11 ноября, вторник. Чепмен. У флага 56 сгрузили радио и семь ящиков с рационами. Никто ими не поживится. Мы забрали [у Стефенсона, Лемона и Хемптона, которые возвращались в Базовый лагерь] наиболее сильных собак; теперь у нас три самых лучших упряжки, какие только можно было составить, из семи собак каждая. Взяли также все самое лучшее, что у них было: нарты, одежду, книги, кнуты. Выехали в 11.30. Мы условились пообедать вместе в Лондоне в следующий День перемирия*. Мне, по правде говоря, стало очень грустно, когда они повернули нарты в противоположном направлении и покинули нас. Мы договорились об условных знаках для самолета: "X" на снегу, если посадка невозможна, и "О", если возможна.
* (День перемирия - 11 ноября, день подписания перемирия после первой мировой войны 1914-1918 гг.)
Сегодня утром Курто пришел в нашу палатку и предложил, что останется один на станции "Ледниковый щит". Он подчеркивал то обстоятельство, которое и меня беспокоило, а именно: мы так долго будем добираться до станции, что у нас не хватит продовольствия для двух человек. Больше того, так рано начавшаяся непогода может продержаться до февраля и даже весь март, и ни одна санная экспедиция не сумеет добраться туда, а самолету не удастся сделать посадку.
Уэйджер. Стев отдал мне кальсоны и фуфайку, щетку, книги, бумагу, карандаши и электрический фонарик.
Забыл о двух минутах молчания.
Чепмен. После того как в сгущавшихся сумерках мы пропустили флаг, прошли еще около двух километров [по санному одометру]. С каким страшным напряжением мы всматривались в пустоту, стараясь обнаружить флаги! Из-за полного отсутствия здесь ориентиров совершенно теряешь представление о расстоянии. Сегодня нам показалось, будто вдали виднеется какой-то большой темный предмет, но это был клочок черной бумаги всего в десяти метрах от нас.
Вечером попытались все трое забраться в одну палатку, но при данных условиях это нецелесообразно. Внутри палатки ниже уровня примуса намерзает столько льда, что она становится крошечной. Когда мы втроем, то все время касаемся стенок, и на нас не переставая сыплется иней. Мои часы сегодня замерзли и не хотят больше идти.
12 ноября, среда. Уэйджер. Я в палатке один. В результате со мной произошло что-то странное. От готовки ужина палатка наполнилась чадом, свеча еле горела и даже гасла. Мне пришлось выйти; была слабая пурга. Наполнил кастрюли снегом, почувствовал головокружение и чуть не потерял сознания от напряжения при входе в дверь. С трудом удалось зажечь спичку. Лег поскорей в постель. Вскоре почувствовал себя лучше, снова встал и надел дополнительно сухие носки, штаны и пижаму. Теперь почувствовал себя настолько бодрым, что взялся за дневник.
Чепмен. На пройденной нами части пути несколько флагов оказались засыпанными доверху, а полотнища обычно бывали разорваны в клочья. Очень часто флаги были скрыты сугробами, и мы различали их лишь тогда, когда до них оставалось 50 метров. Поэтому чрезвычайно важно точно держаться курса.
Уэйджер пришел в нашу палатку и поужинал с нами. Мы взяли у покинувших нас товарищей слишком мало примусных иголок, и сегодня я вынужден был прибегнуть к секундной стрелке от моих часов, предварительно безуспешно перепробовав всевозможные другие орудия. Но Уэйджер - колдун по части примуса и заставил его работать. В палатке ужасный чад. Сегодня наши трубки решительно отказывались гореть.
13 ноября, четверг. Курто. Ночью подул ветер и продолжался весь день. Двигаться невозможно.
Уэйджер. После завтрака я прожег засорившуюся горелку примуса, прочистил и продул ее, после чего она, наконец, стала работать. В палатке довольно неприятно. Фредди прочел вслух кое-что из Палгрева*.
* (Палгрев Ф. Г. (1824-1891) - английский поэт и художественный критик.)
Около часа дня вышел. Накормил собак. Сквозь пургу сияет солнце.
Ледниковый щит - теперь почти плоская снежная равнина, подобно морю ограниченная со всех сторон линией горизонта. Тени облаков вырисовываются серыми пятнами. В пределах отдельных участков местность пересечена застругами, указывающими на ветер с северо-северо-запада до более восточного. Вчера ветер с северо-востока, сопровождавшийся снегопадом, намел поперек основных более мелкие заструги, часто очень красивой формы.
Вчера вечером я привел доводы в обоснование своего мнения о том, что я должен остаться с Огастом на станции "Ледниковый щит". Я склонен думать, что останусь там, если нам удастся довезти достаточно продовольствия.
Мы съели почти всю свою норму шоколада на ближайшую неделю.
14 ноября, пятница. Курю. Все еще дует и наметает большие сугробы. Весь день лежал. В 2 часа вышел покормить собак, t -28°. Ветер 6 баллов, очень неприятный. Вечером Фредди читал "Троила и Крессиду"*.
* ("Троил и Крессида" - драма Шекспира.)
Уэйджер. Ветер стихает. Надеюсь, завтра сможем двинуться в путь. Все же я провел сегодняшний день не без пользы, а сейчас собираюсь дальше читать письма Дороти Осборн.
15 ноября, суббота (флаг 90). Курю. Рано утром ветер утих, и мы решили двигаться дальше. Нарты, собаки, палатки, снаряжение - все завалено снегом. Тронулись в путь лишь после полудня. Унылое занятие - приводить все в порядок. В 9 часов утра t - 29°. Ночью минимум - 36°. Холодный северо-западный ветер в 4 балла. Заструги отвратительные. Каждые несколько метров нарты переворачивались. Нарты Фредди собираются сломаться, поэтому около 4 часов мы разбили лагерь. Решили облегчить его нарты и доставить на "Ледниковый щит" запас продовольствия, достаточный только для одного человека - меня. Итак, мы возьмем всего четыре ящика вместо четырнадцати. Похоже, от нашего путешествия действительно будет очень мало проку. За ужином съел коробку сардин. Очень вкусно.
Уэйджер. День был великолепный. Над Ледниковым щитом несколько вытянутых перистых облаков, но позади в направлении фьорда Сермилик и Базового лагеря можно различить низкие облака, по-видимому, пытающиеся надвинуться на Ледниковый щит, борясь со встречным ветром. Маленький серовато-белый конус является, по словам Фредди, горой Форель. Как раз перед тем как мы снялись со стоянки, она совершенно исчезла. Мы увидели ее лишь вследствие рефракции.
При ослепительном солнце тени на застругах темные и трудно заметить флаги. Позади моей палатки намело сугроб вышиной в один-полтора метра, который тянулся на 35-40 метров. Дорога была плохая, так как время от времени попадались плотные крутые заструги очень красивой формы, почти такие же твердые, как мел, но более хрупкие. Даже на небольших застругах нарты неизменно переворачивались.
Выехали мы поздно, двигались медленно и рано остановились, так как нарты Фредди еще больше поломались; в результате мы сделали только 3,5 километра. Это ничтожно мало, если принять во внимание всю работу по упаковке, снятие полузанесенных палаток, откапывание нарт и упряжи, распутывание упряжи, привязывание грузов, неизбежно повторяющиеся всякий раз, как мы трогаемся в путь, - и все это на холодном ветру, при котором теряется ясность мысли и плохо повинуются пальцы. А затем через 3,5 километра бесконечная возня с разгрузкой нарт и установкой палаток.
Я все еще один в палатке. Чувствую, что так будет повторяться, но не обязательно каждый день. Впрочем, это довольно естественно, так как Фредди и Огасту придется обсуждать, что делать дальше. Остаться одному была идея Огаста, и ему очень хочется ее осуществить. Действительно, он неизменно возражает против моих настояний, чтобы остался я; кто из нас останется на станции "Ледниковый щит", не вызывает никаких сомнений. К моему величайшему сожалению, не я.
Чепмен. Сугробы отбрасывают столько темных теней, что флаги трудно различить. Ветер страшно холодный. Сегодня у нас часто прихватывает морозом нос, но пока руки не приморожены, вы можете его оттереть.
16 ноября, воскресенье (флаг 90). Кур то. Ночью снова поднялся ураган, и мы опять весь день лежали, развлекаясь попеременно то стряпней, то чтением вслух. Результатом этих занятий явились нечто вроде овсяного печенья, конфеты из масла и сахара, горох, весь "Король Джон"*, разные сонеты и вся "Алиса в стране чудес". На закате ветер стих, но после наступления темноты вновь поднялся.
* ("Король Джон" - одна из ранних драм Шекспира.)
Уэйджер. Поздно вечером (11 ч.) я проснулся; дул отчаянный ветер, и я зажег свечу, чтобы посмотреть, сильно ли раскачивается палатка. Она стояла, однако, вполне прочно, и я хорошо поспал до 8 часов утра. Накануне вечером я вывернул свой спальный мешок наизнанку, вытряс из него иней, а затем несколько просушил, так что мне было вполне тепло.
Я полностью использовал сегодняшний день. Он начался с мрачных раздумий, вызванных пургой, которая не давала нам двигаться дальше, и мыслями о том, что вот уже целых три недели мы находимся в пути и прошли каких-нибудь 30-40 километров от Большого флага. Нам предстоит сделать еще от 130 до 145 километров, а из-за пурги мы сможем двигаться лишь два или три дня в неделю. Утро я провел, размышляя о тектонике* даек** и формации плато - базальтов Кангердлугсуака. Схема, в которой исходным предположением является утоньшение сиаля*** вследствие растяжения, вполне соответствует фактам.
* (Тектоника - отдел геологии, изучающий движения земной коры, формы залегания горных пород, создаваемые этими движениями, и историю их развития.)
** (Дайки - крутопадающие или вертикальные жилы магматических горных пород с приблизительно параллельными стенками.)
*** (Сиаль - внешняя оболочка земли, сложенная горными породами, в составе которых преобладают кремний и алюминий.)
Кончил "Двенадцатую ночь". Почистил зубы, хотя в этом не было особой необходимости, и теперь (7 ч. веч.) собираюсь еще с час читать. Весь день с перерывом в 1 час горел примус. Как только я погасил его, стены начали промерзать, и от моего дыхания на них стал оседать иней. Одной заливки керосина (примерно около литра), по-видимому, хватает часов на 8.
Ветер по-прежнему довольно сильный. Надеюсь, несмотря на удовольствие от лежания, завтра мы сможем пуститься в путь - иначе когда мы туда попадем?
17 ноября, понедельник. Чепмен. Пурга продолжается. Очень хорошо провел сегодняшний день. Конечно, раздражает невозможность продолжать путешествие; однако мы двигаться не в состоянии, таков факт. Сознание неизбежности является утешением. Как огромен контраст между лежанием в более или менее уютной, теплой палатке, где находишься в обществе товарища, и мучительным продвижением на морозе, когда с трудом тащишься, проклиная собак. Прочел сегодня "Владетеля Баллантрэ"* и снова взялся за "Остров сокровищ".
* ("Владетель Баллантрэ" - роман Р. Л. Стивенсона.)
Уэйджер. Большую часть дня провел, размышляя на геологические темы. Так как мне не придется жить на "Ледниковом щите" и проработать там составленный мною два дня тому назад список интересующих меня вопросов, я принялся за них сейчас. Думал об интрузиях* и их отношении к тектонике. Начал также классификацию метаморфических типов** пород побережья.
* (Интрузия - а) процесс внедрения магмы в земную кору; б) тела, образующиеся в результате внедрения и застывания магмы на глубине.)
** (Метаморфические породы - горные породы, претерпевшие изменения под влиянием процессов метаморфоза (давления, температуры и привноса новых элементов).)
Выучил наизусть два стихотворения Д. Г. Россетти*: "Лесной молочан" и "Где бродишь ты, о Госпожа моя". Кончил "Короля Джона", - первоклассная пьеса. Снова высушил свой мешок. Примус Фредди засорился, и завтра мне предстоит сварить им к завтраку какао.
* (Россетти Д. Г. (1828-1882) - английский поэт.)
18 ноября, вторник. Чепмен. Опять весь день лежали.
3,5 километра за пять суток! Похоже на то, что нам придется двигаться вперед, пока не кончится корм для собак, затем более слабых собак убить, чтобы кормить ими остальных, затем (если мы найдем станцию) забрать Бингхема и Д'Ата и людской тягой - назад. Снег со свистом и непрерывным гудением налетает на палатку. Очень беспокоят нагноившиеся ссадины, которые я натер себе штанами.
Курто. Ночью ветер достиг ураганной силы и дул весь день. Была моя очередь кормить собак. Ветер чуть не валил с ног. Управился лишь с большим трудом.
Уэйджер. Хотя между палатками всего пять метров, мой голос не смог преодолеть это расстояние, когда я кричал, чтобы узнать, работает ли у них примус. Весь день не прекращались рев и хлопанье, от которых я теперь (7 ч. веч.) стал ощущать некоторую усталость. Когда я выглянул наружу, воздух представлял собой тучу снега. Провел несколько приятных часов, обдумывая геологические проблемы. Читал также "Ричарда II", но сейчас чувствую, что за день немного утомился. Думается также, я съел чересчур много пеммикана.
19 ноября, среда. Кур то. Наконец, чудесный день. После столь длительного лежания упаковались поздно и, конечно, не обнаружили на собаках ни одной постромки. Хотя мы отвязали собак, они все сжевали свою упряжь. Нарты Фредди могут везти лишь половинный груз, так что Уэйджер и я нагрузились основательно. Мы кое-как разыскали несколько старых обрывков веревок и связали семь постромок. После этого тронулись в путь. Не прошли мы и полукилометра, как все нарты перевернулись. Поверхность представляла собой попеременно то лезвие ножа, твердое, как бетон, то мягкий снег. Снежные заструги лежат островками, и собаки, казалось, все время норовят двигаться прямо на них и с трудом взбираются на гребень, между тем как мы, ругаясь, бежим рядом с нартами, то вытягивая их, то подталкивая, чтобы они не опрокинулись. Примерно через каждые десять минут нарты неуклонно переворачиваются, и пока мы снова ставим их полозьями вниз, собаки с удовлетворенным видом сидят.
С каждым разом, как это случалось, нарты становились менее прочными и все больше грозили окончательно развалиться. Солнце зашло, и небо на западе полыхало закатом, а мы все еще пытались двигаться вперед. Показались звезды и осветили по-прежнему тяжелую дорогу и нас, по-прежнему тщетно старавшихся изо всех сил. Но вот нарты Фредди окончательно сломались, и мы были вынуждены разбить лагерь, проделав каких-нибудь 8 километров.
Уэйджер. Я все время думал о двух вещах. Во-первых, о сделанном кем-то до того, как мы бросили радиостанцию, замечании, что наше путешествие будет героическим - чертовски глупое, по-моему, во многих отношениях. А во-вторых, о сегодняшнем замечании Курто, что он смотрит на наше путешествие оптимистически. Мне кажется необходимо немного трезвого расчета возможностей, чтобы принять более решительные меры к увеличению скорости нашего продвижения.
20 ноября, четверг. Курто. К собственному удивлению, обнаружили, что мы прошли от Большого флага 90 километров и нам осталось 100.
Чепмен. Худший день в моей жизни. Ссадины на промежности и отмороженные пальцы ног делали каждый шаг мучительным. Иногда я был совершенно не в состоянии двигаться дальше и мне приходилось на несколько минут садиться.
Сегодня мы долго шли после захода солнца. Я убедился, что могу достаточно хорошо держаться курса, определяя направление по звездам. Ориентиром для нас служила нижняя звезда в "ручке ковша" Большой Медведицы. К счастью, мы проходили не больше чем в десяти метрах от флагов и могли их видеть.
Уэйджер. Мои собаки тянут вовсю. Новый способ упряжки, кажется, хорош. Фредди поговаривает о том, чтобы убить двух его собак для экономии корма. Собаки Огаста удрали, как только он собрался запрячь их в нарты, и пробежали километра полтора. Они вернулись к нам после того, как мы тронулись в путь.
21 ноября, пятница. Курто. Опять ужасный день, еще хуже вчерашнего. Починив снова нарты Фредди, мы выехали около 10 ч. Упряжь в безнадежном состоянии, постоянно рвется. Заструги страшные, гребни твердые, как бетон, а в промежутках - глубокий мягкий снег. Нарты то и дело переворачиваются. Утром гора Форель не была видна, но позже, днем, появилось ее самое фантастическое отражение, вместе со всей окружающей цепью гор. Фредди опять мучается из-за отмороженных пальцев и промежности.
С моими собаками все хуже и хуже. Тисс, собирающаяся щениться, сильно затрудняет дело. Нарты начинают выходить из строя.
Наконец, пройдя 10 километров и основательно вымотавшись, разбили лагерь. Теперь от Большого флага мы прошли половину пути. Беспрерывное напряжение на такой высоте [1800-2000 метров], пробивание пути по снегу без канадских лыж* [их съели собаки], поддерживание нарт, чтобы они не перевернулись, ругань по адресу собак, постоянные остановки и возобновление движения - все это утомляет почти свыше всяких сил.
* (Канадские лыжи - (снегоступы) ступающие лыжи, употреблявшиеся на севере Северной Америки индейцами и заимствованные у них европейцами. Служат для хождения по снегу. Изготовляются из изогнутой деревянной рамы (похожей на тенисную или двухвостую ракету) с переплетом из веревок или сухожилий. Иногда они делаются в виде овала.)
Уэйджер. Во время стоянки мы убили бедную маленькую суку из упряжки Фредди, покинувшую своих щенков под бараком в Базовом лагере. Она находилась как бы в полусонном состоянии, и на нее не стоило тратить пеммикан.
На ужин съел треть банки полузамерзшего клубничного джема. Никогда не представлял себе, что существуют такие вкусные вещи. Фредди совершенно серьезно заявил, что я исключительно выдержанно отношусь как к товарищам, так и к собакам. Это неверно, но довольно приятно, что я произвожу такое впечатление. Впрочем, Фредди склонен иногда немного польстить.
22 ноября, суббота (флаг 124). Уэйджер. Откопав свои нарты, я обнаружил, что задняя часть одного полоза совершенно сплющилась, так как железные угольники на трех задних стойках разболтались. Я сразу взялся за ту же работу, которую вместе с Хемом проделал с другими нартами в лагере за первыми трещинами. Постепенно выяснилось, что ремонт, если производить его как следует, отнимет много времени, и мы решили пожертвовать целым днем, одновременно подготовив к выходу остальные нарты. Я усердно трудился до 3.30, вырубая пазы в трех ясеневых брусках и скрепляя их между собой. Я пытался также натянуть ремни, забив клинья. Теперь в мягком снеге нарты будут зарываться, и я не уверен, как они будут вести себя, пересекая заструги, ибо они стали менее гибкими. С двумя брусками я мог орудовать, втащив их в палатку, но с третьим пришлось возиться снаружи. Очень неприятная работа, и у меня на руках волдыри в тех местах, где сильней всего натерто ножом.
Весь день небольшая облачность и слабый до умеренного ветер, но у меня почти не было времени обращать на это внимание.
Перерыл весь свой мешок, чтобы разобраться в вещах и отыскать табак. Закурил трубку, но она доставила мне мало удовольствия. Теперь у меня остается три часа на чтение, размышления и ужин.
Фредди чувствует себя лучше, и мы дали себе обещание пройти завтра рекордное расстояние. Завтра начинается пятая неделя нашего путешествия.
23 ноября, воскресенье (флаг 136). Чепмен. Весь день 50° мороза, мы все ощущаем влияние высоты и холода. Поднимать опрокинувшиеся нарты и увязывать их стоит нам невероятных усилий; после каждого напряжения мы ложимся и с трудом переводим дыхание. Восход солнца в 8.30. Максимальная наша скорость полтора километра в час. Сделали 9 километров. Флаги здесь сильно покосились, и их с трудом можно различить.
Уэйджер. Сегодня появился новый вид снега, а именно мягковатый - непорошкообразный, какой заполняет впадины, и не похожий на мел, как в застругах. Этот образует округлые холмы и гребни, и двигаться по нему хорошо, но он встречается очень редко, и длина таких гребней обычно не превышает десятка метров. Снова восхищался серповидной формой мелоподобных заструг. Но эти привлекательные заструги- ужасная помеха для нарт. Мои перевернулись сегодня, вероятно, раз пять и перевернулись бы еще десяток раз, если бы мне не помогали товарищи.
Чувствовал себя хуже обычного и выпил пол-ложки рыбьего жира - впрочем, не думаю, что у меня появился авитаминоз, просто надоел пеммикан. Прошел месяц со дня нашего выезда, и я собираюсь надеть чистые теплые кальсоны и фуфайку подо все. Я ничего не сниму, просто прибавится еще одна пара. Может быть, мне станет теплей по ночам, если непосредственно к телу будет прилегать более пушистое и менее пропотевшее белье.
Прочел немного "Ромео и Джульетту"; прекрасная вещь, и так как мы остановились рано, то сегодня вечером я еще с полчаса посвящу ей.
24 ноября, понедельник. Уэйджер. Перистые облака покрывали почти половину неба, и восход был очень красивый. Перед тем как окраситься в розовый цвет, изящные ленты перистых облаков сверкали белизной на фоне необычайно синего неба.
Во время очередной поломки нарт я снова задал вопрос: нельзя ли оставить что-нибудь из груза? Нам предстоит пройти еще восемьдесят километров до станции и весь обратный путь, а нарты буквально разваливаются на части от такой тяжелой дороги.
Всякого рода напряжение утомляет в два или три раза сильней, чем обычно, и я вспоминаю о наполовину пустой бутылке с рыбьим жиром, откупоренной мною накануне. Бутылка была герметически закупорена, и когда я ее открыл, рыбий жир пенился, как шампанское. Бутылка не открывалась со времени отъезда из Базового лагеря, находящегося на 1800 метров ниже. Впрочем, думаю, холод также играет некоторую роль в том, что нам тяжело дышать.
Курто. До второго завтрака мы сделали всего 3,5 километра, и когда после десятиминутной остановки для еды готовились тронуться в дальнейший путь, я обнаружил, что у Тисс родился щенок. Сохранить его в тепле и вообще чем-нибудь помочь ему было невозможно. После этого нисколько не огорченная Тисс тянула наравне с лучшими собаками, но через час она принялась рыть яму, готовясь родить второго. Во время одной из остановок для починки нарт Уэйджера она произвела его на свет. Наконец, мои нарты перевернулись в неудачном месте, а ветер стал наметать большие сугробы, и мы разбили лагерь. Вскоре Тисс родила третьего щенка; я устроил ее по возможности удобней среди ящиков с рационами и предоставил ей управляться, как сумеет.
25 ноября, вторник (флаг 143). Курто. Весь день лежали. Ветер, сильный с утра, после полудня превратился в ураган.
Уэйджер. Временами мне определенно кажется, будто мешок, на котором я сижу, движется. Но это либо результат внезапных перемещений воздуха в палатке то в одну, то в другую сторону, либо иллюзия. Фредди накормил собак и сообщил, что мороз 32°. Открыв дверь, чтобы передать ему Шекспира и керосин, а взамен получить свечу, "Похищенного"* и папиросы, я увидел перед собой сплошную завесу снега. В палатке было неуютно. Мерз нос, со стен сыпался иней и белой пеленой лежал повсюду. Пища в свободные от работы дни кажется несколько приевшейся, хотя в пути мы находим ее вполне сносной.
* ("Похищенный" - роман Р. Л. Стивенсона.)
Размышлял о геологических проблемах и обдумывал - теперь, когда нарты почти сломаны и дорога по льду внутри страны такая плохая - возможные в дальнейшем маршруты. Хотелось бы мне знать, каковы планы Джино.
Начал "Похищенного".
26 ноября, среда (флаг 143). Чепмен. Лежу. Прочел "Цимбелина"*, затем начал "Сагу о Форсайтах", Нарты разваливаются на части; что можно предпринять? Весь вечер собаки бродят вокруг палатки.
* ("Цимбелин" - драма Шекспира.)
Уэйджер. Ночью по-настоящему сильный ветер. Утром он стал затихать и сейчас мертвый штиль, с наступлением которого прекратилось беспрестанное хлопанье и в палатке стало значительно теплее.
В час дня я вышел покормить собак. Небо было ясное, но ветер еще достаточно сильный и нес небольшую поземку. Все щенки Тисс погибли.
27 ноября, четверг (флаг 153). Уэйджер. Когда в 8 ч. утра мы вышли из палаток, падал легкий снег и ветер почти стих. Встали поздно из-за темноты. Казалось очень тепло, отчасти потому, что не было ветра; t сравнительно высокая, -20°. Нам всем пришлось заняться починкой нарт, и мы пустились в путь только в 11.15. Невозможно было различить, куда мы двигались, хотя флаги часто бывали видны за 800 метров. Слой сухого мелкого снега толщиной в 5-8 сантиметров покрывал все. Так как не было теней и большей частью стоял туман или шел снег, у нас обычно создавалось такое впечатление, словно мы двигались среди сплошной ваты. Нарты частенько переворачивались, но в общем дорога оказалась хорошая. Стало теплей, и поэтому мы чувствовали себя бодрее и не так, думается мне, страдали от одышки. Отмороженный палец ноги у Фредди в общем хуже, но его промежность и он сам лучше. Удалось сделать 7 километров.
У каждой из моих собак свой собственный определенный характер, который я постепенно узнаю. Аугут, вожак, мелковат, нажимает изо всех сил и довольно умен. Коко (вероятно, это значит Белый) стар и в настоящее время довольно жалок, потому что его упряжь плохо прилажена и не подогнана, и в результате у него образовались раны. И все же он старательно тянет, а если упряжь натирает особенно больно, оборачивается и жалобно смотрит на меня. Остальные собаки обычно относятся к нему очень доброжелательно и лижут его раны. Бруно фактически из другой упряжки, к которой принадлежит и Снепс. Бруно, по-моему, стар и себе на уме. Он сторонится других собак и держится в сущности неприветливо как в Базовом лагере, так и здесь. Но в Базовом лагере он постоянно ожидает, что люди будут с ним возиться. Он тянет вполне хорошо, не худеет. У Сукулука - желтой масти и все еще довольно жирного - не хватает выдержки, и он несколько изнежен. Он красивый и весьма легко принимается скулить. Я считал его очень глупым, неспособным понять значение "илли" и "йюк" ("направо" и "налево"), однако теперь он становится лучше. Кернек (Черный), по-видимому, еще в хорошей форме, бодр, постоянно возбужден и вначале полон энергии. Но иногда он перестает тянуть, в особенности если ему удается, как бы в оправдание, переступить ногой постромки другой собаки. Кроме этих, имеются еще две собаки из Ангмагсалика. Калек ссорится со всеми остальными и быстро становится вожаком. Он большой и здоровый (или кажется таким, так как остальные только что возвратились из маршрута) и абсолютно бесстрашен. Он тянет хорошо, подчас очень хорошо. Салик, прозванный Лемоном Ангел (впрочем, когда ему приходится тащить нарты, это прозвище не всегда к нему подходит), ведет себя хуже, чем в Базовом лагере. Там он постоянно носился с Капеком; между тем как Калек упорно не желал приближаться к нам, Салик подходили даже отправлялся со мной на прогулку. Он тянет довольно хорошо, но далеко не так силен, как Калек, и вообще менее энергичен. Здесь он обычно ведет себя спокойно.
Фредди, думается мне, изрядно устал от этого пути. Ведь он только что вернулся из предыдущего маршрута. Впрочем, кажется, мы все в таком же состоянии.
28 ноября, пятница. Уэйджер. Ночь из-за теплой, безветренной погоды провел плохо. Спальный мешок и одежда были мокрые. Собаки всю ночь не желали угомониться. Некоторые негодные твари подходили к палатке и принимались рвать ее зубами; я их прогонял. В 12 часов проснулся и услышал, что они опять рвут палатку; пришлось встать и открыть дверь, но виновница успела убежать. Я замерз, проведя на*воздухе десять минут, но так и не мог решить, какая это была собака. Окоченевший и мокрый, я долго не мог заснуть. Затем меня снова разбудили звуки разрываемого брезента - какая-то собака торжествующе рвала в клочья заваленную снегом полу палатки. Необходимо было прекратить подобную порчу, и я снова выглянул. Калек стоял поблизости, и я подумал, что то была его работа. Я опять долго не мог заснуть, и когда меня разбудили в 6 ч. утра, чувствовал себя не в своей тарелке.
Снег и небольшой ветер. За ночь выпало, вероятно, 5-8 сантиметров. Я отметил, что снег состоял из отдельных кристаллов, имевших очень красивую звездообразную форму во всех трех измерениях. Впрочем, примерно пятая часть снежинок имела звездообразную форму только в двух измерениях. Очень тепло, -16°, из-за тумана и снега видимость плохая.
Я и Фредди побили Капека, а затем Кернека, которого я подозревал в том, что накануне в сумерках он съел постромки от моих саней. Это оказалось очень утомительным, и после расправы мне пришлось на минутку присесть. Думаю, что Кернек не был виноват, а до моих постромок добралась Тисс (сука из упряжки Курто) и принялась их грызть. В темноте ее легко спутать с Кернеком.
Мы находимся теперь в 60 километрах от станции "Ледниковый щит" - не дальше, чем от Хебден-Бриджа до Арнклиффа*. Хотя это совершенно нелепо, я всегда, думая о расстояниях, представляю себе арнклиффские прогулки.
* (Хебден-Бридж, Ариклифф - города в Северной Англии. )
29 ноября, суббота (флаг 169). Кур то. Всю ночь дул сильный северо-восточный ветер. Днем он перешел в западо-северо-западный. К вечеру - сильный с колючей поземкой. Провели ужасный день, двигаясь по глубокому снегу, местами выше колен. Сделали 6,5 километра. Собаки едва тащили нарты.
Чепмен. Прошлой ночью собаки разорвали вещевой мешок и, утащив бинокль, съели кожаный футляр.
30 ноября, воскресенье. Курто. Погода тихая и большей частью пасмурная, изредка со снежными шквалами с северо-запада. День выдался удачный, и мы побили все рекорды. Рано утром густой туман с холодным ветром и поземкой. Поэтому не могли различить флагов. Увязав нарты, мы разошлись в разные стороны и в конце концов отыскали флаг на расстоянии каких-нибудь четырехсот метров. Тронулись в путь в 11 часов при прояснявшемся небе и улучшавшейся видимости. В полдень на мгновение показалось солнце с двумя столбами радуги под углом примерно в 15° от него; появление радуги объясняется, вероятно, легкой поземкой. Солнце поднимается теперь над горизонтом всего на час или два и стоит, конечно, так низко, что не дает никакого тепла. Все же видеть его приятно. Двигались быстро и впервые со времени выхода из Базового лагеря большую часть времени могли сидеть на нартах. Так как светила луна, мы продолжали путь и после захода солнца. Стали лагерем около 7 ч. веч., пройдя 20 километров. Отпраздновали полными рационами. Если бы такая погода продержалась еще дня два, мы добрались бы до места".