Первый день: встречи и воспоминания

В грубых чертах, остров имеет форму неправильного ромба, вытянутого по меридиану почти на шестьдесят километров. В самом широком месте остров можно пересечь пешком за три часа. Еще прежде, чем была выполнена первая геологическая съемка острова, знаток геологии Арктики Т. Н. Спижарский заключил, что остров, «вероятно, представляет складку с меридиональным или близким к этому простиранием». Вывод просто напрашивался из самой формы острова. Впрочем, позже оказалось, что структуры ориентированы совершенно Иначе.

Через пролив Заря, где на чистой воде покачивались одиночные льдины, вертолет пролетел за четверть часа. Мыс Северный на острове Бельковский врезался в море, как нос крейсера. Отсюда вертолет пошел на юг вдоль восточного берега острова. Прямо под иллюминаторами стояли серые скалы, казавшиеся преувеличенно объемными, словно изображение в стереоскопе. Со скал срывались кайры, носились, широко раскрывая клювы, и можно было себе представить их крики, которые не были слышны за гулом двигателей. В какой-то момент наше движение замедлилось, и командир поманил меня, показывая рукой вниз. Я посмотрел через стекло под его ногами. Вертолет завис, как показалось, в нескольких метрах над белым медведем. Медведь неуклюже спешил к воде, его задние лапы на кочках тундры широко разъезжались в стороны, как ласты у морского льва. Командир движением рукоятки отвел машину в сторону. Уже издалека мы увидели, как медведь, добравшись, наконец, до кромки обрыва, покатился вниз, увлекая за собой камни, плюхнулся в воду и поплыл, изредка под­нимая голову вслед вертолету, который медленно развернулся и продолжил путь на юг...

До недавнего времени белый медведь был самым популярным и распространенным персонажем книг об Арктике. Стоило приземлиться на лед - либо остановить судно, как тут же начинали подходить медведи. Медведи просовывали головы в окна палаток и бесчисленное количество раз разоряли продуктовые склады.

Что касается меня, то, скажу честно, это был первый увиденный мной живой белый медведь, если не считать обитателей ленинградского зоопарка.

На широком галечном мысе Лагерном речка, слегка подпруженная в устье, образовывала озеровидное расширение, и около этого озерка виднелись три палатки - две рядом, а одна чуть поодаль. Я прильнул к иллюминатору: антенная мачта стояла, но вездехода около лагеря не было и люди не, выходили. Потом из палатки вылез человек в ватных брюках, в телогрейке и ушанке, наверное, до нашего появления он спал. Пока вертолет садился метрах в пятидесяти от лагеря (ближе нельзя, иначе все посрывает ветром от винтов), человек медленно приближался, придерживая шапку обеими руками.

Оказалось, это был студент. Остальные уехали в маршрут, вернутся сегодня вечером, а его оставили хозяйничать.

- Почему не выходили на связь? - спросил я студента.

- Да, кажется, рация отказала, но точно я не знаю, - ответил он, зевая.

Бортрадист принес из вертолета свой рабочий чемоданчик, и через пять минут станция засветилась желтым глазком, а еще через пять снова завращались винты, поднимая мусор и мелкие камешки, а я невольно потянулся за фотоаппаратом - странная потребность обязательно сфотографировать улетающий вертолет или самолет, причем позже, дома, эти кадры обычно не печатаю.

- Простите, - окликнул меня студент, выглядывая из кухонной палатки, - вы не знаете, во сколько раз вермишель увеличивается в объеме при варке?

- В два с половиной раза, - ответил я, чтобы не ударить в грязь лицом.

Специальностью студента была ядерная геофизика. Он возился у примуса и вряд ли задумывался над тем, что входит в первую десятку людей, когда-либо на протяжении истории посетивших остров Бельковский (если не считать местных промысловиков). В двадцатых годах прошлого века здесь был П. Ф. Анжу. Он писал: «Берега этого острова каменистые и утесистые, вышиной от 10 до 15 саженей; на южной и восточной сторонах каменные утесы местами сменяются земляным яром; к западу текут мелкие ручейки» - вот почти и вся информация. В 1902 году во время ледовой стоянки «Зари» в лагуне Нерпалах на Бельковском побывали А. В. Колчак (в мае) и Ф. А. Матисен (в июле), выполнив там астрономические наблюдения. Кроме того, первый доставил образцы известняков и «сланцев» (вероятно, аргиллитов), второму же принадлежит несколько прекрасных фотографий острова. В 1954 году на острове работала группа из Арктического института во главе с известным полярным географом Е. С. Короткевичем (собранный им геологический материал остался необработанным), а в 1956 году мелкомасштабную геологическую съемку острова выполнил наш коллега Георгий Александрович Ермолаев, недавно ушедший на пенсию. Вот и все, кто здесь побывал до нашей экспедиции.

Над входом в нашу палатку были прибиты оленьи рога. На рог, как на ветку, села пуночка. Совсем необычная для здешних мест картинка - птичка на ветке - неожиданно напомнила дом, и стало немного грустно. Чтобы отвлечься от невеселых мыслей, я взял молоток и пошел к берегу. Галечный пляж, сначала широкий, стал сужаться и приблизился к коренному склону настолько, что местами сухого пространства не оставалось, и нужно было ловить момент, когда волна, ударив в берег, скатывалась обратно, шевеля гальку. Кое-где приходилось перелезать через скопления еще не растаявшего снега, темного от пыли и растительного мусора.

Я брел по гальке и смотрел себе под ноги. Наблюдения по обломочному материалу считаются малодостоверными. Действительно, галька не имеет точного адреса, и нужно провести специальные поиски, чтобы установить источник сноса. Но, если не ставить себе особых задач, очень интересно рассматривать гальку в русле реки или на берегу моря. Здесь собраны и перемешаны «представители» всех пород, разрушаемых на острове. Галька, особенно мокрая, очень красива. Обычные породы, совершенно неинтересные в обнажении, приобретают при окатывании редкие рисунки и форму. Породы, слагающие остров Бельковский, однообразны. Это темные массивные карбонаты, местами пронизанные жилами белого кальцита разной мощности. Серое и белое - вот и вся цветовая гамма этих пород, если не считать оттенков. Но вот я поднимаю гальку и вижу строгий, словно обработанный на гончарном круге, почти черный диск, наискось перечеркнутый белой полосой. Или вот дымчатое, правильной формы яичко, полупрозрачное с тонкого конца. А эта галька - уже миниатюра: на темном небе стая чаек, их крылья угловато изломаны и концы, как у настоящих птиц, сходят на нет.

Я поднял еще одну гальку, размером и формой похожую на стиральную резинку, хорошо послужившую школьнику. Присмотревшись, увидел, что шероховатый известняк был некогда раздроблен, разбит на угловатые обломки, а затем спаян в единое целое прожилками кальцита. Внутри же прожилок и рядом с ними видны мелкие и покрупнее каплевидные включения чего-то твердого, как черное стекло. Это битум - далекий «родственник» нефти.

В галечке, поднятой из-под сапога, запечатлен результат сложного и напряженного геологического процесса. Когда-то порода, уже прочная, окаменевшая, подверглась интенсивным Динамическим воздействиям и была раздроблена. По зоне разрыва хлынули из недр горячие минерализованные растворы. Из них образовались минералы, вновь цементируя дробленую Массу.

Я двигался по берегу не торопясь, пока не уперся в «непропуск» - место, где отвесная скала уходила без всякого пляжа в глубокую воду... Не часто представляется возможность сделать свободный, внеплановый маршрут или просто такую вот прогулку. Я не знал, сколько времени, и, только дойдя до тупика, посмотрел на часы: было уже около семи вечера. Сразу ощутилась глубокая усталость. Укрывшись за углом скалы, я сел на камень лицом к морю. Ветер тащил над водой низкие облака, горизонт приблизился, все было серым, как на плохой черно-белой фотографии. По странной ассоциации мне вдруг вспомнился давний эпизод: такой же усталый, я сидел на камне и отдыхал, только камень был раскаленный, и день жаркий и полный красок. Иран, северные отроги хребта Эльбурс. Мой маршрут шел вдоль склона долины горной реки. Выше начинался роскошный буковый и дубовый лес, а в зоне моего маршрута небольшие скальные выходы чередовались с зарослями колючего кустарника. Время от времени из кустов с шумом скользили вниз по склону почти метровые змеи. («Это кобра, чтобы ты знал, Володя!» - говорил про них старик Иван Владимирович Бакрадзе, наш начальник. Но это были не кобры и вообще не змеи, а безногие ящерицы.)

Склоны нижней части долины, подо мной, желты, как сухая глина, разбиты на лоскутки - участки, с которых крестьяне недавно собрали хлеб. Сейчас они транспортировали солому с участков в деревушки, лепившиеся тут и там на уступах. Мужчины собирали солому в огромные вязанки, а женщины и ребятишки принимали их на спину. Ярко-золотые шары, из-под которых едва были видны две ножки, по одному и группами катились в разных направлениях по тропам.

А потом из кустов неслышно появились два чумазых первоклассника, оба в ситцевых штанах и в литых капроновых сандалиях на босу ногу (эта копеечная обувь горами лежит прямо на полу в любой деревенской лавке). У одного висела на боку пластиковая сумка с фальшивой надписью «Эр-Иран», а второй держал азбуку прямо под мышкой, как Буратино. Ребята подошли, стали рассматривать мою сумку, часы, молоток и долго прикладывали к уху компас, силясь понять, почему стрелка есть, а внутри не тикает.

- Почему вы здесь сидите? - спросили ребята.

- Устал, - ответил я.

Пацаны пошептались и ушли, я забыл о них и думать, как вдруг они вновь появились на тропе, толкая перед собой белого ослика без седла и узды.

- Садись, мистер! - закричали оба, показывая руками на спину осла. - Ты устал, садись!..

Налетевший вдруг порыв холодного ветра прервал мои воспоминания. Я встал и пошел обратно. Когда я вернулся в лагерь, все уже были в сборе: и начальник отряда Валентин, и геолог (он же радист) Леонид, и наш старый кадр - рабочий Женя Федоров, и всегда мрачный водитель Вездехода Хмелев.

- Это ужас - десять дней никакой связи с внешним миром! - сказал Леонид с неподдельным отчаянием. - За это время «Зенит» три раза играл, а мы ничего не знаем.

Увы, я не знал результатов игр «Зенита», как-то не поинтересовался, чем, боюсь, показал себя не с лучшей стороны.

- А вас не смущает, что медведь по острову ходит? - спросил я.

- Видели его, - мрачно сказал Леонид. - Руки чешутся, да циркуляр не позволяет.

Стрелять в белого медведя категорически запрещено. В случае прямого нападения рекомендуется отпугивать его ракетами или дымовыми шашками.

Те, кому я привез письма, поддерживали беседу, старательно скрывая нестерпимое (знаю по себе) желание скорее их прочесть; не получившие писем столь же старательно демонстрировали равнодушие к этому факту.

- Ладно, идите читайте, - сказал я, - после поговорим, за ужином.

Когда студент подал вермишель с тушенкой, я спросил:

- Нельзя ли маслица положить, вермишель-то увеличилась в объеме, а консервы не увеличиваются.

Водитель Хмелев оттолкнул миску:

- Скажи спасибо, что здесь все интеллигентные! В другой компании тебе за такое блюдо не поздоровилось бы.

- А для другой компании я были готовить не стал, - резонно ответил студент.

- Как погода-то у вас, очень плохая была? - спросил я? Меняя тему разговора.

- Нет, почему же! Июль нынче неплохой. Второго и двадцать первого было солнце.

И про эти второе и двадцать первое я потом слышал не раз то от одного, то от другого.

Снаружи свистел западный ветер, он нес через остров снеговые тучи. Брезент намок, и в палатке сначала стало светлее. Я выглянул: мокрый снег летел горизонтально. Когда он облепил палатку, внутри снова стало темно, темнее, чем раньше. Мы заснули под свист ветра и хлопанье брезента, уверенные, что наш маршрут, намеченный на завтра, сорвется.