"Ну и что? Так и должно было быть"

Обработка результатов показала участникам Проекта, что только прямое бурение ледника на всю его глубину с отбором образцов льда и их последующий анализ позволят определить, тает или намерзает лед под ледником Росса. По первоначальному плану Проекта, эта работа должна была быть выполнена самими американцами. Но им в тот раз не повезло. Потратив массу средств и времени, они так и не смогли извлечь образцы льда с большой глубины, Было ясно: чтобы довести их оборудование до состояния, когда оно сможет пробурить ледник, потребуются годы. А время, выделенное на Проект, уже подходило к концу.

Еще в прошлом сезоне, в лагере "Джей-Найн", мы предлагали пробурить ледник своими силами - буром нашего ленинградского коллеги Валентина Морева. Когда американцы увидели наше буровое устройство, выглядевшее игрушкой по сравнению с их недействующими гигантами, они ахнули. Но они не знали, что Валя Морев добился кажущейся простоты десятилетним напряженным трудом. Виктор Загородное показал тогда всем, как легко, словно в масло идет в лед труба бура, залитая спиртом во время спуска и заполненная керном при подъеме.

И вот однажды на своей почтовой полочке в Институте географии Академии наук СССР я обнаружил конверт с хорошо знакомым штампом Университета штата Небраска. К письму Джона Клауха, директора Проекта, был приложен план исследований ледника Росса в новом сезоне. Один из пунктов его гласил: "Проект-302 - исполнитель Зотиков". Из текста следовало, что сквозное керновое бурение ледника поручается нам и что в лагере "Джей-Найн" нас будут дожидаться восемь бочек первоклассного спирта для бура. Мы же должны были вморозить у его дна ультразвуковые "зонтики" для более детального изучения процессов, происходящих на подледниковой поверхности...

Тогда-то в нашей группе и появился еще один человек - инженер Юрий Райковский. Юрий окончил Московский авиационный институт и три года работал по специальности. Но потом его увлекла романтика полярных стран. Сначала он помогал Валентину Мореву бурить скважины на ледниках Арктики, потом уехал зимовать в Антарктиду. В середине полярной антарктической ночи он, его начальник - тоже инженер - Лев Маневский и водитель тягача, он же начальник станции Юрий Евтодьев, возглавивший всю эту операцию, отправились на ледниковый склон на санно-гусеничном поезде. Там, километрах в сорока от станции Новолазаревская, они организовали маленький лагерь и пробурили таким же буром, как тот, которым собирались работать мы на "Джей-Найн", восемьсот метров с отбором керна. Это была одна из самых глубоких скважин в Антарктиде. А ведь на "Джей-Найн" нам надо пройти всего четыреста метров с небольшим. Мы были уверены в успехе.

Джим Браунинг за это время тоже сделал новый бур. Подсчитав количество тепла, которое выделяет его горелка, он обнаружил, что, если через те же шланги, по которым он гнал вниз сжатый воздух для своего "реактивного двигателя", пустить горячую воду, много воды, бурение будет проще, чище, а главное, безопаснее.

Одну из таких скважин сделают специально для нас, вторую - для норвежцев. И новое "поколение" приборов, которое за эти полгода мы изготовили, без помех будет опущено в скважину и вморожено у нижней поверхности ледника. Это позволит Виктору начать первые измерения. А в это время Юра Райковский уже будет монтировать свой бур.

Мы надеялись, что наш хрупкий снаряд, пройдя 420 метров толщи, принесет на поверхность драгоценные столбики льда, которые с нетерпением ждут, в Ленинграде и в Москве, в Нью-Йорке и в штате Небраска. Уже разрабатывались планы, как доставить керн через экватор нерастаявшим.

'Город Нью-Йорк осенью перед закатом солнца' Масло. 50х35 см. Холст на картоне

И конечно, мы мечтали о том дне, когда перевернем последний цилиндрик керна и посмотрим и потрогаем его донышко - нижнюю поверхность ледника. Ведь до сих пор никто не знал, какая же она, эта поверхность, - гладкая, зеркальная или же мохнатая, рыхлая, покрытая толстым слоем ветвистых ледяных игл.

Об этом думали не только мы. Наши коллеги - американец Стэнли Джекобс и аргентинец Питер Брушхаузен - год назад пытались сфотографировать нижнюю поверхность ледника, и я надеялся, что теперь они уже построили что-то вроде маленькой подводной лодки для фотокамеры. О подобной лодке они рассуждали много. Предполагали, что она отплывет на несколько метров от скважины и установленная на ней объективом вверх камера сфотографирует нижнюю поверхность.

И как только кто-то из нас первым сфотографирует, увидит или потрогает это недосягаемое дно и скажет: "Дно гладкое", всем станет ясно, что, конечно, так оно и должно быть, ведь это следует и из теории. Но я-то знал и то, что, если дно окажется рыхлым, это тоже будет следовать из теории.

Так ведь и было, когда у дна моря была найдена жизнь, обнаружена теплая вода. После минутного ликования кто-то обронил: "Ну и что? Так и должно было быть". Хотя мы-то знали, что, если бы там ничего не нашли, реакция была бы точно такой же: "Так и должно было быть"... И испытать эти минуты - счастье, ради этого одного стоило ехать так далеко.

Так думали мы, заколачивая ящики. И вот в ноябре 1978 года наша группа - теперь уже тройка - снова улетала на Юг. Наш путь пролегал по маршруту Москва - Дели - Сингапур - Сидней и уже оттуда - в знакомые Крайстчерч и Мак-Мёрдо.