"Сезон на острове Кинг-Джордж" (Борис Втюрин)

Втюрин Борис Иванович. Родился в 1924 году. Окончил географический факультет Московского университета. Мерзлотовед-гляциолог, доктор географических наук, профессор. В Арктике работает уже более 30 лет. Участник дрейфа на СП-3 и двух антарктических экспедиций. Опубликовал 4 монографии, множество научных и популярных статей. Работает в Институте географии АН СССР. Живет в Москве.

Остров Кинг-Джордж

На острове Кинг-Джордж, одном из наиболее крупных в Южном Шетландском архипелаге, вот уже 10 лет работает советская станция Беллинсгаузен. Многие наши и зарубежные исследователи побывали здесь: геологи, геоморфологи, биологи, зоологи. Опубликованные ими работы дают представление о природе острова, о его геологическом и геоморфологическом строении, климате, растительности, животном мире. А вот о современном наземном и "подземном" оледенении (так иногда образно называют вечную мерзлоту) сведений пока мало. Лишь в первые годы работы станции геоморфологи В. В. Заморуев и Л. С. Говоруха, географы И. М. Симонов и А. И. Орлов начали гляциологические и геокриологические наблюдения. Максиму Москалевскому и мне - научным сотрудникам отдела гляциологии Института географии АН СССР - предстояло продолжить эти исследования в 25-й советской антарктической экспедиции (САЭ) на станции Дружная, на шельфовом леднике Фильхнера и его южном горном обрамлении.

Но обстоятельства сложились так, что наш первоначальный план работы оказался неосуществим. Надо было уже по пути в Антарктиду переориентироваться на другой район, не меняя особенно программу исследований.

Мне давно уже хотелось поработать на станции Беллинсгаузен. Но решающую роль в выборе нового района исследований сыграло знакомство с В. А. Спичкиным.

Владимир Александрович готовился второй раз зимовать в Антарктиде. Первый раз он был начальником станции Новолазаревская в 16-й САЭ, а перед этим много лет изучал морские льды в Арктике, зимовал на дрейфующих станциях СП. Готовясь стать начальником станции Беллинсгаузен, он хорошо ознакомился с литературой о природе острова, знал условия работы. Он познакомил нас с Ю. Е. Петровым и В. А. Николаевым - морскими гидробиологами, которые тоже плыли на "Башкирии" для сезонной работы на острове. Для Владимира Александровича Николаева это был уже второй антарктический сезон (первый - в 21-й САЭ), и он дал нам много полезных советов по маршрутным работам в окрестностях станции.

Заручившись приглашением В. А. Спичкина и начальника 25-й САЭ Н. А. Корнилова, мы запросили разрешение руководства института на проведение гляциологических и геокриологических исследований на острове Кинг-Джордж. Вскоре такое разрешение было получено.

...Остались позади тропики, экватор с традиционным веселым праздником Нептуна, шумный и многолюдный бразильский порт Рисифи, компактный и уютный Монтевидео, и через месяц и десять дней со дня выхода из Одессы мы увидели ледяные берега острова Кинг-Джордж.

Южный Шетландский архипелаг вытянулся ожерельем из шести крупных и нескольких десятков мелких островов. От Америки его отделяет широкий и бурный, в большей своей части свободный ото льда пролив Дрейка.

Первую, весьма неточную опись наиболее крупных островов архипелага сделал английский лейтенант Брансфилд. Более точную съемку и описание островов выполнили в 1821 году, при своем возвращении из кругосветного путешествия, участники известной экспедиции Ф. Ф. Беллинсгаузена и М. П. Лазарева, открывшей в том же году Антарктиду. Еще свежа была в памяти русских моряков Отечественная война 1812 года, отсюда и названия островов: Ватерлоо, Лейпциг, Бородино и т. д. Однако в дальнейшем на географических картах предпочтение стали отдавать английским названиям, появившимся позже, русские же иногда указываются в скобках. Так, один из самых крупных островов, на котором в период Международного геофизического года (1957/58 год) и позднее были созданы научно-исследовательские станции Англии, Аргентины, Чили, Советского Союза и Польши, имеет русское название Ватерлоо и английское - Кинг-Джордж.

Советская станция Беллинсгаузен была основана в 1968 году, во время работы 13-й САЭ. Место для станции выбрано весьма удачно. Остров почти целиком перекрыт ледниковым щитом, лишь по краям щита видны скальные выступы - нунатаки и небольшие участки суши, свободные ото льда. В западной части острова, с высотами до 100 метров, находится полуостров Файлдс, полностью свободный от ледникового покрова, если не считать местных мелких ледничков и снежников. Здесь, на берегу уютной бухты Ардли, и разместились здания станции. За ними располагается одно из самых больших пресных озер острова - Китеж. Из него в бухту Ардли течет ручей, который первоначально делил поселок на две половины. Отсюда и название ручья - Станционный.

Год спустя на правом берегу ручья, в 300 метрах от нашей станции, основали свою базу чилийцы. В честь президента республики, присутствовавшего на открытии станции, она получила название "Президенто Фрей". Позднее наша станция была реконструирована, новые жилые здания, дизельная, аэрологический и астрономический павильоны переместились на левый берег ручья, который стал "пограничным". "За границей" остались лишь "дом метео" с метеоплощадкой и космический павильон - здесь начиная с 1980 года получают и обрабатывают метеоинформацию со спутников.

Утро 28 ноября выдалось яркое, солнечное. Голубейшее небо, яркие, сверкающие белизной ледники (таяние еще не началось) и темные выходы скал между ними. Увы, продолжалось это недолго, и наша "Башкирия" вошла в бухту Ардли уже при сплошной облачности. Все краски потускнели, а вскоре пошел снег. Со стороны пролива Дрейка навалился туман. И все же утренний заряд бодрого, приподнятого настроения сохранился у нас на весь день.

Ледяные берега острова Кинг-Джордж

Новую смену зимовщиков, отряд строителей и сезонный отряд ученых вскоре переправили на берег. Старая смена встретила новую, как водится, хлебом и солью. Нас, сезонников, разместили так: орнитологов из ГДР - в "дом метео", гидробиологов - в дом аэрологов, а нас - в "меддом". Радушный хозяин, Валерий Исаакович Нозик, врач-хирург зимовочного состава станции, предоставил в наше распоряжение на выбор любую из двух комнат. Кроме жилых помещений в "меддоме" есть приемная для посетителей с аптечным помещением при ней, стоматологический и физиотерапевтический кабинеты, операционная, кубовая с автоклавом и небольшая фотолаборатория. Последнее нас особенно порадовало - можно сразу же проявлять пленки и в случае неудачи повторять съемку. Освещение в Антарктиде коварное, и экспонометры не всегда помогают. В этом я убедился еще в Первой советской антарктической экспедиции, в Мирном.

Валерий Исаакович, второй раз уже зимующий на Беллинсгаузене, оказался не только радушным хозяином, но и замечательным помощником. В свободные дни он не раз охотно отправлялся с нами в маршруты: помогал бурить лед, шурфовать, отбирать образцы, научился изготовлять шлифы льда и вообще оказался, как говорится, мастером на все руки. Если добавить к этому, что он всегда бодр, уравновешен, обладает здоровым чувством юмора, то лучшего спутника и не придумаешь. А главное, Валера (так он нам представился и так его все на станции звали) - мастер своего дела. В этом мне пришлось убедиться, как говорится, "на собственной шкуре".

Старший врач Владимир Порфирьевич Брыжин присоединился к нам и возглавил "меддом" позднее, с приходом "Михаила Сомова". Любопытно, что оба они зимовали здесь в 23-й САЭ и снова решили работать вместе. Это говорит о многом. Владимир Порфирьевич тоже трудолюбив, непоседлив, всегда с шуткой. Азартный шахматист. Увлекаясь, он забывал обо всем на свете и обычно анализировал ходы противника и свои возможные ответы вслух, чем неплохо помогал сопернику. При этом он постоянно внушал себе, тоже вслух: "Думай, Сигизмунд, думай" - это выражение прочно вошло в лексикон зимовщиков.

С нашим приездом как раз началось таяние снега, и это заставило нас включиться в полевые работы сразу, на следующий же день после приезда. Для гляциолога очень важно знать максимум снегонакопления, особенно на ледниках. Это необходимо для установления баланса массы ледника и определения тенденции его развития. Поэтому нужно было срочно провести снегомерные работы - определить максимальную толщину снежного покрова и общий влагозапас. По просьбе начальника наши маршруты мы начали с окрестностей станции. Вместе с В. А. Спичкиным мы наметили маршруты таким образом, чтобы установить снегозаносимость территории станции, влияние на нее различных построек. Это необходимо для правильного размещения вновь строящихся объектов. Многократные маршруты в период таяния снега позволили определить сроки и темпы схода снега в теплое время года.

На берегу уютной бухты Ардли разместились здания станции Беллинсгаузен

Как ни странно, до сих пор таких работ на территории станции не велось, за исключением метеоплощадки, где это входило в программу наблюдений. Обработанные данные снегомерных работ мы оставили на станции и договорились, что во время зимовки измерения будут повторены, чтобы установить темпы и сроки становления снежного покрова.

Сам процесс снегомерных работ несложен. Впереди обычно шел Максим со специальным снегомерным щупом и через определенные отрезки пути замерял толщину покрова. Я записывал. Максимальное снегонакопление за год в окрестностях станции достигало, по нашим измерениям, 2,5 метра. На каждом профиле в типичных местах мы копали шурф "до дна". Изучали строение снежной толщи и измеряли плотность снега. Без этого невозможно подсчитать запасы воды, содержащиеся в снегу.

Различия в скорости и величине стаивания снега на склонах разной экспозиции оказались очень значительными. С самого начала мы вели систематическую фотосъемку (через каждые 10 дней) склонов, обращенных к северу и югу на двух снегомерных профилях. Вначале склоны выглядели почти одинаково. Зато в конце теплого сезона контраст был разительным. Если на склонах северной экспозиции снег почти полностью сошел (напомню, это южное полушарие), то все склоны южной экспозиции оставались под снегом. Легко поэтому объясняется бросающаяся в глаза закономерность: многолетние снежники и все навеянные леднички располагаются только на склонах, обращенных к югу.

Снегомерные работы мы провели также и за пределами станции - на характерных элементах рельефа, на склонах разной экспозиции, на навеянных ледниках и на склоне ближайшего купола ледникового щита острова.

Второй срочной работой, которая не терпела отлагательства, было измерение максимальной толщины льда на местных озерах. Эти наблюдения проводились и раньше, поэтому интересно было сравнить результаты этого года с предыдущими. Выяснилось, что зима 1979 года была неблагоприятна для глубокого промерзания озер. Толщина льда оказалась всего 60 сантиметров, что примерно на 20 сантиметров меньше, чем зимой 1969 года. Но даже и при такой толщине льда многие озера, видимо, промерзали до дна.

Большая часть озер (а их на полуострове около шестидесяти) образовалась в мелких неровностях на поверхности морских абразионных террас (предполагается, что поверхность террас подвергалась обработке ледником - экзарации). В углублениях возникли многочисленные мелкие озера, которые сейчас интенсивно заносятся мелкоземом. Наиболее крупные озера, такие, как Китеж, Длинное, Глубокое, имеют тектоническое или вулканическое происхождение.

Одновременно с таянием снега началось прогревание и протаивание мерзлых пород. В программу геокриологической части работ входило наблюдение за скоростью и глубиной протаивания. В начале декабря на открытых участках протаяло всего лишь 5 - 10 сантиметров. В полном объеме геокриологические исследования еще предстояло выполнить, а пока мы спешили провести гляциологические исследования на ближайшем ледниковом куполе и на навеянных ледниках за пределами ледникового щита.

Еще в 13-й САЭ, в первый год основания станции, В. В. Заморуев заложил близ расположенного в 2 километрах от станции края купола "А" геодезический базис для наблюдения за движением ледника. Однако скорости смещения края ледника оказались столь малы, что повторивший через два года эти наблюдения Л. С. Говоруха не обнаружил никаких изменений.

Поскольку в нашем распоряжении было всего три месяца, мы решили применить более простой способ, оказавшийся вместе с тем более надежным. Идею его подсказал В. А. Спичкин. На пляже бухты Корабля, куда спускается нерасчлененный край купола, мы нашли большой неподвижный валун и сделали на нем засечку. Прямо против валуна в вертикальную стенку ледника заложили рейку и мерной лентой периодически замеряли расстояние между засечкой на валуне и отметкой на рейке. Точность была, конечно, невелика - порядка одного сантиметра. Но и этого оказалось достаточно, чтобы установить, что скорость движения края купола в этом месте около 5 - 5,5 метра в год. Скорость стаивания льда на вертикальной стенке оказалась соизмеримой со скоростью движения льда, поэтому положение края ледника в летний период оставалось более или менее постоянным.

На вершине купола "А" мы попытались пробурить скважину для измерения температуры в теле ледника. К сожалению, наш ручной бур был пригоден лишь для бурения снежно-фирновой толщи. Но здесь даже в зоне аккумуляции оттепели бывают не только летом, но и зимой. Такой снег быстро превращается в фирн и на глубине около 3 метров это практически уже лед. А прочный ледниковый лед наш буровой стакан не брал. Нам удалось достичь лишь глубины 3,5 метра. На этом уровне температура льда была минус 0,7 градусов.

Многолетние снежники сохраняются только на склонах, обращенных к югу

По данным нашей метеостанции средняя годовая температура воздуха на острове за 10-летний период - минус 2,4 градуса. Известно, что температура пород, в том числе и льда, на глубине 10 - 15 метров (где годовые колебания ее равны уже нулю) закономерно связана со средней годовой температурой воздуха: она выше последней примерно на 1,5 - 2 градуса. Глубже идет постепенное, в соответствии с геотермическим градиентом (примерно 3 градуса на 100 метров глубины), ее повышение. Но так как лед не может иметь температуру выше нуля, то есть все основания полагать, что ледники острова Кинг-Джордж, да й всего архипелага, - так называемые "теплые". Это значит, что с определенной глубины и до самого ложа температура льда составляет ноль градусов или около нуля. Отсюда следует еще один вывод: породы, подстилающие ледник, - талые, под ним нет вечной мерзлоты. По данным наших предшественников, за пределами ледникового щита вечная мерзлота имеет сплошное распространение. И наши наблюдения подтвердили это. Только под крупными и глубокими озерами породы сохраняются талыми.

Наблюдения подсказывают и другой важный вывод: вечная мерзлота на островах архипелага - не наследие ледниковой эпохи. Во время максимального развития ледников (18 - 20 тысяч лет назад), когда ледниковый щит перекрывал остров целиком, как это наблюдается сейчас на соседнем к западу острове Нельсон, мерзлых пород под ними, вероятно, не было. Многолетнемерзлые породы островов - продукт современного климата. Но температура их должна быть также высокой. На глубине 15 - 20 метров она, по-видимому, близка к нулю. Отсюда можно сделать еще одно интересное заключение: криогенная толща пород здесь маломощная, вероятно, не более 50 метров. И тут выявляется принципиальное отличие криогенных толщ архипелага от тех же толщ, например, Евроазиатского и Северо-Американского континентов. Там такие малые мощности и высокие температуры мерзлых пород сопровождаются прерывистостью и пятнистостью их распространения по горизонтали. А здесь мы наблюдаем их сплошное распространение. Парадокс? Да, с точки зрения наших традиционных представлений - парадокс. Объяснить его еще предстоит.

Ледниковый барьер бухты Корабля был нашим опорным разрезом. Из-за отсутствия транспорта мы ежедневно совершали пешие маршруты к нему. Вначале, когда еще повсюду был снег, удавалось использовать лыжи. Потом началось бурное таяние и бездорожье. На дорогу в один конец уходило больше часа. На морской террасе, близ ледяного барьера, сохранилась небольшая хижина, как раз для двух человек. В непогоду (а она, к сожалению, сопровождала нас постоянно) домик позволял нам вполне комфортабельно передохнуть, выпить крепкого чая. Сюда же мы нередко приносили в рюкзаках образцы льда и обрабатывали их.

Польская станция имени Г. Арктовского

Как говорится, нет худа без добра. Эти почти ежедневные маршруты позволили попутно, но весьма детально проследить скорость и глубину сезонного оттаивания рыхлых грунтов на разных элементах рельефа, в разных геологических и гидрогеологических условиях. Это сильно сократило число специально геокриологических маршрутов.

Одной из задач отряда было изучение современных моренных отложений - продукта геологической деятельности ледника. Это главная область интересов моего молодого помощника. Максим проявил большой интерес к механизму образования мелкоземистой части современных морен, особенно донных. Дело в том, что до сих пор неясно, каким образом ледник при своем движении по скальному ложу сразу же дробит отторгаемые им частицы породы до состояния пыли. Используя методику, разработанную ученым из Московского университета В. Н. Конищевым, недавно защитившим на эту тему докторскую диссертацию, Максим проанализировал образцы донной морены из разных ледниковых районов - Северной Земли и Шпицбергена - и нашел большое сходство в микростроении мелкозема. В 1979 году, перед экспедицией в Антарктиду, нам удалось поработать на ледниках Тянь-Шаня. И здесь строение донной морены носило те же черты. Поэтому понятен был интерес молодого ученого к донной морене в совсем новом районе. Временами приходилось умерять пыл Максима, иначе мы рисковали загрузить корабль его образцами весьма основательно.

Краевая морена, образующаяся близ конца ледника при его стаивании на куполе "А", имеет весьма интересное строение. Она опоясывает ледник, полукольцом на некотором расстоянии от его края. В ледяных обрывах бухты Корабля и пролива Дрейка видно, что она приурочена к зоне внутреннего глубинного разлома, который как бы отколол нижние 200 метров ледника. Здесь донная морена по разлому выводится на поверхность и образует цепь узких (5 - 20 метров) и невысоких (1 - 5 метров) моренных гряд с ледяным ядром. Толщина моренного плаща местами всего 0,2 - 0,3 метра, местами до 2 метров и более. В большинстве случаев это молодые, современные морены, и лишь в одном месте, со стороны пролива Дрейка, мы обнаружили две параллельные разновозрастные гряды.

Теперь настала пора рассказать о поездке на польскую станцию имени Арктовского и о гляциологических наблюдениях в этом сильно отличающемся от нашего районе острова.

В соответствии с писаными и неписаными законами, как в Арктике, так и в Антарктике в особенности, между станциями, экспедициями устанавливаются нормальные деловые, а в большинстве случаев дружественные связи. Взаимоотношения между сотрудниками нашей станции Беллинсгаузен и польской имени Арктовского всегда были самыми теплыми.

Польская станция была основана в 1977 году институтом экологии Польской Академии наук. Название свое она получила в честь Генриха Арктовского, участника экспедиции на "Бельжике" в 1897 - 1899 годах. Станция ведет обширный комплекс наблюдений по экологии животного мира, в особенности трех видов пингвинов: Адели, папуа и антарктического. Место для станции выбрано довольно удачное, на свободном от ледника побережье залива Адмиралти. Правда, чтобы станция стала такой благо устроенной, польским коллегам пришлось приложить много усилий. Дело в том, что мест, удобных для строительства, здесь почти нет. Пришлось отвоевывать у моря клочок низкой морской террасы - частично осушать, частично подсыпать грунт. На вдающемся в залив скалистом мысе, прямо против станции, постоянно действует маяк. В заливе Эскурра, у мыса Томас, сооружен склад горючего и причал для маломерных судов. Рабочие кабинеты и жилье зимовщиков размещаются в большом одноэтажном здании. Рядом отличная оранжерея, снабжающая зимовщиков свежими овощами. У подножия коренного берега - склады, гараж и летние домики для многочисленного отряда исследователей, приезжающих на сезон. В этом году сезонный состав насчитывал более 60 человек, на зимовку остаются только 17. Не в пример другим антарктическим станциям, поляки не побоялись включить в состав сезонного отряда группу женщин и ничуть не жалеют об этом. И действительно, для скрупулезных экологических исследований и для лабораторных работ женские ум и руки в ряде случаев подходят куда больше, чем мужские.

Кают-компания на станции Беллинсгаузен

Новые составы обеих станций проявили стремление расширить и упрочить сотрудничество. Первыми смелый лыжно-пеший поход на нашу станцию совершили польские коллеги. Их было пятеро, в том числе две девушки - Иоанна и Жанна.

Поход польских коллег на нашу станцию получился не совсем удачным, так как в эту пору небо над ледниковым щитом редко бывает безоблачным. Часто со стороны пролива Дрейка наползает густой туман, в котором двигаться среди трещин, особенно обильных по краю щита, очень рискованно. Попав в полосу тумана близ пониженной перемычки между куполами, поляки благоразумно остановились, разбили лагерь и переночевали. А на следующее утро наш вездеход встретил их и благополучно доставил на Беллинсгаузен.

В этот день на станции был праздник. Наши повара Сергей Скородумов и Женя Матвеев постарались на славу. Вечером польские коллеги рассказали о своей станции, об исследованиях, проводимых сейчас, и подарили каждому из нас специальный значок с эмблемой станции и вымпел Польской Академии наук. Увы, мы не смогли ответить тем же. Как это нередко бывает, у руководства САЭ все "не доходят руки" до таких мелочей.

Валера Нозик любезно предоставил девушкам свою комнату, а сам переселился в физиотерапевтический кабинет. Мой холостой коллега Максим, всегда веселый, общительный и остроумный, в эти дни превзошел себя. Надо сказать, что и потом, когда мы были на польской станции с ответным визитом, он, несомненно, пользовался у польских девушек наибольшей популярностью.

3 февраля в заливе Ардли бросил якорь американский корабль "Дискавери", совершающий летом туристские рейсы в Антарктику. Следующий заход был на станцию Арктовского, и капитан любезно предложил нам свои услуги. Поскольку судно в тот же день возвращалось обратно, четырехчасовую прогулку туда и обратно совершила большая часть состава станции Беллинсгаузен. На станций Арктовского мы остались втроем: Владимир Александрович Николаев, профессор Клаус Оденинг из ГДР и я.

Каждый из нас устремился к интересующим его объектам: Оденинг - в пингвиний заповедник, Николаев - в маршрут с польским коллегой биологом, а я - на ближайшие ледники - Экологии и Итальянский. Сопровождал меня и помог разобраться в местных особенностях оледенения гидролог экспедиции Анджей. Анджей хорошо говорит по-русски. До этого он увлекался больше спелеологией, знаком со многими нашими спелеологами. Сюда попал несколько неожиданно для себя, из-за болезни специалиста, который должен был сюда отправиться. Это, видимо, его несколько смущало, и он скромно извинялся за некомпетентность в гляциологии. Главный объект его исследований - гидрология пингвиньего заповедника. Но поскольку основной источник поступающей в заповедник воды - ледник, то ему пришлось вплотную заняться и гидрологией ледника. Надо сказать, что Анджей совсем неплохо разобрался в гляциологии своего района, и с его предположениями относительно истории и современной тенденции развития местного оледенения я в основном согласился.

Через два дня появился вездеход с пятью нашими товарищами, и мы с Максимом продолжили обследование ледников и морен района. Всего мы проработали на польской станции неделю. В последний день руководство станции любезно предоставило в наше распоряжение станционный катер, и мы обошли на нем весь залив Эскурра, сделали фотосъемку и описание концов ледников, спускающихся в фьорд. Максим не переставал удивляться поразительному сходству здешних фьордов с ледниковыми фьордами Шпицбергена, где он работал в 1977 году с экспедицией Института географии АН СССР.

Морские слоны образуют большие колонии на острове Кинг-Джордж

Польские друзья не остались в долгу и в честь нашей группы тоже устроили вечер дружбы, который был не менее теплым, чем у нас.

9 февраля мы возвратились к себе домой на вездеходе. Результатами своей работы у поляков мы остались довольны. Полученные материалы существенно дополняли наши представления о современном оледенении островов и о тенденциях его развития. Ряд ярких признаков современного отступания концов ледников свидетельствует о сокращении оледенения острова. Особенно показателен в этом отношении ледник Итальянский, спускающийся в залив Эскурра с купола "Д". Он почти уже утратил связь с куполом и существует сейчас как остаточный, деградирующий. В нашем районе купол "А" имеет нерасчлененные края, выводные ледники отсутствуют и таких ярких следов отступания не видно. Правда, сама форма купола в поперечном разрезе - крутосклонная вершина, симметричное выполаживание и снова увеличение крутизны склона к краю ("купол на куполе") - свидетельствует, очевидно, о его деградации. Но, с другой стороны, на полуострове Файлдс довольно много крупных навеянных ледников и снежников, спускающихся до уровня моря, что говорит о благоприятных условиях их существования. Между прочим, сопоставление этих двух районов, расположенных довольно близко друг к другу, с полной очевидностью показало, насколько рискованно делать какие-либо обобщающие выводы для большого района по маленькому участку. И еще: чтобы с полной уверенностью судить о современном и прошлом оледенении, о тенденциях его развития для всего архипелага, необходимо продолжить гляциологические исследования, хотя бы рекогносцировочные, на других островах.

Наши маршруты иногда совпадали с маршрутами орнитологов из ГДР Клауса Оденинга, Рудольфа Баннеша и Хайнриха Шука. Мы помогали им кольцевать поморников, буревестников и других птиц, а они нам - измерять глубины протаивания на местах гнездования птиц, изучать специфический криогенный рельеф. Между прочим, минимальную глубину летнего оттаивания - всего 35 сантиметров - мы обнаружили на полуострове Ардли близ колонии пингвинов. На хорошо удобренной земле появилась 30-сантиметровая дернина из мха, которая служила хорошим изолятором тепла.

С самого начала и до отъезда мы ежедневно наблюдали минимальные и максимальные температуры поверхности открытого грунта. Самая высокая температура - плюс 24,5 градуса - наблюдалась в конце декабря. Суточные амплитуды были в общем невелики - порядка 10 градусов, но переходы через ноль отмечались в течение всего лета. Так, за декабрь мы насчитали 20 дней с переходами через ноль, в январе - 18, а с 7 февраля уже почти каждую ночь почва замерзала, а днем оттаивала. Такой ход изменения температуры поверхности объясняет интенсивное морозное выветривание пород на острове. Причем оно сразу заходит столь далеко, что в продуктах выветривания преобладают щебень, песок и очень редко крупнообломочный и глыбовый материал. Поэтому в отличие от континентальных районов северного полушария здесь почти нет каменных потоков - курумов.

Несмотря на сравнительно высокие среднегодовые температуры воздуха, здесь настоящая полярная пустыня. Растительность чрезвычайно скудная - лишь несколько видов мхов, лишайников и наземных водорослей. Изредка встречается единственный здесь злак - невзрачная щучка.

Животный мир тоже небогат и, так же как и на материке, целиком привязан к морю. Из млекопитающих самые большие колонии - до 200 особей - образуют морские слоны. Это миролюбивые животные, спокойно подпускающие человека вплотную. Из тюленей чаще других появляются тюлень Уэдделла и тюлень-крабоед. Реже встречается морской котик. Из птиц здесь гнездятся постоянные спутники пингвинов - хищные поморники. В колонии "аделек" на полуострове Ардли мы встречали гнезда бакланов. Очень много гнездовий крачки и сравнительно мало качурки Вильсона и гигантских буревестников. Птицы очень скрашивают жизнь полярников в летние месяцы. Наши полярники относятся к ним очень бережно, чего нельзя сказать о туристах и командах зарубежных кораблей, довольно часто заходивших на станцию "Фрей", хотя острова архипелага, как и сам материк Антарктида, - заповедная зона.

22 февраля к нам пришла "Эстония". Кончилось наше пребывание на станции Беллинсгаузен. За три месяца сезонных полевых работ мы успели привязаться к этой суровой земле и полюбить ее. Теперь нам было понятно стремление многих поработавших здесь полярников вернуться сюда снова. И, еще не добравшись до родных берегов, мы с Максимом уже начали мечтать о возвращении к "антарктическому ожерелью"...

Фото автора