5 декабря 1957. Кейптаун

Вечером к нам на корабль пришли в гости представители японской антарктической экспедиции. Гости заполнили музыкальный салон. В совершенно одинаковых синих костюмах, они казались очень молодыми и похожими друг на друга. В действительности они не так молоды. От нас их принимали Голышев и профессор Бугаев, из летчиков - Фурдецкий, из радистов - Чернов, из транспортников - Бурханов. Переводчиком был Олег Воскресенский, штурман дальнего плавания и навигатор антарктической материковой экспедиции. Я был, так сказать, представителем прессы. Все тотчас разбились по профессиям на группы. Фурдецкому, которого окружили японские летчики, не удалось получить переводчика - большинство наших «англичан» уехало в город. В записных книжках тотчас появились рисунки самолетов, схемы расположения моторов, цифры, обозначающие число лошадиных сил и высоты полетов, наброски ледовых аэродромов. Люди, имеющие дело с техникой, хорошо понимают друг друга. Бурханов познакомил японцев с «Пингвинами». Машины - ничего не скажешь - хорошие. Нет даже нужды в японской вежливости, чтобы признать это.

Не знаю, что напишет в свою газету об этой встрече мистер Хикида, корреспондент «Асахи». Среди встретившихся тут коллег мы наверняка хуже всех понимали друг дрз7га. Мистер Хикида говорил по-английски, я по-русски, так что и тут приходилось прибегать к пальцам. Отдельные слова мы понимали, но, поскольку речь шла о литературе, этого было недостаточно.

- Достоевский,- говорит мистер Хикида,- very good!* - поклон, улыбка. Я тоже отвечаю поклоном, улыбкой и «very good'oM».

- Толстой! Very, very good! - Поклон, улыбка. - Эренбург! - Та же церемония.

* (Очень хорошо! (англ.))

Мы посидели в моей каюте, мистер Хикида закурил «Казбек» (сперва вставив его в рот обратным концом), а я попробовал японскую сигарету. Со стороны наша сердечная встреча могла показаться беседой немых. Я подарил Хикиде свою юмористическую повесть «Удивительные приключения мухумцев», содержание которой несколько позже изложил по-английски Воскресенский, весьма вольно толкуя иллюстрации. Хикида вручил мне свою визитную карточку и открытку с японским пейзажем, на обороте которой значилось: «With Best Wishes for a Merry Christmas and a Happy New Year»*.

* («Желаем веселого Рождества и счастливого Нового года!» (англ.))

Я подчеркнул слово «Christmas».

Мистер Хикида воскликнул:

- No! - И начал что-то говорить о теологии, наверняка не о европейской.

Мы обменялись с гостями научной литературой.

Они пробыли на «Кооперации» до поздней ночи. Капитан организовал угощение. Это еще вопрос, в самом ли деле гости так плохо знали русский язык, как могло показаться. «Бродягу» и «Стеньку Разина» поняли потом довольно многие, равно как и некоторые русские слова, которые обычно не печатают. Правда, сомнительно, чтобы они знали их точное значение. Во всяком случае, одно из них прозвучало в их своеобразном произношении как ласкательное.