Еще на борту судна каждый пес получил "удостоверение личности" - медную бляху, на одной стороне которой были выбиты его номер и кличка, а на другой - номер упряжки и номер места в ней. На сбруе каждой собаки также были указаны ее номер, кличка и номер упряжки, в которую она входила. Нарты были помечены номерами упряжек. Скотти предвидел все, хорошо зная, какой беспорядок возникает, если запрячь пса в первые попавшиеся нарты.
Он сформировал шестьдесят упряжек по семь собак, а два десятка собак оставил в резерве. Каждая упряжка состояла из головного вожака, правой крайней, левой крайней, правой центральной, левой центральной, правой задней и левой задней собак. Это был простейший способ запрягания, учитывавший неопытность французов.
В дни золотой лихорадки Скотти встречался с французами, эмигрировавшими на Аляску. Все это были парни хлипкие, небольшого роста, всегда взволнованные, нервные и болтливые, но говорить они могли, лишь когда руки у них были свободны. И он ожидал, что у него возникнет немало трудностей с пятью десятками альпийских стрелков, предоставленных в его распоряжение, но был приятно удивлен, увидев спокойных, серьезных, добросовестных молодых людей. Впрочем, впервые встретившись с собаками, они, поначалу стали смеяться. Так вот каких зверюшек прислали с другого континента, чтобы выполнять работу, непосильную и для лошадей, и для мулов, и для людей!
Прежде всего Скотти велел им выкрасить белой краской столбы лагерной ограды и на каждом поставить номер - от первого до шестидесятого. К каждому столбу он привязал нарты с соответствующим номером, а на нарты положил упряжь, имевшую тот же номер. Наконец, лейтенант Хаас, уже ездивший на собаках по Аляске, объяснил со слов Скотти, что означают цифры на собачьих бляхах. Через час шестьдесят упряжек были запряжены в шестьдесят нарт без всякой неразберихи и ошибок - успех, достигнутый благодаря организаторскому таланту Скотти.
Начались тренировки. До обеда практиковалась одна половина упряжек, после обеда - другая. Альпийские стрелки, нисколько не боясь, учились обращаться с собаками, а собаки постепенно привыкали к новым хозяевам. А Скотти всегда был наготове: лишь только какой-нибудь пес начинал ворчать или огрызаться, его тут же отводили в конуру. Такая жесткая дисциплина содействовала установлению самого строгого порядка; удалось избежать того, чего Скотти больше всего боялся, - что всех собак перемешают.
Однажды ему пришлось съездить в Гавр, чтобы перед близящейся отправкой на фронт пополнить запас снаряжения - ремней, цепочек, карабинов. Покупки заняли больше времени, чем предвиделось. Подъезжая к лагерю, Скотти услышал страшный шум. Он мог иметь лишь одно происхождение: псы передрались. Скотти поспешно въехал в ворота и с испугом увидел посередине двора огромную груду визжащих, рычащих, грызущихся между собой собак, которые дали себе волю и спешили отыграться за слишком долгое хорошее поведение. Это была куча мала, но высотой с человека! Каждый пес старался вскарабкаться на самый верх, чтобы получить преимущество над остальными. Для этого он с разбега вскакивал на них, вцеплялся зубами водного из находившихся ниже и всячески пытался сбросить его. Тот в свою очередь разбегался, вскакивал на кучу, из которой был изгнан, и веселая возня возобновлялась - веселая для тех, кто был сверху, но находившимся в самом низу приходилось туговато.
Как и те французы, которых Скотти знавал в дни золотой лихорадки, солдаты кричали, жестикулировали, пинали псов ногами и хлестали бичами, но это только разжигало их еще больше. Вероятно, они думали, что солдаты тоже участвуют в свалке и находят в ней такое же удовольствие. Во всяком случае псы прекрасно отдавали себе отчет в том, что их новые хозяева полностью утратили контроль над положением.
Понадобилось сначала избавиться от стрелков, еще более возбужденных, чем собаки, и подвергавшихся опасности быть искусанными. Но Скотти не говорил по-французски, а из солдат лишь несколько знали десяток английских слов. Скотти бросился к ним и потребовал, чтобы они немедленно развели псов по конурам.
- Твоя видеть, собака убежать, твоя привязать собака! - кричал он, невольно пуская в ход тот ломаный английский язык, каким говорят с туземцами.
Затем он стал посередине двора и, воспользовавшись минутным затишьем в рычащем хоре, щелкнул бичом и заорал знакомое псам "Э-гей!".
Они услышали и узнали его голос. Тотчас же ситуация изменилась: собаки, бывшие сверху, разбежались по конурам, подстегиваемые меткими ударами бича, заставлявшими их визжать от боли. Визг пострадавших посеял панику среди остальных, и куча драчунов растаяла, как снег на солнце. Вскоре на поле брани осталось лишь десятка три псов, не подававших признаков жизни. Потом они отдышались, кроме четырех, но и те, в конце концов, очнулись благодаря заботливому уходу солдат. Великое сражение закончилось без всяких жертв.
На другой день состоялся отъезд на Вогезский фронт.
По прибытии туда собак разделили на два отряда по две сотни, с лишним голов в каждом.
Сначала собак использовали для подвозки боеприпасов на несколько вершин Вогезов, занесенных снегом. Ворчливому генералу, командовавшему этим участком фронта, были знакомы лишь те' классические транспортные средства, о каких он получил понятие в военном училище; но, несмотря на свойственный всем офицерам скептицизм, он вскоре был вынужден признаться, что еще не видел столь эффективного средства для зимних перевозок. Первым подвигом арктических собак была перевозка за четыре дня девяноста тонн боеприпасов на батарею, снабжение которой люди, лошади и мулы пытались наладить в продолжение целых двух недель, но так и не смогли доставить туда ни единого снаряда.
Затем с помощью собак было проложено тридцать километров телефонного кабеля и восстановлена связь с пунктом, отрезанным немцами. Разведывательные самолеты установили местонахождение этого пункта, но не могли оказать поддержку застрявшему там отряду. Благодаря телефонной связи и воздушной разведке удалось помочь отряду выйти из окружения и достичь линии фронта.
Альпийские стрелки стали хорошими каюрами и, несмотря на картечь, так увлекались спортивной стороной дела, что порой забывали про войну... Три пса, сыновья Бальди, были награждены военным крестом.
По окончании войны эти героические собаки доживали свой век, благоденствуя в роли домашних псов.