НОВОСТИ    БИБЛИОТЕКА    ССЫЛКИ    О САЙТЕ


предыдущая главасодержаниеследующая глава

Москва - Северный полюс - Америка

Утром 17 июня 1937 года Чкалов и Байдуков уехали в Москву. Я остался на аэродроме и занялся приведением в порядок американских карт, которые были получены только накануне. На них были обозначены все аэродромы западного побережья США, радиосветовые маяки и их сигналы, а также маркеры - маленькие наземные радиостанции, автоматически излучающие в эфир одну или две буквы по азбуке Морзе.

По телефону мне сообщили: дано разрешение вылетать завтра. Самолет поставили под заправку горючим. Продовольствие и снаряжение уже отправлены к ангару и укладываются в отсеки.

Радостная встреча героев на улицах Москвы после завершения перелета Москва - Северный полюс - Америка. 1937 г.
Радостная встреча героев на улицах Москвы после завершения перелета Москва - Северный полюс - Америка. 1937 г.

Днем приехали из Москвы Валерий и Георгий. Втроем пошли в столовую. Сейчас уже не хотелось говорить о технических деталях перелета. Важно, чтобы голова немного отдохнула; завтра начнется настоящая напряженная работа.

Обед сегодня - неважный. По предписанию врача нас угощают каким-то жиденьким бульоном. Валерий ест с аппетитом. Он считает, что самое главное сделано - получено разрешение на вылет. Байдуков также весел. Рассказывает, как уговаривал метеорологов:

- Когда мы с Валерием приехали в Бюро погоды, то метеорологи в один голос заявили, что погода для вылета неблагоприятная: на пути будет много циклонов, циклончиков и фронтов. Начали спорить. Метеорологи в конце концов согласились с тем, что лететь можно.

Действительно, было одно обстоятельство, которое заставляло нас торопиться с вылетом. Последние дни в районе Москвы стояла прохладная погода: по утрам, несмотря на июнь, температура не поднималась выше 10°. Это благоприятствовало вылету, так как мотор на нашем самолете при температуре воздуха выше 15° обладал способностью перегреваться на большом числе оборотов. Между тем по всем синоптическим картам выходило, что через два-три дня средняя европейская часть Союза будет охвачена мощным теплым воздушным потоком. Тогда установится жаркая погода, а при температуре 18-20° взлет будет весьма труден.

Кроме того, 18 июня весь участок нашего пути до 75° северной широты предполагался свободным от всяких фронтов. Небольшая облачность намечалась только на Кольском полуострове.

В некоторых пунктах Новой Земли зимовщики должны были отметить пролет нашего самолета и тем самым выполнить обязанности спортивных комиссаров. Но от захода на Новую Землю, над которой мы предполагали пролететь при условии видимости земли, пришлось отказаться. Новая Земля будет закрыта мощным слоем облаков.

Покончив с обедом, мы вернулись в свою комнату. За дверью, в коридоре, раздавались гулко шаги. В соседних комнатах радисты, инженеры и врачи о чем-то спорили, перекладывая с места на место наше имущество. На учете был каждый грамм. На столе я увидел раскрытую книгу Стефансона «Гостеприимная Арктика». Брать ее с собой или оставить? Положил ее на сверток, предназначенный к полету. Валерий в это время был занят проверкой своего рюкзака. Его беспокоило главным образом, положены ли туда спички, табак и трубки. Кое-что он перекладывал из рюкзака в карманы кожаных штанов. Все лишнее долой! Это относилось также и к моим ботинкам и к черным брюкам, в которые я был одет. Но, вспомнив о том, как в прошлом году на острове Удд мы оказались без подходящей для земной жизни одежды, я незаметно от товарищей положил в мешок кое-какие вещи, не предусмотренные расписанием. Чкалов и Байдуков делали втихомолку то же самое. Кто знает, может быть, ботинки еще и понадобятся.

Вошел в комнату врач и начал уговаривать нас лечь в кровати. До вылета оставалось еще шесть часов. Я решил перед сном побриться. Во время полета о бритье нечего и думать. Валерий и Георгий бриться не стали.

- Отращу бороду,- шутил Байдуков, ложась в кровать,- буду отпугивать на льду любопытных медведей.

Но как трудно уснуть! Чкалов и Байдуков лежат на кроватях и курят. Валерий испытывает свою новую трубку.

- На Новую Землю заходить не будем,- говорит он, обращаясь ко мне.

- Знаю. Георгий мне говорил об этом еще два часа назад,- отвечаю я, стараясь скорее уснуть.

- Значит, чешем прямо на Землю Франца-Иосифа,- продолжает Чкалов, выпуская струйку дыма. - Настроимся на радиомаяк Рудольфа, оттуда пойдем по солнечному указателю курса.

Валерий хорошо усвоил разнообразные приемы воздушной навигации, которые нам придется применять в полете.

- Спать, ребята!- говорит Чкалов командирским тоном и натягивает на себя одеяло.

Но я отлично вижу, что он возбужден, и ему, как и мне, не спится. Каждый из нас понимает всю важность и сложность полета. Завтра мы начнем дело всей страны...

Наше правительство позаботилось о всех мерах по безопасности перелета. Радиостанции Северного морского пути приведены в действие, и их радисты будут самым внимательным образом слушать сигналы нашего самолета. Ни одно тире и ни одна точка не пропадут в эфире бесследно. Все радиограммы передадут в штаб перелета в Москву. Здесь их сличат, отбросят все сомнительное и точно установят текст, переданный с борта самолета.

Пароходы и ледоколы Северного флота приведены также в готовность и, если понадобится, окажут нам немедленную помощь.

В Канаде и США подготовлена сеть радиостанций для приема наших радиограмм и для передачи нам сведений о погоде. Народный комиссариат иностранных дел обо всем подробно договорился с представителями США. Из Нью-Йорка в Сиэтл выехал советский инженер. Он будет дежурить на радиостанции и отвечать на наши вопросы.

Что касается самолета, то в нем мы уверены. В прошлом году перед полетом по маршруту Москва - остров Удд он безотказно поднялся в воздух с весом в 11 250 килограммов. И хотя на этот раз его взлетный вес меньше на несколько десятков килограммов, все же момент подъема очень ответственный.

Я думал обо всем этом, а усталость с каждой минутой все больше наваливалась на меня. Чкалов и Байдуков уже спали.

...Коротка июньская ночь. За окном тихо шелестел березовый лес и было совсем еще темно, когда я проснулся от громкого крика Георгия Филипповича. Он кричал на всю комнату:

- Саша, Валерий, вставайте!

Я поспал бы еще с наслаждением: предстартовые работы на аэродроме, вероятно, не были еще закончены. Но пришлось подчиниться властному зову Георгия.

Укладываю в чемоданчик карты, бортовой штурманский журнал и радиожурнал. Штурманский журнал - толстая книга из ватманских листов в красивом красном переплете. Бортовой радиожурнал - в еще более красивом, голубом. Приятно держать их в руках. Еще два-три дня, и каждый из них станет важным историческим документом.

Стараюсь не забыть мелочи: резинки, карандаши, транспортир, циркуль. С особой осторожностью укладываю кварцы для радиостанции - небольшие черные эбонитовые кубики со штепсельной вилкой. Кварцы - важная вещь. Для того чтобы наша бортовая радиостанция передавала точно на выбранной волне, необходимо, как принято говорить, волну стабилизировать кварцем. На каждом кварце цифрой отмечена длина волны в десятых и сотых долях метра. Кварцы мы испытали в тренировочных полетах и убедились в их превосходной работе.

Минуты бегут.

Валерий торопится к самолету.

- Я поеду вперед, надо проверить, закончена ли подготовка самолета,- говорит он.

- Автомобиль-то не задерживай,- кричит Байдуков ему вдогонку.- Скорей присылай машину обратно.

Начало рассветать. На горизонте заалела тонкая полоска зари. Пелена предутреннего легкого тумана местами низко лежала над притихшей землей.

Мы с Георгием Филипповичем уже одеты в летное обмундирование. Шелковое белье облегает тело. Поверх него - тонкое шерстяное. На ногах - шелковые и шерстяные носки, высокие сапоги из нерпичьей кожи с мехом внутри. Кроме того, на мне фуфайка, шлем, толстые кожаные штаны и куртка на гагачьем пуху. Впервые чувствую, как сильно греет эта одежда. Куртку приходится снять.

Сели в автомобиль и поехали к месту старта. Команда красноармейцев уже тянула перегруженный самолет за шасси по ровной, прямой, как стрела, дорожке, выложенной шестигранными плитами, на бетонную горку.

Иногда самолет останавливался. Остановки были необходимы для очередного осмотра. Чкалов, слегка переваливаясь, тяжело ступал в высоких унтах и наблюдал за работой бойцов. На его поясе висела финка в чехле, на голове - серая кепка.

Инструктор-радист в последний раз напомнил мне правила передачи:

- Самое главное, не торопитесь! Сигналы давайте четко и медленно. Повторяйте радиограмму не менее двух раз.

Грузиться в самолет еще нельзя. Решаем поехать в столовую позавтракать.

На аэродроме много народа. Одни направляются к бетонной горке, на которой скоро будет установлен самолет, другие толпятся у ангаров. Некоторые пытаются с нами заговорить. По дороге встречаются корреспонденты и фотографы. У нас на счету каждая минута, и мы вежливо уклоняемся от встреч.

В столовой, к нашему счастью, было безлюдно. Мы выпили по стакану крепкого чаю, съели по бутерброду и позвали метеорологов. С ними еще раз разобрали последние карты и сводки погоды. По сравнению со вчерашними условия мало изменились. Но ждать нельзя. В ближайшие дни в Москве наступит жара - тогда взлетать будет труднее.

Солнце еще не взошло, когда мы приехали к самолету. Около него столпились провожающие. Я проверил по списку вещи - не позабыто ли что-нибудь,- и по лесенке взобрался в кабину.

Прежде чем описать старт, расскажу, как была оборудована кабина нашего самолета и что она собой представляла.

Кабина похожа на длинную металлическую овальную трубу. Ее основу составляет металлический каркас из дюралевых шпангоутов и стрингеров. Снаружи каркас обшит также дюралем, внутренние же стенки обшиты тонкой шерстяной тканью, которая скрадывает звук и делает кабину похожей на маленькую, длинную, хотя и тесную, но уютную комнату с оконцами и двумя люками.

Один люк находится над сиденьем второго летчика. Другой, передний, открывается над головой первого летчика. Чтобы влезть в кабину через задний люк, нужно приставить к борту самолета лесенку. Через передний люк нужно взбираться также по лесенке, поставленной к крылу около мотора. Но делать это надо осторожно, так как можно продавить ногами скользкую полированную обшивку плоскости.

Переднее сиденье летчика имеет откидывающуюся спинку. Летчик, управляя самолетом, может облокотиться. На сиденье лежит парашют. Когда летчик должен смениться, он сначала откидывает спинку, тем самым освобождая пространство, чтобы мог пролезть другой летчик.

За спиной первого летчика, на уровне его сиденья, находится масляный бак. Он протянулся в кабине более чем на метр. К нему приделана откидная полка. Бак и полка - это место для лежания в самолете, оно крайне необходимо: без капитального отдыха в сверхдальнем перелете не обойтись.

Непосредственно за сиденьем летчика на стенке кабины укреплена небольшая металлическая черная коробочка. Называется она РРК. Это - распределительно-регуляторная коробка электрического самолетного хозяйства. Электричество вырабатывается динамо-машиной, установленной на моторе. Кроме нее имеется аккумулятор емкостью на 65 ампер-часов. Электрическое оборудование устроено хитро. Если динамо-машина вырабатывает ток с избытком, то ток через реле идет на дозарядку аккумулятора. Если, наоборот, динамо-машина дает тока недостаточно (а это может быть, например, при электрифицированном подъеме шасси), то реле часть тока берет дополнительно от аккумулятора. В этой же коробке расположены предохранители.

Я и Георгий Филиппович очень внимательно изучили эту черную коробочку. Кто знает, в полете могут возникнуть перебои мотора, и они приведут к резкому падению напряжения тока. В полете Москва - остров Удд у меня была такая неприятность: прекратилась подача тока на радиостанцию. Но так как мы хорошо знали устройство самолета, то быстро обнаружили неисправность и устранили ее.

За масляным баком в кабине стоит высокая прямоугольная рама, на ней закреплена приемно-передающая радиостанция. У нас один передатчик для волн от 20 до 40 и от 50 до 80 метров. Приемников два. Один - прошлогодний, выдержавший испытания,- супергетеродин; он дает устойчивый, мелодичный прием земных станций. Другой - новый, поменьше, но зато всеволновый. Он принимает волны от 15 до 2000 метров. К нему мы еще не привыкли, но взяли его запасным.

Возле радиостанции проходят тяги от элеронов. Здесь надо осторожно двигаться. Георгий Филиппович уже не раз одергивал меня за ногу, чтобы я не наступил на них.

А дальше - штурманская кабина с четырьмя оконцами по бокам. В полете я буду, вероятно, открывать их шторки. Над моей головой - целлулоидный полусферический колпак. Через него солнце ярко освещает самый важный прибор на нашем самолете - солнечный указатель курса, или, как его называют сокращенно, СУК. Этот прибор напоминает теодолит, в который дополнительно вмонтированы часы. Они всегда должны показывать среднее солнечное время, соответствующее меридиану, на котором в данный момент находится самолет. Это мое штурманское дело следить за тем, чтобы часы показывали правильное время, для этого я должен знать долготу, на которой находится самолет, и переставлять стрелки часов. Солнечный указатель курса позволит вести самолет вдоль любого выбранного меридиана. В районе Северного полюса мы значительно приблизимся к магнитному полюсу. Магнитные компасы будут работать все хуже и хуже, давать неверные показания. Самолет, уклонившись от правильного пути, может занять неизвестное для экипажа положение. Из-за этого дальнейший учет магнитного склонения будет неправильным, самолет может уклониться от курса. Плохая работа магнитных компасов особенно скажется на участке от Северного полюса до берегов Канады. Вот тут-то нас и выручит солнечный указатель, по которому мы будем выдерживать курс.

На самолете была установлена и новинка того времени - радиополукомпас (РПК). С его помощью можно было лететь в направлении наземной радиостанции, не видя земли и небесных светил. Дальность действия РПК зависела от мощности наземного передатчика. Вождение самолета АНТ-25 по радиокомпасу нам пригодилось в основном на территории Америки.

Кроме того, для облегчения штурманской работы на территории Советского Союза были установлены коротковолновые радиопеленгаторы.

Мое штурманское сиденье - это небольшой цилиндрический бак вроде ведра. В нем 30 литров воды с примесью спирта. Эта смесь нужна нам на тот случай, если в радиаторе и в системе водяного охлаждения мотора воды окажется недостаточно.

Я буду сидеть на круглой кожаной подушечке, положенной на крышку ведра. Водой я не заведую: подкачивать ее будут летчики с помощью небольшого альвейера - ручного насоса.

Справа от меня к стенке кабины прикреплен откидной столик. На нем - большой медный ключ для радиостанции. Ключ мягок в пользовании и очень удобен для радиопередачи. На столик, когда мы взлетим, я положу бортовой штурманский журнал. В него я буду время от времени записывать курс, часы, местонахождение самолета, воздушную скорость, высоту полета, обороты мотора, температуру наружного воздуха, показания бензосчетчика. Впоследствии эти записи нам пригодятся для тщательного и всестороннего анализа полета.

Под моим столиком лежит оптический визир. Иногда я буду открывать круглое отверстие под ногами, вставлять в него визир и производить измерение. Так я узнаю, с какой скоростью летит самолет и в какую сторону его сносит ветер.

Но визиром я могу пользоваться только если видно землю. Если же ее не видно (а это в дальних перелетах бывает часто и на продолжительное время), то свои координаты я буду определять с помощью секстана. Мне придется для этого сделать несколько наблюдений солнца. Секстан хранится в специальном ящичке позади моего сиденья. Тут же, поблизости, на кронштейне укреплен другой ящик, в котором на резиновых подушечках покоится хорошо выверенный хронометр. Штурман должен знать точное время. Наш экипаж будет жить по гринвичскому времени, которое отстает от московского времени на три часа.

В моей кабине, кроме того, имеются высотомер и указатель скорости. Немного далее, ближе к хвостовой части, в стенке кабины сделаны карманы и сумки. В них уложены пронумерованные карты.

А еще ближе к хвосту самолета находится кабина второго летчика. Так же, как и передняя, она оборудована приборами для пилотирования самолета вне видимости земли. Это - авиагоризонт, вариометр, указатель поворота, магнитный компас, высотомер, указатель скорости, часы. Здесь же помещен аварийный агрегат - бензиновый моторчик с динамо-машиной. Если мы совершим вынужденную посадку вдали от населенных пунктов, то, поставив мачту и питая ее электрическим током от аварийного агрегата, сможем передавать и принимать радиограммы.

Снаряжение наше размещалось в крыльях. Там лежали в прорезиненных мешках продовольствие на полтора месяца, спальные меховые мешки, рюкзаки, ружья, револьверы, патроны, примус, не гаснущий на ветру, кастрюли, сковородки, канадские лыжи, топорик, лопата, альпеншток, электрические фонарики, шелковая палатка.

Резиновая надувная лодка в сложенном виде лежала на сиденье второго пилота. А под сиденьем - прорезиненный мешок с запасной питьевой водой. Кроме всего этого, еще были шесть термосов, наполненных черным кофе и горячим чаем с лимоном.

Часть пути нам придется лететь на большой высоте. Поэтому на самолете установили три кислородных прибора. Запас живительного газа рассчитан на девять часов непрерывного пользования.

Самолет наш отапливается. Наружный чистый воздух, проходя по трубам, будет нагреваться коллектором выхлопных патрубков и, не смешиваясь с выхлопными газами, поступать в кабину.

Во время полета, вероятно, можно даже загореть: яркие лучи полярного солнца будут врываться в нашу кабину. В прошлый рейс я часто снимал шлем и мои виски обожгло солнцем.

Для предохранения от солнца у каждого были очки со светофильтром.

Вот с таким оборудованием и снаряжением мы и отправились в далекий путь.

...В то памятное утро 18 июня 1937 года наших семей среди провожавших не было. Так лучше. Все приготовления к старту закончены. Авиамеханик уже сидит на сиденье первого летчика. Громко и четко он подает команду:

- К запуску!

Трехлопастный металлический винт делает два-три пусковых оборота, и мотор начинает работать на малом газе. От мотора к фюзеляжу передается ровная, приятная дрожь. Авиамеханик постепенно прибавляет обороты и следит за стрелкой термометра воды. Когда стрелка дойдет до 50°, он опробует мотор на полных оборотах и после этого уступит место летчику.

Валерий стоит неподалеку, прислушивается. Ровный рокот без перебоев - вот что нужно услышать. Но он небрежно попыхивает папироской и делает вид, что все происходящее вокруг его совершенно не интересует. Это у него вошло в привычку...

Утренние сумерки отступают перед пробуждающимся днем, и небо розовеет. Авиамеханик заканчивает пробу мотора. Я прошу его убавить газ, чтобы вылезти через задний люк и проститься с провожающими. Недовольный голос Байдукова заставляет меня остановиться:

- Куда ты! Сейчас вылетать будем!

Конечно, из-за меня не следует задерживать вылет. Я наглухо закрываю задний люк. Но мысль о том, что многие приехавшие на аэродром друзья и знакомые могут подумать, что я умышленно скрылся от них, не покидает меня еще несколько часов после взлета.

Авиамеханик уже вылез на крыло и уступил место Чкалову. Валерий внимательно осматривает приборы, проверяет краны, затем не спеша закрывает над своей головой люк и начинает всматриваться в лежащую впереди ровной лентой бетонную двухкилометровую дорожку. Конца ее почти не видно. У самолета она кажется широкой - целых 50 метров, а дальше, в перспективе, сужается и становится похожей на нитку.

Провожающие нестройной гурьбой спешат вдоль дорожки ближе к выходу с аэродрома. Каждому хочется увидеть, как самолет оторвется от земли и пойдет в воздух.

Из кабины я не вижу сигналов для взлета, но Валерий знает их и выжидает. Байдуков - на масляном баке. Он приготовился убирать шасси. Я достаю бортовой журнал и слежу за часами. Чувствую: мотору дан полный газ. Путь свободен! Самолет сначала тихо, затем все быстрее и быстрее бежит по бетонной дорожке.

Наш самолет весит 11 180 килограммов. Это значительно превосходит нагрузку на конструкцию, дозволенную обычными нормами. Если на разбеге что-нибудь случится с колесами шасси, то вследствие большой инерции может произойти серьезная поломка самолета. Мы пережили уже этот ответственный момент взлета в прошлом году. Тогда все было в порядке, и каждый из нас уверен, что и сейчас наша отечественная техника окажется на высоте. Но все же...

Край дорожки мне хорошо виден из окна. Ее плиты мелькают ровно с каждой стороны: самолет бежит посередине.

Когда мы находились против главного входа на аэродром, я почувствовал, что самолет на мгновение оторвался, а затем, еще раз легко прикоснувшись колесами к бетонной поверхности, повис в воздухе и начал набирать высоту. А. Н. Туполев и работники ЦАГИ стояли недалеко от полосы и махали руками.

Байдуков быстро убирал шасси. Я записывал в бортжурнал: «Взлет - 1 час 04 минуты по Гринвичу 18 июня 1937 года. Температура наружного воздуха плюс 8 градусов. Начальное показание бензосчетчика 3500 литров».

Перелет начался. Впереди путь из СССР в Америку. Краснокрылая птица, освещенная лучами восходящего солнца, легла на курс к Северному полюсу.

предыдущая главасодержаниеследующая глава









© ANTARCTIC.SU, 2010-2020
При использовании материалов сайта активная ссылка обязательна:
http://antarctic.su/ 'Арктика и Антарктика'

Рейтинг@Mail.ru

Поможем с курсовой, контрольной, дипломной
1500+ квалифицированных специалистов готовы вам помочь