У скал Монерона

На этот заповедный островок мечтают попасть многие аква­лангисты. Ведь Монерон очень живописен. Его непередавае­мый облик, созданный солнцем субтропиков и влажными вет­рами Японского моря, просто сказочен. Но для аквалангиста, конечно, важен подводный мир. Круговорот теплых и холод­ных течений пролива Лаперуза способствовал появлению на склонах прибрежного шельфа настоящих подводных джунглей. Ну и, конечно же, в них обитает множество самых разнооб­разных жителей.

Скала острова - основная его твердь - вырывается из го­лубых вод моря зелеными гранеными уступами. Вокруг нема­ло островков, бухточек и подводных скал. О чем еще мечтать подводному охотнику? Остров изобилует буйной раститель­ностью, ручьи и родники в густых зарослях так укрыты тра­вами и кустарником, что порой их и отыскать трудно.

Травы на здешней плодородной почве при мягком и влаж­ном климате вырастают до гигантских размеров. Листья ло­пухов, которые на нашем материковом лугу доходят до колен, здесь выше человеческого роста. В этих зарослях пробираешь­ся, как в густом подлеске.

Флора острова по разнообразию не уступает ботаническому саду. Рядом с серебристой елочкой - полянка, покрытая ири­сами и лилиями, на кедровый стланик ползет лоза дикого ви­нограда, а в низине, где протекает ручеек, прямолинейно тя­нет к солнцу тонкие вершинки бамбук. Много незнакомых нам растений встретили мы на Монероне.

Из крупных зверей попалось лишь стадо сивучей на северных пляжах острова. Но зато мир пернатых обилен и многого­лос. Птицы везде - на земле, в воде, в воздухе. Масса бабо­чек и других насекомых.

Местные жители рассказывают, что в недоступных местах острова водятся лисы-сиводушки и каменные соболи: В дока­зательство показывают шкурки этих животных, добытые в снежные зимы.

Красотами острова можно было любоваться бесконечно. Но наша группа каждый раз торопилась к очередному месту погружения в изумрудно-прозрачные воды моря. На Монерон нас привело желание поснимать под водой. Природа острова давала возможность провести эту работу в самых благопри­ятных условиях. Нас было трое. Олег Яременко призван был собирать морской гербарий, я - фотографировать под водой экспонаты сбора, а Гена Романов обещал бесперебойно снаб­жать нас сжатым воздухом для закачки аквалангов. Наши роли были расписаны руководителем экспедиции гидробиоло­гом Верой Борисовной Возжинской. Основная группа под ее началом отправилась на Охотское море, а мы втроем - на Сахалин и Монерон.

Дальневосточная биологическая прибрежная экспедиция, которой руководила Возжинская, старший научный сотрудник Института океанологии АН СССР имени П. П. Ширшова, ра­ботала уже несколько лет. Основной задачей экспедиции была оценка продуктивности донных растений, иначе говоря, скоро­сти образования органического вещества, продуцируемого во­дорослями.

Конечно, нам троим повезло. Нам достался райский уго­лок, но достался он не задарма: пока добрались до острова, хлебнули дорожных мытарств полную чашу. Как всегда в та­кой поездке, мы везли много «железа» - акваланги и компрес­сор, фотобоксы и подводные осветители, да и «не железа» бы­ло предостаточно, ведь мы ехали на почти необитаемый остров на Монероне, островке в несколько десятков квадратных километров, жило в то время девять человек, шестеро посто­янно- трое «маячников» и трое из гидрометслужбы. Осталь­ные- сезонники, рабочие-гидростроители - раз в неделю загружали прибрежной галькой баржу, которую тащил из Холмска буксир. Собственно говоря, благодаря гидростроите­лям мы и сумели попасть на Монерон. На причале Холмска случайно встретился нам капитан этого буксира, который лю­безно согласился доставить нас и весьма внушительный багаж экспедиции на остров. И здесь нас встретили гостеприимно. Мы поселились у рабочих в балке - однокомнатном домике на полозьях. Рядом стоял и второй такой же домик, служив­ший одновременно и кухней, и кладовкой. Войдя в жилой балок, каждый попадал под обстрел прекрасных глаз - со всех стен томно взирали из-под густых ресниц неописуемые красавицы. Успевай только поворачиваться. Это соответство­вало, так сказать, «духовным» потребностям обитателей жи­лища. Ну, а второй домик отражал материальную сторону бытия островитян. Стены его были увешаны связками лука и чеснока, перца и вяленой рыбы, в углу кладовки стоял ларь с картофелем, рядом ящики с мясными консервами и соками. Мы поняли, что от голода на Монероне особенно страдать не придется и что напрасно везли мы крупы и консервы.

Сделав первые шаги по острову, мы убедились, что все рассказанное о нем сильно преуменьшено. С чем сравнить прозрачность воды в прибрежных лагунах? Она превосходила все известные «стандарты», а растительный и животный мир прибрежной зоны обещал просто-таки роскошные экспонаты и фотокадры.

Правда, летом в прибрежных районах Японского моря по­года не особенно балует, а острову Монерон дождей и туманов достается, наверное, больше всего. Однако ненастье не мешало нам работать. Имея надежную крышу над головой и печку на кухне, мы могли погружаться в любое время: водолазное белье всегда было сухим. И пожалуйста - снаряжайся в домике, мо­ре всего в пятнадцати метрах от балков. Их установили прямо на узкой косе-перешейке между Монероном и маленьким ска­листым полуостровком. Поэтому даже при сильном ветре, ко­нечно если он не штормовой, можно было найти затишные, с подветренной стороны, места для погружений.

Ясные солнечные дни становились настоящими праздника­ми, приятным исключением из общего правила. В солнечных лучах остров начинал сверкать и переливаться яркими блика­ми, а море - голубыми искрами. На подводных склонах играли солнечные зайчики, а в прибрежной волне переливались раз­ноцветными оттенками водоросли.

Обследовали морские угодья по отработанной нами еще на Беринговом море методике. Мы с Олегом на поверхности моря заплывали от берега на такое расстояние, чтобы под нами была 30-метровая глубина. Плыли рядом с лодкой, которой управлял Гена. В намеченной точке, взяв на лодке фотоаппа­ратуру, погружались для съемок. От этой точки поворачивали к берегу. За один такой маршрут надо было собрать 10-12 об­разцов, предварительно засняв их. Такое количество кадров определяли возможности фотоаппаратуры. Таким образом, на берег мы выходили, уже полностью выполнив дневную про­грамму.

Морские ерши вблизи о. Монерон не пуганы человеком, они подплывали к нам почти вплотную

Наиболее интересным было место около полуострова на дальнем конце косы. Там, на глубине 25 метров, была пло­щадка, засыпанная крупной галькой. На этих камнях держа­лись длинные хордовые водоросли, хлыстами уходящие вверх. Если стоять на ровной площадке дна и смотреть вверх, вер­хушки этих подводных «лиан» и не различить - так длинны их стебли. Рядом с отвесной скалой нависли две глыбы, обра­зующие своими сводами пещеру, где царят холод и мрак. На стенах этого каменного мешка поселились губки. Если при­коснуться к шершавой каменной стене, можно нащупать мяг­кие бархатистые наросты. Это и есть губки. Они ярко окра­шены и бывают самых неожиданных расцветок. Но в полумраке пещеры все животные и растения выглядят невырази­тельными, буро-зелеными.

Лучик подводного фонарика в руках Олега высвечивает то кремовые, то ярко-оранжевые причудливые наросты. Если ря­дом интересующие нас водоросли, то лучик задерживается на них. Это сигнал мне. Темноту пещеры на мгновение разрывает вспышка света - срабатывают две импульсные лампы, но вспышка мгновенна, и глаз не успевает выхватить из мрака краски подводного пейзажа. До сих пор ученые не могут найти убедительного объяснения, почему у большинства придонных животных, обитающих в полутьме, такие яркие наряды? В на­шем гроте поселились лишь отдельные представители губок, их основные колонии глубже, там, где солнечные лучи почти со­всем теряются во мраке. В такой сине-черной глубине жизнь уже не кипит. Каменные утесы на глубине ниже 70-90 метров покрыты наростами известковых водорослей литотамний. Ред­ко здесь встречаются зеленые водоросли, предел распростра­нения которых - стометровая глубина. Здесь царство губок, морских червей и ракообразных. Мшанки строят хрупкие из­вестковые убежища, похожие на веточки и сучки. Кораллы на этих глубинах образуют жесткие кружевные арки.

Этот загадочный мир теперь становится доступным для изучения и познания. Современная наука и техника снабжают океанологов глубоководными аппаратами с автономными при­водами. Сконструированы и целые подводные дома. Их обита­тели могут выходить из них в аквалангах для длительных исследований на глубине. Но все это, разумеется, касается больших океанографических и океанологических экспедиций. У нас с Олегом плацдарм работы - всего лишь береговой склон до глубины 30-40 метров, дальше пути техникой без­опасности нам заказаны.

Но и здесь работ хватает. И на малых глубинах снимать очень трудно: не хватает света, даже если пользоваться им­пульсной вспышкой. Нужен еще и фонарь, чтобы как следует рассмотреть снимаемый предмет и навести объектив на рез­кость.

Итак, мы под водой. Продвигаемся к берегу, лучик фонаря задерживается на веточке известковой водоросли, рядом ульва и свернувшаяся актиния. Навожу на освещенное место фото­аппарат, прицеливаюсь в видоискатель, щелкает затвор, и мы плывем дальше. Все это морское сообщество, которое сейчас сфотографировано, обитающие вместе животные и раститель­ные организмы называются биоценозом. Он имеет свой харак­тер на разных глубинах и в разных морях, и мы надеемся, что наши снимки помогут специалистам установить, где и как в Японском море расселяются его обитатели. Олег аккуратно отделяет от камня и ульву, и веточку литотамний, но их еще надо доставить на берег, препарировать, а потом еще и до Москвы довезти. Но все эти работы впереди, пока же хочется набраться побольше впечатлений.

В прибрежных водах Японского моря растет водоросль анфельция

Забыв обо всем, плывем дальше. Надо сфотографировать анфельцию. Это лучший из агароносов, самая ценная водо­росль, из которой добывают агар-агар - стабилизатор-отвердитель, подобный желатину.

Как нам объясняла Вера Борисовна, водоросли - это нача­ло всех начал в море: они и кормят, и укрывают взрослых и подрастающих обитателей шельфа. Обогащение воды кисло­родом в зонах обитания растений - их «заслуга». Человек давно научился добывать водоросли. Эти морские растения дают сырье для промышленности, многие из них идут в пищу. Ученые утверждают, что в море нет ядовитых донных водорос­лей и что практически все растения, за исключением некоторых видов фитопланктона, съедобны. Но добычу нельзя вести бес­системно. Нужны точные рекомендации. Например, ресурсы морских водорослей Дальнего Востока определяются цифрой, близкой к семи миллионам тонн. Но сколько можно добывать в год морской капусты - ламинарии или анфельции, чтобы не подорвать эти запасы, а значит, не повредить биоценозам?

Водоросль анфельция - лучший из агароносов

Жизнь моря прямо или косвенно зависит от состояния мор­ских лугов и зарослей. Вот и то, что мы сейчас делаем, самым непосредственным образом относится к этой сложной проблеме. Олег останавливается у нового объекта, щелкает затвор, на подводных скалах вспыхивают блики от осветителя. Вот и берег, к нему уже пристала лодка, в которой сидит Гена. Он с завистью смотрит на нас, и мы читаем в его глазах мольбу: «Пустите под воду, ведь я только по долгу службы компрессорщик, а по велению сердца - подводник!».

Решаем: завтра погружаются Гена и Олег, а я буду их страховать на поверхности. Так нарушили мы строгие инст­рукции нашего руководителя, но отказать Романову в его просьбе у нас попросту не хватило сил.

Мои друзья разведают новое место для фотосъемок. Гена взял с собой под воду любительскую кинокамеру в герметиче­ском боксе, он снимает фильм о Монероне, подводные кадры должны занять в нем самое почетное место. Сижу в лодке, по моим предположениям, глубина здесь невелика, пузыри, вы­рывающиеся из морской сини, свидетельствуют, что до моих подопечных всего пятнадцать - двадцать метров. Олег, уходя под воду, задумал отыскать осьминога. Пока нам не удалось у скал Монерона понаблюдать за этим вечно краснеющим при встречах с человеком, будто оно чего-то стесняется, морским страшилищем. Но надежду не теряем, мы уже знакомились с осьминогами в предыдущих экспедициях. Все дело в том, что, наверное, они обнаруживали нас раньше, чем мы их. Поэтому и встречи носили как бы случайный характер, были мимолет­ными, никак не удавалось как следует рассмотреть этих чрез­вычайно интересных животных.

Возле лодки лопаются воздушные пузыри, аквалангисты иногда удаляются в разные стороны, и мне приходится разрываться между двумя хлопающими и булькающими фонтанчи­ками.

Неожиданно всплывает Олег, он широко улыбается и тянет вверх большой палец. Вынув загубник и подплыв к борту лод­ки, сообщает, что нашел осьминога, причем здоровенного, он сидит под камнем. Олег просит меня засечь это место по над­водным ориентирам. Помахав мне рукой, Олег скрывается в глубине.

Я кручусь на лодке, пытаясь запомнить характерные мысочки и скалы на окружающих островках, но волны и течение очень мешают. К тому же надо все время наблюдать за пу­зырьками аквалангистов.

Но вот на поверхности появляются две головы в масках и блестящих желтых шлемах, мои друзья окончили подводную прогулку. Приходится транспортировать их к берегу на бук­сире за лодкой. Незаметно прошло полтора часа: но никакой усталости аквалангисты не чувствуют, шутят, смеются.

Промысловая голотурия - дальневосточный трепанг (гребешок)

На берегу, сняв свои доспехи, друзья рассказывают о под­водных встречах. Войдя в воду, они углубились метров на два­дцать. Береговой подводный каньон вывел аквалангистов к песчаному дну. На полянках, покрытых рябью донных волн, иногда попадались одиночные камни. Пока плыли среди отвес­ных стен, Гена снимал актиний, звезд, трепангов и ламина­рий, которые плотно заселили все свободные участки. Среди каменных нагромождений и подводных зарослей плавали сте­пенные морские окуни, которые, попав в кадр, могли оживить подводный ландшафт.

На песчаном дне в сюжет фильма удалось включить любо­пытных камбал, они подпускали оператора и его ассистента почти вплотную. Вот тут-то Олег и обнаружил дом осьминога. Протянув руку, чтобы спугнуть рыбу, которая замерла около крупного камня, аквалангист увидел в щели под его основа­нием два ряда щупалец. Судя по размерам бело-розовых при­сосок, осьминог был крупным, с размахом щупалец не менее двух метров.

Осьминог, наверное, давно заметил киносъемочную группу и затаился, заняв на всякий случай оборонительную позицию. Подозвав жестами Гену и показав ему находку, Олег всплыл и попросил меня засечь координаты. Освещение у поверхности песчаного дна было достаточным для съемки на черно-белую пленку, и Гена, не жалея кадров, снимал и снимал. Киноаппа­рат был оснащен электроприводом, что позволяло действовать оперативно, но запас пленки, увы, не беспределен.

Когда Олег оказался рядом, Гена сделал выразительный жест и предложил пока что оставить головоногого в покое. Олег решил подразнить восьмирукого моллюска. Подплыв к убежищу и сунув туда металлический крючок дыхательной трубки, которую на всякий случай носил за поясом, Олег по­чувствовал резкий толчок. Осьминог такой наглости не простил и мгновенно утащил трубку под камень.

На следующий день мы с Олегом уже более тщательно под­готовились к встрече с осьминогом. Гена по моим указаниям довольно точно вывел лодку на то место, где надо было погружаться. Мы без особого труда отыскали заветный камень. Крупная глыба высотой метра два s6okom торчала на ровной песчаной поверхности дна. Заглянув в щель под камень, Олег посмотрел на меня с убитым видом и развел руками. Осьминог не стал нас дожидаться, наверное, он услышал, как подплы­вала лодка, да и наши дыхательные аппараты довольно шум­ны для подводных жителей. А может, он уплыл по своим осьминожьим делам? Мы этого так и не узнали. Больше под этим камнем хозяин не появлялся. Упорный Гена при каждом по­гружении норовил заглянуть в гости к осьминогу, но того и след простыл.

Трепанг

Но и без него было чему удивляться и восхищаться у ост­рова Монерон. Мы видели трепангов, которые выделывали не­понятные нам, но очень грациозные танцевальные па. Голоту­рии, приподнявшись и зацепившись за неровности скалы, рас­качивались из стороны в сторону, словно кобры в танце под дудочку дрессировщика. Все трепанги танцевали один и тот же танец без каких-либо видимых причин. Олег пытался вне­сти сумятицу в этот поразительный бал, укладывая отдельных исполнителей на дно, но они упрямо возвращались к прежне­му занятию.

Прощай, Монерон!..

В толще воды всевозможных рыб было множество. Иногда они кидались в атаку на собственное отражение в стекле моего фотобокса. В один из заплывов Олег подстрелил злую хищни­цу-акулу-катрана, которая гоняла стайку рыбьей молоди. Мне удалось сделать несколько снимков охоты. Вообще же мы очень редко пускали в ход подводное ружье. И очень бы хо­телось, чтобы и сам остров Монерон, и воды, омывающие его, были объявлены заповедными.