Санный путь

Днем 10 марта мы с Федором Никифоровичем Зуевым подходим к берегу, где пятнадцать лет назад зимовала шхуна "Мод" экспедиции Амундсена. Мы уже вошли в бухту Мод. Но где же избушка, построенная норвежцами на берегу? Внимательно смотрим. Ага, вот она - из-за мыса показался деревянный шест с черным фанерным кругом наверху, он торчит из какой-то кучи камней.

Подходим вплотную, и останавливаем обе свои упряжки.

- Долго здесь будем?

- Дня два-три, дядя Федя. Давай все снимать с нарт - и в избу.

- Ладно, тогда я собак привяжу.

Это скорее землянка. Она углублена в каменистый грунт примерно на полтора метра. Стены сложены из плоских камней, проложены мхом. Коньком крыши служит толстое бревно плавника. Крыша дощатая, сверху тоже лежат камни и мох. Хорошая плотная дверь. Маленькое оконце под крышей против двери. Все сделано аккуратно. Дверь снаружи была крепко приперта. Снега внутри нет. Пол дощатый. По бокам две широкие койки. У задней, торцевой, стены - лавка. Посредине стол, его столешница из толстых досок чисто выскоблена.

Хотя в последние годы здесь побывали участники многих экспедиций, обстановка сохранилась в основном та, что была при норвежцах. Маленькая керосиновая лампочка - в ее резервуаре осталось немного керосина. Несколько плотничьих инструментов, принадлежащих плотнику Тессему.

А вот и записка от нашего соседа Шерешевского - начальника маленькой полярной станции на островах Комсомольской Правды, примерно в 100 километрах на юго-восток от мыса Челюскин,- она лежит на столе:

"Был здесь, вас не нашел. Сейчас нахожусь в домике, который мы выстроили на мысе Прончищева. До него отсюда примерно два часа езды по хорошей дороге. Приезжайте в гости; есть компот и свежая медвежатина".

Сегодня не поедем. Уже поздно, и мы устали. Завтра сам приедет - собаки у него хорошие.

Он попросил Папанина переслать с нами термометр и некоторые детали для радиостанции. Нужен был и доктор - помочь заболевшему. Мы предлагали нашему доктору, пожилому, грузному человеку, идти с нами, но он не захотел и предпочел самолет. Но... "пароход хорошо, самолет хорошо, а собачки лучше!..." Доктор добрался туда примерно через две недели.

Мы вышли со станции вчера, 9 марта, утром, на двух упряжках. Передовых обученных псов у нас нет, и одному из нас приходится идти впереди. Сюда всего около двадцати километров, но это был первый поход, он всегда очень труден, только дня через два втягиваешься...

Вечером при свете старой лампочки хорошо поужинали. Я рассказал Федору Никифоровичу о печальной судьбе живших здесь осенью 1919 года двух матросов. Они решили уйти домой, не захотели дольше оставаться на шхуне, которой предстояло пробыть в Ледовитом океане еще два-три года. Амундсен согласился их отпустить и передал с ними почту. Тессем и Кнутсен прожили здесь после ухода "Мод" до октября, ждали, пока замерзнут в тундре реки и озера, а в море установится лед. Тогда вышли на юго-запад, чтобы достичь Диксона, где была полярная станция. Путь был очень нелегким - пешком, при начинающейся полярной ночи.

Лучше было бы им подождать весны. Кнутсен умер в дороге, а Тессем не дошел до полярной станции на Диксоне всего несколько километров.

Утром я занялся магнитными измерениями. Амундсен сделал четыре пункта измерений в бухте Мод. Два на берегу возле избушки и два на небольших островках в бухте - на острове Локвуда (там норвежцы поставили гурий) и на острове Фрама. Один столб, недалеко от избушки, мы нашли. Другого не было - придется ставить прибор наугад, а для этого нужно будет сделать определения в нескольких местах, чтобы учесть пространственную неоднородность поля.

Начал с островков. Нашел остров Локвуда - он примерно в 7 километрах.

- Давай, дядя Федя, попробуем поехать туда на собаках, налегке.

- Давай.

После нескольких попыток собаки поняли, что нам нужен островок, темневший вдали, и быстро домчали нас туда по сравнительно гладкому льду. Около 2000 километров прошел я с собаками по проливам Земли Франца-Иосифа и по Таймырской тундре, но ехал на собаках только эти 20 километров - к островам и обратно.

На обоих островках сделал определения в нескольких точках. Федор Никифорович обнаружил следы песцов, медведей и, к нашему общему удивлению,- заячьи следы. До сих пор зайцы нам в здешних местах не попадались.

К вечеру вернулись в избушку. Неугомонный сосед опять побывал здесь. Забрал то, что было ему предназначено, и опять звал в гости.

Но было уже поздно.

На следующее утро Федор Никифорович отправился к соседям, а я провел все наблюдения в районе избушки.

Вечером, когда начало смеркаться и я кончал готовить ужин, послышался лай. Выйдя, увидел быстро мчавшуюся отличную упряжку соседей. Она едва успела затормозить перед избушкой, все собаки спутались, и не менее получаса мы их разбирали.

Приехал Шерешевский с двумя товарищами и вернулся Федор Никифорович, Ужин у меня был готов, и долго мы сидели при слабом свете амундсеновской лампочки, рассказывая друг другу о планах наших экспедиций, об охоте, о собаках.

Обратный путь мы с Федором Никифоровичем сделали в один переход.

Этот первый поход показал, что все наше снаряжение подготовлено неплохо. Можно было планировать и более дальние маршруты.

И вскоре я вышел во второй поход - к острову Старокадомского, лежащему у юго-восточной оконечности Северной Земли. Там также есть пункт наблюдений экспедиции Амундсена - использую его для определения векового хода и сделаю несколько пунктов в проливе и на острове. На этот раз со мной пойдет Виктор Сторожко - его сейчас отпускают из мастерской. Пойдет по этому же маршруту и гидрологическая группа - Василий Мелешко, Яша Либин и Александр Павлович Соловьев. Они будут работать в нескольких точках пролива, измеряя температуру воды и течения на разных глубинах.

В проливе Вилькицкого наверняка много торосов. Хорошо бы с воздуха выбрать наивыгоднейший путь. Мы просим Ивана Дмитриевича послать Прахова в разведку.

Сейчас около -35^°, и подготовить самолет не так-то просто. Механики разогревают масло и наливают в застывший мотор, греют мотор снаружи специальными бензиновыми горелками. Прахову предстоит неподвижно сидеть в открытой машине, может быть, два-три часа, и он соответственно одевается - скорее, облачается. Меховая рубаха и штаны, две пары меховых чулок, меховые унты. Поверх всего тяжелая овчинная шуба, подпоясанная ремнем. На лице меховая маска с маленькими отверстиями для глаз. Глаза прикрыты очками-консервами. На руках меховые рукавицы с длинными крагами. Он едва помещается в кабину У-2. Наконец мотор затрещал. Мы качаем самолет за крылья, чтобы стронуть лыжи с места, и, поднимая сверкающую снежную пыль, Прахов взлетает. Через два с половиной часа он возвращается.

Физиономия довольная, хотя и докрасна обожженная, несмотря на маску, морозным ветром.

- Ну как, пройдем на собаках?

- На ягнятах пройдете,- смеется летчик.- Идем в дом. Я пересек пролив два раза и нашел то, что вам нужно. Вот, смотрите,- показывает он карту.

Действительно, как будто по заказу сделанная, тянется полоса ровного льда прямо от нас к юго-восточной оконечности Северной Земли. Видимо, при очередной подвижке льда здесь образовалась трещина, затем лед слегка - на 200-300 метров разошелся, вода замерзла, и пока эта полоса стоит нетронутой.

28 марта мы все пятеро выходим с двумя упряжками вдоль по этой полосе.

На первой остановке я делаю астрономические и магнитные измерения, а тем временем все остальные начинают трудиться над лункой. Толщина льда около полутора метров - долбить нам всем приходится около двух часов, нет пока еще и привычки.

За ужином Соловьев заявляет:

- Больше лунок пробивать не будем, ребята.

- А как?

- Секрет, завтра поймете.

На следующей стоянке, пока мы возились с установкой палаток, он ушел, взяв с собой пару собак. Вернулся через полчаса.

- Ну вот, товарищи, одна готовая лунка есть в полукилометре от нас, другая - в километре, выбирай, Вася, любую.

- Откуда?

- Про нерп вы забыли?

Верно, собаки легко находят отдыхающих на льду нерп и спугивают их. Нерпичья лунка на поверхности льда невелика - сантиметров сорок в диаметре, но ниже расширяется.

Расширить входное отверстие - пустое дело. Все гидрологические приборы отлично туда проходят. Трос, отклоняемый течением, не заклинивается благодаря расширению лунки книзу.

- Ну молодец! Ценное рацпредложение. Больше мы лунок не долбили.

На третий день достигли острова Старокадомского. Округлый, низкий, очертания ровные. Быстро обнаружили наверху гурий, поставленный экспедицией Амундсена. Он находился как раз на юго-западной стороне острова, к которой мы и подходили. Гидрологи остались у берега, а мы с Виктором направились к гурию.

Я расставил приборы, привязал к двум воткнутым в крепкий снег лыжам полотнище, чтобы как-то защититься от ветра, и начал наблюдения. Виктор разобрал верхушку гурия.

- Женя! Жестянка.

- Так и должно быть - значит, до нас туда никто не лазал. Вынимай, добывай записку.

Запечатанный конверт, находившийся внутри жестянки, хорошо сохранился. С волнением мы держали его в руках. Это уже историческая реликвия. Тем не менее вскрываем. В конверте письмо Амундсена с краткими сведениями о состоянии экспедиции на "Мод" и ее дальнейших планах, о местах, где экспедицией поставлены другие знаки, и т. п. На оборотной стороне письма сотрудник экспедиции, побывавший здесь, приписал карандашом, что он и его спутник в порядке, что здесь сделаны магнитные наблюдения и что далее их группа возвращается на судно.

Мы изъяли письмо Амундсена (теперь оно в Музее Арктики и Антарктики в Ленинграде), вложили в жестянку свою записку, и Виктор заделал верхушку гурия.

Пошли по берегу в обход острова, ведя полуинструментальную съемку. Видим, что-то неладно. Северо-восточная часть острова гораздо обширнее, чем показана на карте. Это большая низина, плавно уходящая в море. Берег, видимо, отме-лый - часто мы не понимаем, что под снегом - лед или грунт, тогда роем яму в снегу и смотрим.

За двое суток обходим остров и выходим к гидрологам. Они сидят на месте и измеряют приливные течения.

Обратный путь через пролив занимает у нас два перехода. Дорога, найденная Праховым, пока сохраняется. Обстановка спокойная, сильного ветра не было. Не было и подвижек льда.

10 апреля были дома.

Раз за разом наши маршруты становятся протяженнее и труднее, но постепенно накапливается опыт, укрепляются мускулы, мы втягиваемся в эту нелегкую работу.

Теперь мы задумали вместе с гидрологами сложную и трудную операцию, которую выполним в два похода. Ее цели - съемка и попутное обследование всего западного берега Таймырского полуострова - от мыса Челюскин до устья реки Таймыры; сплошная магнитная съемка во внутренней части полуострова, обследование нижнего течения реки Таймыр и проведение там гидрологических наблюдений в период вскрытия и паводка.

В первый поход, к Гафиер-фиорду, мы выходим 16 апреля с Сашей Болдиным.

Саша - строитель, печник и вообще мастер на все руки. Крепкий и веселый украинец, в любой ситуации сохраняет чувство юмора, надежный и хороший товарищ.

Первый переход мы идем вместе с гидрологами. Затем они остаются на берегу и опять начинают длительные измерения приливных течений. Мы идем дальше. Сейчас я веду полуинструментальную съемку берега и нахожу немало ошибок в карте.

Температура уже выше - около -20^°, идти приятно, работать с приборами нетрудно - руки к металлу не примерзают. Собаки не хуже нас втянулись в работу и честно налегают на лямки.

Дорога неплохая - идем либо по низкому отмелому берегу, либо по припаю. Торосов почти нет, иногда беспокоят заструги - как застывшие волны, они вытягиваются поперек пути или под углом. Нарты колотятся, застревают.

Перед нами день за днем разворачивается панорама пустынного берега. Ослепительно сверкает снег. В долинах голубые тени. Кое-где склоны заканчиваются у берега черными скалистыми обрывами. И никого и ничего.

На пятый день мы подходим к мысу, за которым берег уходит влево - к югу, в сторону материка. Начинается залив Дика. Чуть дальше на северном берегу залива должен быть мыс Могильный, где знак экспедиции Вилькицкого. "Таймыр" и "Вайгач" провели здесь зиму 1914-15 года.

Но мы не можем найти мыса Могильного. Началась пурга, и надо спешно развертывать лагерь. Ну что же, пурга так пурга, она нас не пугает. Это отдых, хотя и вынужденный.

Хорошо ощущать свою способность переносить любые путевые условия, свою обеспеченность всем необходимым. Быстро ставим палатку. Мы знаем, что она вполне надежна. Никакой ветер ее не сорвет - сами делали. На пол - подстилку, затем оленьи шкуры, затем мешки. По раз навсегда заведенному порядку в левом переднем углу ставится ящик с расходной провизией и кухонными принадлежностями. Затем кормим собак - они уже сидят полукругом, смотрят жадными глазами, тявкают.

Каждой бросаем по куску мяса. Они схватывают на лету, быстро съедают и зарываются в снег. Теперь будут там лежать до конца пурги. А нам можно лезть в палатку, где уже гудит примус. Скидываем походную одежду, башмаки, надеваем теплые мягкие кухлянки, торбаса. Все снятое развешиваем на шесте, который держит кровлю, просушить. Одежда свисает, загромождая палатку, но внизу у пола все же остается немного свободного места.

Ветер крепчает, туго натянутое полотно звенит, по нему шелестит снег. Теперь торопиться не к чему.

Медленно готовим еду, не торопясь едим, болтаем, пьем горячий чай. Ну и в мешки. Спи сколько сможешь, а потом опять спи - сутки, может быть, двое, и ни о чем не беспокойся. Если все сделано правильно, то никаких неприятностей не будет. Около палатки нанесет сугроб. Он только лучше будет защищать от ветра. А вот если что-то недоделал, плохо закрепил палатку, не уложил как надо снаряжение - тогда не миновать беды.

Но мы уже опытные. Делаем все надежно, и спим спокойно. Пусть звенят оттяжки, шелестит снежный поток по стенкам, пусть воет ветер - бояться нам нечего.

На этот раз пурга продолжается более 30 часов. Поднялись и приступили к поискам. Отойдя немного в сторону моря, сейчас же увидели выступивший из-за выпуклости холма геодезический знак экспедиции Вилькицкого - башню из углового железа около 15 метров высотой. Ее верхнюю часть немного согнули ураганы. Невдалеке два креста. Мы знали, что здесь похоронены два члена экспедиции - лейтенант Жохов и кочегар Ладоничев.

В небольшом овражке под мысом нашли склад. Слегка накренившись, стоял большой ящик, почти домик. Я знал, что это ящик от гидросамолета, бывшего в экспедиции Вилькицкого. Его крыло было сломано еще в Тихом океане в самом начале пути, но корпус с мотором и пропеллером механики "Вайгача" поставили на полозья и превратили в аэросани - они и бегали здесь по льду между кораблями, стоявшими на изрядном расстоянии друг от друга.

На складе должны были быть консервы и, может быть, бензин.

Мы с Сашей разбили лагерь у склада. Привязали собак, и затем, взяв приборы, сразу же поднялись на верхушку мыса - к знаку, чтобы сделать определения, пока ветер слабый и солнечно.

Вот она, плоская вершина мыса. Знак, в креплениях которого слегка посвистывает ветер. Две могилы и столб, на котором производились астрономические и магнитные измерения.

На кресте, что у могилы Жохова, бронзовая дощечка и на ней стихи. Строчки вполне четкие. Читаем:

Под глыбой ледяной холодного Таймыра, где лаем сумрачным испуганный песец один лишь говорит о тусклой жизни мира, нашел покой измученный певец. Не брызнет золотом луч утренней Авроры на лиру чудную угасшего певца. Могила глубока, как бездна Тускароры, как милой женщины любимые глаза. Ах, если б смог на них молиться снова, смотреть на них хотя б издалека, тогда бы жизнь была не так сурова и не казалась так могила глубока.

Эти стихи написал сам Жохов перед смертью.

На другом кресте простая надпись: "Кочегар Ладоничев". Мы стоим и помалкиваем. Посвистывает ветер. Яркое солнце освещает застывшую землю.

На севере - льды пролива Вилькицкого, изборожденные торосистыми грядами, за ними в дымке чуть проглядывают горы Северной Земли. От северо-востока на восток и юг до юго-запада простирается земля - "ледяная глыба холодного Таймыра". Гряды пологих холмов, долины, снова холмы - куда только видит глаз. На востоке чуть заметны невысокие вершины - это отроги хребта Бырранга. Кое-где из склонов холмов торчат черные скалы.

И никого и ничего вокруг. Опять и опять проникаешься уважением к нашим предшественникам, смелым и мужественным людям, на годы уходившим сюда для исследования этих отдаленных суровых мест. И сейчас пока еще только редкая цепочка полярных станций протянулась по берегу. Ближайшие от нас - Мыс Челюскин - в 150 километрах к северо-востоку и Остров Диксон - около 700 километров на юго-запад. А в сторону материка - не менее 500-700 километров до первых кочевых стойбищ оленеводов.

Но летом все меняется. Теперь уже десятки исследовательских и грузовых кораблей курсируют по Северному морскому пути. Исследовательские партии ходят по всем берегам. Геологические экспедиции пробираются в тундру.

Пока я веду наблюдения, Саша, спустившись вниз, обследует склад. Через два часа я присоединяюсь к нему.

- Ну, что нашел?

- Консервов много, для собак хватит. Посмотри, чего только там, в ящике, ребята не понаписали,

Действительно, внутри на стенках склада-ящика много надписей.

Группа матросов Таймырской гидрографической экспедиции, видимо, была задержана здесь штормом. Вот их вирши:

Здесь задержала буря нас злая, 
и пришлось нам ночевать. 
Ветер бушует по бурному морю 
на "Таймыр" мы не можем попасть...

А кто-то, видимо, их командир, написал:

"Консервы опробованы Таймырской гидрографической экспедицией 1S32 г.".

Другая надпись:

"Здесь мы убили медведя, песца и зайца".

Еще одна:

«Здесь - летчик Линдель и начальник Первой Ленской экспедиции Лавров (А. М. Лавров - видный советский гидрограф. Руководил несколькими Карскими экспедициями, проводившими корабли на Обь и Енисей, и Первой Ленской экспедицией - караваном грузовых кораблей, шедших с запада в устье Лены.)создали базу горючего для расширения радиуса действия самолета У-2».

Эта "база" - не емкость на тысячу тонн, нет - вот они стоят, два бидона с горючим.

Консервов тут несколько ящиков. Изготовлены в 1910 году. Одна и та же фирма: "Братья Вихаревы в Санкт-Петербурге. Заготовка для армии". Тут "Щи с кашею", "Борщ с мясом", "Суп рисовый". Банки крупные - видимо, по 2 фунта.

Даем собакам попробовать - те уплетают с удовольствием. Берем пару банок для себя.

На следующий день трогаемся дальше. Идем по морскому льду, срезая часть залива Дика. Лед хороший, ровный, торосов мало. Съемку берега ведем, как с корабля.

Останавливаемся на ночлег у берега. На следующий день ищем вход в Гафнер-фиорд.

По карте было видно, что вход в него узкий. Но мы не ожидали, что он так эффектен. Делая неглубокие извилины, тянется невысокий - метров двадцать - тридцать - береговой обрыв, и вдруг между двух темных скал, как ножом, прорезаны ворота, около 300 метров шириной, и за ними расстилается широкий и далеко уходящий в материк фиорд. Как будто заглядываешь в огромный двор через узкие ворота. Мы входим в эти ворота и дальше идем около 40 километров по ровному, лишь изредка всторошенному льду.

Видно, что в фиорд впадает какая-то речка. Останавливаемся на отдых на южном берегу фиорда, в самом его конце. Берега здесь крутые, четко выраженные, но не скалистые. Высота около 20 метров.

Делаю наверху магнитные и астрономические наблюдения. Тут же сооружаем склад. В фанерный ящик укладываем продукты - крупу, муку, молоко сгущенное, масло и пр.; это для летней экспедиции. Поверх ящика ставим два бидона с керосином. Все скрепляем проволокой, с боков наваливаем куски мерзлой земли и кладем пару запасных лыж.

Разгребая снег, видим крохотные кустики стелющейся ивы. Не думал, что так далеко на север забирается древесная растительность. Видимо, это ее северная граница в здешнем районе.

Обратно идем налегке, и в два перехода достигаем мыса Могильного 27 апреля.

Отсюда на станцию нам предстоит идти не прежним путем - вдоль берега, а тундрой, в расстоянии около 30 километров от береговой черты - таким образом мы более равномерно расставим пункты магнитных измерений на местности. Этот путь чуть короче, но местность будет, безусловно, пересеченная - мы пойдем через отроги невысоких гор, основная цепь которых тянется правее нашего маршрута. Горы пунктиром намечены на карте. Вероятно, встретим и переправимся через несколько небольших речек - нам предстоит нанести их на карту.

Нам хочется попасть домой 30 апреля к ночи или хотя бы 1 мая утром - чтобы принять участие в первомайском празднике. Саша немного нервничает - не то чтобы он не доверяет моей прокладке маршрута, но боится, что если мы хотя бы немного отклонимся от правильного пути, то не поспеем вовремя к празднику.

- Не опасайся, Саша. На ста пятидесяти километрах мы можем отклониться в сторону не более чем на десять километров. Но когда подойдем к станции на десять - пятнадцать километров, то там нам с тобой местность знакомая. Только нужно на 1 мая оставить совсем немного пути и одолеть сто тридцать километров за три перехода.

- Это сможем, груза-то нет.

Нарты у нас действительно почти пустые. Сажаем на них Махно - заслуженного старого пса. Он прибыл к нам, как и некоторые другие ездовые собаки, с Северной Земли, ходил во все маршруты с Ушаковым, Урванцевым, Журавлевым. И у нас работал честно, но сбил лапы по твердому снегу и переутомился - старый уже.

Устанавливаем для себя норму - по 40 километров в день. Я иду на лыжах впереди, а Саша за нартами. Снег крепкий, иногда встречаются заструги, но их немного, и в общем идти хорошо.

Когда одометр показывает, что прошли 20 километров, Саша кричит мне. Останавливаемся, отдыхаем около часа, но палатку не разбиваем. Съедаем по плитке шоколада. Я делаю магнитные измерения - и опять в путь. Погода стоит хорошая.

Каждый переход занимал у нас 12 часов. На отдых в пути, сборку и разборку лагеря, измерения, кормление собак уходило около 4 часов, 8 часов спали.

До чего приятно было после хорошего перехода забраться в теплый мешок, вытянуть ноги, распрямить спину.

30 апреля вечером мы остановились, по расчету, примерно в 15 километрах от станции. В начале следующего дня мы должны были выйти в район видимости станции и имели достаточно времени, чтобы поспеть к праздничному обеду. Довольные, забрались мы с Сашей в мешки.

Но утром 1 мая нас ожидал неприятный сюрприз. Мы проснулись от воя ветра и хлопанья стенок палатки. Разыгралась пурга, метель, видимость 50-60 метров. При такой погоде идти вообще-то не полагается. Но не сидеть же сутки или двое в 15 километрах от станции, представляя себе, как товарищи сидят за праздничным столом.

- Как, Саша, рискнем?

- Конечно.

Стали сворачивать лагерь. Это непросто. Ветер рвет из рук палатку, хлещет острыми снежными крупинками в лицо. Собак вытаскиваем за ошейники из снежных нор, они жмутся в кучку, отворачивают морды от ветра, идти не хотят. Хорошо еще, что ветер не встречный.

Наконец собрались, погнали собак. Нарты легкие. Я иду впереди не далее чем в 5-6 метрах от передовой пары псов. Потерять друг друга из виду нам никак нельзя. Тщательно ориентируемся по компасу. Если пройдем мимо станции, то обязательно выйдем на берег моря, и там, надо полагать, сообразим, с какой стороны от поселка находимся. Очень трудно идти в пургу. Но мы были вознаграждены - через четыре часа сквозь метель проступили мачты станции, послышался лай собак.

Теперь наша упряжка сама рванула вперед. Расчет оказался правильным.

Навстречу выбежали товарищи. Они уже сели за стол, были в костюмах. Анютка и Галина Кирилловна даже платья надели по случаю праздника (обычно ходили в ватниках, как и все). Ребята, как были в костюмах, стали разгружать нарты и прибирать наше имущество, а мы с Сашей побежали по домам вымыться и переодеться.

Через полчаса первомайское застолье продолжилось.

13 мая к нам в гости приехал Сергей Прокопьевич Журавлев - участник экспедиции Ушакова, которая за два года обследовала и положила на карту архипелаг Северная Земля. Он был уважаемым человеком во всей Арктике. Опытный промышленник, "настоящий полярный волк", как сказал о нем Г, А, Ушаков, Журавлев работал в то время на полярной станции в бухте Марии Прончищевой - на расстоянии примерно 500 километров к юго-востоку от нас. 500 километров - не расстояние для такого бывалого человека. Палатка, примус, пельмени и чай для себя, моржовое и нерпичье мясо для собак - и пошел!

Он погостил у нас несколько дней, съездил с Иваном Дмитриевичем в пролив - поохотиться на медведей, вернулся и 16 мая собрался обратно.

А мы с Виктором Сторожко собирались в давно задуманный маршрут на реку Таймыру. Первые переходы были нам по пути с Журавлевым, и мы вышли вместе вечером 16 мая, около 19 часов, держа курс на юго-восток.

В первый раз я видел, как человек действительно едет на собаках. Журавлев сидел на нартах в кухлянке, командовал своей упряжкой голосом и подгонял длинным шестом - хореем - нерадивых собак. Собаки были запряжены веером - каждая на своей постромке.

Мы с Виктором катились на лыжах за двумя своими нартами - наши собаки бежали за промышленником.

Погода была неважная - видимость плохая, снег рыхлый, рассыпчатый.

И настроение у меня неважное.

Этот поход был причиной первой серьезной размолвки с Аней. Она не возражала против маршрутов, в которые я уходил весной. Они длились не более 10-15 дней. На нартах и собаках туда и обратно. Она убедилась в моей способности пройти на лыжах с собаками 200-300 километров, в уменье найти верный путь, в нашей способности обеспечить собак и себя мясом за счет охоты. Если не вернусь в срок - самолет разыщет на заранее известном маршруте, сядет и выручит либо наведет вспомогательную партию.

Теперь же план был иной.

Мы с Виктором собирались выйти с двумя упряжками собак - сначала на юго-восток, чтобы достичь восточного берега Таймыра, затем пересечь полуостров и выйти к Гафнер-фиорду, где мы с Сашей Болдиным в конце апреля сложили кое-какие припасы, дальше идти в устье реки Таймыры. Туда к этому же времени должен был подойти Яша Либин с товарищами. Где-то в нижнем течении Таймыры мы должны были переждать таяние снега. Организовать гидрологические наблюдения в период вскрытия реки и весеннего паводка, а затем пробираться вверх по реке - пешком и на клипер-боте - утлой надувной резиновой лодочке - по возможности до Таймырского озера. Затем спуститься вниз по реке и каким-то образом - скорее всего пешком - идти по берегу около 200 километров домой. Весь поход должен был занять около трех месяцев. Мы были обеспечены, учитывая заготовленный в Гафнере склад, всем, кроме мяса,- и для себя, и для собак.

Надежды на самолет было мало - невозможно было указать точно время нашего нахождения в том или ином пункте, а в летний период - до вскрытия бухты - наш самолет попросту не мог подняться у мыса Челюскин - ни на колесах, ни на лыжах, ни на поплавках.

Портативных радиостанций в то время не было, и никакой связи со станцией мы, естественно, не имели.

Конечно, известный риск во всем этом замысле был. Но нам, участникам похода, он казался небольшим, оправданным и разумным, и Иван Дмитриевич был с нами согласен. Магнитная съемка северной части Таймырского полуострова и гидрологические наблюдения - первые на Таймыре - были безусловно нужным делом.

После весенних маршрутов мы были, как говорят спортсмены, в отличной форме, уже познакомились с местностью, где проходила большая часть пути, и освоились в тундре. Ну а провалиться в трещину, покалечиться или испытать иную непредвиденную неприятность можно было в любом, самом коротком походе.

Ане, которой не пришлось побывать в походах, все это представлялось в ином, гораздо более мрачном свете. Действовала, вероятно, и недавняя гибель Воробьева и Шилова. Какая-то ничтожная ошибка, оплошность опытного и разумного человека, мастера своего дела, в простых условиях привела к тяжелой катастрофе. Долго и настойчиво она отговаривала меня от этого маршрута, а когда увидела, что это не дает результата, не в шутку обиделась.

Риск, которому она сама подвергалась несколько лет назад на работе в Средней Азии, лазая в старые, готовые обвалиться шурфы или разбивая лагерь в районах, где еще действовали басмаческие банды, казался ей совершенно иным, ничтожным. Вероятно, это общее свойство каждого - считать свою работу гораздо менее трудной и опасной, нежели она представляется другим.

Она недопонимала и того, что все мы - те, кто ходил и намеревался дальше участвовать в походах,- сами стремились именно к трудной работе.

Мы видели перед собой пример наших предшественников, русских людей, прошедших этими же местами в куда более тяжелых условиях. Мы видели наших современников, трудившихся тогда на переднем крае географической науки,- тех же Ушакова, Урванцева, вот этого Сергея Журавлева и Васю Ходова.

И нам - здоровым, крепким и уже опытным парням - хотелось также подойти ближе к переднему краю, попробовать свои силы, свое уменье в настоящем деле.

Все это так. Но ее обида остается, а я на нее обижаться не могу - понимаю, что это с ее стороны не каприз, а лишь проявление любви ко мне.

Сейчас тяжело переступаем лыжами по рыхлому снегу, подталкиваем нарты. Мы вышли вечером, после целого дня хлопот, и все устали.

- Становимся на отдых, ребята! - кричит Сергей Прокопьевич.- Чаю попьем.

Быстро разбили палатку, собаки сейчас же улеглись, вытоптав ямки в снегу.

Пьем чай, рассуждая о способах упряжки собак. Журавлев, как это принято в Западной Арктике, решительно отстаивает веер.

- Тут каждого пса видишь - как работает, если нужно, сунешь хореем в спину, а в цуге как? Не дотянешься.

Мы с Виктором решили завтра тоже попробовать веерную запряжку - может быть, и лучше получится.

Отдыхали не более четырех часов. Рано утром 17 мая вышли с лагеря, и в 15.30 остановились на ночлег. Облака разошлись, и видно солнце. Я сейчас же начал делать астрономические наблюдения. Виктор и Сергей Прокопьевич поставили палатку и готовят ужин.

Утром 19 мая становимся на ночлег на берегу бухты Терезы Клавенес - мы вышли в намеченный пункт на восточном побережье Таймырского полуострова. Эта бухта глубоко вдается в сушу, четко ограничивая с восточной стороны северную часть Таймырского полуострова. Порядок дня у нас сбился - 18-го встали в 15 часов. Это потому, что мы вышли со станции вечером. Но и вообще в походе, в условиях непрерывного полярного дня, почему-то постепенно сбиваешься со дня на ночь и только на длительной стоянке оказывается возможным вернуться к нормальному расписанию работы.

Встаем 19 мая в 15 часов - завтракаем. Отсюда наши с Журавлевым пути расходятся. Он пойдет дальше на юго-восток, придерживаясь береговой линии, а мы с Виктором - на юго-запад, в глубь полуострова.

В 19 часов начинаю делать астрономические наблюдения. Отсюда мы поведем полуинструментальную съемку. Она будет опираться на астрономические определения координат некоторых пунктов и на счисление пути между ними с помощью одометра и буссоли. Точно так же, как я работал на Земле Франца-Иосифа.

Отмечаем, что полетела куропатка. Она еще белая, линять не начала.

20 мая. Вечер. На реке Клязьме. Сегодня утром, то есть около 11 часов, встали почти не спавши. Сделал наблюдения с котелком. Потом теодолитом взял третью серию высот солнца. Долго собирались - хотели попробовать ехать на собаках. Однако ничего не вышло. Собаки сами не идут. Опять одному нужно идти вперед, а другому управляться с обеими нартами. Составили из двух упряжек одну, а нарты сцепили вместе. Вышли около 16 часоз.

В 21 час становимся на ночлег в русле речки Клязьмы, в очень красивом месте, где река пробивается через гранит. На правом берегу делаю магнитные наблюдения. Сейчас прибегал песец. Собаки его отпугнули. Виктор чинит лыжи - Обалдуй объел на них ремни. Буду вычислять третью серию высот, взятых на месте прошлого лагеря.

23 мая. День. У подножия горы Кельха. Вышли с прошлого лагеря 21 мая в 15 часов. Сначала шли по руслу реки Клязьмы, которая делает частые изгибы. Далее сошли с него, так как русло идет вправо от нужного нам курса. Подошли к склону горы. Начали подъем и стали на ночлег на высоте около 150 метров.

22-го с утра пурга. Сильный ветер, 15-18 метров в секунду, дует с севера. Поэтому не пошли, а сидим на месте. Перевычислил координаты прошлого астрономического определения. Получил гораздо лучшую сходимость после третьей серии высот. Остальное время стараюсь спать. Все еще не прошло неприятное ощущение от размолвки с Аней.

Сегодня ветер утих. Виктор сходил по склону вверх по предстоящему нам пути с анероидом и буссолью, сделал засечки на окружающие предметы. Я сделал магнитные наблюдения. Поели. Укладываемся. Барометр сильно поднялся.

24 мая. Вечер. На горе Кельха. Вчера вышли поздно, около 20 часов. Поднялись на гору курсом около 50° от юга к западу. На горе снег твердый, сухой. Дорога очень хорошая. Подойдя через 22 километра пути к водоразделу, откуда начал открываться горизонт на юго-запад, остановились на небольшой отдых. Сейчас ясная тихая погода. Сделал магнитные определения.

Около 5 часов 24-го двинулись дальше и скоро попали на очень пологий уклон. Неожиданно наступивший туман скрыл все, и мы шли, проверяя курс по солнцу, которое временами просвечивало сквозь туман, и компасу. Дорога сделалась хуже. Снег рыхлый, покрыт корочкой, которая не только под нами, но и под собаками, проваливается. В 9 часов остановились, пройдя после привала 16 километров. Поставили палатку и легли спать.

25 мая. 4.30. В горах. Сейчас остановились отдохнуть и сделать магнитные измерения.

Вчера вышли с места ночевки около 23 часов все еще в тумане. Держали курс на юг. Дорога приличная. Идем вниз по склону. Постепенно туман рассеялся, оставшись лишь в юго-западной части горизонта, очевидно над морем. В той стороне ничего не видно. Ниже встретили свежие песцовые следы и следы леммингов.

В тундре множество леммингов. Об их массовых переселениях все слышали. Но вряд ли читателю известно, какой это храбрый, мужественный зверек.

Я не раз забавлялся тем, что на лыжах настигал его, бегущего по снегу. Он удирает до последней возможности, но когда видит, что удрать невозможно, то оборачивается, встает на задние лапки и с грозным писком идет на вас в бой. Если стоять неподвижно, то он успокаивается и вновь семенит по своим делам.

Так же смело он оборачивается к догоняющему его псу, который хватает и съедает этого мышонка на ходу.

27 мая. Гафнер-фиорд. У базы. 25-го сделали очень удачный переход. От места отдыха шли курсом на юг. Вскоре открылся вид на юго-запад. Показался конец Гафнер-фиорда. Я его сначала не узнал - принял за озеро или просто долину. Постепенно спускаясь, подходили ближе, и я убедился, что это Гафнер-фиорд.

Спускаясь к берегу, увидели совершенно свежие оленьи следы, а на самом берегу перед спуском на лед слева в трехстах метрах на пригорке показалось стадо в 9-10 голов. Ветер дул на нас, и они только с любопытством наблюдали за нами, несмотря на собачьи вопли.

Вся упряжка тотчас же ринулась к ним. Я крепко воткнул хорей в снег между копыльями нарт и затормозил их. Собаки рвались из постромок, все перепутались, орали.

Когда долго идешь с десятком собак, то хорошо узнаешь характер каждой и отношение к работе. Есть работяги, честно, в полную силу тянущие нарты, есть лодыри. Есть независимые гордые псы, есть трусы и подхалимы. Есть веселые, есть суровые.

Узнавая характер псов, начинаешь по-настоящему уважать многих из них. Но когда появляется зверь, эта неглупая и хорошая компания превращается в ошалевшее стадо. Всякое уважение пропадает. Я прыгаю, валюсь прямо в гущу перепутанных, орущих псов, бью их кулаками куда попало, и это действует. Собаки стихают.

Виктор з это время подкрадывается по долинке к оленям. Стадо, видимо, увидело его и побежало. Выстрелами вдогонку он убил одного оленя, а другого легко ранил.

В это время я разглядел на противоположном - южном - берегу Гафнер-фиорда мысок, на котором мы с Сашей Болдиным в конце апреля оставили склад. Забрали оленя, и пошли к базе. Везде много песцовых следов. Попадаются следы лемминга. На льду Гафнер-фиорда видел свежий волчий след.

Придя к складу, взял высоту солнца. Вскоре прилетели две куропатки, сели в 50 метрах. Виктор убил обеих из малокалиберной винтовки. Выстрелов они не боятся, сидят спокойно. Оказались самец и самка. Обе белые. Лишь на хвостах есть черные перышки, у самца красные бровки. Все до сих пор виденные нами куропатки тоже белые. Часто попадаются парами.

26-го встали около 5 часов. Взял высоту солнца. Поели. Стащили вниз склад. На пригорке, где он был, снег стаял. Почва местами подсохла, местами еще мокрая. Много кустиков ползучей ивы. То же видели и на противоположном берегу фиорда, где был убит олень. Виктор нашел даже какую-то гусеницу, большую и мохнатую. Опять взял высоты солнца.

После астрономических наблюдений повторил магнитные на старом пункте, где делал в апреле. У берега укрепили остающееся на складе добро в ящике.

Сегодня - 27-го - встали в 11 часов. Сейчас вычислил результаты астрономических наблюдений. Получилось 76⁰19^' с. ш., 102^°25^' в., д., среднее из счислений нынешнего и прошлого маршрутов. Это показывает, что счисление пути в обоих случаях хорошее.

Обнаружили, что одна из наших собак, Пуночка, была беременна. Сегодня ночью она родила троих щенков. Все они замерзли. Потому-то она так плохо и везла.

28 мая. Вечер. На полуострове Короля Оскара. Вчера вышли из Гафнер-фиорда в 16.40. Шли курсом 40-45^° от юга к западу по очень сильно пересеченной местности. Все верхушки и горбинки уже обтаяли. Приходится все время крутиться, чтобы их обходить. На пригорках прошлогодняя трава и немного, сравнительно с травой, мхов. Масса оленьих следов. На пути мы видим несколько раз одно стадо - около 13 голов. Оно идет почти параллельно нашему курсу. Очень много песцовых следов, совсем свежих. Куропаток за переход попалось пар десять. Похоже, что они токуют. Самцы трещат, ходят, распустив хвосты.

Во время привала Пуночка родила еще дзоих щенков. Печально, но никак ей помочь нельзя. Нарты сильно нагружены, посадить ее негде. Приходится ей тихо идти в упряжке. Щенков бросаем. Идем по правой стороне долины очень извилистой речки. Она, как видно, сильно размывает берега. Почва мягкая.

В 06 часов 28 мая становимся здесь на ночлег, пройдя около 10 часов.

31 мая. Вечер. У избы. Вышли 28-го в 20 часов. Пересекли множество холмов и оврагов и наконец, около 0 часов 29 числа, увидели перед собой большую долину, которую сочли вначале за Таймырскую губу. Спустились в нее и в 03 часа остановились на отдых. Сделал магнитные определения, но без склонения: солнца нет.

Большая долина, в которую мы попали, все же не Таймырская губа - нет выхода в море, нет льда под снегом.

В 07 часов 29-го отправились дальше, скоро вышли из большой долины и стали постепенно подниматься Еверх по холмистой, пересеченной оврагами местности. Встречаем очень много проталин. В 13 часов, пройдя около 10 километров, становимся на ночлег на одной из горок. Таймырской губы все еще не видим.

В 04 часа 30 мая выходим, надеясь на этот раз добраться до губы. Расчет пути показывает, что мы находимся не далее чем в 6-10 километрах от ее берега.

В 06 часов, взобравшись на очередную возвышенность, увидели наконец Таймырскую губу и в 07 часов 20 минут спустились на ее берег, который в зтом месте выражен нечетко, он очень пологий и извилистый. Вправо от нас к северо-западу виднелся просвет - возможно, выход в море. Решил пройти вдоль берега к северо-западу до места, где берег делается вполне определенным.

Пройдя около 8 километров, добрались до ясно выраженной береговой линии. Подошли к мысу. На полпути грунт сменился льдом. Снегу на нем около 60 сантиметров. У мыса встали на отдых. В 11 часов сделал полные магнитные определения. На этот раз солнце было. Куда-то в этот район должна прийти партия Либина. Чтобы привлечь ее внимание, поставили на верху мыса шест и оставили записку. Пожертвовали хореем. Дальше вряд ли он понадобится.

Погода испортилась. Появился туман, и началась легкая метель. Мы зашли в проход между островом и мысом, где, судя по ряду признаков, проходит главное русло. Завернули за мыс от ветра и остановились для ночлега в 23 часа. Поставили палатку, поели. Спали до 14 часов 31 мая. Погода по-прежнему скверная, стоит туман. Сидим в палатке, я начал обрабатывать материал. Вдруг заорали собаки - к нам подходит партия Либина - он, Соловьев, Зуев, Латыгии.

Они 23 мая вышли со станции и быстро двигались сюда вдоль берега. Пересекли полуостров Короля Оскара и вышли в Таймырскую губу севернее нашего сигнала в 7-8 километрах. Найдя сигнал, пошли за нами.

Может показаться неправдоподобным, что обе группы встретились так легко, не тратя много времени на поиски. Ведь мы не могли назвать точно место встречи. А губа реки Таймыры протянулась на 30 километров в длину и на 5-6 в ширину. Но дело в том, что путник, имеющий некоторый опыт походов, идет не любым путем и останавливается не в любом месте.

Характер местности подсказывает и то, и другое. Помогает выбрать те сопки, мысы, пригорки, которые наверняка будут замечены на пути. Это облегчает встречи, облегчает поиски путей прежних экспедиций...

Перед приходом ребят мы сделали неожиданное открытие: на берегу в 20-30 метрах от нашей палатки оказались остатки человеческого жилья. Это также подтверждает, что мы выбрали место лагеря не случайно. Оно понравилось и какому-то нашему давнему предшественнику. Нашел его Витя, возвращаясь с неудачной охоты на оленя.

...Позже я узнал кое-что об этой избе. Здесь в 18 веке жил "крещенный самоед" Фома, принимавший некоторое участие в Великой Северной экспедиции. Вот что написал в своем дневнике Эдуард Толль - видимо, последний побывавший здесь перед нами, 28 июля 1901 года!

"Несколько дальше я увидел в бинокль в восточном направлении что-то похожее на остатки хижины. Я поспешил в ту сторону и действительно увидел перед собой небольшой разрушенный дом, сложенный из бревен и каменных глыб.

От него остались лишь нижние венцы, остальные обвалились во внутрь; двери лежали также внутри дома. Рядом с хижиной находилось корыто для кормежки ездовых собак. Как известно, при помощи собачьих упряжек Фомы был осуществлен первый объезд северной оконечности Азии и было произведено картирование"...

Когда прибывшие товарищи отдохнули и наговорились, мы решили посвятить вечер осмотру ближайшей местности, так как плохая видимость не позволяла двигаться по основному курсу - на юг, к устью реки. Разбившись на две партии, повели глазомерную съемку острова, лежащего к югу.

За ужином обсудили дальнейший план действий. Решили всем вместе войти в устье Таймыры и продвинуться вверх по течению на несколько километров. Там устроить гидрологический пост, где Яша и Вася будут вести наблюдения за состоянием реки в период ее вскрытия. Мы с Виктором выйдем пешком или на клипер-боте вверх по реке и постараемся, ведя съемку, добраться до Таймырского озера. Затем вернемся в лагерь Либина и все вместе выйдем в обратный путь - вниз по реке, вдоль берега губы, затем вдоль морского берега - домой. Федор Никифорович и Александр Павлович - вспомогательная партия для группы Либина - должны будут сейчас же после организации гидрологического поста выйти обратно, чтобы успеть добраться вдоль берега моря зимним путем до станции.

5 июня. Вечер. На реке Таймыре. 1 июня встали в 14 часов. Я сделал магнитные определения около остатков избы. Описал имевшуюся там утварь. Витя сфотографировал все интересное, затем в 18 часов вышли дальше к устью. Виктор и Вася пошли в обход острова с запада, чтобы поискать оленей, остальные - по восточной стороне острова, что был к югу от нас. Перед уходом сложили гурий около избы.

В 09 часов 2 июня пошли дальше на юг, придерживаясь западного берега. В 15 часов встали на ночлег в месте, где губа сузилась и река обозначается отчетливо. Это и есть устье. Было очень тепло, +4^°. Снег лип к лыжам. Шли с трудом.

3 июня все время делал астрономические определения. Для устья Таймыры получилось 75^°48^' с. ш., 99^°47^' в. д.

Нам нужно заготовить побольше мяса для собак, поэтому вчера Вася, Федор Никифорович и Александр Павлович ходили за оленями и одного убили. Птиц появляется все больше. Пролетела стайка гусей из пяти штук. Видел одного кулика и каких-то мелких птичек.

4 июня в 7 часов вышли от устья вверх по реке. Поверх льда на реке промокший снег. Идти тяжело. Собаки вязнут. Лыжи проваливаются. Пройдя около 16 километров, остановились в 16 часов на правом берегу, на высоком мысе. В этом месте река суживается до 700-1000 метров.

После отдыха, около 5 часов, Федор Никифорович и Александр Павлович уезжают обратно на станцию. Даем им почту на станцию. У себя оставили 8 собак.

В 07 часов мы расходимся для осмотра местности. Я иду вверх по реке, Виктор и Вася - в тундру. Яша остается. Он готовил к отъезду Соловьева и Зуева и почти не спал.

Я прошел около 10 километров вверх по реке. Там она еще более узкая - 200-300 метров. Берега крутые. Часто в обрывах берегов торчат скалы. Течение во время половодья, видимо, сильнее, так как на берегах, в 3-4 метрах выше льда, навалены гряды обкатанных булыжников и щебня.

Вернулся в 14 часов. Дорога по реке очень тяжелая, жидкий снег и вода. Виктор и Вася вернулись около 12 часов. Все легли спать. Около 22 часов встали, поели. Яша пошел выбрать место для гидрологического поста. Нашел удобное в 3 километрах выше по течению на западном берегу.

7 июня. Вечер. Гидрологический пост. Вчера с большими трудностями перебросили груз на левый берег к месту гидрологического поста. На реке жидкий снег, часто выше колен. Собаки тонут. Нарты плывут. Пока перевозились, сильно промокли. Очевидно, нам с Виктором сейчас идти вверх нельзя - придется переждать период таяния здесь.

Сегодня встали в 06 часов. Мы с Виктором привезли за 8 километров оленя, которого он убил вчера. Яша с Васей установили метеоприборы, устроили временный футшток для отсчета уровней воды в реке и установили все прочее оборудование. Похолодало. Ветер. Мокрый снег.

8 июня. Вечер. Гидрологический пост. Ходил к астрономическому пункту в устье, где делал наблюдения 3 июня,- чтобы привязать к нему получше гидрологический пост. До него около 20 километров. Шел на лыжах вдоль берега. Но, пройдя 15 километров, вернулся - очень тяжело было идти. Видел двух полярных сов. Пролетало много гусей и чаек-бургомистров. Всего ходил 13 часов. Вернулся сильно уставший. Олени через реку уже не ходят. Санный путь кончился.