Арктика рядом

30 часов мчится наш экспресс «Арктика» на северо-западную окраину страны. Скоро должен быть и Мурманск.

Смотрим на мелькающие за окном вагона картины скуповатой природы Кольского Севера, по которому когда-то прополз древний ледник: лысые сопочки, бурные порожистые речушки, кривые невысокие березки. Глаз гляциолога «выхватывает» следы древнего оледенения, чрезвычайно ярко выраженные в ландшафте полуострова в виде «бараньих лбов» - гладко отшлифованных льдом скалистых выступов кристаллических пород - и бесчисленного множества больших и маленьких валунов.

Несмотря на неприветливую погоду - холод, дождь со снегом, хлесткий ветер, мы счастливы: Арктика рядом. Вот уже показался и Кольский залив - начало нашей морской дороги на Шпицберген, а вскоре в вагон начал проникать характерный пьянящий аромат моря, перемешанный с запахом свежей и засоленной рыбы. Хриплые басовитые гудки океанских судов, прерывистые завывания сирен буксиров и рейдовых катеров слились для нас в единый торжественный встречный марш.

Поезд продолжал скользить вдоль незамерзающего залива, который вытянулся к северу на 60 километров.

Вот, наконец, и Мурманск. Отсюда до нашей цели уже ближе, чем до Москвы. Но между Шпицбергеном и нами плещет неспокойное холодное Баренцево море. Его надо еще пересечь!

Прямо с вокзала шагаем в мурманскую контору треста «Арктикуголь». Этот трест, находящийся в Москве,- головная организация советских рудников в Арктике, в том числе и на Шпицбергене. По соглашению с Академией наук «Арктикуголь» обязался оказывать нашей экспедиции всяческую помощь в обеспечении транспортом, включая морские суда, вертолеты, катера, самоходные баржи, вездеходы. В связи с этим прошу управляющего конторой товарища Истомина включить сотрудников экспедиции в список пассажиров теплохода «Сестрорецк». Через несколько дней он должен открыть летнюю навигацию 1965 года из Мурманска на Шпицберген.

- На первый рейс мест нет,- огорошил меня управляющий.- Поживете у нас в гостинице «Шахтер». Там места я вам обеспечу. Через неделю-другую отправлю на остров другим судном.

Я принялся убеждать Истомина, что нам необходимо попасть на архипелаг как можно скорее для того, чтобы приступить к исследованиям ледников до начала их таяния, которое ожидалось на этих днях. Мы рвались схватить самый «хвостик» уходившей полярной зимы, чтобы подсчитать количество осадков, выпавших за холодный период года. Но управляющего сейчас заботили совсем другие дела, весьма и весьма далекие от проблемы таяния ледников и зимних осадков. Мой собеседник думал о том, как ему отправить из Мурманска еще одну большую группу приехавших из Донбасса шахтеров, а заодно и грузы, скопившиеся на складах порта.

Надо было что-то предпринимать. Но что? Тут я вспомнил, что еще зимой Морфлот СССР дал указание Мурманскому пароходству доставить гляциологов на Шпицберген. Через четверть часа меня уже принимал заместитель начальника пароходства по эксплуатации судов Владимир Адамович Игнатюк, человек очень приятный и доброжелательный.

- С «Сестрорецком» поможем,- обнадежил он.- В крайнем случае, разместим на свободных койках и диванчиках в каютах экипажа.

Я вышел в коридор и едва не столкнулся со светловолосым плотным моряком в форме капитана дальнего плавания. Его лицо мне показалось знакомым.

- Герман Дмитриевич? - спросил я, наконец, вспомнив его имя.

- Так точно,- последовал ответ.

Восемь лет прошло с той поры, когда совсем еще молодой капитан парохода «Мета» Гера Бурков, сын знаменитого на Мурмане капитана-рыбника, доставил из Архангельска в залив Русская Гавань участников Новоземельской гляциологической экспедиции МГГ. И вот сейчас совершенно неожиданная встреча с Бурковым напомнила мне плавание на Новую Землю в 1957 году и две последующие зимовки в Русской Гавани и на ледниках...

Как водится, посыпались разные вопросы, вспомнили «далекие дни», рассказали о днях сегодняшних, поведали, зачем пожаловали в пароходство.

- Значит, снова в Арктику. Видно, крепко вас держит северный якорь. Это похвально! Но вам надо помочь еще туда попасть поскорее,- справедливо заметил Герман.

Напротив нас открылась дверь, и из комнаты вышел моряк в золотых очках.

- На ловца и зверь бежит! - шепнул Бурков.- Между прочим, кэп вашего «Сестрорецка» Алексеев. Сейчас поговорим.

- Коллега,- обратился к капитану мой друг,- окажите помощь науке. Им срочно надо быть на льду Шпицбергена.

С надеждой смотрел я в глаза Алексееву, понимая, что от этого человека во многом зависит «быть или не быть» нашей экспедиции на борту его судна.

- Всей душой хотелось бы помочь вашим друзьям, но не могу. Вы же знаете, Бурков, что мы не можем нарушать Регистр о безопасности плавания. Ведь «Сестрорецк» обеспечен спасательными средствами на 140 пассажиров. Мне стало известно, что «Арктикуголь» уже распределил все билеты. Следовательно, если я возьму дополнительно еще семерых ваших товарищей, портовые власти меня просто-напросто не выпустят в рейс. Вот так.

«Закон моря суров, но справедлив!» - подумал я, выслушав бесстрастные слова Алексеева, подменявшего на время отпуска «родного» капитана «Сестрорецка» Мещерякова.

- Иди снова к Игнатюку. Он поможет! - посоветовал Герман Бурков, и я постучался в дверь, недалеко от которой мы стояли.

- Волноваться не стоит: я же вам обещал все уладить. Можете передать Истомину, чтобы он выдал семь билетов сверх ста сорока,- окончательно успокоил меня Владимир Адамович.

Возвращаюсь в контору «Арктикугля». Сообщаю, что экспедицию размещают вместе с экипажем, прошу выдать посадочные талоны. Но Истомин моментально решает, что ему выгоднее отправить таким «путем» семерых «своих» шахтеров, нежели «чужих» гляциологов. Нам отказывают. Неудобно, но приходится в третий раз беспокоить начальство пароходства. Игнатюк тут же связывается по телефону с управляющим конторой.

- Товарищ Истомин, прошу оформить билеты экспедиции Академии наук на первый рейс. В противном случае мы вынуждены будем отправить их сами. Да-да, без всяких билетов, бесплатно. Вы меня поняли? Правильно, местами для пассажиров распоряжаетесь вы, «Арктикуголь», арендатор судна, но кораблями пока еще командует Морфлот, и кто поедет в каютах экипажа, разрешите решить нам самим. До свидания!

В номере гостиницы «Шахтер», где разместились все семеро, невеселое настроение. Один лишь Володя Корякин невозмутим, как всегда:

- Братцы! Не вешать носа - Морфлот за нас. Уедем на Шпиц «зайцами»!

...За день до отхода «Сестрорецка» приехал из Москвы управляющий трестом «Арктикуголь» Борис Александрович Ульянинский. После короткого делового разговора с ним все мы получаем наконец долгожданные посадочные талоны на судно. На них, правда, стоит особая пометка - «Без места», но это уже детали. Зато на оборотной стороне напечатано жирной типографской краской на русском и английском языках: «Мы рады приветствовать Вас на борту нашего судна! Надеемся, что эта поездка будет интересной, увлекательной и оставит незабываемые впечатления».

Нам особенно приятно прочесть эти слова...

Спешно грузим свое оборудование, прибывшее из Москвы багажом, и личные вещи. Через несколько часов отход. Старший штурман Владимир Авдюков показывает каюты моряков, в которых мы будем временно жить, и передает от них ключи.

Довольные окончанием погрузочных работ, спускаемся по трапу на причал и направляемся в город. Вдруг вахтенный матрос, стоящий у трапа, громко окликнул нас: «Авдюков просит вас вернуться!»

- Оказывается, ваши фамилии,- говорит нам Авдюков,- не значатся в списках пассажиров. При проверке документов пограничники высадят вас на берег, когда уже никто не сможет помочь.

Смотрим длинный список и не видим знакомых фамилий. Час от часу не легче. Корякин даже пропел из «Евгения Онегина»: «А счастье было так возможно, так близко!»

Пулей летим в небольшой дом, расположенный на территории порта, и передаем пограничным властям спешно составленную официальную заявку с просьбой включить участников экспедиции в судовую роль.

Неужели теперь все позади и закончились все наши мытарства, связанные с отплытием из Мурманска? Кажется, что да.

Медленно возвращаемся на причал. Идти в город уже не хочется. Почему-то кажется, что пограничники обязательно оставят нас на берегу...

После всех наших волнений мы все же оказались на «Сестрорецке».

Из каюты матросов, расположенной в самой корме, у гребного вала, доносятся слова популярной в свое время песни о том, что «никто пути пройденного у нас не отберет!». Это размещенные здесь гляциологи-пассажиры столь своеобразно отмечают благополучное выбытие из Мурманска на Шпицберген.

Перед сном поднимаемся на палубу полюбоваться белой ночью и подышать морским воздухом. Теплоход плывет по Кольскому заливу, Специалист по древнему оледенению Леонид Троицкий с профессиональным интересом всматривается в берега фьорда, обработанные ледником не менее 10 тысяч лет назад.

На другой день мы выходим на большую морскую дорогу, проложенную много столетий назад вдоль северных берегов Европы. Сколько раз во время минувшей Великой Отечественной войны по этому самому пути уходили в боевые походы корабли Северного флота... Совсем близко отсюда они проникали в скалистые норвежские фьорды, подходили к берегам и топили вражеские суда. Особенно прославились в боях с фашистами героические североморцы-подводники...

В середине дня огромный грязно-серый занавес тумана начал медленно опускаться из низких хмурых облаков и вскоре поглотил небольшой, видавший виды грузопассажирский теплоход «Сестрорецк». Чтобы избежать столкновения с встречными судами, наше судно стало давать протяжные гудки.

Немного не доходя мыса Нордкап, известного всем нам еще со школьной скамьи, теплоход берет курс на остров Медвежий. Теперь мы направляемся на север. Чем дальше «Сестрорецк» удалялся от самой северной точки Европы, тем больше набирал силу жестокий шторм. Вокруг нас все потонуло в диком шуме грозной морской стихии.

На следующее утро мы проснулись от сильного грохота. Наше имущество беспорядочно носилось по каюте. Неприятно скрипела обшивка судна. Чувствовалось, что «Сестрорецк» попал в цепкие объятия мощного циклона. Непривычная и неприятная качка испортила хорошее настроение и самочувствие у большинства пассажиров. Правда, почему-то никто из них не хотел признаться вслух, что страдает морской болезнью, и отказ от еды пытался объяснять самыми разными уважительными причинами. Один не выспался и мучается головной болью, другой жаловался на резкую боль в животе, третий - на сердце... И только наш милый Троицкий, не слезавший со своей койки с момента выхода судна в открытое море, сразу чистосердечно сказал, что его укачало...

Днем в каюту матросов наведался первый помощник капитана. Он дружелюбно обратился к лежащим гляциологам:

- Вы, что же, мужики, голодовку объявили? А ну-ка, быстро подымайтесь на обед! Такая сегодня отменная окрошка, между прочим.

Заметив, что даже такое сообщение не вызвало энтузиазма у гляциологов, гость перевел разговор совсем на другую тему:

- Экипаж и пассажиры просили меня передать вам просьбу выступить с лекцией об истории Шпицбергена, его природе, ну и о ледниках, конечно же.

В это время в динамике что-то зашипело, защелкало и хрипучий бас радиста поведал, что сегодня после обеда в помещении ресторана состоится лекция ученых Академии наук.

- Делать нечего, друзья. Придется выполнить свой общественный долг и двигаться в ресторан,- произнес Корякин, на которого качка не действовала. Его фразу закончил слабым голосом Михалев: «отведать отменную окрошку».

Было тяжко - качка выматывала последние силы, палуба уходила из-под ног. Кое-как сообща мы все же «прочитали» лекцию, длившуюся около двух часов.

Чтобы послушать рассказ гляциологов, в зале ресторана собрались моряки, свободные в то время от вахты, и наиболее стойкие пассажиры, не поддавшиеся качке.

В конце вторых суток непрерывного свирепого шторма пелена тумана начала нехотя отрываться от поверхности моря и медленно удаляться на восток. И вот тогда, когда мутный занавес приподнялся, мы увидели далекую полоску земли, уходившую в сторону полюса. По мере приближения к неведомой суше она стала постепенно «вылезать» из океана и «вытягиваться» по длине. Наконец на мрачном грязно-сером фоне облачного неба показались отдельные зубцы раздробленной горной цепи. Через некоторое время уже можно было различить яркие белые ленты снега, спускавшиеся с вершин к самым подножиям. С волнением все мы всматривались в приближающийся суровый берег, в островерхие горы, покрытые сверкающими снежными колпаками, в большой фьорд, вонзившийся в западную часть острова, в огромные ледяные «реки», стекающие в самое море.

Перед нами был Шпицберген - обширный архипелаг, насчитывающий свыше тысячи островов. Правда, подавляющее их число очень мало по размерам. Основную часть территории занимают шесть главных островов: Западный Шпицберген, Северо-Восточная Земля, Эдж, Баренца, Земля Принца Карла и Земля Короля Карла. На площади архипелага, составляющей почти 62 тысячи квадратных километров, могли бы свободно разместиться две Бельгии, или две Албании. По территории Шпицберген больше, чем Дания (без Гренландии), Швейцария, Коста-Рика, Доминиканская Республика и некоторые другие государства мира.

Итак, наш «Сестрорецк» двигался вдоль западного побережья острова Западный Шпицберген, обгоняя при этом Шпицбергенское течение - продолжение Норвежского течения, которое, в свою очередь, представляет собой один из рукавов Гольфстрима. Пересекая Атлантический океан, воды этого могучего течения приносят сюда очень далекое, но еще теплое дыхание Мексики, Флориды и Кубы. Средняя годовая температура воды в Шпицбергенском течении кажется низкой: плюс один - три градуса. Но как раз благодаря этой теплой океанской «реке», поступающей к западным берегам архипелага со скоростью до пяти с половиной километров в сутки, климат западной его части гораздо более мягкий, чем можно было ожидать на широтах 77-80 градусов.

Мы приближались к цели нашего путешествия. Где-то мне удалось прочитать, что в старых легендах Шпицберген обычно описывался, как страна мрака, холода, голого камня, снега и льда, как страна, где жизнь человека не возможна.

Действительно, с палубы корабля остров казался очень суровым и негостеприимным. И все же это было только первое впечатление. Я знал, что по сравнению с другими островными районами Арктики архипелаг отличается относительно благоприятными условиями для проживания человека и его хозяйственной деятельности. И хотя постоянного населения на Шпицбергене нет, ежегодно здесь живут и работают свыше 3 тысяч человек, в том числе 2 тысячи граждан Советского Союза. Значительная их часть занята добычей каменного угля. Наша страна имеет на архипелаге несколько контрактных земельных участков для разработки угольных месторождений.

Каждое лето на Шпицберген высаживаются всевозможные экспедиции из разных стран. Стремятся попасть сюда и разноязыкие туристы из Старого и Нового Света...

На архипелаге можно повстречаться с непуганым диким северным оленем, бывшим хозяином Арктики - белым медведем, песцом и даже с таким редким и экзотическим животным, как овцебык. На отвесных скалах, обрывающихся в море, шумят тысячеголосые птичьи базары. На них гнездятся кайры, чайки-моевки, чистики, глупыши, люрики, тупики. Хищные чайки-бургомистры парят вблизи этих «базаров». Есть и водоплавающая дичь - утки, гуси. На суше можно поохотиться на белых куропаток и неожиданно увидеть белую сову. И те и другие остаются зимовать на Шпицбергене. В прибрежных водах обитают такие рыбы, как треска, палтус и пикша, из ластоногих - гренландский тюлень, нерпа, морской заяц и морж, а из китообразных - белуха, нарвал и касатка. В заливах водятся креветки, а в реках и озерах - голец.

Островная растительность.

Растительность Шпицбергена типична для зон арктической пустыни и тундры. Ее существованию не благоприятствуют климат и вечная мерзлота. Первыми из-под снега пробиваются многие виды мхов и лишайников. Затем на каменистой земле вспыхивают небольшими красочными пятнами мелкие цветы. При желании нетрудно собрать яркий букетик пурпурно-фиолетовых камнеломок, желтых полярных маков и нежно-голубых незабудок. Что же касается древесной растительности, то она представлена карликовыми березками, ивами и ольхами, по росту уступающими многим цветковым.

Вспоминая всё это, я думал о том, что Шпицберген представляет один из самых привлекательных районов высокоширотной Арктики...

Перед ужином по корабельной радиотрансляции оглашается грозное предостережение капитана «Сестрорецка» о том, чтобы пассажиры временно прекратили ходить по верхней палубе. И действительно, волны настолько обнаглели, что стали перекатываться с одного борта на другой.

Через несколько часов в небольшой мутноватый круг иллюминатора нашей маленькой каюты начали «вписываться» стреловидные мачты антенн и одинокие строения, затерявшиеся на плоском мысу, у самого входа в крупнейший залив архипелага Ис-фьорд (по-русски - Ледяной залив). Неугомонный Корякин уже выяснил, что мы проходим крупную норвежскую радиометеостанцию, называемую по имени залива «Ис-фьорд радио».

Осеннее небо над Ис-фьордом

Недолог оказался наш путь по Ледяному заливу. Вскоре теплоход поравнялся с небольшим скалистым островком, высоко торчащим над водой и напоминающим собой неприступную крепость. Норвежцы справедливо назвали его Фестнинген, что значит «крепость». Этот островок стоит на самом стыке Ис-фьорда и Грён-фьорда, его окружает большое ожерелье опасных подводных камней. На плоской вершине «крепости» возвышается бездействующий летом маяк.

Неожиданно на крутом восточном берегу Грён-фьорда среди белых снегов возник небольшой полярный поселок. Мы подходим к Баренцбургу - административному и культурному центру советских угольных рудников на Шпицбергене.

Судно начало неторопливо по большой дуге совершать правый поворот, далеко обходя опасные камни, едва прикрытые водой.

Я поднялся на капитанский мостик и попросил у вахтенного штурмана бинокль. Хотелось скорее разглядеть Баренцбург, о котором был наслышан еще в юношеские годы.

Перед поселком возвышался непривычный для окружавшего ландшафта темный конус террикона. Над его вершиной нехотя вились тоненькие голубовато-серые струйки дымков. Правее, на ступенчатом горном склоне, спускающемся к фьорду несколькими террасами, прилепилось множество различных строений.

Ближе к нам, над самым обрывом к воде, выделялся розоватый дом с башенкой - метеорологическая станция. За ней тянулись прямоугольные коробки складских помещений, причалы, задымленная громада ЦЭС - центральной электрической станции. В середине Баренцбурга разместилось длинное каменное здание темно-зеленого цвета.

Над небольшим причалом высилась эстакада угольного конвейера. С ее макушки спускалась длинная труба, чем-то похожая на фантастический хобот. Прямо не углеперегружатель, а какое-то доисторическое чудовище! Немного выше рядком располагались аккуратные финские коттеджи, а за ними ярусами прилепились к горке двухэтажные дома-близнецы, выкрашенные в разные яркие цвета. Издали они напоминали стандартные бараки студенческих общежитий тридцатых годов.

На самом верху рудничного поселка примостилось каменное зеленое здание с алым флагом на фронтоне. В нем размещается Консульство СССР на Шпицбергене. Отсюда к самому берегу сбегала неширокая деревянная лестница, имевшая в наиболее крутых местах перила. Немного правее находился бремсберг - специальное устройство для подъема и спуска грузов по рельсам.

Тем временем «Сестрорецк» медленно приближался к причалу. Полуночное полярное солнце скрылось за непроницаемой стеной многоярусных облаков. Дул сильный порывистый ветер. Густой мокрый снег смешивался с мелкими каплями промозглого дождика. Несмотря на непогоду, сотни советских горняков заранее пришли для встречи первого в эту навигацию судна с Родины. Наиболее отчаянные баренцбуржцы даже ухитрились забраться на ферму эстакады и крышу портового склада.

То и дело до нашего слуха долетали звуки музыки, исполнявшейся духовым оркестром рудника. Бодрый мотив марша заглушался восторженными криками встречавших, с которыми, вероятно, мог бы сравниться лишь многотысячеголосый гомон птичьего базара. Оторванные на два года от дома и страны, от близких и родных, полярники не могли скрыть переполнявшей их через край радости от этой встречи.

Вдруг над крышей ЦЭС взметнулся белый шипящий столб пара, и весь Грён-фьорд оглушил сиплый рев гудка, трижды приветствовавший приход судна в Баренцбург. Едва стих гудок, как тут же раздался морской бас местного буксирного парохода «Донбасс». Привычный «голос» своего флагмана дружно поддержали пронзительные сире­ны рейдовых катеров и самоходных барж, стоявших у вто­рого причала. В воздух взвились сигнальные ракеты - одна, вторая, третья... Полярники салютовали кораблю и людям, прибывшим с Большой Земли.

Радостное волнение баренцбуржцев передалось и экипажу нашего теплохода. Я заметил, как загорелись карие глаза вахтенного штурмана, когда он в ответ на приветствия жителей поселка отсалютовал по старой доброй морской традиции тремя длинными гудками. Перехватив мой взгляд, молодой моряк не без гордости воскликнул:

- Видите, как здорово встречают! Это все потому, что мы открываем летнюю навигацию на остров. Северяне особенно сильно переживают разлуку с родной землей. Отсюда и такой почет нам.

Уже позже, на берегу, островитяне рассказывали, с ка­ким волнением ждут они первое советское судно, обычно появляющееся в Грён-фьорде в конце мая - начале июня. Ждут всю долгую полярную ночь, длящуюся здесь без малого четыре месяца. Приход первого после зимы судна из Мурманска превращается в настоящий праздник еще и потому, что привозят на нем полярникам первую почту. За зиму в Мурманске накапливается огромное количество всевозможной корреспонденции - писем, газет, журналов, бандеролей... Приезд новой смены людей, доставка долгожданной почты, свежих овощей и фруктов, различных товаров - все эти и другие приятные события не могут не будоражить любого зимовщика независимо от того места, где он находится: в Антарктиде или на высокогорной памирской метеостанции, на Северном полюсе или рудниках Шпицбергена...

Наконец судно замерло у причала. Матросы спустили трап, духовой оркестр с новой силой грянул марш, и вот уже первый пассажир в легком, не по сезону и географической широте, тоненьком плаще «болонья», без головного убора (как на материке!), с маленьким чемоданчиком покидает борт теплохода. На новичка, одетого совсем не по-северному, заливисто лает маленькая вертлявая собачка. Вокруг все начинают смеяться, и сконфуженная собачонка, поджав хвостик, тут же замолкает и быстро исчезает в толпе встречающих.

Постепенно поток пассажиров выливается на берег и тонет в бурлящем людском прибое. Дежурные с красными повязками безуспешно стараются сдержать натиск наиболее темпераментных баренцбуржцев, пытающихся протиснуться к самому борту «Сестрорецка». С разных сторон несутся возгласы: «Братцы! Краматорские есть? Макеевские? Привет из Горловки! Я - константиновский!» ...Здесь представлена вся география городов Донбасса! Многие встречают друзей, знакомых, просто земляков.

На секунду все замирает, как при смене почетного караула. Наступает торжественная тишина - с корабля выносят бесчисленное количество запломбированных почтовых мешков. В них бесценный груз - корреспонденция с Родины.

Вслед за основной массой пассажиров - работников «Арктикугля» - выходим на причал и мы, гляциологи. Этой волнующей минуты я и мои товарищи по экспедиции ждали давно - еще когда вынашивали заманчивые планы будущей поездки на Шпицберген.

Чем же привлек нас этот полярный архипелаг?

Известно, что он лежит недалеко от области постоянного низкого атмосферного давления, откуда циклоны приносят обильные осадки. Шпицберген первым среди островов Северного Ледовитого океана принимает от теплых и влажных воздушных потоков с севера Атлантики большое количество осадков и задерживает их на исполинских гривах своих обширных ледников, свисающих огромной белой бахромой со всех сторон архипелага. Около 60 процентов его поверхности сковано ледяным панцирем, который по общей площади превышает территорию такого государства, как Нидерланды. Здесь можно встретить едва ли не все разнообразные типы и формы ледников, имеющиеся на земном шаре. Такое широкое «представительство» - от каровых и долинных ледников до обширных покровов - обусловлено особенностями рельефа и климата архипелага.

Изучая условия существования и развития динамичных ледников Шпицбергена, можно лучше понять закономерности эволюции оледенения во всем атлантическом секторе Арктики. Не случайно после окончания работ по программе Международного геофизического года ученые Института географии Академии наук СССР занялись исследованиями некоторых крупных ледниковых районов, в том числе приатлантического сектора Арктики, куда входит и Шпицберген...

Вместе с моими товарищами по экспедиции я стою на пороге удивительнейшего «живого» гляциологического музея, созданного самой природой под открытым полярным небом. Площадь его богатейшей ледниковой «экспозиции» превышает 35 тысяч квадратных километров. Это намного больше, чем современное оледенение каждого из таких достаточно крупных архипелагов, как Новая Земля, Северная Земля и Земля Франца-Иосифа.

По сравнению с другими районами Арктики Шпицберген не «обижен» вниманием исследователей и путешественников, которые посещают его уже давно. Правда, почти все они не занимались систематическим изучением ледников. Планомерные исследования гляциологов начались только в 1931 году. За последние сорок с лишним лет на Шпицбергене работали экспедиции Швеции, Норвегии, Англии, Финляндии, Польши, ГДР и Франции, а также ученые США, Канады, ФРГ и других стран. Как видно, это не так уж мало для Арктики. И все же оледенение Шпицбергена исследовано было недостаточно. Так, отсутствовала обобщающая сводка о нем. Более того, даже мнения видных ученых заметно расходились в оценке площади оледенения архипелага (до 40 процентов!)...

Что предстояло сделать нашей экспедиции?

Прежде всего, попытаться выявить в разных частях Шпицбергена важнейшие закономерности оледенения и климатические условия, в которых оно существует. Кроме того, мы надеялись, в конце концов, создать первую научную монографию о природных «холодильниках» архипелага.

К числу малоизученных или вовсе необследованных территорий относились обширные ледниковые покровы, распространенные в восточной части крупнейшего и наиболее гористого острова архипелага - острова Западный Шпицберген. Вот почему еще в Институте географии мы выработали план, по которому наметили начать свои исследования как раз в таком районе, где сохранились еще настоящие «белые пятна».

Как ни торопились мы на Шпицберген, все же начало таяния ледников опередило на два дня прибытие экспедиции на остров. Нам важно было «поймать» максимум запаса снега, выпавшего минувшей зимой на ледники.

Известно, что, чем ниже расположены ледники, тем быстрее они реагируют на поступление солнечного тепла и, следовательно, быстрее подвергаются таянию. Поэтому на экстренном «ученом совете» экспедиции в Баренцбурге решаем в первую очередь приступить к изучению концевых участков ледников, расположенных в районе другого советского угольного рудника - Пирамида, где температуры воздуха летом несколько выше, чем в Баренцбурге.

Через несколько часов «Сестрорецк» направился в Пирамиду, на нем отбыли и мои товарищи. Я же вынужден был задержаться в Баренцбурге на несколько дней, чтобы выполнить ряд неотложных дел, связанных с предстоящей заброской экспедиции вертолетами и изготовлением необходимого нам оборудования.