История о пропавших розах

Я позвонил в Лабораторию проблем Севера Московского университета, где работал тогда Бурханов. Мне ответили, что Василий Федотович сейчас в отпуске, отдыхает в одном из санаториев под Москвой. Когда я передал разговор Джо, тот огорчился:

- Как жаль... А не можете ли вы как-нибудь передать ему, что я здесь, в Москве? Я уверен, что он приедет. Ведь мы старые, хорошие друзья!

И вот у меня дома раздается телефонный звонок:

- С вами говорят по поручению Василия Федотовича Бурханова. Если Флетчер свободен, Бурханов приглашает его завтра в час дня пообедать с ним в ресторане "Мир". Это ресторан в здании СЭВ.

На другой день, около часа дня, Джо с Лин, Дзердзеевский и я подошли к зданию СЭВ. У входа в ресторан "Мир" рядом со швейцаром стоял представительный немолодой мужчина, судя по одежде и важности - метрдотель. Не успел я сказать и двух слов, как он прервал меня:

- Добро пожаловать, командир ждет вас, все мы ждем вас... "Ничего себе - командир ждет. Ну и порядочки...", - подумал я, и мы прошли в почти пустой зал, где около одного из столов стоял плотный седой человек в черном костюме. Я узнал молодцеватого, осанистого, с румяным полным улыбающимся лицом Бурханова. Флетчер и Бурханов посмотрели друг на друга, подошли, пожали руки, потом начали хлопать друг друга по плечам и наконец поцеловались. Все расселись за столом, и обед начался. Обед как обед. Необычно было только то, что рядом со столом стоял сам метрдотель. "Есть, командир!" - отвечал он на любую просьбу Бурханова. Все обратили на это внимание, и Бурханов рассказал, что когда он, молодой морской офицер, служил на крейсере "Красный Крым", метрдотель, тогда тоже молодой матрос, был у него баталером. Чувствовалось, что, хотя никто не знает толком, что такое баталер, но всем приятно смотреть на этих теперь уже не связанных служебной субординацией немолодых, но старающихся сделать друг другу приятное людей.

И вот тут началось самое главное: Бурханоа и Флетчер начали вспоминать, как они летали над одним и тем же замерзшим океаном в послевоенные годы. Флетчер рассказывал о том, как он создал станцию "Т-3", а Бурханов - о том, как нашей стороне стало известно, что в океане начала действовать американская станция на дрейфующем льду, но где именно - никто не знал.

И вот однажды, перед 1 мая 1954 года, самолет Черевичного, на борту которого находился и Бурханов, работал - как выяснилось чуть позднее - неподалеку от места, где находилась в тот момент "американская льдина". И вдруг, рассказывал Бурханов, они услышали передачу американского радиста. И поняли: это не оплошность американца, это им умышленно дают возможность выйти на льдину, пролететь над ней. Зачем? Кто гарантирует, что там их не ожидает какая-нибудь ловушка? Много ли надо для обычного невооруженного и незащищенного Ли-2? Ведь если самолет упадет на дрейфующий лед, он смаху пробьет его и утонет, и никаких следов. Но что-то все же подсказало им - нет. И они полетели на зов американского радиста.

И вот вдруг, внезапно - огромная, странная, похожая на остров льдина, на ней домики, самолеты. И приветливо машущие руками люди. И когда самолет, уже пролетев над льдиной, разворачивался для повторного прохода над ней, всем в самолете захотелось сделать что-нибудь хорошее для тех, кто был там, на льдине и они поспешно стали готовить грузовые парашюты и набивать сумки всем вкусным, что оказалось на борту.

А вкусного было много - ведь они собирались праздновать 1 Мая. Затем подтянули парашюты к дверям и вышли на прямую, чтобы снова пройти над станцией.

А Флетчер рассказывал, как в этот момент было у них на льдине. Сначала они услышали шум самолета, а потом на небольшой высоте показался такой похожий на американский С-47 самолет, только пятиконечные звезды на крыльях были не белые, а красные. Самолет, покачивая крыльями, прошел над станцией, и все стали радостно кричать и махать руками. Но вот самолет снова показался вдалеке, он снова шел на льдину, только высота его почему-то стала много больше и крыльями он уже не махал. В чем дело? И тут вдруг все, кто смотрел вверх, - увидели, как от самолета отделились два темных предмета, а над ними вспыхнули цветы парашютов. "Бомбы!" - вдруг крикнул кто-то, и все бросились прятаться... кто куда. Ведь если бомба на парашюте - это, значит, очень сильная бомба. Но парашюты сели, а "бомбы" не взорвались, и через некоторое время добровольцы пошли искать парашюты. Нашли они лишь один парашют. Он зацепился за торосы. И мы представляли себе, как вернулись добровольцы, радостные, волоча за собой сумку парашюта, а потом вытаскивали оттуда дары: шоколад, икру, консервы, коньяк и эти удивительные русские папиросы, которые они тут же вставляли в рот табачной стороной. Конечно, у них и у самих в избытке было и табака, и еды. Но эта - была особенной. Она как бы говорила о том, что все не так уж и плохо в мире.

И лишь много позже, встретившись с Бурхановым в Москве по общим арктическим делам, Флетчер узнал, что было в сумке второго парашюта. Там, в ящике, завернутый во много слоев бумаги, лежал большой букет свежих красных роз. Эти розы экипаж Черевичного получил в подарок ко дню Первого мая...