Глава XXVI. Прыжок

Дни заполнены без остатка. Хлопоты и разговоры, чтение писем и ответы на них, нет ни минуты свободной. Треплют интервьюеры и просто любопытные люди. Ломятся в квартиру знакомые и незнакомые - проситься в экспедицию или выразить восторг. Постоянно приходится смотреть на часы: не опоздать бы с визитом или на деловое свидание. Раньше трех утра в постель не попасть, а в семь на ногах. В такой кутерьме очень легко запутаться, потерять чувство обстановки и дела.

И все же Георгий Яковлевич сразу почувствовал, когда случилась первая заминка.

В первые дни все шло превосходно, с сочувствием отметили смелый почин капитана Седова. Друзья - Варнек, Дриженко и Мордин - послали в редакцию "Нового Времени" пожертвования и письма с самыми лестными отзывами. "Новое Время" не давало читателям передышки, помещало статьи об экспедиции одну за другой. Тираж газеты резко возрос. Появился в ней новый отдел - пожертвований на экспедицию к полюсу. Среди них выделялись суммы, внесенные совсем незнакомыми людьми: инженером Чаевым - тысяча рублей и гофмейстером Балашовым - пятьсот. В городе только и говорили об экспедиции к Северному полюсу.

Заминку ощутил прежде всего на себе. Вокруг стало меньше народа, свободнее. Тут выяснилось, что после первой заметки ни одна из газет, кроме "Нового Времени" и "Петербургской газеты", не напечатала об экспедиции ни строки. Приток пожертвований ослаб. В "Новом Времени" говорят: "Не волнуйтесь!" И тут требовательным тоном просят не давать другим газетам ни статей, ни интервью. Назначили, по инициативе Суворина, публичный доклад о прежних экспедициях на Колыму, Новую Землю и о предстоящей экспедиции, но не сумели даже дать приличную рекламу. О докладе почти никто не знал. В Зале армии и флота собралось немногим больше ста человек, половина из них знакомые. Даже корреспондентов не позвали. Ни одна газета доклада не отметила.

Георгию Яковлевичу казалось - нововременцы что-то выжидают. И в Гидрографическом управлении приказа об отпуске нет. Он нервничал, болела голова от мыслей. Никак не мог понять, отчего такая заминка. Неужели это крах?

Прошло несколько дней. И вдруг в газетах известие: "Его величество государь император соблаговолил пожертвовать из личных сумм десять тысяч рублей".

"Вот это козырь! Ну, теперь экспедиция почти обеспечена. Наверное, посыплются вслед новые пожертвования. Сам царь дает пример..."

Нет, все то же. Даже тише. "Новое Время" стало печатать списки жертвователей через несколько дней. Мальчишки-газетчики не выкрикивали больше: "А вот экспедиция к полюсу... Кому газетку, экспедиция капитана Седова!"

Эти дни были полны мучений. Вдруг, словно сговорившись, сослуживцы-офицеры стали проявлять интерес к экспедиции. Ехидно, с улыбочкой спрашивали, как идут дела, много ли собрано денег.

Седов злился, но говорил откровенно:

- Дела идут пока что неважно. Это ничего не значит. На днях придется съездить в Москву, расшевелить тамошних толстосумов. Может быть, придется проехать и дальше по провинции, прочесть десятка три лекций. Одной продажей входных билетов можно собрать тысяч десять. Еще пожертвования будут на лекциях. И местных купцов заодно можно будет подоить.

Он и в самом деле собирался совершить лекционную поездку, как только получит отпуск. Но приказ об отпуске! почему-то не появлялся. Георгий Яковлевич попросил приема у Вилькицкого.

Генерал принял довольно сухо. Сказал, что направил рапорт об отпуске в Главный морской штаб, не рискуя брать на себя разрешение отпуска по такой необычной причине. Дал словесное разрешение съездить на неделю в Москву.

В Москве Георгий Яковлевич усиленно хлопотал о деньгах. Ничего, кроме неприятных встреч. Ожидание в передних у московских миллионеров. Равнодушные отказы... "Нам это неподходяще"... "Наша фирма в рекламе не нуждается"... "Простите, господин офицер, я передал все дела по благотворительности моему главному управляющему. Обратитесь к нему, он мне доложит".

А унизительная минута после лекции почти в пустом зале Политехнического музея, когда в лекторскую вошел толстяк, заведующий залом, и благодушно пробасил:

- Вот смотрите, какая подлая публика. Вчерась у фокусника не протолкаться было - полный сбор. А сегодня на интересной лекции семьдесят семь человек!.. Вы не обижайтесь, что выручку в кассе пришлось задержать. У нас такой порядок. Если видим, что лекция не окупилась, - выручку брать. Разные бывают лекторы. Один в антракте забрал всю выручку - да и был таков.

Пробыл в Москве шесть суток. Вернулся днем раньше, чем предполагал. Жены не было. На письменном столе - пакет из морского министерства. И рядом газета. На ней красным карандашом отчеркнуты строки приказа по Главному морскому штабу:

"Капитан по адмиралтейству Г. Я. Седов зачисляется во флот с чином старшего лейтенанта, со старшинством с 1 апреля 1912 года". Георгий Яковлевич остолбенел:

- Что такое? Во флот? Почему?..

Вскрыл пакет, там вложена повестка на заседание особой комиссии при морском министерстве для обсуждения проекта достижения Северного полюса. Состав комиссии: председатель генерал-майор Вилькицкий, члены: капитан первого ранга Бухтеев, капитан второго ранга Колчак, полковник Мордвинов, тайный советник Бунге, статский советник Брейтфус, надворные советники Толмачев и Бялыницкий-Бируля, старший лейтенант Седов. Заседание состоится 12 мая в час дня.

Как расценивать эти новости?.. Если тебя, крестьянского сына, переводят из "капитанов по адмиралтейству" в старшие лейтенанты - это не простая перемена чина. Это твой прыжок ввысь. Тебя допускают в замкнутый круг. Ты больше не офицер второго сорта. Ты настоящий, полноправный морской офицер, в будущем-кто может знать? - возможно, адмирал.

"Все-таки, что ж это значит? Кто это сделал? И что этим хотят сказать?.. Ну, ясно. Этим тебе говорят: иди, дерзай; если исполнишь - перед тобой быстрое восхождение ввысь. Что может быть иное? Так. А это приглашение?.. Оно пришло вместе с чином. Очевидно, между ними какая-то связь. Что за комиссия? Что должно означать это приглашение?.. Едва ли что-нибудь плохое. Председатель комиссии Вилькицкий. Раньше казалось, он не очень-то благоволил к офицерам по адмиралтейству, идущим слишком быстро по службе. Но рапорт-то Вилькицкий все-таки принял. Правда, показалось тогда - без восторга, но сочувствие высказал. На генерала, кажется, оказали давление... Ну, хорошо. Это оставим... Другой вопрос: кто мог сделать представление для производства в чин старшего лейтенанта?.. Ну, это известно. Представление делает только начальник. Помимо начальника, никто не может. Начальник же Вилькицкий... Значит... Ах, как это раньше не пришло в голову? Теперь все понятно. Все. Тебе говорят: "Мы хотим подчеркнуть, что организатор экспедиции-настоящий морской офицер...". Быть может, предложат снаряжаться в Адмиралтействе. План экспедиции к полюсу будет поддержан авторитетом солидной комиссии. Вот для чего она собирается. Как может быть иначе!.."

Георгий Яковлевич ходил с заложенными за затылок руками взад и вперед по маленькой комнате.

Вспомнил было московские неудачи, но быстро отмахнулся от этой мысли, как от докучного комара.

"Какая чепуха! И напрасно шатался ты по передним этих важных миллионеров. Недаром так не хотелось. Должен был знать с детства, что такое русский толстосум. Он последний грош из тебя выжмет, по миру пустит, а сам только и способен свечу пудовую поставить или колокол отлить. В кабаках пропьет, девкам раздарит, а на что-нибудь дельное - не жди".

Остановился у письменного стола. Еще раз прочитал повестку, вложил ее снова в конверт. Кладя его на стол, заметил небольшой аккуратный сверточек. В бумаге оказались пара новых золотых погон с одной полоской без звезд, дюжина бронзовых пуговиц и колечки к ним. Погоны старшего лейтенанта. Все это перевязано бантом из орденской георгиевской ленты. Внутри записочка. Одно лишь слово: "Поздравляю".

"Ах, это Веруся! Поторопилась... Да, для нее это большое счастье. Хорошо, что догадалась купить. Теперь можно пойти в Управление. А то в капитанской форме, пожалуй, неудобно являться".

Георгий Яковлевич быстро сменил старые погоны и пуговицы на летнем кителе, прицепил золотые и отправился в Управление. Нужно явиться к Вилькицкому и поблагодарить его.

До Адмиралтейства дошел пешком. Так же как в дни, когда обновил впервые военную форму, казалось, все обращают внимание. Тот же швейцар в подъезде Адмиралтейства принял фуражку, поздравил с чином и сказал:

- Сколько служу, а вот, пожалуй, не припомню, чтобы серебряные погоны кому-нибудь меняли на золотые. Ну, дай вам бог, дай бог! Большому кораблю-большое плавание.

Поздравил и дежурный боцманмат. Но все встретившиеся офицеры - ни слова. Сухо здоровались.

"Что это? Не обращают внимания? Или завидуют?"

Странно встретил и Вилькицкий. Поднял голову только при словах: "Честь имею явиться". С холодной любезностью ответил:

- Чем могу служить, господин старший лейтенант?

- Счел необходимым явиться, вернувшись из Москвы. Позвольте также поблагодарить за честь, оказанную мне.

- Вы о моем интервью в "Новом Времени"? Да, но там не совсем точно переданы мои слова. Что ж, я сказал, что думаю. Благодарить тут не за что.

- В статье очень лестный отзыв обо мне, - сказал Георгий Яковлевич. - Но кроме того...

- А кроме того - ничего, - перебил Вилькицкий.- В комиссии я председательствую по назначению министра. Моя роль там чисто формальная. Благодарить меня больше не за что. Кроме этого, у вас нет никаких вопросов?

Георгию Яковлевичу показалось, что Вилькицкий по каким-то дипломатическим соображениям не хочет говорить о своем участии в производстве. Он просто поблагодарил еще раз и откланялся.

Прошел в чертежную. Как в день подачи рапорта о полюсе, в комнате опять молчание, опять натянутые, сухие лица. Никто не здоровается первым. Не поздравляют. Явный заговор.

"Да! Когда тебе на крестьянские плечи нацепят золотые погоны, ты делаешь прыжок. Но тут же ты замечаешь, что и чести в этом мало. От тебя шарахаются в стороны и смотрят, как коровы на быка, пущенного в стадо с новым колокольцем на шее... Ничего. Время придет - привыкнут. Выдержка, выдержка!"