В 1944 году в Архангельске был создан отдел Географического общества. Билет действительного члена старейшего научного общества страны был вручен Илье Константиновичу Вылке. С этого дня он постоянно бывает в обществе, активно участвует в работе отдела. Бывшая в это время ученым секретарем отдела Ксения Петровна Гемп рассказывает об этих его визитах: "Ростом он был невелик, коренастый, широкоплечий. Стоял прочно на земле, шагал ровно, не торопясь, движения его были ловкие, уверенные, без спешки, и не было среди них лишних. Приветствуя, крепко жал руку своей твердой небольшой рукой. Приветствия были краткие и сердечные".
Он живо и увлеченно рассказывал о новостях в жизни ненцев, о промыслах, об экспонатах для музея.
Поселившись в Архангельске, Илья Константинович обращается к истории открытия и изучения Новой Земли, знакомится с разнообразными литературными и документальными источниками.
История эта полна героических страниц, повествующих о мужестве, благородной любознательности целых поколений первопроходцев. И в памяти старого проводника полярных экспедиций возникали картины заброшенных поморских становищ, виденных им некогда на побережьях родного острова. Теперь эти воспоминания ложились на канву исторических дат, обрастали именами и событиями.
...Впервые Новая Земля стала известна промышленникам-поморам еще в XI веке. Но лишь спустя пять столетий в Европе англичанином Гаклюйтом было издано первое, весьма приблизительное и не свободное от вымысла описание островов. В 1596- 1597 годах близ северо-восточной оконечности Новой Земли зазимовала голландская экспедиция. Многие ее участники погибли от цинги. В Ледяной гавани нашел смерть Виллем Баренц - участник этой экспедиций, отважный путешественник, чье имя увековечено на картах.
Если сначала русские промышленники отправлялись на Новую Землю только на летние промыслы, то в XVIII столетии они уже неоднократно зимовали там. Выходец из Мезени, Ф. Рахманин зимовал на ее берегах 26 раз. Крестьянин деревни Шуя, Я. Чиракин "оную Новую Землю проходил поперек насквозь на другое называемое Карское море два раза". Наконец, в 1769 году Архангельская портовая контора организовала на остров специальную экспедицию под началом штурмана Федора Розмыслова. Деятельность этой экспедиции открыла период всестороннего научного изучения Новой Земли. Литке и Пахтусов, Бэр и Циволька продолжили дело изучения ее побережий, внесли бесценный вклад в ее исследования.
"А какую роль в изучении Новой Земли сыграл его народ?" - задумывается Вылко. И обращается к именам своих соплеменников - ненцев, также бывших в числе пионеров изучения Европейской Арктики. В 1949 году газета "Правда Севера" опубликовала его статью "Ненцы - исследователи Арктики". Вылко рассказал в ней о десяти смельчаках, отправившихся на промысел в море с одним кремневым ружьем и копьями и исчезнувших бесследно.
Первым Новой Земли достиг ненец Пыенгарка - его имя носит один из мысов острова. Первопроходец был поражен видом высоких снежных вершин, сползающих к морю ледников. "На этой земле, должно быть, боги живут",- рассказывал он, вернувшись на Большую землю. И долго называли ненцы эти острова "Норо я" - Божественная.
Те кто отважился отправиться в Ледовитый океан, писал Вылко, "считались очень большими людьми. Их уважали за то, что они знали природу. За то, что они победили стихию: и плавучие льды, и морские волны". На Новой Земле побывали Матвей Вылко, Яги Нахо, Миритя Яха. Пырерко был первым, кто отважился на зимовку на острове. Здесь он перенес тяжелые лишения, едва не умерев от цинги. И наконец, Фома Вылко остался на Новой Земле на постоянное жительство. Устами ненецких первопроходцев и открывателей Новой Земли Вылко говорил: "Не должно быть такой Земли, на которой нельзя жить! Не должно быть такой природы! Неужели мы не проживем? Не надо бояться опасностей. Мы победим их. Мы не вернемся на Большую землю. У нас будет своя земля, здесь".
В этнографической секции общества Илья Константинович сделал обстоятельный доклад "Ненецкие названия на острове Новая Земля", явившийся ценным вкладом в топонимику Арктики. С трибуны он говорил по-русски, без акцента.
Помимо перевода ненецких наименований географических объектов Вылко дал подробные комментарии к ним. И каждый такой комментарий - это маленькая новелла с героем, сюжетом и неожиданным разворотом событий, послужившим основой для возникновения названия. Так, приводя название горы Пухича пэя - Старухин камень, расположенный невдалеке от мыса Столбового, Вылко сообщил, что это название появилось потому, что первым, кто поднялся на вершину, была старуха. Это была жена Максима Пырерко. Открыл это место Ханец Вылко.
Иногда названия пояснялись целым рассказом. Так, у реки Тайной - Нарьяна нахохойпыя - Конец горы Красного Нохо. Старик по имени Нохо (нохо - песец) охотился с ружьем. У него не было спичек, и он стал добывать огонь при помощи ружья. Растолок уголь. Положил уголь с порохом в сухую тряпочку. Выстрелил. Тряпочка загорелась. Раздувает тряпочку и тут же досыпает порох из банки. Получилась вспышка, и он ослеп. Лежит слепой в чуме, а сам красный. Вот и назвали гору горой Красного Нохо.
Когда один из этнографов стал записывать рассказ Вылки и попросил повторить название "Конец горы Красного Нохо", Илья Константинович настоял на написании именно этого выражения - "Конец горы". "Пиши так,- сказал он,- это отдельное название у нас".
Или название Павливэно лама, в переводе озеро Испугавшегося Павла. Озеро замерзло. Павел хотел ловить рыбу. Сделал для этого лунки в озере. Вода заколебалась. Он испугался. Перед теплой погодой всегда лед ломается, а он черта испугался.
- Когда-то, лет двести, а может быть, триста, - рассказывал Илья Константинович, - много белух заходило в губу. Вот и прозвали ее Белушьей. Теперь белухи почти не встречаются, они не любят запаха машинного масла, плеска весел и стука моторов. Но в губе круглый год живут нерпы, старые и молодые, кормятся здесь, выводят детенышей. Они не такие пугливые, как белухи.
В 1950-х- 1960-х годах Илья Константинович часто выступает с лекциями, докладами, с особенным удовольствием рассказывает о своем учителе и друге Владимире Александровиче Русанове. В 1959 году он передал руководителю фольклорной экспедиции Географического общества Анне Михайловне Щербаковой тоненькую тетрадь в розовой обложке. На ней была надпись: "Воспоминание Русанова Владимира Александровича, любителя Новой Земли". Это подробный рассказ о совместных путешествиях 1909- 1911 годов, содержащий многие детали и подробности, важные для биографии выдающегося полярного исследователя, летопись его дел на Новой Земле. Здесь и портрет Русанова, и описание совместных маршрутов, и запись диалогов.
Русанову посвящен написанный Вылкой в 50-е годы единственный портрет - крупное поясное изображение, точно вплотную придвинутое к раме, которое подчеркивает значительность личности путешественника Рассказывая об этом портрете, искусствовед О. П. Воронова отмечает, что, хотя Русанов и похож на нем на свои фотографии, сходство это внешнее, а внутреннее - в нем видна решительность, энергия, сосредоточенность - черты, так определенно присущие путешественнику. Загорелое лицо Русанова, его темная и простая одежда четко выделяются на фоне пейзажа - моря и плывущих по нему льдин. Хорошо переданы простая материя костюма и шляпа путешественника.
Когда в дом входили гости и справлялись о том, как он живет, Вылко отвечал:
- Хорошо. Сейсас пису. Рисую. И он писал.
Существует тенденция противопоставить Новую Землю, Арктику Борисова с ее лиричной сюжетностью, импрессией, даже определенным элементом декаданса Новой Земле, Арктике Тыко Вылко - Арктике простой, неяркой, домашней, составляющей окружение родного чума. При этом непременно подчеркивается, что Арктика Вылко - "правильная" Арктика. Но Арктика здесь, если можно так сказать, увидена родными глазами. Борисов видит ее впервые, он поражен ею, он воспринимает и передает с подлинным мастерством ее цветовую гамму на Большой Земле. Арктика Вылки - его повседневность, это кормилица, это - в его собственных глазах - обыкновенная жизнь, рассказанная талантливо, но скупым набором изобразительных средств. И по-видимому, обе трактовки Арктики имеют право на существование, и обе трактовки верны, как в классике мировой полярной литературы равноправно сосуществует Арктика - "Страна ночи и льда" Фритьофа Нансена и "Гостеприимная Арктика" Вильямура Стеффансона.
Рисунки Вылки - это собрание иллюстраций к ненаписанной книге его странствий, это "живописная география" Новой Земли. Это простой и очень достоверный рассказ о виденном в пути. Даже сами названия картин - это как бы запись дальних маршрутов. И то, что путешественник обычно записывает в дневнике, цветные карандаши Вылко занесли на бумагу: "Незнаемый залив", "Столбовый мыс", "Горы в Машигиной губе", "Ледник Норденшельда на Карской стороне", "Губа Белушья", "Горы Северного острова", "Мыс Дровяное". Как удивительно напоминает этот перечень названий картин Вылки - краткое указание маршрута, которое предпосылали главам своих сочинений путешественники прошлого! А сами главы? Главы - это живописное повествование Вылки о каждом уголке родного края. О его людях, о Федоре Розмыслове, о Георгии Седове. Но чаще о Русанове. Его корабль. Его стоянка. Его работа. И пояснял - это стоянка Русанова, Маточкин Шар. Там - Седова. Вот идет Русанов. Гляжу на него - будто вчера его видел. Совсем как живого сделаю.
Илья Константинович задумал свести воедино материалы своих географических наблюдений, начатых еще в юности. Живя в Архангельске, он пишет статьи о движении льдов, изменчивости вод, о тюленьих лежбищах и птичьих базарах. Надо решить вопрос о вечной мерзлоте. У нас земля только с поверхности замерзает. Вечной мерзлоты не встретишь нигде, я искал - глубже полуметра не промерзает, копал, знаю. Да и старики говорят: "Теплая наша Новая Земля".
Тема подземного тепла, которое отогреет суровые полярные страны, привлекла его в качестве сюжета фантастической повести, которую он начал писать. По случайно найденной норке лемминга, из которой валил пар, люди догадались, что в этом месте тепло близко подходит к земной поверхности.
Вылко мечтал выкопать шахту глубиной в четыре километра, там будет очень жарко. Из-под земного котла трубы будут подавать горячий воздух. Тогда "лето будет длиннее и на Новой Земле вырастут помидоры и картошка".
Илья Константинович все чаще задумывался о необходимости самых строгих мер по охране природы Севера. По его инициативе на Новой Земле был введен лимит на отстрел белых медведей и оленей, установлены сроки сбора яиц.
Вылко оказал неоценимую помощь исследователям ненецкого фольклора, которых Географическое общество направило в Архангельск. Любимыми его песнями были древние богатырские песни - сюдбабц, а также и старинные песни - ярабц*
* (Слово "сюдбабц" происходит от слова "слюдбя" - богатырь, а слово "ярабц" - от глагола "ярць"- плакать.)
"Исполняя эти песни, Илья Константинович Вылко глубоко переживал судьбу героев, выражая свое сочувствие не только мимикой и жестикуляцией, но также и разными замечаниями, восклицаниями одобрения или порицания, поясняя поступки действующих лиц, а иногда досадовал и бранился. К концу песни он словно уставал и, тяжело дыша, вытирал со лба крупные капли пота", - вспоминает А. М. Щербакова.