Мыс Северо-Восточный

Нас очень интересовал этот мыс. Мы представляли себе круто обрывающиеся с высоты нескольких сот метров в море черные скалы и над ними - постепенно поднимающийся купол мощного, трехкилометровой толщины, ледникового щита Гренландии. Мы понимали, что в ближайшие один-два месяца станет ясным дальнейшее направление дрейфа.

Может быть, наш путь пойдет вправо - вдоль северных берегов Гренландии, может быть, отклоняясь влево, опять примет прежнее направление - в Атлантический океан. А возможно, наше поле попадет именно в ту струю ледяного потока, которая упрется прямо в берег и, нагромождая валы торосов, застрянет, примкнув к береговому припаю. Все это произойдет ночью.

А сейчас на нашем участке советской территории шли такие же предпраздничные хлопоты, как и по всей стране.

4 ноября. 22 часа. Ну вот, праздничные телеграммы отправлены. Можно жить спокойно. Дмитричу идут телеграммы из Петрозаводска, где его выдвинули кандидатом в депутаты в Совет Национальностей, а какое-то местечко Всековичи в Белоруссии выдвинуло его кандидатом в Совет Союза. Он это сильно, по-хорошему переживает. Вчера отправил ответную телеграмму в Петрозаводск.

На днях я умудрился заболеть. 1-го сидел дома. Покалывало в левом боку. Петя ставил мне на бок банки, которые держались плохо на моем худом туловище. При всеобщей заинтересованности и добрых советах - "Мешок побереги, не сожги". "Кожа-то зарастет, а мешок где возьмешь?" - Петя совал в банку клок горящей ваты и, обжигая мне шкуру, лепил склянки одну за другой.

Эрнст сейчас "цмыкает". Зацепил какого-то аляскинца из Гудсонбея, тот поздравляет с наступающим праздником. Какой сознательный американец!

Иван Дмитриевич трудится над очередным ответом коллективу петрозаводских печатников. Петя спит. У него неудача, стал спускать груз для промера, но начавшийся около 14 часов сильный дрейф зажал трос, все затормозилось.

7 ноября. 17 часов. Вчера стихла пурга. К ночи небо открылось. Взял звезды. Оказывается, дувший три дня восточный ветер толкнул нас немного к северу. Прошли 15 миль на северо-запад и оказались на 84^°03^' и 0^°49^'. Это было нам подарком к празднику.

9 ноября. 14 часов. 7-го штиль. В полнейшей тишине ночи вышли со знаменами к торосам. Иван Дмитриевич вскарабкался на торос и произнес небольшую речь. Потом зажгли ракету. Она свалилась в снег, и ярко из-под снега загудело мощное яркое пламя. Сделали несколько снимков. Слушали передачу с Красной площади.

Вечером делали очередной промер. Для этого Пете надо было высвободить вмерзший в лед тросик. Мы с ним занимались этим днем. Трудная у него работа. Вымазана машинным маслом лебедка, коптит "летучая мышь", тросик врезался где-то внизу в стенку длинного колодца проруби. Четырехметровой обледеневшей алюминиевой трубкой Петя шарит в лунке, тыкает в лед, схвативший тросик, со стен палатки сыпется за шиворот иней.

- Heт, ничего не выходит. Придется снаружи пробивать. Часть лунки находится снаружи палатки.

- Так давай.

Я вылезаю из палатки и обхожу ее. Высокий сугроб надуло сзади. Начинаю копать.

- Женя, ты, кажется, не там роешь, не надо так широко. Погоди. Я покажу.

Петя вылезает. Поочередно разбиваем пешней плотно смерзшийся снег со льдом и отшвыриваем его лопатой. Из палатки сквозь дыру освещает нашу работу фонарь. Добрались до воды и высвободили трос. Оставляю Петю, и ухожу делать метеонаблюдения.

В этот срок Эрнс спит, и мне нужно вести связь. Написал телеграмму Анютке. Прошу отодвинуться Ивана Дмитриевича и вклюЧаю приемник. Громко орут многочисленные в этом диапазоне станции. Рудольф, как часто бывает, запаздывает. Начинаю нервничать. Наконец он вылез. Позывные дает медленно - это для меня. Как водится, первых его слов не понял. Даю метео, затем телеграмму. Пару слов приходится повторить. Обмениваемся приветствиями и расходимся.

- Ну, как? - спрашивает Иван Дмитриевич. - Ничего. Все в порядке.

- Ну, молодец.

Вечером делаем промер. Глубина оказалась 2380 метров, а всего лишь в 15 милях к северо-востоку была 3200. Выкрутили с этой глубины очень быстро. В 03 часа попили чай и залегли, а Петя продолжал гидрологическую станцию. Он работает до сих пор. Я отдыхаю. Дрейф на север дал мне запас времени, поэтому буду писать сейчас в "Комсомолку" отчет о празднике.

«6-го гудели примуса на кухне. Иван Дмитриевич и Эрнст трудились над праздничным обедом. Оладьи, ликер из коньяка дополнили борщ и молочную рисовую кашу. Готовилась вода для мытья. Вечером клубы пара наполнили палатку. Друг за другом мы подставляли обритые лица, подстриженные головы под восхитительную горячую струю воды. Вы, которые моетесь каждый день, не можете оценить блаженства мытья.

Утром 7-го начали слушать передачу с Красной площади. Спокойная уверенная речь Ворошилова наполнила гордостью за нашу могучую Родину. С волнением услышали его упоминание о нашей работе. Прошел военный парад. Микрофон включается то в одном, то в другом пункте страны, показывая великий подъем всего советского народа. Мы здесь, в ледяной пустыне, слышали, как шли колонны демонстрантов, как гремели приветствия правительству и партии. В едином порыве шла, пела, ликовала вся страна.

Мы тоже вышли под звездное небо. Накануне стихла пурга, и чуть заметный ветерок шевелил красный шелк флагов. Иван Дмитриевич с тороса сказал краткую речь. Мы стояли заиндевелые. Троекратный винтовочный залп приветствовал великую годовщину. Ослепительно затрещала магниевая ракета. Сверкали белые грани торосов. Сгустившаяся темнота отступила на сотню метров.

Вернулись в палатку. Приемник доносил песни демонстрантов, раздававшиеся по всей стране. Вечером Иван Дмитриевич поделился с нами своими воспоминаниями о трудных днях гражданской войны.

8-го рудольфовцы устроили для нас передачу телефоком. С удовольствием мы слушали наших товарищей, делились с ними планами на будущее. Вечером сделали очередной промер глубины. Работа пошла нормальным порядком».

10 ноября. 22 часа. Длится пурга. Сейчас пробовал взять звезды. Не вышло. Что-то не ладилось с микрофоном, пока наладил, облака вновь закрыли небо. Это нехорошо. Завтра надо начинать магнитные наблюдения, а координат нет. Когда крутится ветряк, ярко горит его лампочка, освещая палатку и все пространство около нее. У палатки намело большой сугроб. Седые вихри снега несутся мимо нее. Из стороны в сторону поворачивается длинный хвост ветряка. Шлепают провода по крыше.

Сегодня после обеда Эрнст опять ловил радиолюбителей, поймал пару шведов. Не так давно ему удалось связаться с Новой Зеландией.

- Кач, кач,- смеется Иван Дмитриевич.

Кач, кач - это призывный крик селезня, летящего на приманку - подсадную утку. Так и Эрнст вылавливает радиолюбителей. Сейчас он спит. Мы сидим за дневниками. Болтаем. Несколько разленились. Лампы горят хорошо. В палатке тепло. Ветер всегда обеспечивает вентиляцию. Когда ветра нет, лампам не хватает кислорода. Они светят маленьким красным огоньком и не греют. Мы не замечаем недостатка кислорода, привыкли.

Петя мурлычет на кухне, разогревая чайник.

18 ноября. 22 часа. Закончил сегодня гравитационные наблюдения. Вчера началась было пурга, но быстро стихла. Газеты просят написать об Иване Дмитриевиче, в связи с выборами его в Верховный Совет. Пишу. «Наш кандидат

Он не идет по нашему избирательному округу, Иван Дмитриевич Папанин. Рабочие Петрозаводска выдвинули его своим депутатом. Но мы отсюда, от берегов Гренландии, хотим сказать вам о нем несколько слов.

Целый год мы тщательно готовились к работе, которая сейчас стала такой известной. Нам не с кого было брать пример. Нужно было придумать и сделать все наше хозяйство - от примусных иголок до точнейших приборов - так, чтобы на месте не пришлось горько раскаиваться.

Папанин недолго перелистывал труды полярных исследователей. По-новому, смело он конструировал сложное снаряжение экспедиции. С неисчерпаемой энергией он изобретал и претворял в жизнь тысячи больших и малых дел, от которых зависел успех нашего предприятия. Он умел заставить громадный завод сделать и переделать десять раз одну пару калош, сделать так, чтобы они стали совершенными.

Теперь мы чувствуем результат этой кипучей деятельности. На полюсе созданы условия для работы, о которых не могли и мечтать прежние исследователи. Здесь мы близко узнали этого человека. Вечерами в непогоду, когда громко гудят оттяжки мачт и снежные вихри шелестят по бокам палатки, мы часто слушаем его рассказы.

В дни, когда зашаталась Российская империя, когда началась гражданская война, Папанин сражался в первых отрядах Красной Гвардии. Преданный революции, находчивый и изобретательный, он сделался талантливым командиром Красной Армии.

В тяжелое лето 1919 года, когда красные войска отступают с Украины, командование 12-й Армии поручает Папанину наладить искалеченные, разбитые бронепоезда. Удерживая отступающие отряды, Папанин организует на заброшенной станции целый завод, и скоро катятся на фронт стальные составы.

Когда последняя ставка белогвардейщины, Крым, ощетинилась казалось бы неприступными укреплениями, командование Южного фронта посылает Папанина организовать партизанское движение в тылу у Врангеля. На маленьком катере, с горсточкой бойцов, он высаживается на скалы крымского берега. Через месяц отряды партизан начинают крепко беспокоить войска барона.

С непередаваемым комизмом рассказывает Иван Дмитриевич о своих опасных приключениях в Турции на пути из врангелевского тыла в Советскую Россию.

Окончилась гражданская война. Папанин строит в глухих лесах Алдана мощную радиостанцию. Одно за другим выполняет он задания партии на Земле Франца-Иосифа, в тундре Таймыра и, наконец, здесь на льду.

Мы гордимся тем, что наш Иван Дмитриевич выставлен вами кандидатом в Верховный Совет. Мы уверены в том, что он с честью оправдает ваше доверие, так же как исполнял до сих пор все, что поручала ему Партия.

Горячий привет избирателям»,

19 ноября. 20 часов. В последние дни много беспокойства доставило гидрологическое хозяйство. 13-го числа Петя начал делать гидрологическую станцию до глубины 1000 метров. Сделал. После этого стал опускать груз для измерения глубины. Понемногу усиливался ветер, и дрейф ускорялся. Прошлая глубина была всего 2400 метров, поэтому Петя пустил лебедку медленным ходом, каждую минуту рассчитывая встретить дно. Оттянутый дрейфом трос терся о стенку трехметрового колодца, ставшего теперь очень узким. Несколько раз застревал. В промежутках между своими наблюдениями я заглядывал к Пете в палатку. При тусклом свете коптящей "летучей мыши", согнувшись у отверстия, Петя мерз, следя за медленно идущим вниз тросом. Неторопливо взмахивая ручками, крутился барабан лебедки. Иван Дмитриевич и Эрнст ждали, когда можно будет приступить к подъему.

Ждали долго - с вечера 13 ноября до утра 14 ноября. Тросик постоянно застревал - ни вперед, ни назад. К 12 часам Петя, отчаявшись, остановил спуск, вытравив 3200 метров. Глубина здесь, очевидно, больше. Иван Дмитриевич и Эрнст пошли отдыхать. Я продолжал наблюдения. В 15 часов пошли выручать Петю, который совершенно измучился, перемазался в масле и саже, имел совсем жалкий вид. Начали поднимать приборы, и к 19 часам осталось 550 метров. Тут очередной сросток троса окончательно застрял - вмерз в лед. Приборы так и не подняли.

16-го окончательно решили ликвидировать старую, измучившую всех, лунку. Начали делать новую. Наметили прорубить широкое отверстие - 2х3 метра. Тогда и при трехметровой толщине льда будет достаточно места для уклоняющегося при дрейфе троса. Мы долбили дыру в две смены, Петя и Иван Дмитриевич утром, мы с Эрнстом с обеда. Погода была отличной - ясно, тихо, ярко светила полная луна 16-го к вечеру ушли в лед на глубину полутора метров, а 17 утром в шахте показалась вода. Конечно, это не означало, что мы прорубили лед насквозь, просто попали на какую-то трещину. Вся работа пошла впустую. Тогда Петя с Иваном Дмитриевичем отправились осмотреть разводья между нашим и ближайшим полем. Иван Дмитриевич решил перевести все гидрологическое хозяйство на границу поля и поставить его у берега на разводье, где лед около 40 сантиметров толщиной. Конечно, есть некоторый риск - до лебедки будет с полкилометра.

18-го сняли гидрологическую палатку и вытащили лебедку, а сегодня перетащили все на новое место. Сейчас Иван Дмитриевич зашивает порванную палатку. Петя спит - ночью ему начинать тысячеметровую станцию. Туман расходится, появляются звезды. Нужно провести измерения, да некому записывать. Подожду, когда встанет Иван Дмитриевич.

21 ноября. 14 часов. Сегодня утром Петя кончил станцию. Вчера вечером выкручивали приборы, добывая пробы ила с глубины, втроем - Петя, Эрнст и я. Иван Дмитриевич сидел дома. Он жаловался на горло. По-видимому, простудился. Замечательный был вечер. Яркая луна заливала зеленоватым светом недвижные поля. Воздух был совершенно спокоен. Мороз 35^° совсем не чувствуется.

Вытащили быстро - 3400 метров за два часа. Когда окончили, мы с Эрнстом залезли на торос - оглядеться. Петя возился с батометром. Яркое пламя поднималось у нашей палатки - испуганные, мы быстро пошли к лагерю. Подходя, заметили черную фигурку, бегающую на фоне пламени. Неужели пожар? Только что, сидя на нартах, мы с Эрнстом размышляли о том, как, в сущности, спокойно здесь жить. Теперь в голове бежали аварийные мысли. Подойдя, успокоились - пламя гасло и все имело нормальный вид. Неугомонный И. Д. выспался за день, вылез из мешка и стал пробовать что-то варить с помощью паяльной лампы - чтобы было скорее. Она-то и дала такое яркое пламя. Из кухни выходило облако пара. Оказалось, варил молочную кашу. Прослушали известия. Я быстро сделал метеонаблюдения и полез в мешок.

Ночью сквозь сон слышал - Петя ушел опускать батометры для измерений на двадцатипятиметровой глубине. Эрнст прилег, попросил И. Д. разбудить его, чтобы пойти помочь Пете. И. Д. не разбудил Эрнста, а сам побежал к Пете - это в отместку за аналогичный обман со стороны Эрнста. Пришел, отдуваясь, около четырех часов - только тогда толкнул Эрнста. Тот ворчал. К девяти Петя окончил. Сейчас только я бодрствую. Перед очередными наблюдениями ходил прогуляться. Погода начала портиться. Подул западный ветер. Барометр бежит вниз.

Ходил на восток, вдоль трещины. Рядом бежал Веселый. Невероятно живой пес - вечно прыгает, кувыркается, играет. Он отрастил хорошую шубу и наел изрядный слой жира, поэтому плюет на мороз и перестал проситься на кухню. Когда возвращались назад, ветер сильно жег лицо. Примерно в полукилометре от дома наткнулся на лист фанеры - тот, что месяц назад унесло со склада, где запасное имущество радиостанции. Притащил его. Потребую с Эрнста премию.

Сегодня у нас праздник - полгода на льду. Нам дают концерт - будем слушать в 20 часов. На концерт отвели час. Приветствий много...

Хорошая телеграмма от "Комсомольской правды". Несколько подзуживают меня очерком Эрнста - действительно, очень хорошо у него получилось в прошлый раз. Должны выступать жены. Сможет ли выступать Анютка? Неужели не свяжутся с Ленинградом? Скоро узнаем.

В палатке холодно. Пишу и мерзну - минус три. Понемногу крепчает ветер. Пускал ветряк - крутился, но не хватало силы, чтобы заряжать аккумуляторы. Остановил. Легкие облака кое-где по небу. Луна убывает. Если погода сегодня не испортится, надо будет завтра или послезавтра начать магнитные наблюдения.

Что-то почувствовал тоску по дому - хочется увидеть Анютку, малыша. Такая тоска выступает на сцену, когда холодно и неуютно.

Завидую Пете - он окончил свою тяжелую работу и сейчас отсыпается, а у меня она впереди - поэтому, наверное, и настроение недостаточно веселое.

Спят орлы боевые - Петя во сне по обыкновению энергично крутится.

На острове Рудольфа все в сборе (В это время на острове собрались авиаотряды Водопьянова, Чухновского, Бабушкина для поисков Леваневского.). Третьего дня прилетел Чухновский. Прилетели с места вынужденной посадки самолеты отряда Бабушкина. Поиски Леваневского продолжаются.

Удивительное дело, сидишь на Северном полюсе и чувствуешь себя дураком: все время кажется - что-то недоделал, что-то не использовал. Надо и наблюдения текущие делать, и как-то подниматься над мелочами, и схватывать основную суть нашей жизни, чтобы уметь ее оценить и передать другим. Это у меня пока не выходит...

"Комсомольская правда" просит дать отчет о сегодняшнем дне - ветер, кажется, позволит это сделать. Я хотел, признаться, дать хороший очерк, но что-то не выходит. Нет "наития" сегодня.

Опять пустил ветряк, но крутится он впустую - тока пока не дает. А впрочем, может быть, контактное кольцо на дикамомашине засорилось.

Заиндевела наша палатка. Потихоньку, незаметно увеличиваясь, вырос слой инея на стенках. Теперь они покрыты сплошной толстой белой корой. Если потеплеет - все это потечет.

Много у меня дела, а работать неохота - распустился. Часто думаю - как Анютка живет, как мальчишка растет. Вот не учится она. Да и какая у нее может быть возможность сейчас учиться - тут малыш, новая и первая в нашей жизни квартира. Дел полно...

22 ноября. 12 часов. Вот и прошел полугодовой юбилей - много приветствий.

Исключительно хорошо устроила для нас передачу редакция "Последних известий". К 20 часам мы пообедали, сидели, разговаривали. Объявили, что передача посвящается Ивану Дмитриевичу, которого выдвинули кандидатом в депутаты Верховного Совета. Начал говорить Вс. Вишневский - он читал свой прекрасный биографический очерк об И. Д. Затем дали Петрозаводск - выступали доверенные лица участков, выдвинувших И. Д., зачитали ответ Й. Д. избирателям. Пустили жен. Хорошо говорила Галина Кирилловна. Уделила внимание избирательной агитации, в общем, держалась хорошо. Говорила Клепа - младшая сестра Галины Кирилловны, которая у Папаниных считается дочкой. Как всегда, обстоятельно и хорошо рассказала о своей жизни Наталия Петровна (Жена Э.Т. Кренкеля). Исключительно спокойно говорила Надежда Дмитриевна (Жена П. П. Ширшова.). И, наконец, мне радость. Микрофон переключился на Ленинград - слышна милая моя Анютка. Нервничала, бедная, говорила, в общем, хорошо, но мало, голос дрожал.

Начался концерт - московский радиокомитет исполнил все песни о полюсе, затем опять включили Ленинград, выступает Утесов, теплое выступление, прекрасный концерт. Наконец опять Москва. "Мы с большим удовольствием проводили эту передачу, до свидания, дорогие",- заканчивает дикторша. Мы все глубоко взволнованы.

Эрнст уже передал ответную телеграмму. Мы несколько минут делимся своими переживаниями, потом мы с Эрнстом направились варить на кухню, он - особый кофейный ликер, я - чай.

Подходят "Последние известия" - там, между прочим, подробнее рассказано о нашей передаче. Телеграмму уже получили,зачитали.

Выкрутили на "солдат-моторе" (ветра настоящего все еще нет, и аккумуляторы разряжены) телеграммы женам и Утесову. Пили чай, пили ликер, разговаривали по-хорошему о наших делах и залегли спать.

Проспали в мешках до 12. Утром Эрнст написал в "Правду" очерк об И. Д.- хорошо получилось. Но, пожалуй, я дал в "Комсомолку" тоже неплохой. В 14 начали выступать товарищи с острова Рудольфа - Яша (Я. С. Либин - начальник авиабазы на острове Рудольфа.) и другие. Выступали уверенно Бабушкин, Шевелев - оказывается, самолеты еще сидят на месте. ("За будкой" - как сказал Яша.) "Ермак" в 60 милях от островов Земли Франца-Иосифа. С летчиками пришли на Рудольф письма, читали мне и Эрнсту письма от жен. Письмо Анютки производит какое-то нервное впечатление - "брожу по пустым комнатам большой квартиры". Скучно моей хорошей. Некоторые места письма Яша выпустил. Рассказал, что Аня им с Витей (В. С. Сторожко - инженер авиабазы.) прислала письмо с фотографиями своих знакомых девушек, предлагает им жен на выбор. Хорошие они ребята. В общем, письмо и выступ-ление Анютки навели на меня некоторую грусть.

Сегодня пасмурно. Потеплело. Ветер окреп и заряжает аккумуляторы. Он с востока - это не совсем приятно: не загнал бы нас на мыс Северо-Восточный Гренландии. Вообще ни к чему подходить к неуютным гренландским берегам.

Пора делать метеонаблюдения - уже 18 часов.

24 ноября. 17 часов. Сегодня опять пасмурно. Вчера облачность прорвалась, и удалось определиться. Было 83^°28^' и 355^°50^' - унесло сравнительно недалеко.

Сегодня утром было темно. Однако мы заметили, что на общем темно-сером фоне выделяется черная полоска над северной частью горизонта. Очевидно, там где-то вода. Мы подумали, не разошлась ли трещина, отделяющая наше поле от соседнего. После метеонаблюдений мы с Петей пошли проверить. Заодно решили посмотреть гидрологическое хозяйство. Взяв направление по отношению к ветру, пошли. Через пару сотен метров окно палатки и лампочка на крутящемся ветряке пропали из виду. Шли, постоянно спотыкаясь на невидимых неровностях. Минут через пятнадцать ходьбы должна встретиться трещина, а черное небо еще далеко, очевидно, это не над нашей трещиной. Вот начали попадаться старые торосы - это мы проходим внутренний барьер ледяного поля. Ни черта не видно. Снова ровно, и скоро новый ряд торосов - внешний барьер, за ним уже должна быть трещина. Воды не видно - мы спускаемся с торосистого вала на свежий лед, затянувший трещину. На нем сырой рассол - все в порядке. Выходим обратно на наше поле. Теперь предстоит совершить сложный маневр - взять в темноте направление на палатку, где стоит гидрологическая лебедка над новой, недавно пробитой лункой и, пройдя около полутора километров, обнаружить ее.

Хотя ветер крепкий, но пурги нет - тепло, и сырой снег лежит плотно.

Спотыкаясь, идем. Отметив, что мы идем не на станцию, Веселый позорно бросает нас и быстро удирает в сторону дома по старому следу. Он очень неохотно шел с нами против ветра - останавливался, нюхал воздух, очевидно, дальше впереди действительно есть вода и оттуда неслись новые для него запахи. Мы идем, часто проверяя направление. Невольно сбиваемся в сторону дома. Вот справа показался огонек - это лампочка ветряка, она видна с этой стороны. Оцениваем свое место и быстро находим гидрологическую палатку. Здесь все в порядке. Торошения здесь нет. Гордые своими навигационными способностями, идем домой.

Сегодня подсчитал вчерашние определения азимута. Оказалось, нас повернуло за несколько суток на 70^° - вычислил несколько последних азимутов. Видно, что нас все время разворачивает по часовой стрелке градусов на 13-14 каждые сутки. Пошел и повернул указатель ветра на 70^° - до этого он соответствовал установке горизонтального круга теодолита. Петя гонит дистиллированную воду, И. Д. сходил к границе нашего поля на востоке.

Там пока тоже нового торошения нет. Крепкий ветер с севера. Быстро крутится ветряк. Шипят, заряжаясь, аккумуляторы. Петя что-то пишет, изредка заглядывая на кухню, к своему перегонному аппарату.

И. Д. начал варить обед. Часто слышны гулкие удары льда. В палатке все толчки слышны лучше, чем на открытом воздухе,- очевидно, она резонирует.

В последние дни мы все более озабочены состоянием льда и нервно отзываемся на всякие толчки.

Мыс Северо-Восточный Гренландии в двухстах километрах от нас. Очевидно, ближайший месяц будет критическим в отношении пути нашей льдины - пойдет ли она к северным берегам Гренландии или направится в Атлантический океан.

В последнее время мы сильно смещаемся к западу, нас гонит на Гренландию.

25 ноября. 13 часов. Сильная пурга. Еще в мешке слышал, как ругался Эрнст, не мог коченеющими руками укрепить завязки двери. И. Д. крутился в мешке: "Вот увидишь, как стихнет, такую дверь сделаю!" Выполз из мешка в 10 часов, оделся и пошел в обход лагеря. Это мы вчера постановили - в любую погоду делать обход по внешней границе лагеря.

Эрнст разогревал на кухне завтрак "Ты куда? Я недавно ходил".- "Когда?" - "После срока метеонаблюдений".- "Ну, тогда сейчас как раз пора".- "Ну пойди, пройдись." Выхожу.

Стремительный снежный поток, должно быть, метров четырнадцать. И снегопад, и поземка. Пошел против ветра на север. Скоро попалась первая база - все в порядке. Иду на вторую - есть и она. Теперь по ветру на третью, мимо моей "термитной кучи" - как окрестили ледяную хижину для магнитного теодолита. Хижина в порядке. Показалась мачта - согнувшись под тяжестью антенны, дрожит от ветра алюминиевая трубка. На сером фоне метели, в лучах фонаря виднеются вибрирующие оттяжки. Иду дальше. Вот и третья база. Теперь обратно - по направлению, где должен быть дом. Дома нет. Слева выступают торосы. Ошибся. Круто вправо и вниз - в вихревую трубу возле палатки. "Скорее, Женя,- доносится из жилья, пока я отряхиваюсь на кухне.- Стынет".

Облепленную снегом рубашку оставляю на кухне - чтобы не таяло. На столе сковородка, на ней немного каши с мясным порошком - моя порция.

- Мы тут ждали, пока придешь,- не начинали интересный рассказ.

Эрнст рассказывает, как они с И. Д. плутали утром, возвращаясь с трещины.

- Я поставил батарею на зарядку, пустил ветряк, он, конечно, сразу сложился,- светить не хочет ( При очень сильном ветре автоматическое устройство складывало крылья и хвост ветряка и ставило его таким образом по ветру, чтобы не сломало ветром. На мачте ветряка была укреплена лампочка, которая горела, когда машина давала ток.). Ну, ладно, решили обойтись без маяка - пошли. Идем, эдак, культурно, один фонарик жгем, другой - погасили, бережем. Топаем рядышком. Вот и трещина, но тут ничего особенного нет. И шума и треска нисколько не слышно.

- Да, наша палатка сильно резонирует, дома гораздо сильнее слышно.

- Небольшой вал молодого льда зашел на наше поле. И от нашего большие куски отломились и края пригнуты,- И. Д., сидя наполовину в мешке, показывает руками, как пригнулись края нашего поля.

- Ну да, пригнуло, но дыбом лед не стоит.

- Трехметровый лед не торчит,- соглашается И. Д.- Так это и летом было - под напором соседних льдин прогибались края нашего поля,

- Да, в общем ничего особенного. У трещины мы походили вдоль нее - вперед и назад - и решили вернуться. Поискали след - разумеется, пропал. Покрутили головами - там палатка? Там. Ну и пошли. Дмитрич сразу взял вправо, а я держусь левее. Скоро мы разошлись метров на пятьдесят. Темень - ни черта не видно, а прошли уже изрядно. Сошлись. Решили вернуться к трещине и опять от печки танцевать. Тут Дмитрич на какой-то торос наткнулся и стал под ним снег разгребать - для опознания.

- А, я помню - тут был один такой, похожий - возле него еще чье-то кладбище (Так мы называли места, отведенные для туалетных надобностей.) было.

- Ну и как? Нашел? - все заливаются смехом.

- Нет, не то.

- Крутились, крутились, а потом погасили фонарик, попривыкли к темноте и разглядели невдалеке палатку.

Обсудили меры предосторожности: на случай, если кто не явится домой вовремя, начнет блуждать - решили приготовить факелы, а если не поможет, то и ракету большую зажечь. И. Д. снова завертывается в мешок. Мы советуем ему поспать сейчас, чтобы не портить ночь.

- Одни только хорошие сутки и бывают - сразу после гидрологической станции, а потом уже приходится думать о следующей,- говорит Петя.

У него больше всего неприятной работы с мокрыми, обледеневающими гидрологическими приборами. А сейчас дрейф ускорился и все наблюдения приходится делать чаще. Петя ложится. Просит разбудить его через полтора часа. Засыпает и Эрнст. Сейчас моя очередь дежурить... Подходит срок наблюдений. Выхожу в тамбур. Сюда залез Веселый - сидит скромно в уголке. Ну, шут с тобой - не выгоняю. Пока вожусь с наружной дверью, роняю дощечку для записи. Показания приборов запоминаю. Вернувшись, спешно шифрую метеотелеграмму - пока отряхивался, ушло много времени. Тороплюсь включить приемник. Остров Рудольфа уже вылез в эфир. "У меня искры, пурга, слышу плохо",- передает он. Включаю передатчик и даю метео. Он не слышит. Снова передаю. Теперь он поймал, но не сначала. Повторяю. На этот раз все в порядке. Хотелось передать ему свою телеграмму в "Комсомольскую правду", но время уже вышло...

Еще раз обошел лагерь. Все в порядке. Буду будить Петю.

26 ноября. 15 часов. Спросонья слышу, как ворчит Эрнст. После того как он отсчитал показания термометров в метеобудке и сменил ленту у самописца, у него руки замерзли и коченеющими пальцами он не может застегнуть наружную дверь. Отогревает руки в палатке и вновь уходит в тамбур.

Потолок приходится в десяти сантиметрах от моего носа, высунутого из мешка. Приятно охватывает тело пушистый теплый волчий мех. По брезенту крыши и стенок шелестит снежный вихрь, что-то поскрипывает, шлепают провода. Пурга.

- Браточки, вставайте, чай готов. Ну, орлы, веселее! - кричит Эрнст.

Петя, потягиваясь, мурчит что-то из мешка.

- Как погода, Теодорыч? - деловито осведомляется Иван Дмитриевич и переворачивается на спину.

- Метет вовсю.

- Ветер откуда? - запрашиваю я.

- А по-старому - вест, а сейчас, видимо, норд-нордвест.

- Да.

Еще 200 километров от нас до ближайших берегов Гренландии, но суша уже чувствуется. Ледяной поток, стремящийся из Полярного бассейна в Атлантический океан, трется своим правым флангом о Гренландию. Правые края ледяных полей тормозятся. Эта задержка передается от одной льдины к другой, и в результате каждая медленно поворачивается по часовой стрелке.

Пять месяцев мы привыкали к мало меняющейся ориентировке льдины, а теперь страны света поползли кругом.

Одевшись, беру фонарик и выхожу в тамбур. Эрнст в кухне разогревает завтрак. Сейчас моя очередь обойти лагерь. Приближаясь к Гренландии, мы становимся осторожнее и тщательнее смотрим за льдами. Пурга действительно крепкая. Все кругом струится. Слабыми темными силуэтами проступают на мутном сером фоне хорошо знакомые предметы.

Тщательно ориентируясь по ветру, спотыкаясь иду от одной базы к другой. Вот, напряженно согнутая, гудит под напором ветра мачта. Компактно уложенный склад хорошо обтекается воздушным потоком, за ним не вырастает сугроб. База в порядке. Трещин на льду нет. Закрывая лицо рукавицей, нагнувшись, пробираюсь против ветра к дому. В пургу в палатке особенно приятно. Лампа ярко светит и хорошо греет. Долго вытряхиваю забившийся в складки одежды снег.

Стол уже накрыт, ложки шаркают по сковородке, подбирая горячую кашу. Разговариваем о том, какие меры будем принимать в случае, если кто-нибудь заплутается возле лагеря. Нас мало здесь, и мы ведем себя осторожнее, чем старые бабушки, переходящие оживленный перекресток.

27 ноября. 17 часов. Вчера пурга пошла на убыль и сейчас совсем стихла. Третьего дня отъехали на юго-юго-запад на 11 миль, а вчера на 14. Здорово! Крутится льдина сильно. Поэтому ликвидировал наблюдения магнитных вариаций. Оно и легче теперь будет.

Сегодня утром опять была передача с Рудольфа. Спросонья слышал Яшины высказывания. Выступал Шевелев, просил меня дать склонение. Собираются все-таки летать на поиски Леваневского.

Вчера сделал магнитные определения, а сегодня их повторил. Сейчас настроил маятниковый прибор. Завтра начну качать маятники.

Сегодня тихо, и мы возимся на дворе. Я работаю в своем просвечивающем насквозь снежном домике. Иван Дмитриевич прилаживает дверь палатки, а Петя перематывает трос. Он меняет около 2000 метров троса и сейчас будет приращивать новый конец. В палатке на уровне пола холодно, -10^°, на уровне стола -5^°, а в воздухе -32^°. Скоро срок метеонаблюдений. Буду сам передавать метео и ответ Шевелеву. Вот замучаю Куксина - радиста на Рудольфе.

30 ноября. 22 часа. Вчера измерили глубину. Петя вытравил все, что было. Спускали 8 часов и все же не достали дна, значит, глубина больше 4200. Пока поднимали приборы - все замучились. Сейчас помогаю Пете брать станцию до глубины 1500 метров. Эрнст спит. Иван. Дмитриевич дремлет. Буду писать о Пете его избирателям в днепропетровскую газету.

«Палатка покрыта толстым слоем копоти и во многих местах прорвана. Ветер треплет потемневшую парусину. Мигает тускло коптящий фонарь. Длинной дюралюминиевой трубой Ширшов прочищает лунку. Где-то внизу замерз трехметровый ледяной колодец, и тросик лебедки застрял. Мокрый металл жжет руки. Каждая гидрологическая станция - это сорок часов непрерывной нудной утомительной работы для Ширшова. Многие давно бросили бы мучительную возню, но не зря гидрологом нашей экспедиции является Петр Петрович. Километр за километром поднимается из глубины тонкий тросик. Принесенные в приборах пробы воды, измерения температуры и солености на различных глубинах раскрывают талантливому ученому тайны Полярного океана.

- Я опоздал родиться на три года,- часто жалуется наш Петя.

Мальчишкой он мог лишь толкаться среди бойцов да расколачивать кирпичом ручные гранаты. Много раз переходил из рук в руки Екатеринослав. И было достаточно эпизодов, которые дали сыну рабочего-печатника наглядные уроки классовой борьбы. Хорошо запомнилось ему, как раскачивались на деревьях в скверах тела коммунистов, а были там и знакомые отца. Острую ненависть к врагам революции вынес мальчик с гражданской войны. Окончил вуз. Молодой гидробиолог недолго изучает водоросли на родном Днепре. Энергичную натуру тянет хмурый Север. На маленьком боте плавает Ширшов у скалистых берегов Новой Земли, изучает мелких водяных животных - кормовую базу промысловой рыбы.

Все шире разворачивается человек. Ученому на Севере нужно уметь хорошо крепить концы, смело вести суденышко в шторм и быть человеком, на. которого в решительную минуту могут положиться товарищи. Здесь по душе Ширшову. Он становится полярником.

За работу во время исторического дрейфа «Сибирякова» он получает свой первый орден. Погиб «Челюскин». 100 человек устраиваются жить на льдине. Здесь Ширшов один из тех, кто своей находчивостью, примером, энергичной работой и всегдашней бодростью сплачивает большой коллектив, облегчает тяжелые условия жизни. Он первый бригадир и прораб аэродромных работ.

Когда планировалась дрейфующая экспедиция, Отто Юльевич Шмидт с удовольствием включает в ее состав горящего нетерпением Ширшова. Год готовится наша экспедиция. Нужно иметь исключительную работоспособность, чтобы после целого дня беготни по заводам идти учиться в клинику в анатомический зал, ибо он должен быть нашим врачом, а ночью заканчивать научные труды - результат прежних экспедиций.

У нас здесь все здоровы, но если случится кому-нибудь сломать руку или ногу в торосах, если обожжет взорвавшийся примус или одолеет мороз, без малейшего колебания ляжет каждый из нас под нож Ширшова. Действуй, Петя, как умеешь, мы в тебя верим.

Мы гордимся тем, что наш товарищ выдвинут своими земляками кандидатом в депутаты Верховного Совета. И убеждены в том, что он с честью оправдает их доверие».

4 декабря. Вот и декабрь. Вчера в 00.00 часов получили телеграммы от Центральной избирательной комиссии о выдвижении Эрнста по Уфимскому избирательному округу и меня - по Иски-Наукатскому округу Киргизии. Вот здорово. Вряд ли выберут, но и быть кандидатом большое дело.

Долго мы не спали, рассуждая о грандиозном нашем выдвижении. Сейчас обрабатываю наблюдения.

Сейчас все спят. Пасмурно. За стеной скребется и поет Веселый, укладываясь спать.

5 декабря. 19 часов. Утром, то есть в 13 часов, прояснилось. Перевезли лебедку к новой лунке. Сделал магнитные наблюдения.

В 12 часов получили телеграммы из местных газет - я от "Советской Киргизии", Эрнст от уфимских газет.

10 декабря. 23 часа. 8-го делали очередной промер. Вчера начал 14-й пункт гравитационных наблюдений, но он не вышел. Все время уходил в сторону третий маятник и толкался лед. Сегодня гравитационные измерения шли благополучно, хотя было много пропусков.

Вчера вечером было исключительно высокое давление - 784. Барограф дошел до кромки ленты, начал падать.

Сегодня обсуждаем вопрос о подводном плавании через полюс.

Сейчас Иван Дмитриевич возится на кухне, наводит там порядок. Очередной бидон с продовольствием подмок.

12 декабря. 20 часов 30 минут. Вчера была изрядная пурга. К вечеру немножко стихла, а сегодня вновь началась. Сегодня все побрились - выборы. Написал Анютке телеграмму, что-то она молчит.

Кончил гравитационные наблюдения. Они прошли благополучно. Интересно - берег уже близко, а лед дрейфует спокойно.

15 декабря. 22 часа. Иван Дмитриевич вчера пропорол себе руку напильником. Я ставил ему компресс. Сегодня утром отвозил Петино имущество вместе с ним к гидрологической лунке.

Сегодня получил просьбу послать письмо избирателям. Отвечаю:

«Дорогие товарищи! 12 декабря, когда вся наша Родина выбирала в Верховный Совет своих достойных сограждан, вы отдали свои голоса мне, комсомольцу-полярнику, работающему в нескольких тысячах километров от вас. Для меня, как и для всякого советского гражданина, нет больше чести, нежели быть избранным нашим советским народом. Ваше доверие есть и будет для меня самым дорогим, самым ценным. Обещаю вам всегда помнить о нем. И, не жалея своей жизни, быть достойным его.

Имея перед глазами примеры лучших людей человечества, обещаю вам непрерывно расти и развиваться как общественник и ученый, чтобы как можно больше пользы приносить народам нашей страны. Я уверен, что постоянная связь с вами удесятерит мои силы для выполнения любых заданий, которые поручит мне Родина.

Клянусь вам быть до конца преданным делу социализма, Коммунистической партии, нашему советскому народу».

15 декабря, когда до мыса Северо-Восточного оставалось около 30 миль - при нынешней скорости дрейфа 5-6 суток пути,- наша льдина резко отвернула на востоко-северо-восток и, пересекая границу Северного Ледовитого и Атлантического океанов, вышла в Гренландское море.