Глава X. В ожидании

После отъезда Захарова основная работа экпедиции заключалась в приготовлении к плаванию. Седов жил ожиданием вскрытия льда. Наступило полярное лето. Сошел весь снег на Панкратывском полуострове, стали освобождаться даже высокие горы на матером берегу. Снег оставался только в горных ущельях, оврагах и на ледяном покрове. Морской лед в бухте весь затопило, на нем всюду появились озера и лужи, образовавшиеся от стаявшего снега и часто выпадавших дождей.

Нагреваясь на солнце, вода растапливала понемногу лед, особенно в местах спайки старых льдин, где он сравнительно тоньше и пропитан кристаллами солей. Дожди и талая вода быстро растворили их; лед становился рыхлым и пористым, легко распадался. Но в целом он был еще достаточно крепок и не выпускал "Фоку". Все море за островами Панкратьева и Крестовыми было закрыто густым пловучим льдом, и небо на горизонте было светлое - "ледяное".

Надо было ждать, а пока жизнь шла своим чередом. В свободное время занимались медвежатами. Они за лето подросли и стали очень сообразительными. Знали часы еды и своего благодетеля Ваню-повара. Сломя голову бежали на клички - Полынья, Торос и Васька. Задолго до обеда они собирались перед дверью, ведущей в камбуз - судовую кухню. В это время с палубы их не прогнать, а для штурмана Максимыча палуба - священное место. Он часто швырял нечистоплотных медвежат за борт. Георгий Яковлевич любил играть с сообразительными питомцами в минуты отдыха.

В конце июля мирная жизнь медвежьего питомника была нарушена. Заметив понятливость медвежат, Седов решил приучить их к упряжке.

- Что они, в самом деле, дармоедствуют. На "Фоке" не должно быть дармоедов. Будут они у меня дрова возить!

Взялся рьяно за дело.

Бедные медведи сначала ничего не поняли. Тогда Седов пустил в дело кнут. Достаточно поревев во всю силу медвежьих легких, они сообразили, что нужно делать для избежания ударов плетки. В конце первого урока Полынья и Торос уже не упирались, а тянули нарту, но только по направлению судна. Однако уроки упряжной езды очень напугали их. На человека стали смотреть подозрительно. Больше не бежали сломя голову, когда кто-нибудь подзывал.

Когда одного запрягали, остальные присутствовали обязательно, шли рядом. Когда запряженного били плеткой, ревели все три медвежьи глотки. Везущий сани ревел от боли, остальные - из сочувствия беде товарища.

Охотились на нерп, в изобилии появившихся в бухте "Фоки".

Нерпы любят, выбравшись на лед через лунку, продутую своим дыханием, понежиться на льду. Охотились на них чаще всего на льду во время лежки. Для такой охоты необходимо большое терпение, ибо эти животные очень чутки и редко подпускают к себе ближе двухсот пятидесяти - трехсот шагов. Приходится целыми часами красться под прикрытием торосов, а если идешь по открытому месту, то надо пользоваться моментами, когда животное опускает голову и дремлет. Подобравшись возможно ближе, охотник должен сделать очень точный выстрел в самую голову, иначе случается, что даже тяжело раненный зверь скатывается в свою лунку и тонет.

Охотой на нерп занимались Седов, Пинегин и Кушаков. Не раз они возвращались мокрыми с головы до ног после внезапной ванны, которую случалось принять в горячке охоты, когда нога попадала на сильно разрыхленный лед. За лето убили десятка три нерп, одного морского зайца, пять взрослых медведей и двух больших медвежат.

Находясь в постоянном ожидании начала плавания, Седов не забывал и научной работы. Он сделал серию магнитных и астрономических наблюдений на мысе Обсерватории и внес большие дополнения в съемку окрестностей зимовки. Кроме того, он обошел все Горбовы острова и губу Архангельскую и, определив астрономические пункты, составил в крупном масштабе новую карту всего района от губы Архангельской до северо-восточной части Панкратьевского полуострова. Другие участники экспедиции также напряженно работали, пользуясь каждым хорошим днем. Визе, кроме своей постоянной работы на метеостанции, занялся глациологией и топографией; определил скорость течения ледников и сделал съемку ледника Таисия. Павлов, пользуясь отсутствием снега, целые дни проводил за изучением геологического строения Панкратьевского полуострова и ближайшей к нему части коренного берега. Пинегин написал много этюдов и запечатлел на кинопленку и фотопластинки много интересных моментов из жизни экспедиции и пробуждения полярной природы.

При посещении Горбовых островов Седов с удивлением и досадой обнаружил, что капитан Захаров находится еще в норвежской избушке на острове Заячьем. При встрече капитан оправдывал свою нерешительность невозможностью доставить шлюпку к границе невзломанных льдов, которая была всего в шести кило-метрах от избушки. Матросы, как выяснилось, несколько раз предлагали тронуться в путь. Они не сомневались в том, что четыре человека, поставив шлюпку на обитый сталью киль, легко покатят ее по освободившемуся от снега ровному льду и в день или два доставят шлюпку к открытой воде. Когда Седов выразил свое возмущение, капитан стал говорить, что в ожидании потрачено много провизии; он просил дополнительного продовольствия с очевидным расчетом еще оттянуть момент отправления.

Сразу после возвращения на "Фоку" Седов отправил с Павловым дополнительную провизию для капитана. Павлов получил инструкцию попугать капитана, рассказать, что лед в бухте "Фоки" очень ослабел и экспедиция в один из ближайших дней йамерейа отправиться в плавание. Вернувшись через два дня, Павлов сообщил, что капитан никак не может набраться мужества и, по-видимому, собирается ждать, пока открытая вода не подойдет к самой избушке, где он живет, а если этого не случится - вернуться на "Фоку". Седов, возмущенный нерешительностью капитана, направил Визе с приказом привезти капитана на "Фоку", а вместо него оставить штурмана Сахарова. Штурман и Визе отправились. Однако капитана в избушке не застали. Он все-таки решился отправиться в путь.

"Вышел 20 августа" - так гласил плакат на стене избушки. Визе и штурман прошли до Архангельской губы, видели еще дымящийся костер на месте остановки капитана, но партию не догнали.

В половине августа Седов сделал попытку пропилить широкий канал, в расчете, что он поможет освободить "Фоку". На "Фоке" имелись специальные пилы для морского льда, петли и ломы. Работали всем составом экспедиции долго и упорно. Сначала дело пошло хорошо, пропилили канал длиной метров триста - триста пятьдесят. Однако в конце августа Седов был вынужден оставить эту затею - начались заморозки. Пресная вода, стекая в пропиленную щель, быстро смерзалась и снова сковывала лед в одно целое. За день успевали удлинить канал не больше чем на десять метров. Оставалась одна надежда на крепкий ветер.

29 августа на "Фоке" праздновали годовщину выхода экспедиции, точнее - день, когда "Фока" начал свое плавание к северу от устья Двины. Торжество было отмечено приказом по экспедиции - его прочел вахтенный начальник - и речью Седова.

В своей речи Седов, развивая взгляды на экспедицию как на единый организм, указывал, что и незаметная работа каждого в своем деле становится видной в общем результате. Результаты же работы за год таковы, что ими могла бы гордиться большая экспедиция, специально снаряженная для изучения Новой Земли. И в этом заслуга не только ученых, ^о и всех участников экспедиции.

Наступил сентябрь. Давно прекратилось таяние морского льда, все лужицы на нем замерзли. Седов сознавал ясно: если в течение двух ближайших недель бухта не вскроется, - предстоит вторая зимовка на том же месте.

3 сентября с моря подошла крупная зыбь и поломала лед. Седов приказал поднять руль. Вечером того же дня "Фока" тронулся с места, но в сплоченном льду прошли всего около мили. Только через три дня, вечером 6 сентября, когда подул с берега крепкий ветер и лед стало относить от берегов, "Фока" снова пришел в движение. К несчастью, льды, зажавшие "Фоку", несли его не к открытой воде, а к месту зимовки. Вскоре судно оказалось в опасной близости с подводными камнями у мыса Обсерватории. Седов с замиранием сердца ждал катастрофы. Еще несколько десятков метров - и "Фоку" выбросит на камни. Выбрав момент, когда у носовой части судна образовались разводья, он приказал отдать якорь. Минут пять судно с утянутым книзу носом дрожало под напором крупных ледяных полей. Затем последовал страшный толчок, и нос корабля взмыл кверху, что-то затрещало в брашпиле. Штурман Сахаров отпрянул в сторону, как ужаленный, предполагая, что якорная цепь через секунду выдерет брашпиль вместе с палубой.

Донесся голос вахтенного матроса с кормы:

- Под рулем два фута.

Лицо Седова потемнело. Только что вышедший на мостик Павлов, покачнувшись, но не осознав, что происходит, произнес:

- Кажется, волнение начинается, Георгий Яковлевич?

Седов ничего не ответил, только глазами сверкнул, но в ту же минуту он вздохнул с облегчением. Якорь снова взялся крепко за грунт, а брашпиль выдержал. Ледяное поле, давившее на "Фоку", треснуло, подалось и стало разворачиваться. Минут через пять, выбирая якорь и работая машиной, "Фока" отошел от опасного места.

Хотя лед продолжал оставаться очень сплоченным, Седову не терпелось, он хотел сейчас же пробиваться дальше, но механику удалось уговорить его не тратить уголь понапрасну, а подождать, когда начнут появляться разводья.

В самом деле, дня через четыре лед слегка развело, и "Фока" под парами и всеми парусами освободился из ледового плена.

Куда же идти? Седов предполагал оставить на случай возвращения капитана склад провианта и копии карт около знака на Панкратьевском острове и забрать там же поленницу дров, заготовленную еще зимой.

Однако подойти к Панкратьевскому острову помешали густые льды.

Седов решил зайти на остров Заячий, устроить там склад провизии и, обогнув льды с юга, пройти на пятидесятый меридиан, по которому и пробиваться к мысу Флора на Земле Франца-Иосифа.

Устроив 7 сентября склад на Заячьем острове, Седов повел "Фоку" на юг, огибая льды, которые в тот год тянулись языком до полуострова Адмиралтейства. Весь день 8-го он шел курсом на запад и к северу повернул только утром следующего дня.