5 Спешка последних минут

30 июня 1967 года я прилетел в лондонский аэропорт, обросший бородой, выцветшей на солнце, которую у меня не было времени подстричь, в широких спортивных брюках цвета хаки и в желтовато-коричневом анораке. Я сильно загорел и чувствовал себя лучше, чем в последние несколько лет. Взяв такси, я поехал на склад моих агентов по отправке грузов, провел через таможенный осмотр две охотничьи винтовки, два револьвера, кинематографическое оборудование стоимостью восемьсот фунтов стерлингов и несколько предметов из личного имущества. Побросав все в багажник автомобиля, я поехал прямо на Ред-Лайонсквер, чтобы повидаться с Джорджем Гринфилдом.

Это было деловое свидание, но оно было таким волнующим, какого я не припомню за всю свою жизнь, так как мой друг и литературный агент, вероятно, впервые за все время нашего долголетнего сотрудничества увидел свет в противоположном конце туннеля. Он составил для меня график встреч на первые несколько дней моего пребывания в Англии и настаивал, чтобы я добился скорейшего созыва заседания распорядительного комитета для выработки плана кампании. Сказать, что я жаждал приступить к делу, было бы слишком мало: мне не терпелось проявить свою энергию точно так же, как человеку на пожаре, и если бы Джордж на основании своего длительного экспедиционного опыта не подсказал мне, что прежде всего надо постричься, а затем приобрести более подходящую для Сити экипировку, то я бы сам не подумал об этом.

Была пятница. Надо было уйти от дел на уикэнд, а в понедельник приехать на свидание с тремя представителями газеты "Санди таймс", назначенное в гостинице в нескольких милях от Рединга; там у меня возьмут интервью о моей прошлой деятельности и расспросят о задуманном мной трансарктическом путешествии. Я простился с Джорджем и на следующее утро помчался в Кембридж, позавтракал с сэром Вивьеном и леди Фукс, а затем еще быстрее помчался в Личфилд, где, объятый нетерпением, до понедельника расхаживал по саду, окружавшему дом моих родителей, и переходил из одной пивной в другую. Затем, испытывая огромное облегчение, я прогромыхал по автостраде на "тайное" свидание с "Санди тайме". Во вторник утром у меня было такое ощущение, словно из моей памяти извлекли все, что накопилось в ней за последние тридцать с лишним лет, ибо меня расспрашивали так обстоятельно, что мне пришлось признаться во всех полубессознательных желаниях и настроениях. Результатом всего этого была статья на полстраницы в "Санди таймс" от 9 июля, в которой под заголовком "Самая длинная прогулка по самым пустынным в мире местам" Питер Дунн рассказал о моем проекте. Несколько позднее "Тайме" откликнулся сообщением на первой странице, но все остальные английские газеты не пожелали уделить внимание задуманной мной Британской трансарктической экспедиции.

Через одиннадцать дней после возвращения в Лондон я, хорошо выбритый и аккуратно одетый, докладывал о результатах нашего тренировочного похода распорядительному комитету на заседании, происходившем в конторе сэра Вивьена. Пользу гренландской тренировочной программы я оценивал с точки зрения полученных уроков и указал на необходимые видоизменения в предметах снаряжения или замену их другими. Однако банкиры - люди дотошные. Мистер Триттон напомнил нам, что литературные договоры, заключенные при посредстве мистера Гринфилда, правда, могут дать 48 000 фунтов стерлингов, но 8000 из них были уже получены, от них осталась лишь одна тысяча. Но мне нужны были подотчетные деньги, контора, секретарь, автомобиль и беспроцентный заем в 50 000 фунтов стерлингов, однако финансовая обстановка в Англии была в это время не очень благоприятной. Банки испытывали сильный недостаток свободных средств, а всех богатых людей окружала армия личных телохранителей, которые получили инструкции и близко не подпускать молодых нищих с блестящими идеями. Как объяснил председатель распорядительного комитета, не могло быть и речи о том, чтобы обратиться за покровительством к королеве, пока финансовое положение экспедиции не станет более ясным.

В довершение всех трудностей я обязался к концу августа написать статью в пятнадцать тысяч слов для американского журнала "Трю", а к декабрю - книгу в сто тысяч слов под названием "Мир людей" о моих антарктических впечатлениях. Качество фильма, снятого нами во время гренландского тренировочного перехода, оказалось неудовлетворительным, и Би-Би-Си собиралась прервать с нами переговоры о финансировании трансарктического путешествия.

Королевское географическое общество сообщило нам, что в соответствии с решением его поддержка экспедиции ограничивается только гренландской тренировочной программой, в отношении же арктического перехода я должен сделать новое предложение и снова предстать перед комитетом для новых расспросов. Так, с затуманенной от волнения головой, я столкнулся с первыми препятствиями, и лишь немногими из них можно было полностью пренебречь по той простой причине, что были и такие, от которых все равно не отмахнешься: они снова возникнут. Для решения всех этих проблем мы обычно прибегали к одному из следующих трех способов: дипломатии, здравым деловым соображениям или быстрому кавалерийскому наскоку. Я признавал только последний.

Через три дня после первого заседания распорядительного комитета у меня уже были контора, секретарша и автомобиль. Конторой служило прекрасное помещение в Королевском географическом обществе, где хранились книги о полярных исследованиях и где всего несколько дней назад был кабинет мистера Крона, историка и главного библиотекаря.

Наши покровители рассматривали задуманное нами путешествие через Северный Ледовитый океан как благородный подвиг, но в то же время и как рискованное для них финансовое предприятие. Я же рассматривал его как волнующее первопроходческое путешествие, которое нельзя начинать, если есть хоть капля сомнения или не подготовлено нужное снаряжение, или вам приходится трястись над каждым пенни. За него не стоит браться, если вы не можете проявить достаточно энергии, работать с полным напряжением сил и целеустремленно. Мне казалось, что задача комитета должна состоять в том, чтобы руководить, советовать, ободрять меня или умерять мой энтузиазм, если это необходимо; он должен был также использовать свои обширные связи в Сити, чтобы облегчить мою работу и следить на наших заседаниях, которые происходили раз в две недели, за ходом выполнения того плана, который я самостоятельно вынашивал в течение четырех лет, а теперь, стараясь обогнать время, придавал ему окончательный вид на основе широкого и разностороннего опыта членов комитета.

Во время моего девятимесячного пребывания в Гренландии майор авиации Фредди Чёрч из военно-воздушных сил Англии несколько раз присутствовал на заседаниях комитета как консультант по радиосвязи. С ним я встретился впервые в министерстве техники, куда зашел, чтобы посоветоваться, какое радиооборудование мне следует взять. Очень хорошо помню первые слова, которыми мы обменялись. Он внимательно слушал, когда я излагал свой план на заседании небольшой группы технических экспертов, происходившем в комнате, заполненной серыми картотечными шкафами и недорогой мебелью. Прежде чем я успел окончить, Фредди вмешался и выразил горячее желание принять участие в экспедиции. "Вы для этого чертовски стары", - смеясь сказал я, не придав тогда его словам большого значения. Очевидно, Фредди не разделял моего мнения и, подготавливая свой блестящий план связи, действительно зачислил себя в состав экспедиции в качестве радиста ретрансляционной станции, которая сначала будет находиться в Барроу, на Аляске, исходном пункте нашего перехода, а затем в надлежащее время переберется на американскую дрейфующую научную станцию "Т-3" в Северном Ледовитом океане и наконец - на Шпицберген, с тем чтобы все время быть в пределах пятиста миль от нашей партии. Помня о замечании, сделанном мной несколько месяцев назад, Фредди представил свой план поддержания радиосвязи не без некоторой неуверенности, а после моего возвращения сказал мне, что его план сорвался только потому, что я не поддержал его.

Итак министерство обороны освободило Фредди от обязанностей для участия в экспедиции на время, пока она будет действовать. Я никогда не встречал человека, более преданного своей работе и более верного товарищам. На протяжении шестнадцати месяцев он служил связью между экспедицией и внешним миром; он был нашим другом, представителем, советчиком, секретарем и наиболее горячим приверженцем. Он стал впоследствии самым уважаемым человеком в Барроу, а его голос для меня был таким же знакомым, как голос диктора радиостанции, которого я слушал каждый вечер, когда настраивал свой радиоприемник "Редифон". Благодаря спокойной уверенности и дипломатичности Фредди наши многочисленные американские и канадские друзья никогда не теряли уверенности, что, несмотря на множество препятствий во время перехода через Северный Ледовитый океан, экспедиция в конце концов завершится успешно. В конце июля радиооборудование, как в сущности и все прочее снаряжение, которое понадобится нам при переходе, еще не было обеспечено. Его следовало купить или получить во временное пользование. Фредди, как и мне, предстояло побегать по учреждениям.

Князь Юрий Голицын, консультант отдела внешних сношений Королевского географического общества и друг Джорджа Гринфилда, любезно согласился помочь нам кое в чем: он предоставил помещение в своей конторе в Мейфере и не отказывал в советах. От его помощи мы не отказались, и через неделю темпы и результаты нашей канцелярской работы приобрели иной размах. Была издана привлекательная на вид брошюра, содержавшая изложение целей нашей экспедиции и призыв пожертвовать в фонд экспедиции, предположительная сумма которого определялась в двадцать тысяч фунтов стерлингов. Реакция была самая обнадеживающая: через несколько дней фирмы Черингтонов, Сенсбери и британский комитет сахарной промышленности пожертвовали по тысяче фунтов стерлингов; от частных доброжелателей и от других торговых фирм поступили пожертвования более мелкие, но слишком многочисленные, чтобы их перечислять. Международный комитет шерстяной промышленности, в свое время оказавший финансовую помощь сэру Фрэнсису Чичестеру для его кругосветного плавания, обрадовал нас, пожертвовав две с половиной тысячи фунтов стерлингов, и великодушно согласился полностью снабдить нас шерстяной одеждой, какая понадобится участникам перехода. Самую большую дотацию - шесть тысяч фунтов стерлингов - мы получили от правления Ливерхьюмского треста; она была предназначена на осуществление научной программы доктора Фрица Кёрнера, который намеревался принять участие в экспедиции.

Фриц в это время находился в штате Огайо, пытаясь подробно описать данные полевых исследований, собранные им прошлым летом во время Американской экспедиции в Антарктику к полюсу относительной недоступности. Его жена Анна ждала первого ребенка; младенец должен был родиться примерно в те дни, когда был назначен выход экспедиции с мыса Барроу, и желание Фрица не покидать Анну, пока она не родит, вызвало некоторое беспокойство среди членов комитета и наиболее активных приверженцев экспедиции в Лондоне. Впрочем, большая часть переписки Между Фрицем и моей лондонской конторой касалась характера приборов, необходимых ему для работы. Он собирался производить измерения толщины плавучего льда, глубины и плотности снега, высоты торосов и наблюдать за периодичностью их образования. Для этой работы ему потребовалось бы немного оборудования, но для изучения теплового баланса (он надеялся заниматься этим и летом и зимой) ему нужны были высокочувствительные суммирующие анемометры и термистометры, соляриметры, психрометры, радиометр, несколько термометров для измерения низких температур и генератор, работающий на керосине. Во время моих экспедиций в полярные области мне не приходилось иметь дело ни с одним из этих приборов, поэтому, чтобы не ошибиться и закупить нужные нам приборы, мы потратили немало времени на поиски информации об имеющихся в продаже приборах и передачу ее в Огайо Фрицу для получения подтверждения от него.

Аллан Джилл собирался во время путешествия заниматься киносъемкой; Би-Би-Си, чье мнение изменилось, просила меня как можно скорее вызвать Аллана из Арктики, чтобы он успел пройти ускоренный курс кинематографии в лондонском Королевском колледже искусств. Зимой, когда мы будем дрейфовать в Северном Ледовитом океане, по нашему плану ему предстояло выполнить программу геофизических работ: определять глубину океана, заниматься магнитными и гравитационными измерениями. Направление дрейфа льда он будет точно устанавливать наблюдением за звездами с помощью теодолита.

Мои обязанности во время путешествия, не говоря об общем руководстве, должны были в основном заключаться в поддержании радиосвязи и прокладывании курса, хотя из переписки между Джорджем Гринфилдом и нашими многочисленными литературными заказчиками становилось все очевиднее, что во время летнего и зимнего дрейфа мне придется много писать. Я должен был написать эту книгу через месяц после возвращения в Лондон, а кроме того, статьи общим объемом тридцать тысяч слов для журнала "Трю", шесть тысяч слов - для "Санди тайме" и три тысячи слов - для Международного комитета шерстяной промышленности. Я, вероятно, стал бы подумывать о четвертом участнике экспедиции в качестве своего "раба", если бы, по единодушному мнению комитета, высказанному 31 июля, не было решено подыскать врача.

Через несколько дней я обратился непосредственно к генерал-майору Джону Дугласу из медицинской службы сухопутных войск, который сказал мне, что у него врачей очень мало. Действительно, только два армейских врача могли осмелиться участвовать в экспедиции, причем один был гинеколог, а другой - капитан специальной воздушно-десантной службы. Генерал позвонил последнему по телефону и спросил, интересует ли его такая возможность. Капитан Хеджес ответил, что подумает.

Кен Хеджес был на несколько месяцев моложе меня. Он родился в январе 1935 года и раннее детство провел на островах Фиджи, где его отец был на правительственной службе и занимал должность архитектора. В возрасте пяти лет он вернулся в Англию и жил близ Саутгемптона, затем он учился в средней школе короля Эдуарда VI. Когда ему исполнилось пятнадцать лет, он поступил на военный корабль "Вустер" - имперское мореходное училище на Темзе. Некоторое время он плавал на море, совершая рейсы на Дальний Восток, но затем уволился из торгового флота и вскоре после этого попал на девять месяцев в больницу: в результате серьезной дорожной катастрофы у него были сломаны нога и обе руки. С этого времени он заинтересовался медициной и, поступив в Борнемутский городской колледж, без труда получил аттестат об окончании общеобразовательной школы. Осенью 1956 года он окончил подготовительные курсы и был принят на медицинский факультет Ливерпульского университета. Через девять лет после того, как он расстался с морем, ему была присвоена степень бакалавра медицины и хирургии, и он начал работать врачом в больнице королевы Виктории в Боскомбе, около Бурнемута. В 1963 году он поступил на медицинскую службу в сухопутные войска и в 1964 - 1967 годах был начальником медицинской службы 22-го специального воздушно-десантного полка. Из curriculum vitae^* Кена Хеджеса видно, что он привык к жизни На открытом воздухе. Он был также инструктором по парусному спорту в летнем лагере христианской молодежной ассоциации в штате Массачусетс в США и инструктором находившейся в плавании абердовийской мореходной школы. Хеджес был военным парашютистом, ныряльщиком с аквалангом. Он знал жизнь. Однако окончательный список из четырех претендентов на участие в экспедиции мы смогли опубликовать только 19 сентября, когда по единогласному решению экспедиционного подкомитета Кену Хеджесу было предложено занять место, оставшееся свободным после отказа Роджера Тафта. Пока что те из нас, кто с головой ушел в экспедиционные дела, пережили немало беспокойных моментов, большей частью финансовых. В самом затруднительном положении мы оказались 6 сентября.

^* (Краткая биография (лат.) - Прим. перев.)

Нам не удалось найти ни одной организации, которая согласилась бы взять на себя гарантию денежных обязательств экспедиции, и у Барклеев - банкиров, финансировавших экспедицию, создалось мнение, что для них нецелесообразно на этой стадии подготовки принять риск на себя одних. Дав взаймы часть требующейся суммы, они, чтобы не сорвалась экспедиция, на которую, таким образом, уже затратились, будут вынуждены выложить и остальную сумму, если не удастся заполучить недостающее от других предприятий и частных лиц. Следовательно, нам было поставлено условие: все или ничего; они вообще не желали нам помочь, если заранее не будут определены источники полного финансирования. 6 сентября было внесено компромиссное предложение: благоразумнее отложить экспедицию на год и тем временем изыскать ее денежные средства. Было созвано экстренное заседание комитета. Действительно, осталось лишь три месяца до того, как на наш счет для оплаты принятых нами обязательств должны были поступить пятьдесят тысяч фунтов стерлингов, главным образом по издательским договорам.

За два часа до экстренного заседания комитета Пири-Гордон пригласил меня на совещание с его коллегами из фирмы "Глин Милз и К°". После нескольких поставленных в упор вопросов сидевшие за столом банкиры кивками головы высказали свое единодушное мнение. В результате Пири-Гордон сообщил комитету, что фирма "Глин Милз" готова открыть кредит в пятнадцать тысяч фунтов стерлингов при условии, если Барклеи также дадут по меньшей мере столько же. Это, вероятно, и был момент рождения экспедиции.

Теперь, впервые за четыре года, было похоже на то, что экспедиция в финансовом отношении сошла с мели. Однако не следовало забывать, что она может потерпеть крах на первых же сотнях миль пути или же, как предсказывали более скептически настроенные критики, даже не доберется до Северного Ледовитого океана. Хорошо понимая риск первопроходца, путешествующего по неизведанному пути длиной 3800 маршрутных миль по дрейфующему льду, наши многочисленные литературные заказчики позаботились застраховать себя, обязавшись платить нам частями; нечего и говорить о том, что основные суммы подлежали выплате после успешного завершения путешествия. Банкиры, согласившиеся финансировать нас в пределах общей суммы этих литературных договоров, подвергались большему риску, открыв кредит экспедиции. Но разве этот риск не был обеспечен страховым обществом Ллойда, которому экспедиция внесла страховую премию в сумме свыше семи с половиной тысяч фунтов стерлингов? А что сказать о частных пожертвователях и друзьях, которые вносили по несколько сот фунтов стерлингов или даже по несколько шиллингов в то время, когда мы крайне нуждались? Они и не думали о какой-то коммерческой выгоде и давали деньги без всякой гарантии. Конечно, им-то мы больше всего обязаны, так как за счет их средств были уплачены страховые премии, гарантировавшие интересы банкиров. Но разве Ллойд согласился бы пойти на риск, если бы экспедицию не финансировали Би-Би-Си, "Санди таймс" и не поддерживали бы косвенно некоторые правительственные учреждения? А если бы членами нашего комитета были менее влиятельные и в деловом отношении менее проницательные люди? Чем больше я думаю о финансировании нашей экспедиции, тем больше убеждаюсь, что тех, кто нас поддерживал, следует рассматривать почти как близких друзей или просто как друзей в противоположность злопыхателям и критикам, которых (а этому не приходится удивляться) оказалось достаточно много.

У нас были и более реальные противники. До нас дошли слухи, что один австралиец по имени Дэвид Хэмфри находится в Нью-Йорке и занимается организацией объединенной американо-канадской экспедиции, которая должна в декабре 1967 года направиться с собачьими упряжками по кратчайшей оси эллипсообразного бассейна Северного Ледовитого океана и попытаться впервые пересечь этот океан по льду. Норвежец Флотум, насколько мне удалось разузнать, все еще намеревался пересечь Северный Ледовитый океан от Шпицбергена через полюс до острова Элсмира. Ходили слухи, что Бьёрн Стайб планирует еще одну попытку достичь полюса; это же собирался сделать и Ралф Плейстед, опять-таки пользуясь мотосанями. Был еще какой-то немец, чью фамилию мы так и не узнали, который бесконечно пререкался с датскими властями, добиваясь разрешения организовать базу на Земле Пири (Северная Гренландия) для похода к полюсу на гусеничных тракторах. Только к немногим из этих сообщений мы отнеслись серьезно: мы были слишком заняты собственными делами и заказом снаряжения, чтобы тратить время на переписку с конкурентами.

Для того чтобы упростить столь трудную задачу обеспечения экспедиции снаряжением и продовольствием, мы сконцентрировали наши заказы у нескольких фирм. Все продовольствие было куплено у компании "Эндрю Ласк", поставлявшей провизию торговому флоту. В основу как путевых рационов, так и зимнего запаса, который был значительно более разнообразным и объемистым, была положена диета, разработанная для английских антарктических экспедиций и хорошо знакомая Фрицу, Аллану и мне. Одежду, в том числе предоставленную Международным комитетом шерстяной промышленности, и основное лагерное оборудование нам поставила эдинбургская фирма "Грейам Тизо", которая вдобавок выступала в роли нашего агента для получения некоторых предметов оборудования, отсутствовавших у них на складе. Этим она сберегла нам немало времени. Корм для собак - концентрат из китового мяса, сухих дрожжей, порошка из снятого молока, маисового крахмала, говяжьего жира и разных витаминов - был специально приготовлен и упакован фирмой "Боб Мартинс" в количестве тридцати трех тысяч фунтов, и стоил он почти пять с половиной тысяч фунтов стерлингов. Четверо модифицированных нарт эскимосского образца и четверо более широких тяжелых и более прочных нарт нансеновской конструкции были изготовлены фирмой "Скимастер" в Грейт-Ярмуте. Были сделаны специальные санные ящики и собачья упряжь, отобраны и упакованы лекарства и медицинские инструменты, приобретены кинокамеры, пленка, магнитофон.

Мой телефон работал почти без отдыха: все время происходили те или иные неполадки, то и дело нас подгоняли какие- то крайние сроки. Вся тяжесть ответственности ложилась на плечи Фрэнки Райна и мои, так как мы знали, что участникам экспедиции придется туго, если, очутившись, в Северном Ледовитом океане, они обнаружат, что мы забыли какой-нибудь необходимый предмет снаряжения; и, несмотря на составленные нами многочисленные длинные списки, у нас всегда было такое ощущение, будто мы что-то забыли. Я снова стал прибегать к успокаивающим средствам, но становился от них сонливым, а так как затруднения сыпались одно за другим, как из рога изобилия, пришлось считать таблетки предметом роскоши и пока от них отказаться.

Я пытался в то же время писать книгу и статью: сроки их сдачи, в которые я обязался уложиться, казались тогда невыполнимыми. В этот период у меня выработалась привычка строго придерживаться в работе своих собственных представлений об очередности, причем дела экспедиции стояли на первом плане, и отвлечь меня от них мог только тот, кто давал почувствовать свое присутствие. Говард Кон, главный редактор журнала "Трю", видимо, понял это в Нью-Йорке и прилетел в Лондон. В течение недели мы каждое утро встречались за деловым ленчем, во время которого просматривали написанное мною накануне вечером; затем я на час-другой расставался с ним и с головой окунался в экспедиционные дела. В моей конторе, где Кон расположился, как дома, он проводил большую часть дня за пишущей машинкой, переписывая сделанные им заметки (эти заметки оказали мне бесценную помощь, когда я урывал несколько минут для работы над статьей). Наконец статья была закончена, но, прочитав ее еще раз в комнате отдыха для пассажиров лондонского аэропорта за пять минут до того, как Кон сел в самолет, я внес в нее немало вставок, написанных от руки. "Мир людей" я закончил, использовав все договорные сроки.

Аллан Джилл прилетел в Лондон прямо из Канадской Арктики и сразу же приступил к занятиям в Королевском колледже искусств. Я слетал в Эдмонтон (провинция Альберта, Канада), чтобы договориться с представителями двух коммерческих авиакомпаний о поддержке экспедиции с воздуха. В Оттаве мне удалось встретиться с генералом Джоном Аллардом, начальником главного штаба. Последний пришел в большое замешательство, увидев меня в своем кабинете с рекомендательным письмом от главного маршала авиации сэра Чарлза Элуорти, начальника штаба военно-воздушных сил министерства обороны. "Что вы хотите?" - спросил он Дружеским тоном. При этом разговоре нельзя было терять ни минуты, и я теперь в точности не помню, в каких словах я выразил свою просьбу, но в результате моего посещения Нам была обещана помощь канадских военно-воздушных сил. Установившееся впоследствии взаимодействие оказалось, как я полагаю, очень полезным для обеих сторон.

25 сентября 1967 года я направил письмо сэру Майклу Кери - постоянному помощнику секретаря английского Адмиралтейства. Я привел там множество доводов, чтобы побудить британский флот участвовать в задуманном нами предприятии. В частности, я указывал, что Шпицберген был тем районом, в котором британский флот на протяжении двух столетий играл выдающуюся роль. Какой из этих доводов оказался решающим, не знаю.

Базируясь на Шпицбергене, капитан Константин Фипс предпринял в 1773 году попытку достичь Северного полюса. Создав свою базу также на Шпицбергене, Уильям Парри совершил в 1827 году попытку достичь Северного полюса, установив рекорд дальности проникновения на Север британского флота, державшийся пятьдесят лет.

Шпицберген находился на традиционном британском пути к полюсу, а потому будет правильно и справедливо, если корабль британского флота окажет помощь нашей экспедиции, когда она приблизится к Шпицбергену.

Британские военно-воздушные силы были уже представлены в экспедиции майором авиации Чёрчем, который не только будет обслуживать ретрансляционную станцию и передавать радиограммы экспедиции со сведениями о погоде и общего характера, но и проводить по заданию Королевского исследовательского предприятия авиационной промышленности исследования в области распространения низкочастотных радиоволн. Экспериментальная радиостанция Королевского исследовательского предприятия авиационной промышленности в Кове будет служить базовой радиостанцией в Англии. Сухопутные военные силы Великобритании будут представлены в экспедиции капитаном Кеном Хеджесом из медицинской службы сухопутных войск, а канадские военно-воздушные силы согласились оказать нашей партии поддержку с воздуха. Когда английские военно-воздушные силы сняли с нас главную заботу при подготовке - согласились доставить все наши грузы на два промежуточных арктических склада, - мы вздохнули с облегчением.

Самолеты "Геркулес" английских ВВС должны были совершить два полета. Первый раз, 28 декабря, самолет должен был вылететь с базы английских ВВС в Лайнеме и направиться прямо в Резольют-Бей; 6 января 1968 года второй самолет должен был доставить Чёрча и остаток нашего снаряжения в Туле и, захватив там Аллана, Кена и сорок собак, продолжить путь до Барроу (Аляска). Каким образом нам удалось собрать все эти грузы, рассортировать их, упаковать и доставить по железной дороге в Лайнем, не могу припомнить. В моих воспоминаниях об этом периоде сохранились лишь путаница туманных образов, бесконечные телефонные звонки и непреодолимые препятствия, которые в конце концов были устранены.

12 декабря Кен и Аллан вылетели на мыс Барроу. Мы договорились, что в начале января я тоже прибуду туда. В Англии было закуплено на семьдесят тысяч фунтов продовольствия, жидкого топлива и снаряжения: все это было рассортировано, упаковано и доставлено по воздуху в Резольют-Бей (Канадская Арктика) и на мыс Барроу. Эту операцию выполнили экипажи самолетов "Геркулес" и тактической авиации английских военно-воздушных сил, базировавшихся в Лайнеме. Инспектор Орла Саннборг за несколько недель купил для экспедиции сорок гренландских лаек, объехав для этого множество раскинутых по всему округу Туле эскимосских поселков, находившихся в его ведении. В рождественские дни 1967 года Аллан и Кен собрали в одном месте всех этих собак.

С несколькими эскимосами Аллан и Кен в полной темноте гнали собак 70 миль от Канака до военно-воздушной базы в Туле, чтобы успеть 6 января к вылету "Геркулеса". Для Кена это было первое санное путешествие - непривычное занятие и трудное испытание для врача нашей партии, который в течение своей службы в специальных военно-воздушных частях британской армии большую часть времени провел в джунглях и жарких пустынях. Для Аллана в этом зимнем путешествии не было ничего необычного: прошлую зиму он со мной и Роджером Тафтом провел в Канаке, а доктор Фриц Кёрнер, четвертый участник нашей санной партии, находился тогда с Американской экспедицией в Антарктике на полюсе недоступности. Аллан подобно Фрицу и мне провел несколько зим на научных станциях в Арктике и Антарктике, работая в разных экспедициях; у него был опыт в обращении с ездовыми собаками, и он знал в лицо и по имени почти всех кадровых военных, служивших на арктических сторожевых постах. Таким образом, перевозка наших собак по воздуху к мысу Барроу через Резольют-Бей прошла без всяких помех.

Несколько эскимосских друзей Аллана встретили "Геркулес" у самой посадочной площадки. С их помощью грузы были переправлены во вместительные склады, расположенные в двух шагах от лаборатории, а собак доставили в мрачную, но хорошо натопленную хижину, любезно отданную в наше распоряжение Максом Брюером и находившуюся в изолированном месте в двух милях к юго-востоку от посадочной площадки. В этой хижине мы могли оттаивать и рубить на куски моржовое мясо для наших собак, которое приносили эскимосы. Оба эти помещения в последние несколько недель стали ареной оживленной деятельности. Наши огромные запасы продуктов питания, собачьего корма, снаряжения и жидкого топлива были разделены на четыре части, и каждый из нас проверил все по несколько раз. Собак мы распределили на четыре упряжки по десяти в каждой. В наше распоряжение предоставили два гусеничных трактора, чтобы мы могли чаще навещать собак и перевозить моржовые туши и нарубленное мясо на вспомогательную базу. Нам также разрешили пользоваться комнатой в лаборатории, где мы ежедневно рано утром могли работать, изучая сообщения о состоянии льда и официальную переписку. В плотницкой мы с помощью эскимосов частично переделали наши нарты и заново их связали.

Собачья упряжь была подогнана и перешита эскимосскими женщинами, керосин разлит по канистрам. Была также проверена радиоаппаратура, поставлены палатки, изготовлены постромки для собак и вычислены высоты звезд для проверки нашего курса.

Мы часто совершали короткие санные экскурсии с выходом на морской лед и несколько раз разбивали там лагерь, чтобы освоиться со снаряжением, а также чтобы хоть немного обносить нашу одежду. Мы работали с таким лихорадочным напряжением, торопясь все подготовить, что не оставалось времени написать письма домой или отдохнуть. У нас не было ни времени, ни терпения, чтобы выслушать тех, кто предупреждал нас об ожидающих в пути опасностях. О них мы и сами знали. Мы зашли слишком далеко, были полны решимости и крайне взвинчены, чтобы задерживаться хоть на один день. Вспоминая теперь об этом периоде, я прихожу к заключению, что то был месяц самых трудных испытаний в моей жизни.

План экспедиции разрабатывался четыре года. Для меня эти четыре года - от первых ростков идеи до кануна выхода в путь - были годами неустанной работы. К северу от нас, в каких-нибудь двухстах ярдах, простирался Северный Ледовитый океан, ледяная поверхность которого была ненадежна и, пожалуй, даже опасна. Проектируемое нами путешествие вдоль самой длинной оси бассейна океана, которое должно было отнять шестнадцать месяцев, совершалось впервые; это было своего рода покорение горизонтального Эвереста. Путешествие потребует затраты всех наших сил и оставит в каждом из нас глубокий след на всю жизнь. Почти все ночи мы будем спать на льду толщиной не более двух метров, этот лед может в любую минуту треснуть или подвергнуться сжатию. В течение ближайших шестнадцати месяцев не выдастся ни одного дня, когда течение или ветры не заставят дрейфовать льды, которым предстояло быть для нас и дорогой к цели, и пристанищем для ночлега, когда усталость одолеет нас. Этому дрейфу не будет конца, у нас не будет отдыха, высадки на сушу, чувства удовлетворения, душевного спокойствия, пока мы не достигнем Шпицбергена.

Наша экспедиция не была предприятием коммерческого характера. Королевское географическое общество поддержало ее, банкиры и промышленники ее финансировали. Его королевское высочество принц Филипп оказал ей честь, согласившись стать почетным председателем экспедиционного комитета, а высокопреподобный епископ Нориджский и сэр Раймонд Пристли приняли на себя обязанности почетных вице-председателей. Об экспедиции писали газеты, ею заинтересовались широкие слои населения, ученые одобрили ее, а министерства обороны Великобритании, Канады и Соединенных Штатов обещали ей помощь в части снабжения, и все это еще до того, как экспедиция тронулась в путь. При таком попечительстве мы не имели права споткнуться или взывать о помощи.

К полуночи накануне нашего отъезда темп приготовлений замедлился. Было похоже на канун битвы; ночь стояла тихая, ясная, холодная, безмолвная; никто не спал, каждый был занят своими мыслями. Вечером Фриц поговорил по телефону с женой Анной и обещал позвонить ей еще раз на следующее утро. Теперь он был у себя в комнате, разбирал свои бумаги и тщательно упаковывал приборы. Кен и Аллан также возились со своим снаряжением. В миле от поселка, в лачуге, где помещалась радиостанция Фредди Чёрча, я делал доклад сэру Вивьену Фуксу, который на протяжении всего длинного подготовительного периода оказывал мне наиболее энергичную поддержку. Он находился в своей лондонской конторе, когда я говорил с ним при посредстве радиоцентра экспедиции в Соединенном королевстве, помещавшегося на экспериментальной станции Королевского исследовательского предприятия авиационной промышленности. Прошло десять лет без десяти дней с тех пор, как гусеничные тракторы трансарктической экспедиции Содружества наций, руководителем которой был сэр Вивьен Фукс, с грохотом вернулись на базу Скотта, закончив свое героическое путешествие.

Я думаю, что сэр Вивьен заметил волнение в моем голосе, ибо он, вероятно, лучше, чем кто-либо другой, знал, какие чувства обуревают в эти последние спокойные часы перед Рассветом. Во время моей многолетней работы в полярных Районах мне часто приходилось испытывать подобное ощущение, но на этот раз было нечто иное. Когда я был один на складе и нагружал свои нарты, меня одолевали мысли о борьбе и тяжелых испытаниях последних нескольких лет, о неполадках и унынии, о том, что мечта, которой я жил, могла и не стать реальностью, если бы не вера в меня родителей и немногих близких друзей, если бы не поддержка моих товарищей. Для меня экспедиция была уже наполовину закончена; для Аллана, Фрица и Кена она только начиналась.