осматривая остальные, вернуться домой. Очень хотелось связать песца за лапы, закинуть за спину, как делают наши удачливые охотники, и важно явиться на станцию. Но, опасаясь быть поднятым на смех, я решил скрыть свой улов и выждать, как поведут себя наши за обедом. Поэтому я спустился в долину ручья и незаметно вышел по ней к бане, где спрятал свой первый трофей на чердаке среди висевших там веников.

К обеду собрались не все. Те, что уехали к морю и пошли на ту сторону пролива, еще не вернулись. На вопрос дежурного радиста «Как поохотился?» я мрачно ответил: «Как всегда» - и не заметил особого внимания к этой теме.

Посмотрим, что будет за ужином, подумал я. Но и во время ужина я не привлек внимания. Теперь ясно, я поймал песца, хотя, кажется, самого паршивого во всей тундре.

После ужина наши охотники, как всегда, собрались «в машине» - так мы называли машинное отделение, где стоял нефтяной двигатель с огромным колесом, приводивший в движение динамо. Это было царство механика Тимоши. Теперь по вечерам он делил его с охотниками, обдиравшими песцов и выправлявшими шкурки.

К этой шумной компании присоединился и я со своим песцом. Мое появление с добычей вызвало такой взрыв энтузиазма и поздравлений, которые были бы впору, если бы я одолел медведя.

В результате осмотра специалистами мой песец был признан «не из плохих». Так как, прежде чем снимать шкуру, песца надо было отогреть, я, подбадриваемый советами, похвалами и пожеланиями вскоре «переломить сотню», занялся изготовлением распялки для шкурки.

На следующий вечер приступил к снятию шкурки. Много раз я наблюдал, как ловко делали это мои товарищи. Все казалось так просто. Но когда я с остро отточенным ножом подступил к своему песцу, то понял, что одни теоретические знания могут свести на нет мой успех. Шкурка снимается «чулком», вся тушка должна пройти через рот песца. Это на первый взгляд кажется невозможным, тем не менее, если вы не хотите быть поднятым на смех, вслух не сомневайтесь в этом.

Подрезая ножом пленку между мездрой и мышцами, не следует протыкать шкурку, а также и оставлять на мездре мясо, поэтому, напрягая все свое внимание, я снимал шкурку весь вечер, и, если бы мне не помогли, дела хватило бы и на второй. Очень трудно свежевать лапки, но труднее всего снять хвост. Он просто сдергивается с позвонков резким движением руки, вооруженной двумя щепками. Новички обычно обрывают хвост вместе с позвонками. Я был новичком, и поэтому попросил товарищей проделать за меня эту сложную операцию.

Когда шкурка высохла на пялах, я вывернул ее мехом наружу, вычистил мех горячими отрубями, чтобы удалить грязь и сало, и, отряхнув профессиональным движением меховщика, убедился, что она действительно не последнего разбора. С наступлением дня песцовые шкурки будут вывешиваться на солнце, которое их отбелит еще лучше и вместе с ветром хорошо высушит.

Сотню я «не переломил», но добыл еще двух песцов. Один попал в пасть, где солонина была заменена кусочком душистого нерпичьего сала, другой оказался в том же гнезде, где я поймал своего первенца. Третьего песца я застал живым.

Хотя поимка песца живым и отбила у меня желание охотиться, случай дважды сталкивал меня с песцами при довольно- необычных обстоятельствах. Эти случаи окончательно упрочили за мной славу неудачливого охотника.

Как-то после ужина, когда я сидел в своей комнате перед открытым дневником, ломая себе голову, что бы записать из бедного событиями дня, мне вдруг показалось, что кто-то смотрит на меня в окно, покрытое морозной росписью.

Из столовой доносился стук костяшек домино. Я знал, что там яростно сражались восемь человек. Дежурный радист находился в рубке, а повар и рабочий дядя Паша мыли в кухне посуду. Только вчера после ужина мы обменивались «страшными» рассказами, не на этой ли почве у меня возникла галлюцинация?

Я выключил свет и приготовился к худшему. На улице светила полная луна, и если действительно чего-то не хватало, то именно привидения. Но вот появилось и оно. Мелькнуло тенью в окне и исчезло. Через несколько секунд снова появилось и исчезло. При некоторых появлениях я различал сквозь тройной ряд стекол какой-то скребущий звук.

Да не собака ли это? Я сунул ноги в валенки и вышел в коридор. Прикрывая от посторонних взоров свой коротышку-винчестер, оделся и, осторожно открыв дверь, вышел в тамбур. Двери в тамбуре были открыты, и я очень тихо подошел к углу дома и заглянул за него.

По узкому проходу, образовавшемуся между домом и сугробом от завихрений ветра, бегал песец, - собственно, не бегал, а сновал между моим окном и соседним освещенным окном комнаты начальника. Подбежав к окну, он вытягивался на задних лапках и заглядывал в него, затем бежал к соседнему и проделывал то же самое. Но вот песец неожиданно прыгнул на гребень сугроба и помчался под гору, к проливу.

Поругавшись всласть, я вернулся в столовую и решил успокоить сердце внеочередным чаем.

Я вновь присел к столу, чтобы записать достойное внимания событие. Однако не успел я поставить точку, исчерпав тему, как в коридоре поднялся шум. Захлопали двери комнат. Бросив перо, выскочил в коридор и я. Там, окруженный зимовщиками, стоял радист Анатолий и, держа за задние ноги песца, показывал всем свой трофей.

Добыл он его без ружья и капкана. Сидел Анатолий в рубке и работал, как говорят радисты, с Землей Франца-Иосифа. Вдруг слышит лай, раздающийся с крыши. Попросив радиста подождать, Анатолий вышел на улицу и увидел на крыше песца, лаявшего в трубу. Не успел он сообразить, что предпринять, как песец сбежал с крыши и принялся лаять на него. Не придумав ничего лучшего, Анатолий стал отмахиваться от песца полами полушубка. Песец, лая, стал отступать. Так они поравнялись с пустовавшим сараем, дверь в который была открыта. Мысль, мелькнувшая у Анатолия, очевидно, «осенила» и песца, так как он нырнул в темноту сарая. Последовав за ним, Анатолий захлопнул дверь и включил свет.

Забрав трофей такой неожиданной и необычной охоты, Анатолий вернулся в рубку и, рассказав радисту о причине перерыва в передаче телеграмм, вскоре пришел домой.

Прошло некоторое время. Я дежурил по кухне. Обязанности были несложными: требовалось напилить куски снега и по мере расходования воды из бочки, стоявшей в кухне, наполнять ее снегом. Снег пилили у самого дома из отвесной стенки сугроба, где, по нашему мнению, он был достаточно чистым. Я старательно работал, как вдруг кто-то ударил меня по голове, да так, что шапка налезла на нос. В то же время что-то свалилось мне под ноги. Поправив шапку, я увидел у своих ног песца. Вероятно прыгая с крыши на сугроб, он промахнулся и упал мне на голову. Песец воспользовался моим замешательством и бросился по снежному коридору вокруг дома. Я за ним, теша себя надеждой догнать его. В этот момент на крыльце появился повар Николай Петрович с помелом в руках. Он собирался выпекать хлеб, только что подмел печной под и вышел, чтобы выбить помело о снег. Замахнувшись, повар обрушил удар... на песца, которого я выгнал на него со старанием доброго гончего пса. Так повар, который за год ни разу не выходил за пределы станции, добыл песца почти у себя на кухне.

Когда меня спрашивали, сколько песцов я поймал, я отвечал: «Пять, но двух из них у меня похитила судьба».

Для песцов этот год был годом жесточайшей голодовки, заставлявшей бедных зверьков лезть в незамаскированные капканы. Песцы съедали своих собратьев, попавшихся в капкан, и часто охотники находили только половину тушки, а иногда лишь одну лапку, зажатую капканом. Бывали случаи, когда во всех трех капканах гнезда сидело по песцу.

Но самым удивительным был случай, когда, подъехав к капканам, охотник увидел в одном из них песца, в зубах которого бился второй. Песец, попавший в капкан, по-видимому, в целях самозащиты схватил сзади за шею подбежавшего к нему песца, да так крепко, что не мог разжать челюсти при виде подъехавшего на собаках охотника.

Мы были уверены, что от голода песцы заболевают бешенством и что встреча с таким песцом опасна. Опасно снимать и шкурку с бешеного песца, особенно если на руках есть ссадины, куда может попасть кровь или слюна животного.

Когда-то меня удивил рассказ о встрече механика с песцом, настроенным крайне агрессивно. Теперь наши охотники то и дело сталкивались с песцами, которые вели себя очень странно. Достаточно вспомнить мои встречи с песцами у нашего дома. Однажды песец атаковал дядю Пашу и магнитолога, которые отправились с фонарем осматривать свои капканы, стоявшие вдоль берега пролива, невдалеке от станции. Охотники вначале стали кричать песцу: «Кыш!» - и отмахивались от него ножом и фонарем. Но это не испугало зверька. Тогда наши храбрецы отступили, оставив победителю фонарь (Все описанные случаи необычного поведения песцов, судя по всему, связаны с массовым дикованием зверьков.- Прим. ред.).

Песцы, как и сороки, нечисты на лапу. В полярной литературе приводится много случаев похищения песцами различных мелких предметов. У нас песцы постоянно таскали у магнитолога термометры и куски брезента, которыми он прикрывал приборы, установленные на льду пролива.

Интересно, что при изобилии песцов, о чем свидетельствовали богатые трофеи наших охотников и буквально истоптанные следами животных окрестности станции, мы очень редко видели песцов на воле.

Охота на песцов закончилась как-то внезапно, еще задолго до того, как их шкурки стали терять свою товарную ценность вследствие линьки. Просто однажды охотники вернулись без добычи. Не было ее и в следующие дни. Затем начался период жесточайших метелей, когда и на территорию станции выходили только по самым неотложным делам. А после метелей не стало даже песцовых следов. Вновь песцы появились в начале весны, но на станцию уже не забегали, вероятно, потому, что к этому времени собаки, получив свободу, бродили по всей округе, располагаясь на ночь табором у крыльца дома.