Пережитое (из воспоминаний судового медика парохода "Декабрист") (Надежда Наталич)

Наталич Надежда Матвеевна. Родилась в 1910 году в Россоши Воронежской области. После окончания медицинского техникума работала в Орле, с 1934 года - на судах Дальневосточного пароходства. Война застала судового медика Н. М. Наталич на пароходе "Декабрист". После войны - вновь Дальний Восток. Сейчас Надежда Матвеевна живет в Грозном. Пенсионер. В печати выступает впервые.

...Разыгравшийся шторм разбросал шлюпки в разные стороны. Полярная ночь, темнота. Вышел из строя компас. Шлюпку носило по волнам, бросало как щепку, а берега все не было и не было.

Шторм

Воды не хватало. Сначала пили по сто граммов, потом - по пятьдесят. Мучила жажда, холод. Потом стали пить по пять граммов - лишь смочить губы и язык. Язык не ворочался, лопался, трудно стало говорить. Началось обезвоживание организма, слюна перестала выделяться.

Вдруг пошел снег. Натянули парус, и каждый лизал снег, хотя он был смешан с морской водой. О смерти из нас никто не думал в тот момент. Думали только о воде...

Уже десятые сутки, как нас носит по волнам. Встретили шлюпку третьего помощника капитана, там уже были полумертвецы. Несколько часов шли вместе, но снова унес их шторм неизвестно куда. А волны вздымаются, грозят утопить нас. Ветер достиг одиннадцати баллов...

На четырнадцатые сутки на юге открылся остров. Все закричали: "Берег, берег!" Увидели снеговую сопку. Откуда явились бодрость и силы! Скорей бы добраться до снега, утолить жажду. Но там, где глубина позволяет подойти, - высокие скалы. А у низменного берега - мелко.

Тут помогло, что накат большой. Шлюпку подняла волна, вынесла на берег. Люди перевалились через борт, пошатываются, идут к снегу, пригоршнями хватают его. Падали в забытьи, вставали и снова падали. Состояние капитана было очень плохое.

Все, что находилось в шлюпке, забрали. Но не успели взять самое главное - консервы и сухари. Шлюпку снова быстро унесло в море...

Мы расположились на берегу, развели костер, натянули палатку из парусов. Вода доходила до места, где сложили нашу провизию.

Суров и мрачен остров. Никакой растительности нет, одни камни, кручи, ущелья и сопки. Трудно сказать, сколько прошло времени с тех пор, как мы выбрались на сушу. Палатку сорвало, и капитан сказал, что надо искать другое убежище.

Разбились на три группы. Одни ушли на юг, другие на север, а третьи, слабые, остались у костра. Осталась и я.

Снова завьюжило. Те, что были у костра, залезли под паруса.

Помполит Корсетов и второй механик Крыжановский, которые пошли к югу, натолкнулись на разлив воды. Очистили от снега канаву и сидели в ней. А от тех, кто ушел на север, никаких вестей не было.

Когда начался буран, метель и снег, меня отбросило ветром от других на несколько шагов. Со мной была моя кошка, я взяла ее с гибнущего парохода. Шаль мою унесло неизвестно куда. Я замотала уши волосами и легла с кошкой. Когда заносило меня снегом, помню, кошка все время царапала мне лицо и разрывала снег. Замерзли руки, ноги примерзли к резиновым сапогам...

С северной части острова пришли два матроса - Двуреченский и Бородин. Подошли к снежному холмику, видят: все те, что лежали у костра, - одиннадцать человек, все замерзли. А из другого, отдельного холмика шел пар. Бородин стал звать меня, но я не слышала, так как под снегом крепко спала. А кошка услышала голос и стала мяукать. Вот и откопали меня благодаря кошке.

Идти я не могла, и они меня вдвоем еле-еле потащили. Нашли радиста и второго механика, стали их звать с собой. Но они отказались идти, говорят, все равно погибать. В этот момент поднялся сильный ветер со снегом. Нет спасения нигде.

Осталось нас восемь человек. Идти было очень трудно. Снег, крепкий мороз. Ноги и руки обмотали тряпками - стыли. Часто садились отдыхать. Поедим снега и снова двигаемся и как будто сил набрались.

Когда дошли до места, там оказался старый сарайчик или хатка. Чугунная печка без трубы, двухъярусные нары. Стены такие прогнившие, что можно через щели руку просунуть. Окно забито досками, темно, сыро, пол покрыт льдом. Дым режет глаза. Топили лучинками - слишком темно, нельзя собирать дрова.

Потом сделали трубу из нар. Она годилась, пока не высохла, а потом сгорела. На припае нашли бочку с бензином. Когда стали поливать лучинки бензином, тогда только увидели, что здесь есть. Хатка была только с тремя стенами, одна сторона к скале прислонена. Но все же теплее, чем снаружи.

Назавтра намечали пойти за Щербаковым и за Крыжановским. Но не Удалось. Разыгрался жестокий ураган, того и гляди рухнет наше убежище...

Оружие у нас было такое: топор и винтовка с двумя патронами. Ходили каждый день на то место, где нас выбросило. Сегодня немного раскопают, а завтра снова вьюга занесет. А чем копать? Лопат нет, копали топором. И так несколько дней ходили, обессиленные, голодные, измученные. Я оставалась в избушке, поддерживала огонь да из снега воду топила.

Через несколько дней удалось откопать сухари и консервы. Мы так обрадовались, стали из сухарей варить баланду. На ведро бросали несколько штук сухарей.

Мы не знали, где находимся. А люди уходили один за другим. У Новикова - двустороннее воспаление легких. Матрос Смирнов умер от обморожения последней степени. Мясо отваливалось от костей - что мог сделать медик в таких условиях?! Они отправляются на разведку, а я остаюсь одна с умирающим. К тому же лед еще идет. С берега доносится то словно крик ребенка, то будто плач матери, да еще ревут белые медведи. А я одна. Кругом море да сопки. И ждешь, тревожишься за них. И думаешь: а вдруг их уже нет! Потом вдруг - хруст снега и голоса. Вот уже близко, а их все нет и нет. И снова ничего не слышно - они еще далеко...

Один раз нашли муку и бочонок масла. Радость! Как говорят, живем! Но радость наша сменилась горем. Два человека ушли в разведку. Нашли бочку с авиационным спиртом. Напились, идут и песни поют. А через несколько часов умерли. Осталось в живых уже четыре человека.

Сделали санки. Перевезли муку и масло. Медведи все чаще стали навещать нас. Хатку нашу совсем снегом занесло, выбирались через дыру. Не раз слышали, как медведи лазят по крыше. Отбили окно, хотя оно было затянуто слюдой, и заглядывают в хатку... Отгоняли всяко. Капитан перочинным ножом сделал отверстие в дверях и одним удачным выстрелом убил медведя. Теперь у нас есть мясо, жир, а значит, и огонь. И защита от холода - шкура. На кости медведя приходят песцы, тоже одного убили и съели.

После долгой полярной ночи пошли Лобанов и Бородин на юг. Обнаружили домик и лодку-плоскодонку. На другой день пошел и капитан. Обрадовались: капитан говорит, что в лодке могут свободно четыре человека уместиться. И стали ее ремонтировать.

Однажды смотрим - на горизонте летит самолет. Он уже несколько раз пролетал над островом, когда кончилась полярная ночь. На этот раз пролетел низко - летчики помахали руками и выбросили вымпел с тремя порциями бутербродов. На крыле самолета норвежский знак. Лобанов помахал лопатой, а летчики ему крылом.

Капитан один все время ходил на юг острова, так как Лобанов уже не мог двигаться. Цинга. Слег в тяжелом состоянии. Через несколько дней свалился и Бородин. Что я буду делать одна! Лобанов уже терял сознание, но Бородин еще мог потихоньку ходить. Он сказал мне: "Иди копай для нас двоих могилу, чтобы медведи нас не растаскали, как тех двух".

Когда умирали наши, мы снимали с них одежду и надевали на себя. Умирают - вытащим их в снег, а тут медведи...

С провизией становилось трудно. Заметно потеплело, снег стал быстро таять. Когда растаял, увидели: рядом с нами бочка с солью. А мы восемь месяцев жили без соли...

Капитан почти все время жил на юге острова, ремонтировал лодку. Однажды слышу - из пулемета строчат. Туман, ничего не рижу, но слышу голоса. Люди приближаются, говорят на немецком языке. Думаю - плен.

Оказывается, пришла подводная лодка норвежская, под командой немецких офицеров. Они шли с боевого задания и в южной части острова взяли нашего капитана. Входят в хатку, видят: лежат два полумертвеца. Немцы и нам командуют идти на подводную лодку. Лобанов без сознания, мне пришлось перекатывать его по камням. Взяли нас и держали несколько часов. Лобанов здесь же умер, похоронили его как надо, норвежцы дали салют. А мы с Бородиным вернулись в свою хатку. Капитан-норвежец незаметно сунул мне сверток. Несколько таблеток витаминов, лимон, хлеб и колбаса. Я быстро взяла и чуть не поцеловала его добрые руки.

Нашего капитана забрали. Но куда? Конечно, в плен. А что будет с нами? Нас на острове оставили. Только через три месяца пришла эта же подводная лодка. Но снять нас не смогла - снова заштормило, а вокруг льды. Выбросили ракету: "Вас спасти невозможно".

Полярная ночь

Снова началась полярная ночь, темнота. Однажды слышим, самолет-бомбардировщик. Несколько раз он покружил над нашей хаткой. А на другой день снова пришла та же подводная лодка, и нас сняли на резиновом боте.

Привезли в город Тромсё, в лагерь военнопленных. Здесь же был и капитан. Но когда нас привезли, его удалили за пять километров, пока нас не допросили.

Допросы: говорят, я - участник десанта. Ты им одно, а они - другое. Да и как и чем докажешь?!

Везут в другой лагерь, в Гаммерфест. И снова пытки, допросы. Ведут допросы два фрица - один спереди, другой сзади. Да разве убежишь, когда на костях кожа натянута, как струны. Приведут на допрос, ничего от меня не добьются - бьют. Пальцы закладывают в двери. Губы, язык кусаешь... Если кричать - хуже будет. Посадят куда-нибудь в сарай или в баню, где одни голодные мыши да крысы. Спустят корки хлеба да вонючей баланды с брюквой. А что делать - надо есть. Потому и до сих пор я страдаю желудком...

Наконец поместили в лагерь, где одни девушки и женщины, в основном вербованные. Но и здесь было не лучше. Лагерь находился над морем, да в три ряда проволока колючая. Вербованные жили отдельно, в хороших бараках. Ходили свободно, были на хороших работах. А таких, как я, гоняли на самые тяжелые работы. Одевали нас в халаты без рубашек да на ноги деревянные колодки. Наденешь, а они спадают в снегу. Станешь снова надевать, а тут тебе в спину приклад. Однажды у меня спала колодка, я наклонилась, чтобы надеть, а тут меня прикладом по лопатке. Я не смогла встать сама, подняли женщины, довели кое-как до ревира, положили. Кое-как срослось, хотя и теперь страдаю.

Гонят нас на работу, а норвеги знаками показывают - спрятали что-то в мусорных ящиках. Станешь рыться, а тут снова прикладом...

С нами была девушка, которая находилась в близких отношениях с комендантом лагеря. Однажды нас, пять человек, послали убирать пароход Видим - стоят бочки с горючим. А пароход идет на фронт - норвеги знаками показывают. Ну, мы и подожгли. Произошло то, чего и надо было ожидать. Мы не знали, что девушка та донесет коменданту. Сразу нас законвоировали. Путь смертный в крематорий назначен на 30 апреля. Но как раз под 30-е вступили наши войска совместно с американцами и англичанами. 9 мая нас освободили, а 12 мая меня отправили в город Тромсё, где находились Бородин и капитан.

В Норвегии нас немного подлечили и увезли в Мурманск. А из Мурманска - во Владивосток, откуда мы снова пошли плавать...