Удивительные люди седовцы...

Осенью 1939 года я вернулся из Арктики, представил отчет о том, как прошла арктическая навигация, и в декабре уехал на юг. Однако вскоре раздался звонок из Москвы. Последовало распоряжение срочно вернуться: меня приглашал к себе Председатель Совета Народных Комиссаров. Он объяснил, что предстоит заняться ледокольным пароходом "Георгий Седов", организовать смену его экипажа, уставшего от длительного дрейфа и напряженной работы. Подготовка к этой операции, когда я приехал, уже велась. Работала авторитетная комиссия, были подобраны оборудование и снаряжение, согласованы кандидатуры летчиков, которые должны были лететь к "Седову". Единственный, кто возражал против того, чтобы самолеты летели к "Седову", был Евгений Федоров.

Напомню кратко историю "Седова".

Корабль оказался в ледовом плену случайно. Как я уже говорил, в морях Арктики в 1937 году зазимовало 25 разных судов. Три ледокольных парохода - "Седов", "Садко" и "Малыгин" - зажало льдами в море Лаптевых и понесло на север. В навигацию 1938 года большинство судов было освобождено от ледового плена, но эти три парохода продолжали дрейфовать на восток - северо-восток. В начале апреля 1938 года дрейфующие суда находились в море Лаптевых на 79-й параллели. К ним на лед, на заранее подготовленные моряками аэродромы, сели самолеты полярной авиации. Летчики вывезли на материк 184 человека, на пароходах осталось 33 человека. В августе 1938 года корабли достигли уже 83-й параллели; в это время к ним пробился "дедушка" нашего ледокольного флота "Ермак" и сумел вывести "Садко" и "Малыгина".

На "Седове" же оказалось поврежденным рулевое управление, идти самостоятельно за "Ермаком" он не мог. Вывести пароход на буксире через льды не удалось. Пришлось оставить его в Арктике на новую зимовку. 29 августа 1938 года, обменявшись прощальным салютом, корабли расстались, и "Седов" стал продолжать свой дрейф уже в одиночестве. На его борту оставались 15 человек, согласившихся продолжать зимовку: капитан К. С. Бадигин, гидрограф В. X. Буйницкий, старший штурман А. Г. Ефремов, механик Д. Г. Трофимов (парторг) и другие столь же мужественные и преданные своему делу люди. Перед маленьким коллективом моряков Арктический институт поставил задачу: использовать дрейф корабля для изучения неисследованных областей Северного Ледовитого океана. Эти наблюдения были особенно ценны, "Фрам" дрейфовал в этих же широтах, и, значит, можно было получить сравнимый материал по гидрометеорологическому и ледовому режиму с разрывом в четыре десятилетия.

"Седов", как и "Фрам", дрейфовал на запад. Но линия дрейфа "Седова" проходила в основном севернее пути, которым прошел "Фрам". В конце августа 1939 года "Седов" достиг самой северной точки - 86 градусов 39 минут северной широты и 47 градусов 55 минут восточной долготы, и после этого корабль понесло на юг в пролив между Шпицбергеном и Гренландией. Много тяжелых испытаний перенесли седовцы: достаточно сказать, что они пережили 153 сжатия льдов, не раз корабль был накануне гибели и команда готовилась к высадке на лед. А однажды льдины накренили "Седова" на 30 градусов, и вода хлынула в машинное отделение. Героизм и хладнокровие машинной команды спасли корабль.

Но и в этих условиях седовцы вели систематические научные наблюдения, изучали скорость и направление арктических льдов и течения, циркуляцию атмосферы в высоких широтах, измеряли глубины океана, исследовали донные осадки. Севернее Земли Франца-Иосифа седовцы открыли большую океаническую впадину с максимальной глубиной 5220 метров.

Первый год дрейфа "Седова" совпал по времени с работой станции "Северный полюс", поэтому сопоставление данных научных наблюдений "Фрама", нашей станции и седовцев позволило ученым приблизиться к познанию закономерностей природных процессов в Центральном полярном бассейне.

Подходил к концу 1939 год. Седовцы устали - это было ясно. Но как в условиях полярной ночи сменить экипаж корабля?

Я был согласен с Федоровым: послать летчиков в эти широты в полярную ночь значило обречь их на верную гибель. Что такое посадить самолет в кромешной тьме на ледовое поле, не приспособленное для приема тяжелых машин, - я знал. Пятнадцать человек, составлявших экипаж "Седова", при свете фонарей "летучая мышь" не могли, конечно, построить надежный аэродром для приема тяжелых машин. Эту мысль я и высказал предсовнаркома.

- Согласен, - ответил он. - Правительство обсудило этот вопрос и решило послать на выручку седовцев не самолеты, а мощный ледокол. Эта операция поручена Главсевморпути, а возглавите экспедицию вы. Обсудите план экспедиции с опытными специалистами и представьте на утверждение Совнаркома. Вам окажут необходимую помощь все советские и партийные органы. Не медлите.

Я подумал о седовцах. Конечно, они вымотались за два с лишним года ледового дрейфа. Знали, что их должны сменить, и конечно же нервничали, ожидая смены. Как теперь сказать им, что придется подождать еще? Как подбодрить?

Я долго ломал голову над решением этой проблемы. Предложить людям, которые уже знали, что им готовится замена, снова ждать было совсем нелегко. И все же я пошел на это.

В тот же день я послал седовцам телеграмму. Вот ее текст. ""Седов", Бадигину, Трофимову.

Вчера вернулся в Москву, приступил работе. Большим вниманием вместе всей страной гордостью повседневно слежу вашим историческим дрейфом. Вы, советские люди, дадите мировой науке не меньше, чем дал Нансен во время дрейфа на Фраме, - в этом великое историческое значение вашего дрейфа. Горжусь, что работа нашей четверки закрепляется и расширяется прекрасной работой седовцев, которые прославят свою родину новой замечательной победой. Из таких больших дел складывается непобедимая слава СССР. Чувствую, что седовцы готовы выполнить любое задание партии, правительства. Как полярник, как ваш друг хочу поставить перед вами задачу: довести исторический дрейф силами вашего коллектива до конца с непоколебимостью и твердостью подлинных большевиков. Убежден, что, закончив свой дрейф, вы достойно войдете в нашу семью героев. Дорогие браточки, помните, что за вашей работой, за вашим дрейфом следит весь советский народ. Несмотря на готовность самолетов для полета к вам, думаю, что коллектив славного ледокола Седов заявит Советскому правительству, всему советскому народу о своем желании довести исторический дрейф до конца. Жду вашего ответа, крепко всех обнимаю.

Ваш Папанин".

Уставшим от борьбы с холодом и тьмой полярникам были приятны добрые слова, да и они понимали риск, на который шли летчики. Во всяком случае, в тот же день в Москву пришел от седовцев ответ:

"Экипаж ледокольного парохода "Георгий Седов", дрейфующий во льдах Северного Ледовитого океана, вместе со всем великим народом нашей родины готовится к встрече исторического XVIII съезда любимой партии. Мы решили, что нашим лучшим подарком знаменательному съезду будет наша работа без смены на ледокольном пароходе "Георгий Седов" до выхода его из льдов Арктики. Несмотря на то, что партия и правительство готовят нам летную экспедицию и тем самым есть возможность замены нас новым составом полярников, мы, учитывая большой научный и практический смысл продолжения дрейфа старыми участниками, единодушно готовы остаться на ледокольном пароходе до конца дрейфа. Заверяем Центральный Комитет партии, правительство и весь великий народ нашей родины, что мы с честью выполним это взятое нами обязательство и, закончив дрейф, сделаем ценный вклад в советскую науку, покажем образцы мужества, выдержки и отваги советских патриотов.

По поручению экипажа "Георгия Седова", капитан Бадигин, парторг Трофимов".

Из ЦК партии мне позвонили:

- Иван Дмитриевич, как вы их подбодрили? Пришлите копию телеграммы, которую вы послали седовцам.

А мне домой прислали выписку из решения Политбюро:

"Признать решение экипажа "Седова", переданное в ответе на имя Папанина, совершенно правильным".

В тот вечер я долго сидел над картой дрейфа "Седова" и думал о людях, которые так давно в полярной ночи несут свою бессменную вахту...

Через два дня я докладывал в Совнаркоме план спасательной операции. Было решено послать на выручку "Седова" самый совершенный и мощный по тем временам линейный ледокол "Сталин". Перед нами стояла задача не только вывезти экипаж "Седова", но и спасти сам корабль, вернуть его в строй.

Был срочно завершен ремонт ледокола, и 15 декабря 1939 года флагман арктического флота начал свой полярный поход из Мурманского морского порта. Вся сеть радиостанций Арктики находилась в состоянии боевой готовности.

А. А. Жданов и И. Д. Папанин

Капитан ледокола Михаил Прокофьевич Белоусов стал на капитанский мостик и сутками не уходил с него.

Рейс проходил в очень тяжелых условиях - ведь была середина арктической зимы!

187 человек - экипаж ледокола - были полны решимости выполнить задание партии и правительства. В трудных условиях полярной ночи, в обстановке непрекращавшегося аврала, сжатия льдов и пурги, люди работали, не щадя себя. Кстати сказать, во время этого рейса ледокол доходил до 81-й параллели. В полярную ночь ранее ни один корабль не отважился проникать так далеко на Север.

Я не вел дневника в этом походе, но у меня сохранились радиограммы, которые шли с борта ледокола на Большую землю. Они - свидетели тех дней - говорят о трудностях, которые преодолевала команда флагмана на пути к "Седову".

Вот что было передано 21 декабря 1939 года:

"Около шести суток ледокол шел в сильном шторме. В это время года Баренцево море особенно бурливо, и на сей раз оно себе не изменило. Даже такой большой корабль, как флагманский ледокол, казался легкой игрушкой во власти разъяренного моря. Громадные волны необычайной силы обрушивались на судно и разбивали все, что попадало под их удары. Шквалы унесли катер, трапы, бочки с горючим, сорвали оба стальных фальшборта, повредили капитанский мостик. Волны гуляли по палубе, накрывали палубные грузы, лебедки. Вода проникла даже во внутренние помещения и заливала машинное отделение, кочегарки и каюты. Иногда корабль зарывался носом в воду, и казалось, что нет такой силы, которая подняла бы его снова наверх. Это было тяжелое испытание для корабля. Он выдержал его блестяще, показав прекрасную плавучесть. Советский арктический линкор оказался достойным страны, которая его создала. Бесстрашные матросы работали на палубе, их сбивали с ног резкий ветер и порывистые шквалы, они падали, поднимались и снова делали свою тяжелую работу. Бывали секунды, когда только веревки, которыми они были привязаны, спасали матросов от гибели. Кочегары и машинисты с огромным напряжением несли свои тяжелые вахты: топки пожирали за сутки столько угля, сколько полярной станции требуется на целый год. Капитан ежеминутно требовал перемены режима работы машин. На мостике, в штурманской рубке капитан, вахтенные штурманы, рулевые стояли на посту, и, пожалуй, никогда еще их работа не была столь напряженна, как в эти дни. Вахтенные работали под непрерывными ударами волн. Промокшие насквозь, они вынуждены были каждый час менять одежду.

Последние два дня понизилась температура. Шторм продолжался, и вода, попадая на корабль, замерзала, покрывая толстым слоем льда лебедки, ванты, мостик. К сегодняшнему утру наше судно приобрело фантастический вид. Многие сотни тонн льда легли тяжестью на корабль. Как только небо посерело, экипаж и экспедиционный состав принялись за околку льда. Неутомимо работают сейчас на корабле с топорами, лопатами и ломами в руках матросы, научные работники, летчики, журналисты, фото- и кинокорреспонденты".

На следующий день, 22 декабря, состоялся первый разговор по радио между судами.

Сохранилась запись этого разговора.

Я старался подбодрить седовцев, рассказал, как Родина провожала нас в дорогу:

- Как только узнали, что мы идем к вам, колхозы и совхозы сразу стали посылать для вас подарки - свежие огурцы, лимоны, помидоры, мандарины! Мы везем вам также живую птицу, свежее мясо и многое другое. И, конечно, везем письма. Но мы собрались так быстро, что некоторые родные не успели написать. Не беда! Скоро вы сами будете на Родине! Одна просьба у меня к вам, братки, - дрейфуйте скорее, чтобы оба наши коллектива вместе встретили Новый год...

Потом я попросил Бадигина и Трофимова ответить на несколько вопросов: первый - как чувствуют себя все члены экипажа; второй - в каком положении находится судно, прихватило ли льдом весь корпус "Седова" или во льду имеются трещины; третий - на каком расстоянии от судна проходят трещины, в каком направлении, сколько их; четвертый - как часто наблюдаются сжатия, какой силы и продолжительности.

Константин Бадигин рассказал, что трещины есть, основная трещина, идущая от севера к западу, проходит в 5-6 метрах от форштевня, что с 20 декабря дрейф пошел быстро и что за последние сутки корабль одолел девять миль.

- Наши последние координаты: 82 градуса 07,8 минуты северной широты, 05 градусов 10 минут восточной долготы, - закончил Бадигин.

Белоусов весело сказал седовцам:

- Здравствуйте, дорогие друзья. Дорогой Костя, рад, что услышал твой голос, и думаю, что тебе тоже приятно слышать наши голоса, узнать о нашем приближении - особенно. Обещаю, что вывезу вас всех с доставкой на дом.

Но, как мы ни стремились поскорей дойти до "Седова", к Новому году не успели.

Новый. 1940 год мы встретили на Шпицбергене, куда зашли, чтобы пополнить запасы каменного угля. Мы не стали ожидать парохода, который вез уголь для ледокола, а решили зайти в Баренцбург и этим сэкономили трое суток. 1 января М. П. Белоусов подал с мостика команду: "Отдать швартовы. Малый вперед", и в 13 часов мы отошли от причала гостеприимной столицы Шпицбергена.

В ночь с 1 на 2 января получили тревожное сообщение: шедший к нам с запасами пресной воды пароход "Узбекистан" сел на камни у острова Принца Карла.

- Что будем делать, Иван Дмитриевич?- спросил меня Белоусов, показывая телеграмму с "Узбекистана".

- А что думает капитан?

- Немедленно повернуть обратно и идти на помощь "Узбекистану".

Я согласился с Белоусовым и дал радиограмму капитану шедшего к нам с углем "Сталинграда", чтобы тот также следовал к аварийному пароходу. Прошло два часа. Белоусов принес новую радиограмму и сказал:

- Капитан сообщает, что "Узбекистан" сильно бьет о камни. Торопит с помощью. Мы и так идем полным ходом, быстрее нельзя. Можем не успеть, и пароход разломает на камнях.

- Какой же выход?

- Слить в море весь груз воды и этим облегчить пароход.

На "Узбекистан" пошла радиограмма, скоро мы получили ответ, что в 7 часов 26 минут пароход снялся с камней своими силами. Мы снова повернули к "Седову", потеряв восемь дорогих часов.

Четвертого января я вновь связался по радио с "Седовым" и сказал Бадигину:

- Мы попали в тяжелые поля, вокруг идет сильное сжатие. На глазах вырастают огромные торосы. Мы решили немного выждать до перемены обстановки, чтобы зря не тратить уголь, потом снова к вам. Когда будет хорошая видимость, установите лампу на мачте "Седова". Мы считаем, что нас разделяет не больше 20 - 25 миль. Есть ли у вас сейчас сжатие или нет?

- Сжатия в районе нашего дрейфа сейчас нет, - ответил Бадигин. - Справа, метров за пятьсот, видно разводье... Последние часы у нас на грот-мачте на высоте 20 метров горит тысячесвечовая лампа. Свет нашей лампы мешал следить за вами, к тому же ухудшилась видимость по горизонту. После нашего разговора выключу свет у себя, попрошу вас дать команду направить ваши прожектора на небо, результат сейчас же сообщу.

- Хорошо, - сказал я ему. - Сейчас включаем прожектор, луч направляем в зенит. Поручите кому-нибудь посмотреть сейчас и сообщите нам. Жду в рубке. У нас все вахты соревнуются за честь подвести к вам ледокол. Все внимание и разговоры только о вас, родные.

Разговор продолжался. Я сообщил Бадигину:

- Ваша радиостанция - единственный ориентир для нас. Мы следим за вами каждые два часа, чтобы по первому требованию Белоусова радисты могли взять пеленг. Константин Сергеевич! Сегодня вы, вероятно, слышали по радио последние известия, в которых о вас рассказывают всему Советскому Союзу. Я очень рад, что вы все здоровы, а ледокол к вам подойдет наверняка. Жду сообщения о видимости луча нашего прожектора.

- Иван Дмитриевич! Седовцы сейчас переживают незабываемые минуты! Могу сказать, что по спаянности и дружбе - это исключительный коллектив. Ну, а работа строится прежде всего на дружбе и спайке. В общем наработали столько, что научным сотрудникам долго придется разбираться. Сейчас пришли и сообщили, что огня вашего ледокола не видно. По горизонту облачность.

На следующий день пурга, свирепствовавшая с вечера 4 января, опять не позволила возобновить продвижение к "Седову".

Ледокол стоял в сплошном торосистом десятибалльном льду. Течением оба ледокола относило к юго-западу. Мы рассчитывали, что через несколько часов начнем продвижение к "Седову", если найдем во льду трещины, или, как мы говорили, лазейки.

А. А. Жданов и И. Д. Папанин вместе с героическим экипажем ледокола 'Седов'

Ломать торосистый лед было бессмысленно, так как с одного удара ледокол проходил не более 3-4 метров. Нам нужно было дождаться лучшей ледовой обстановки, сохранить уголь и наверняка вывести "Седова".

Шестого января при очередном разговоре по радио Бадигин сообщил, что в течение нескольких часов они видят лучи прожекторов нашего ледокола.

Между кораблями оставалось ледовое поле шириной в 25 миль. Мы сделали попытку пробиться к седовцам. Ледокол наваливался на лед всей мощью своих десяти тысяч лошадиных сил и тяжестью стального корпуса, затем отходил назад и снова пробивался вперед, но только - на несколько метров. Пришлось остановиться.

Двенадцатого января огромные ледяные поля вновь пришли в движение. Услышав скрип корпуса корабля, я поспешил на мостик.

- Выдержит? - спросил у Белоусова.

- Шпангоут у нас могучий, - ответил капитан. - Но ручаться нельзя. Арктика...

Мы стали в бинокль осматривать льды.

Размышления мои прервал треск льда, похожий на орудийный выстрел, и всплески воды с обоих бортов. Ледокол сильно тряхнуло. Я сказал Белоусову:

Таким был 'Георгий Седов' в последние дни своего дрейфа

- Шпангоут шпангоутом, а меры принимать надо. И немедленно.

Был объявлен аврал. Мы выносили аварийный запас на палубу. Вскоре меня несказанно обрадовал радист:

- Иван Дмитриевич! Радиограмма с "Седова"! Они находятся в разреженном льду.

Сжатие наконец кончилось. Ледокол наш начал спешно пробиваться к "Седову". И вот оба корабля стали борт о борт: покрытый толстой ледяной броней небольшой пароход - ветеран полярных эпопей и могучий утюгообразный корабль - первенец серии новых мощных ледоколов.

Встреча произошла 12 января 1940 года в 12 часов 7 минут. Тьма стояла - хоть глаз выколи.

На полубаке ледокола заиграл духовой оркестр. Взлетела ракета. За ней другая, третья. Густой гудок резанул воздух. И тут же отозвался другой - седовский.

Светили юпитеры, стрекотали кинокамеры. Люди махали шапками, выкрикивали что-то радостное и сумбурное.

Капитан Бадигин крикнул со своего мостика:

- Иван Дмитриевич! Здравствуйте...

- Здравствуй, браток! Держи швартовы и на ледокол! Идите к нам! Все идите...

- Все? Не можем все... У нас котлы под парами.

- Пусть идут на ледокол все, кто может!

В кулуарах Академии наук. Слева президент Академии Владимир Леонтьевич Комаров

Прошли суматошные сутки. Праздничное настроение улеглось. Наступили трудовые будни.

Специальная комиссия несколько дней тщательно обследовала пароход.

Вывод комиссии был удовлетворительным: основные узлы "Седова" в целости и сохранности.

14 января я радировал в Москву:

"Через несколько часов после встречи с седовцами мы приступили к выполнению второй части задания партии и правительства". С ледокола "Сталин" выделили в состав команды "Седова" 10 лучших товарищей, заслуживших в социалистическом соревновании право вести "Седова" к родным берегам. Наши механики вместе с седовскими осмотрели механизмы, корпус корабля. Освобождаем ото льда винты и руль. Лед, в который вмерз "Седов", имел толщину 4 - 5 метров. Освободить пароход ото льда - технически сложная задача, сложней, чем могла показаться на первый взгляд. Не менее важную нашу заботу составляло и рулевое хозяйство корабля. Мы старались сделать все, чтобы руль работал, но вскоре поняли, что "Седова" поведем на буксире. Не исключена возможность захода в Баренцбург, чтобы наши водолазы осмотрели подводную часть "Седова".

В те дни каждый работал на своем месте. Кинооператоры спешили запечатлеть на пленке каюты "Седова" и его внешний вид. Мы грузили на него продовольствие и воду. Седовцы с большим интересом посмотрели кинофильм "Человек с ружьем".

Утром 15 января радисты наших кораблей приняли две радиограммы:

"Ледокол "Седов".

Бадигину, Трофимову.

Команде ледокола "Седов".

Приветствуем вас и весь экипаж "Седова" с успешным преодолением трудностей героического дрейфа в Северном Ледовитом океане. Ждем Вашего возвращения в Москву. Горячий привет.

И. Сталин. В. Молотов".

"Ледокол "Сталин".

Папанину, Белоусову.

Команде ледокола "Сталин".

Примите нашу благодарность за блестящее выполнение первой части задания по выводу ледокола "Седов" из льдов Гренландского моря. Горячий привет.

И. Сталин. В. Молотов".

На палубе флагмана при свете прожекторов и сполохах полярного сияния состоялся митинг.

Назавтра ледокол взял "Седова" на буксир и повел домой. Луч прожектора освещал красное знамя, водруженное на том месте, где закончил свой дрейф легендарный ледокольный пароход "Седов".

Дни шли в трудах и заботах, при беспрерывном свете прожекторов, под вой и свист январского ветра. Седовцы были счастливы: каждый день приближал их к родной земле.

1 февраля 1940 года Бадигин и Трофимов телеграфировали в ЦК ВКП(б) и СНК СССР:

"Сегодня экипаж "Седова" вступил на родную землю".

Не буду долго рассказывать о том, какой прием устроила Родина своим героям-полярникам.

Экспресс, на котором ехали седовцы, вели лучшие машинисты заполярной магистрали, завоевавшие первенство в соревновании в их честь.

В Москве на площади Белорусского вокзала состоялся грандиозный митинг. И - прием в Кремле вечером 2 февраля.

Через день в "Правде" были опубликованы Указы Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя Советского Союза всем членам экипажа - участникам дрейфа на ледокольном пароходе "Седов". Звание Героя было присвоено также капитану флагмана "Сталин" Михаилу Прокофьевичу Белоусову. Я стал дважды Героем.

Были награждены и ледокол "Сталин" и пароход "Седов" - орденами Ленина. Орденами и медалями был отмечен и труд многих членов экипажа ледокола "Сталин". После рейса М. П. Белоусов получил новое назначение - стал начальником морского управления ГУСМП и членом коллегии Главсевморпути.

Подвиг седовцев велик тем более, что эти мужественные люди, борясь с непогодой и холодом, тьмой и однообразием полярных будней, сумели провести значительную исследовательскую работу, сделали важные научные открытия.

Зарубежная и наша пресса в те дни писала об эпопее "Георгия Седова" очень много.

В заключение скажу, что до сих пор храню очень дорогой для меня документ: телеграмму вдовы Г. Я. Седова - Веры Седовой, которая поздравляла нас с годовщиной освобождения из ледового плена ледокола "Седов" и его команды.