Глава XII. К новым берегам

Вступив 9 сентября в лед на пятидесятом меридиане в широте около 75°20', "Фока" шел до позднего вечера почти без задержек.

На ночь пришлось остановиться. На следующий день с утра пробивались довольно успешно - лед был не очень сплочен. Но чем дальше на север, все плотней и толще становились пластины льда и выше торосы. Начались небольшие морозы. Каналы стали покрываться плотной коркой молодого льда; прорезая ее, "Фока" полз подобно мухе, попавшей в соус. Слышались выкрики команды да непрерывные звонки в машину: "Назад - вперед - назад".

Ледяной пояс только начинался, а топливо подходило к концу. Уже резали на дрова баню; ее вместе с плавником могло хватить на трое суток. "Фока", пробыв во льду чуть не двое суток, не достиг еще и прошлогодней широты. Но так же как и в прошлом году, отдельные пластины смерзались в ледяные поля, оставляя все меньше каналов. Куда ни взгляни - одна картина. По Горизонту - марево белой безбрежной пустыни, в сеть редких каналов вкраплены лужицы и полыньи. Вблизи - горы изумрудно-белых чудовищ-льдин. Выбиваясь из сил, коптя последним мелким углем, "Фока" вырывался из одного канала, чтобы застрять в другом.

12 сентября подул ветер, слегка расширил каналы, но настроение на корабле было угнетенное. Топки сожрали, наконец, и баню. В ход пошли разные доски и иной горючий хлам; принялись за ворвань медведей и нерп. Ворвань, если ее смешать с еще неостывшей золой, горит чудесно! Матросы тащили последние поленья, доски и всякий мусор. Трудно было удержаться от мыслей о будущем.

Под вечер ветер стал крепчать. Полыньи, очистившись от сала, стали проходимей. Люди повеселели. Вплоть до темноты шли отлично под парусами. В последний час лаг показал семь узлов.

Вечером того же дня были у Земли Франца-Иосифа. Невольно вспоминались слова Нансена: "Так вот какая она! Сколько раз представлялась она мне в мечтаниях, и все-таки, когда ее увидел, она оказалась совсем иной". И Георгий Яковлевич ожидал увидеть нечто, похожее на Новую Землю, но Земля Франца-Иосифа оказалась не похожей ни на что виденное раньше. Она открылась в тумане-дымке. Георгий Яковлевич долго не мог определить - облако ли застыло или высокие пологие горы поднялись за горизонтом над свободной водой. Наконец, выделилось нечто, похожее на белый перевернутый таз, а сзади него - белые горы с темными горизонтальными полосками у вершин. К вечеру Седов хорошо опознал очертания берегов по карте.

Все внимание поглощала показавшаяся земля. Наконец, сильный всплеск под бортом и какое-то хрюканье заставили посмотреть вниз. Из чернильно-зеленого моря высовывались безобразные головы, вооруженные клыками. Большое стадо моржей, окружив корабль, сопровождало его. По временам пасти чудовищ открывались; тогда с брызгами воды и пара вылетали мычание и хрип, похожий на хрюканье. Казалось, моржи негодовали на появление пришельца в заповедных местах.

- Еще две охапки рубленых канатов под котлы, еще полбочки ворвани!

- Верти, верти, Иван Андреевич, догребай до берега! - кричал в машинное отделение штурман. - Близко, близко!

Спускалась темнота, с гор дул крепкий ветер. На берег ехать нельзя. Бросили два якоря.

"Было или нет русское судно? Получим ли уголь?" спрашивали друг друга.

14 сентября был пасмурный, немного мглистый день. Летали одиночки чистики и стайки запоздалых чаек.

Скольким отважным людям мыс Флора казался первой ступенью к осуществлению мечты о полюсе! И сколько неожиданных препятствий, бед и разочарований встретило их на этом пути!

Кто только тут не побывал! Пайер, Ли-Смит, Джексон, Уэлман, Болдуин, Фиала. Здесь был Макаров со своим "Ермаком". Тут развалины жалкой избушки Ли-Смита и место замечательной встречи Нансена с Джексоном...

Ранним утром 14 сентября от борта "Фоки" отвалил карбас, переполненный людьми. На берег поехали все, за исключением штурмана и очередной вахты. Оставив шлюпку среди оледенелых камней, поднялись по невысокому прибрежному откосу на плоскую равнину, которая замыкалась с севера гористой частью острова- крутым скатом с отвесной стеной базальтовых утесов наверху.

Весь берег и горы были под глубоким снегом. Всюду виднелись медвежьи следы.

Седов быстрыми шагами направился к постройкам по ту сторону небольшого замерзшего озерка. Теперь должно выясниться, прав ли он был, стремясь к мысу Флора. Если судно приходило, должны быть следы его пребывания. Нужно искать их где-нибудь на видном месте или внутри дома. Если уголь из-за пловучих льдов не удалось выгрузить на мысе Флора, то записку все-таки должны были оставить.

Около построек ничего похожего на знак с запиской не оказалось. Не было видно и угольного склада. Снег истоптан медведями, но человеческих следов - ни одного. Седов вошел в первую постройку - жилой дом Джексона. Он выглядел вполне сохранившимся, но двери полуоткрыты, окна выломаны медведями... Еле протиснувшись в дверь, через обледенелые сени проникли в жилое помещение. Какой хаос! На полу слой грязного льда в три четверти метра, по стенам наспех сколоченные койки в два яруса, посредине торчит кусок прогоревшей печи, на койках - спальные прогнившие мешки, бутылочки с лекарствами и грязная посуда. Но никакой записки нет. Заглянули в небольшой сарайчик, служивший Джексону для хранения угля. Он был пуст, если не считать мелких крошек и угольной пыли. В амбаре много разного добра, бочки, бидоны с керосином, пеммикан, каяки, но ни крошки угля. В циркообразном домике - то же.

Где же макаровский уголь? Не там ли, в хижине с бамбуковой оградой? Направились туда. Хижина оказалась судовой рубкой. Ее стены были окружены плотным рядом бамбуковых палок, переплетенных проволокой, промежуток между палками и рубкой завален торфом и мхом.

Осмотрели подробно весь берег. Всюду разбросано множество вещей из обихода полярных экспедиций, но среди них топлива не было. Только около восточной стены амбара оказалась небольшая кучка - мешка два или три - полурассыпавшегося угля, как раз в том месте, где на стене были следы лежавшей здесь большой груды. Очевидно, все топливо, оставленное Джексоном и Абруццким, и макаровский уголь использованы зимовавшей здесь американской экспедицией Фиала. На бедственное положение этой экспедиции и на отсутствие дисциплины указывали беспорядок и неряшливость в жилом доме и особенно дневник, принадлежавший Коффину, капитану судна "Америка". "Ищите, ищите как следует, - обратился Георгий Яковлевич к матросам, - быть может, тут есть и труп. С такими документами не расстаются". Но на койке ничего, кроме истлевшего спального мешка и прогнивших кусков одежды, не оказалось.

Пока рассматривали дневник, один из матросов принес винтовку незнакомой системы и хорошо сохранившуюся просторную рубаху с капюшоном.

- Экспедиция Циглера - Фиала! - сказал Седов. - Эту экспедицию я видел в Архангельске. У нее было прекрасное судно, множество всякого добра...

На равнине перед домом валялось множество разбитых ящиков, порожних банок из-под консервов, обрывки собачьих упряжек и поломанные нарты. Недалеко от джексоновских построек увидели возвышение; оно оказалось могилой Мюатта, одного из матросов джексоновского корабля "Уиндворт" - Поправив крест, сломанный и поваленный бурями, направились дальше на восток к обелиску, высеченному из крупнозернистого мрамора. На памятнике надпись, указывающая, что обелиск поставлен герцогом Абруццким в память трех участников его экспедиции, пропавших без вести во время путешествия к полюсу.

Осмотрели подробно весь берег. Угля не было. Плавника тоже нет. Впереди зимовка без топлива - вот что выяснилось в этот день. Просьба о присылке угля не исполнена. Экспедиция предоставлена собственной судьбе.

Под вечер первого дня Седов, художник и штурман пробовали охотиться на моржей. Охота на моржей, плавающих стадами, считается опасной. Если исключить из рассказов о приключениях норвежских промышленников все преувеличения, одна опасность остается несомненной - это постоянная угроза внезапно очутиться в холодной воде среди моржей. Удача охоты всецело зависит от искусства гарпунера.

Первое стадо встретилось недалеко от корабля. Седов направил шлюпку в самую гущу голов. Вся орда, разбрасывая пену, плавала от мыса к мысу, ныряла под небольшую лодочку и с шумом дышала; крошечные глазки блестели зло, недружелюбно. Если шлюпку не слишком швыряют волны, убить одного из стада не трудно, значительно труднее вонзить в добычу гарпун. Художник выстрелил в ближайшего моржа почти в упор, - тот потонул настолько быстро, что не успели даже замахнуться гарпуном. Со вторым сблизились на два метра: стрелок выпустил заряд, а Седов бросил гарпун. Но, очевидно, для этих толстокожих обыкновенный железный гарпун совсем не годен, - он, не пробив полудюймовой кожи, погнулся и выпал. Что-то дико-жалобное послышалось в крике моржа, когда вонзился гарпун, брошенный вторично. После третьего удара морж, казалось, с отчаянием обернулся к шлюпке и, широко раскрыв безобразную пасть, взревел во всю силу легких. Каскад кровяной пены и брызг хлынул в лицо Седову. В то время как раненый морж рычал и метался по волнам, к нему стали собираться остальные. Животные, окружив шлюпку тесным кольцом, бессмысленно смотрели на раненого и на шлюпку.

На следующий день охота продолжалась. Моржей было множество. На припае и ближних льдинах Седов насчитал более сотни; вдали же повсюду тоже виднелись стада и отдельные туши с подобранными под брюхо ластами. Шагах в тридцати-сорока от одного из стад баркас пристал к льдине. Художник выгрузил киноаппарат и начал снимать; моржи лежали не шевелясь, как груда сосисок на блюде. Пропустив несколько метров пленки. Пинегин попросил Седова выстрелить, чтобы вспугнуть стадо. Один из моржей был убит.

Удивительно: это не произвело на животных никакого впечатления!

Кушаков, не совладав со своим охотничьим пылом, тоже выстрелил в стадо и угодил так удачно, что клык самого большого самца разлетелся вдребезги. Осколки задели рядом лежавших, - поднялась суматоха. Два-три шлепнулись в воду, остальные собирались последовать за ними. Опасаясь, что моржи уйдут и тогда для пополнения запасов мяса придется искать другое стадо, от "Фоки" более отдаленное, охотники открыли стрельбу. Первые выстрелы уложили ближайших к воде, остальные, заключенные в кольце убитых, не могли броситься в море иным путем, как только через трупы товарищей, а тут их и настигали пули.

Еще одно стадо расположилось высоко над морем. К месту лежки вела широкая и грязная дорога, проторенная по пологому подъему ледника, который опускался к морю незаметным скатом снега. Моржи спали крепко и дружно сопели. На приближавшихся людей даже не посмотрели. Убивать их не было нужды. Но на ленте, запечатлевшей движения моржей в воде и на суше, поодиночке и стадами, оставалось немного свободного места. Георгий Яковлевич предложил снять моржей, ползающих на суше.

Матросы погнали все стадо к морю. Очень не хотелось животным оставлять покойное ложе, но нападение велось энергично, и стадо покорилось. Лишь один огромный старый и лысый самец, корявый от рубцов, шишек, морщин и клочков рыжей шерсти, не подчинился. Свирепо двигая клыками, он двинулся на преследующих.

- Вот этот - настоящий папаша, защищает семейство. Молодец старик!

"Папаша" и в самом деле будто прикрывал отступление. В стаде, среди взрослых самцов, были и самки без клыков и молодые моржи. Вожак, угрожая бивнями и сотрясая воздух ревом, дал стаду отползти и попятился сам. К сожалению, кинематографическая пленка кончилась как раз к моменту, когда стадо подползло к краю ледника. Стоило посмотреть, как туши в тонну и больше весом стали плюхаться в воду. Очнувшись в родной стихии, моржи дали волю негодованию. Поджидая вожака, они вспенивали тихое море и ревели хором, как заводские гудки поутру.

С "папашей" же случилось несчастье. Прикрывая отступление, он пятился задом. На пути попалась узкая трещина, которую стадо переползло без затрудений, но он, очевидно, по привычному ощущению, принял ее за край льда и, спустив туда задние ласты, соскользнул. Он скоро понял ошибку и, глубоко вонзив в лед могучие бивни, пытался освободиться. Но - поздно. Тяжелая туша уже ушла в трещину и заклинилась там. Старый морж в отчаянии ревел и бил клыками в края, осколки льда фонтанами сыпались вокруг. Спасения не было. Каждое движение только глубже втискивало тело в глубокую расщелину льда. Пришлось его пристрелить.

С большим трудом погрузив одного. из моржей на баркас, охотники вернулись на судно.

На следующий день собирались грузить убитых моржей, но поднялся сильный ветер, пришлось положить оба якоря и вытравить побольше цепи. Береговой ветер сразу сменился штормом с южной стороны; на горизонте показались белой полоской льды, всегда страшные для корабля, стоящего у открытого берега. Корабль Ли-Смита "Эйра" был раздавлен при подобных обстоятельствах почти в том же месте, где стоял "Фока". Льдину с убитыми моржами береговым штормом унесло в море; из всей добычи осталось десять штук.

Вечером 17 сентября была погружена последняя туша. Тотчас же подняли якорь. Внезапно стих ветер, успокоилась узкая полоска моря. Судно поплыло по гладкозеркальной воде. Как-то вдруг стало заметно, что на этих островах давно зима. Не стало чаек, улетели последние чистики, даже моржи исчезли куда-то.

Обогнув западный мысок острова Нордбрук, Седов направил судно на север. Пролив Миерса был чист.

Когда "Фока" проходил мимо памятника погибшим итальянцам, Георгий Яковлевич отдал приказание произвести салют из пушек. Выстрел за выстрелом разносился у пустынных островов. Гулкое эхо громом вторило салюту. Весь экипаж, сняв головные уборы, стоял в молчании.

Мертвые земли открылись, когда "Фока" вошел в проливы между островами. Нужно войти в них, чтоб увидеть Землю Франца-Иосифа такой, как она есть. Белая, оледенелая земля! Остров Брюса невысок, но почти весь подо льдом. Земля Александры выше, но и на ней не увидеть черного пятна. Правда, остров Нордбрук и дальше за ним кое-какие земли чуть пестрят редкими темными пятнышками и черточками, но как ничтожно малы эти пятна на широком горизонте!

Айсберги, постоянно встречающиеся кораблю, и цветом и формой отличаются от плавающих около Новой Земли. Эти - матовы, пористы, большинство их напоминает стол, накрытый белой скатертью. Среди встретившихся в этот вечер попадались горы значительной величины. В сумерках "Фока" разошелся с айсбергом длиной не меньше четверти километра. Стоявшие на мостике приняли его сначала за островок, не нанесенный на карту, и, только подойдя ближе, заметили, что ледяной островок плывет.

Ночью "Фоке" из-за скопления льда и темноты пришлось остановиться в Британском канале. На рассвете, с помощью сильного приливо-отливного течения, "Фока" легко одолел ледяное препятствие. С утра 18 сентября встречался лед, легкопроходимый. Около полудня прошли мыс Муррея, позднее миновали северо- восточную оконечность Земли принца Георга. Казалось, еще немного - и восемьдесят первый градус будет позади, а "Фока" поплывет по морю Виктории.

Увы, как раз в том месте, где Седов ждал окончания затрудений со льдами, встретился плотный, непроходимый лед. Путь на север закрыт!

Георгий Яковлевич не хотел верить, что на пространстве двадцати миль не найдется ни одной лазейки на север. Он повернул "Фоку" по кромке льда на восток. Нет, кромка невзломанного льда, приведя к острову Кетлица, решительно завернула на юг. Седов не хотел сдаваться.

Может быть, другие проливы свободны? Нельзя ли пройти на север проливом Австрийским?

При входе в пролив Аллена Юнга настигла ночь. Остановились вблизи острова Скотт- Кельти.

Началась раздача корма собакам и медведям. Механик Зандер поднялся на мостик и доложил Седову:

- Я подсчитал топливо: его не хватит на весь завтрашний день.

Седов задумался и долго молчал. Потом на немой вопрос вахтенного сказал:

- Будем зимовать где-нибудь поблизости. Что поделаешь! Сто лишних километров до полюса!

Ранним утром 19 сентября поплыли на поиски спокойного зимовья. Недалеко нашлась бухточка острова Гукера. У самого берега Седов нашел подходящую глубину: ему хотелось поставить "Фоку" килем прямо на грунт, чтоб избежать необходимости откачивать воду. Тут же оказался айсберг для питьевой воды и берег, свободный от льда. Седов назвал бухту Тихой.

Клочок земли, близ которого стоял в этом году "Фока", невелик. Наверху горы, недалеко от каменного обрыва, венчающего откос, незаметным подъемом начинается лед; в глубину бухты спускается пологий ледник; со стороны Британского канала тоже ледничок. Лед закрыл весь остров, - свободны только высокие мысы. Даже в местах, где ледников нет, вечный снег слежался по лощинам так плотно, что и они выглядят маленькими ледниками. Если от пристани "Фоки" перевести взгляд на юг, там огромная скала - полуостров Рубини-Рок (скала Рубини). Его двухсотметровые обрывы, кроме восточной части, неприступны. На западе в трех километрах лежит островок Скотт-Кельти. И он и Рубини-Рок свободны от льда.

Сравнивая местность первой зимовки и второй, Седов был доволен последней во всех отношениях. Но... "Если бы сюда еще десятую долю новоземельских запасов плавника!" мечтали все. Впереди - зимовка без топлива. При окончательном подсчете оказалось, что на "Фоке" имеются две-три покрытые салом моржовые шкуры, сотни три килограммов каменного угля, рассыпавшегося в порошок, да еще остатки порожних ящиков и бочек - вот и все.

Нужно сжаться и хранить тепло. Всякая мера, способная тому помочь, приемлема.

На "Фоке" произошли перемещения. Кубрик был упразднен. Пришлось потесниться, но в результате всех перемещений каждый матрос получил койку в кормовом помещении, куда собрались все. Разобранное помещение кубрика сразу удвоило запасы топлива. Особенно тщательно было закупорено жилое помещение. Достаточно сказать: чтобы выйти на волю, приходилось отворять каждый раз три двери, ибо к жилому помещению были пристроены полотняные сени.

В эту осень никто не пытался совершать далеких экскурсий, да и трудно было предпринять их - везде по проливам носились льды. Спаялись они только во второй половине октября, когда уже спустилась полярная тьма. Но даже если бы лед не препятствовал, Седов не позволил бы расходовать запас легкого провианта, сильно сократившийся после новоземельской зимовки. Около трех тысяч километров изъезжено там на санях и проделана большая работа. Но здесь главной задачей было путешествие к полюсу. Земли поблизости зимовки исследовались только в общих чертах. Из-за небольших поправок, которые внесли бы картографы в карту Земли Франца-Иосифа, не стоило расходовать ценный провиант. Провиант нужен для похода к полюсу. Небольшие однодневные экскурсии совершались всякий раз, как позволяла погода. Были обследованы ледяной покров острова Гукера, ближайшие острова и глетчеры.

С начала зимовки долго не видели живых существ, даже песцовых следов не встречали ни разу. Только два медведя посетили зимовье. С первым - старым самцом - повстречался штурман. Сошлись недалеко от зимовки, заметив друг друга одновременно. Старик потянул носом и скорым шагом направился на безоружного Максимыча. Тому осталось одно: поспешно отступать. Сохраняя по возможности свое капитанское достоинство, он стал пятиться, давая весьма выразительные знаки Павлову на откосе горы: за спиной геолога торчала винтовка. Однако ученый, погруженный в рассматривание горных пород, не оглядывался. Винтовка за спиной кивала Максимычу мирно и приветливо, - помощи не было! Тогда Максимыч, оставив свое капитанское достоинство для более подходящих случаев, "дал полный вперед" и большими прыжками влетел на "Фоку".

Седов и художник открыли стрельбу, когда медведь был шагах в трехстах. Одна пуля пронзила его туловище во всю длину; однако он, смертельно раненный, собрав силы, сделал еще прыжок с крутого берега в воду, покрытую шугой, и даже отплыл, но издох, оставаясь на поверхности.

Второго зверя застрелил Седов в километре от корабля. Собаки загнали его на самый верх крутого снежного откоса, где зверя и настигла пуля.

Еще одну медведицу убил Пинегин в берлоге при первом посещении острова Скотт-Кельти.